***
Крик боли. Почти вопль с мольбой о пощаде. Громкий хруст. Вой. Его трясёт, так, что сложно инстинктивно не вцепиться во что-нибудь. Бездна в душе ревёт от восторга, а сердце заходится от невозможности сполна насладиться предстающей перед глазами картиной. Видеть бы кровь алой, а в открытых переломах кости белыми, как и положено. Даже в этой ситуации ему не дают насладиться моментом сполна. Боль утраты не восполнить чужими страданиями, но она сговорчиво помалкивает, убаюканная шёпотом мести. — Я могу сломать тебе ещё один палец, — голос герцога Меропид отдаёт металлом. — Я прекрасно знаю, как доставить тебе очень много боли, но не позволить потерять сознание. У меня богатый опыт бесед тет-а-тет с выблядками вроде тебя, дорогой. Тёмная камера воняет, но Ризли привык. Пытки не были его специализацией, но он прекрасно знал, как воплотить в жизнь худшее представление среднестатистического человека о боли. Просто последнее время он не любил марать руки и пропахивать чужой мочой и блевотой. Так приходилось идти в душ ещё в тюрьме, а Ризли хотел быстрее оказываться дома, где ждало тепло, мягкий жёлтый свет газовых светильников и вкус только что приготовленного ужина на чужих губах. Теперь нет ни первого, ни второго, ни третьего. Лишь тишина тёмных комнат по вечерам и всепожирающая пустота в обожаемых до безумия аметистовых глазах на соседней подушке. Из-за этого куска дерьма, валяющегося сейчас у него в ногах, у Ризли нет дома и нет семьи. Затупленные металлические колья перекатываются в ладони, он берёт в другую молоток. — У тебя слишком красивые ногти, а мне слишком западло делать тебе маникюр, поэтому я предпочту, чтобы их не было совсем. С какого начнём?***
— Объявляю заседание по делу об убийстве малолетних графа и графини Меропид открытым. Прошу всех участников занять свои места, — Фурина встала, сложив руки на груди. Последний месяц она не носила вызывающих одежд, лишь деловой тёмно-синий костюм с оборками. Она явно посерьёзнела, но не настолько, чтобы примерить судейскую мантию. Всё же этот официоз сковывал, а гидро Архонт не желала ограничений, навязанных кем-то кроме неё самой. Ризли бросил на неё взгляд, она кивнула. — Слово предоставляется стороне обвинения.***
— Ублюдочная тварь, — рычал Ризли, загоняя очередной колышек под ноготь окровавленному человеку в своих ногах, — ты и твои мрази проникли в мой дом, убили моих детей, довели моего мужа почти до сумасшествия и попыток покончить с собой. Не прощу, — удар молотком, — ни единого, — удар, — твоего вздоха. Он отпинывает от себя скрюченное в судорогах тело, брезгливо отбрасывает окровавленный молоток и падает в стул напротив. Взгляд Ризли едва ли не светится от переполняющей его гневной силы крио элемента. Он почти видит, как изо рта начинают вырываться клубки пара. — Если расскажешь, кто всё это устроил и зачем, я, конечно, не гарантирую, что тебе не будет больно. Но даже так, я дам тебе шанс выжить. Неужели я не милосерден? Даю тебе шанс, которого ты не дал моим детям.***
В зале стояла гробовая тишина. Ризли ощутил дрожь по телам собравшихся, и ему было всё равно, просто ли им холодно или его слова повергли этих неженок в шок. Они пришли на зрелище? Прекрасно. Больше самих судов в форме театральных постановок он ненавидел только пришедших на эти суды поглазеть. Так пусть они все знают, что у их обожаемого Фонтейна, страны надушенных фраков и бесконечной бюрократии, сложных тонких механизмов и изысканной кухни есть и вторая сторона. Ту, которую он видел в крепости Меропид ежедневно, ежечасно, ту, что видел в подземном гроте своего дома, переполненном чужими телами и вонью смерти. — Слово стороне защиты. — Ваша Честь, — Фурина смотрела сверху вниз на согнутого в поклоне белоголового старичка на левом балконе. — Я хоть и адвокат, но не могу защищать этого человека. Мои принципы не позволяют мне помогать ему после всех озвученных герцогом фактов. Прошу меня простить. Глядя, как спускается по лестнице последняя надежда подсудимого, Ризли усмехнулся. Другого он и не ожидал. Тюремщик смотрел в округлившиеся глаза напротив с еле сдерживаемым желанием не улыбнуться открыто, обнажая клыки. Вот и всё. Все твои подставные лица мертвы или лишились рассудка, а ты прямо из этого зала отправляешься в крепость Меропид. И если ты думаешь, что избежав не принятого в Фонтейне смертного приговора, ты выиграл лотерею, что же... в тюрьме может случиться всякое. То, о чём ни с кого не спросят, ведь всё, что попадает в Меропид, остаётся во власти герцога Меропид.***
Кровь едва ли не хлюпает под их шагами. Ризли хватает за шкирку ведомого за собой пленника и, не глядя на прочих сопровождающих их стражников, швыряет бывшего всеми уважаемого хозяина ювелирной мастерской на пол. Он закрывает за ними дверь. В тёмном помещении лишь они втроём, по крайней мере, так кажется сначала. В углу бесформенной кучей валяется то, что раньше можно было бы назвать человеком: руки, ноги сломаны, ногтей, вот умора, пересчитать можно по пальцам одной руки. Ризли пинает тело и оно издаёт нечленораздельное мычание. Ах, как же он забыл, ведь вырвал язык этому уроду, как только он решил удариться в оправдания. Дети, жёны, долги... выбор есть у всех, не так ли? — Взгляните, господин Шато, — Ризли заходит осужденному за спину, поднимает его голову за подбородок, позволяя в должной мере разглядеть образ своего ближайшего будущего. Хлипкое тело под ним ходит ходуном от ужаса. Ризли хочет приложить одно усилие, чтобы покончить с этим раз и навсегда. Руки напрягаются, но он знает, что ещё не время. — Знаете, ваш друг рассказал мне много интересного о вас и вашем плане. Я не стал озвучивать всего на суде, как вы можете помнить. Боюсь, госпожа Фурина нарушила бы традицию и приговорила вас к четвертованию, а меня подобное не устраивает. — Я... — Чш... — Ризли толкает трясущегося всем телом человека на стул и приковывает его руки к перекладине за спиной, затем садится напротив, через стол. Скудный свет от моргающей лампочки сверху освещает шершавую поверхность между ними, но орудий пыток здесь нет — лишь пятна крови и отпечатки железных крюков. Из их ртов вырывается пар. Ризли знает, что его глаза светятся в полумраке, но ему плевать на то, какое он сейчас производит впечатление. — "Легендарный, бесценный" материал, значит. Ну и компашка у вас под крылом собралась, господин Шато: похитители сокровищ, убийцы, насильники. Этот, — Ризли медленно ведёт подбородком в угол камеры, — сказал, что вы обещали им скорлупу за украденного дракона. Какая шутка. Жандармы отловили ещё группу нанятых вами людей, которые готовы были расправиться с этими недомерками и отобрать добытое ими. Я долго думал, зачем вам понадобился Нёвиллет... — Мы не знали, что драконом окажется господин Верховный судья... — Молчать! Ризли глубоко вздохнул. Не время. Пока не время. — А потом понял... — он встал, подошёл к трясущемуся седовласому мужчине и наклонился к его уху. Монокль — единственное, что осталось от его изначального костюма — нервно запрыгал в глазнице. Ризли облизнул пересохшие губы, — какая же ты мерзость. Мы нашли твой дом на границе с территорией закрытого Института. Ты хотел... добывать свой ненаглядный материал постоянно. Я даже не буду предполагать, где ты достал книги с драконьей анатомией. Ты собирался держать моего мужа в полубессознательном состоянии постоянно, чтобы мочь... — Ризли не выдержал. Он впился ногтями в шею под собой, отогнул голову пленника, обнажая прыгающий кадык, будто вот-вот хотел впиться собственными зубами в ярёмную вену. Голос его сел до бархатного шёпота, лёгкого, как порох, — оплодотворять его снова и снова, а затем снова убивать его детей ради собственной наживы... Герцог Меропид бросил голову человека в стол. Послышался глухой удар. Ризли снова поймал его за волосы, грозясь без подручных инструментов содрать с головы скальп. Влага замерзала прямо в воздухе. Стены камеры покрывались инеем. От пальцев Ризли по коже приговорённого ползла узкая полоска льда. — Я не верю, что ты не знал об истинной личности дракона, за которым охотился. Он был беззащитен, а мои дети — невинными. Вы подлые трусы, прокравшиеся ночью, отравители, детоубийцы. Ты знал, что все трое имеют самосознание и душу. В каждой твоей грёбаной книге написано, что драконы обладают куда большим спектром эмоций, чем обычные люди. И всё равно пошёл на это. Выблядок, — выплюнул Ризли, пиная стул с прикованным к нему человеком. Тот упал на бок с глухим стуком, бывший ювелир закашлялся, когда в рот ему начала заливаться смердящая кровь. Ризли носком ботинка приподнял голову перепуганного вусмерть, задыхающегося пленника над окровавленным полом. — Но раз уж ты продолжаешь утверждать, что не знал... в таком случае, предлагаю тебе с ним познакомиться. Он ведь тоже жаждал встретиться с тобой... Из-за своего плеча Ризли чувствовал горячее дыхание. Он не оборачивался. Воздух вокруг наполнился острым запахом шторма. Ризли поднял руку, не глядя касаясь скользкой чешуи, гривы и плавников. Рычание, громоподобное, настолько низкое, что вызывало вибрации на кончиках пальцев, наполняло тюремную каморку. Изначальный план пошёл прахом, ну и к чертям. — Но всё же... — Ризли осклабился, глядя на округлившиеся от ужаса глаза и безрезультатные попытки отползти подальше мужчины на полу, — драконы в своей истинной форме не способны мыслить достаточно связно. Однако чувство... какая шутка говорить такое в Фонтейне, не находите? Чувство справедливости у них куда сильнее, чем когда они в облике человека. Ризли опустил руку, разрешая возлюбленному вершить свой собственный суд. Отчаянный крик обречённого на смерть захлебнулся всего за один точный, стремительный прыжок дракона. Ризли не отвёл взгляд, не поморщился от хруста ломающегося хребта, не сделал ни единого шага вперёд или назад даже когда брызнувшая на его штаны кровь окрасила ткань в багровый цвет, которого он не мог различить. Душа его болела, она гноилась столько времени, но теперь ненависть из неё будто выжали, как из половой тряпки. В сердце вбили кол, повесив на него табличку с надписью "Заседание окончено", и он понял, что более не намерен оставаться среди присяжных. Поэтому он открыл дверь в каморку и вышел, хлопнув ею, оставляя за спиной всё, что произошло за этот месяц ада на земле.***
(Четыре месяца спустя) Ризли читал газету при свете теплящейся на столе лампы. Россыпь разномастных столбцов и строчек рябила перед глазами. Они и так уже болели изрядно, но откладывать чтиво и идти в кровать не хотелось. Он был уверен, что Нёвиллет уже давно спит, поэтому чуть ли не подпрыгнул, когда его плеча коснулись тонкие изящные пальцы. — Что-то случилось? — Ризли отложил газету и поднял опустошённый взгляд на мужа. Настроение было хуже некуда. Усталость физическая подкреплялась моральной. Он так давно не чувствовал тепла от Нёвиллета, что сам стал потихоньку угасать, живя лишь обрывками светлых воспоминаний. — Ризли, я... хотел бы... — Нёвиллет вздохнул и сел на стул рядом, — поговорить. — Я слушаю, ma Mer, — тихо отозвался Ризли, потянувшись и беря руку Нёвиллета в свои широкие ладони. Тот так плохо спал и ел последнее время, что бледные пальцы выглядели в руках Ризли, словно призрачные. Сердце сжималось от боли, когда он смотрел на такого Нёвиллета. В воспоминаниях ещё был жив образ его другого, улыбчивого и смущённо краснеющего на каждую неприличную шутку в свой адрес. — Я хотел бы поблагодарить тебя, — тихо сказал Нёвиллет. Ризли не перебивал, испытующе глядя на него. Видя чужое замешательство, Ризли ободряюще поднял его руку к своим губам и начал мягко выцеловывать подушечки на каждом пальце, призывая продолжать. — Ты невероятно сильный. А я... я слаб. Я столько упивался жалостью к себе, что совсем не думал о тебе. Прости меня... Ризли не убирал чужие пальцы ото рта. Странно, стоило Нёвиллету всё это сказать, как тянущее чувство тоски и одиночества начало неохотно отпускать. Интуиция подсказывала, что это было ещё не всё, но Ризли и этих слов хватило, чтобы сердце снова робко трепыхнулось в груди в надежде на проблеск лучика из-за туч. — Ты не хотел бы... погулять? Ризли казалось, что жаркое чувство, зародившееся где-то в районе диафрагмы, затапливает его всего, смывает усталость и начисто отбрасывает все тёмные грустные мысли. Лёгкий румянец на щеках Нёвиллета, который он не видел уже очень, очень давно, заново зажёг фитилёк в его душе. Он не переставал любить своего дракона ни на секунду, и всё же такого огромного горя на одни плечи Ризли оказалось слишком много. Они жили в аду уже почти полгода. Ризли казалось, что это не кончится никогда. Он видел, как сказывается выгорание на их отношениях, но не мог с этим ничего поделать. Препятствовала и закрытость мужа, и его новоприобретённые фобии, невротические расстройства и практически полное отсутствие внимания абсолютно ко всему. И в тот момент, когда Ризли уже на пределе, когда на протяжении двух недель прикладывался к виски каждый вечер, стараясь отключить сознание и хоть как-то отдохнуть, произошло чудо. — Где бы ты хотел погулять, моя любовь? — тихо спросил Ризли, увлекая на себя Нёвиллета. Он действовал очень осторожно, боясь спугнуть, но дракон сбегать не планировал, поэтому Ризли усадил его к себе на колени и обнял за талию. К вопросу Нёвиллет явно готов не был, видимо не рассчитывал, что предложение примут вот так легко. Он замялся, теребя в руках ниспадающую на грудь белоснежную прядь. — Я не думал над этим. Точнее, не думал, что мы пойдём сегодня, ведь уже поздно. Завтра могли бы решить вместе. Просто... — Нёвиллет быстро взглянул на мужа и тут же снова опустил ресницы, — я лежал и думал обо всём. Мне показалось что нам не хватает друг друга. Я скучаю по твоей улыбке и по твоим шуткам. Ты отдал мне всего себя... я хотел бы хоть в какой-то мере уравновесить подобный поступок. Просто скажи, что я могу сделать для тебя. Я правда очень хочу, чтобы всё между нами было как раньше. Ризли смотрел на очаровательно забегавшие глаза напротив и сжал напрягшиеся ладони Нёвиллета в своих руках. Тот снова робко глянул ему в лицо из-под полуприкрытых век, и Ризли понял, что любит. Любит не меньше, чем год назад, не меньше, чем до и после постигшей их катастрофы. Что-то такое, видимо, отразилось в его взгляде, от чего Нёвиллет начал стремительно краснеть, хотел было спрятаться за водопадом упавших из-за плеча распущенных волос, но Ризли мягко притянул его к себе за шею и поцеловал в губы долго и нежно. Сердце готово было вырваться из груди, когда он впервые за четыре месяца ощутил под своей ладонью набежавшие узоры из мягких эластичных чешуек. — Я завтра никуда не пойду, — Ризли гладил опустившего ему на плечо голову Нёвиллета по макушке. — Работа не убежит. Тот угукнул и обвил сильную шею Ризли руками. Тюремщик чувствовал дыхание на коже, спокойное и ровное. Подхватив Нёвиллета под колени, он поднялся и прошёл в спальню. Они легли, сплетая руки и ноги, на одну подушку, наконец-то лицом друг к другу. Ризли провел рукой по чужому виску, скользнул пальцами к основанию тёмно-синего плавника и пропустил его между большим и указательным пальцем. Рожки регенерировали достаточно быстро, чтобы почти полностью отрасти за это время. Ризли был очень рад снова видеть, как Нёвиллет еле заметно смущается от приятных ощущений. Когда же тот обхватил его шею и зарылся пальцами в жёсткие вихры на затылке, Ризли и вовсе поплыл, расслабившись. — Ты так и не ответил. — На что? — Я спросил, что могу сделать для тебя. И я хотел бы знать, злишься ли ты на меня, пусть даже и в глубине души. Я последнее время совсем... — Рыбка, все хорошо. Ты столько всего наговорил, но для меня все эти мелочи по типу твоего надуманного долга передо мной не имеют никакого значения. То, что ты снова можешь разговаривать со мной открыто, значит для меня намного больше, чем то, что ты готов сделать специально извинений ради. Это показывает мне, что я всё сделал правильно. Это лучшая награда для меня. А на счёт всего остального... я действительно очень от всего устал, но не от тебя, — Ризли поцеловал его в губы: один раз быстро и мягко, и тут же второй раз — глубоко и настойчиво. Он всё ещё прощупывал почву под собой, ведь горе Нёвиллета никуда не делось, возможно, его поведение было обусловлено чувством вины. Радоваться стоило очень осторожно, стараясь не напугать и не смутить дракона. — Если тебе так будет проще, ты можешь угостить меня ужином завтра в Дебор Отеле и будем считать, что между нами все хорошо. Хотя все и так хорошо, поэтому это совсем не обязательно. Нёвиллет вдруг совершенно внезапно улыбнулся. Как всегда — правой стороной лица. Ризли показалось, что он ради этой улыбки готов свернуть горы. Это было так давно... так давно он видел чужую улыбку в последний раз. — Снова приглашаешь меня на ужин в Отель? — Снова? — Помнишь наше первое свидание? Ризли нахмурился, судорожно копаясь в своей памяти и стараясь попутно не потерять нить разговора: — Это когда я по пьяни залез к тебе в дом через окно, напоил, а потом мы пошли купаться? — Это было второе, — Нёвиллет рассмеялся. Боги, он наконец-то смеялся. Тихонько, почти неразличимо, но Ризли готов был разрыдаться тут же от накатившего на него облегчения. — Первое было очень давно. Лет тринадцать назад. Ризли осенило. Он усмехнулся, подтягивая Нёвиллета к себе ещё ближе. — Кажется, я вспомнил. Я хотел стащить какой-то фрукт из сада Фурины, а ты меня поймал. Мне же было что-то около двенадцати, не знаю, можно ли было назвать свиданием тот наш поход на чай в Отель. Или ты уже тогда положил на меня глаз? — Я не совращаю малолетних, — Нёвиллет пихнул его в грудь укоризненно, но улыбку с лица Ризли было уже не согнать. — Ты просто меня... заинтриговал. Не боялся, хотел даже подраться, отправил меня лесом. Ризли фыркнул. — Я был трудным ребёнком. Между ними повисло что-то. Какая-то фраза, которую можно было бы озвучить, если бы не произошедшая трагедия. Они и так почти не разговаривали, а слово "ребёнок", в голове у Ризли и вовсе находилось за семью замками. — Думаю, Ноктюрн был бы похож на тебя в детстве. Ризли показалось, что он сейчас забудет как дышать. В тусклом свете латунных ламп на стенах он увидел, как Нёвиллет сжимает на груди кулон с гравировкой: два крошечных жемчужных кусочка скорлупы с выведенными на них золотыми буквами. Вздохнув, Ризли залез под свою футболку и вынул такое же украшение. — А Клэр была бы такой же рассудительной и спокойной как ты, — не дав Нёвиллету снова погрузиться в отчаяние, Ризли поцеловал его. Он всё равно почувствовал ладонью на щеке сбегающие слёзы, но сейчас дракон плакал без надрыва, просто от большой печали на душе. — Давай спать, Нёви. — Я не смогу заснуть сейчас. — У тебя осталось снотворное Нахиды? — Оно закончилось ещё две недели назад. Ризли вздохнул, затем ласково захватил прядь белоснежных волос и огладил их шелковистую длину. Перегнувшись через слегка поджавшегося Нёвиллета, он достал с его прикроватной тумбочки резной деревянный гребень с ручкой в форме двух сплетённых драконьих хвостов — подарок мужу от своих родителей на свадьбу. Когда Нёвиллету становилось особенно плохо в недавнем прошлом, он нашёл способ успокаивать его настолько, чтобы не прибегать к тяжёлым подавляющим психику препаратам и обходиться лишь лёгкими снотворными. Расчёсывание и уход за невероятной драконьей гривой умиротворяло иссохшееся от горя сердце Нёвиллета, он расслаблялся и засыпал, иногда даже и без обычных снотворных. — Ризли, ты устал, не нужно... — Я не хочу, чтобы ты полночи шатался по дому, а завтра на ужине заснул лицом в тарелке с гуляшом. Как я буду официанту объяснять, что ты не отравлен и не собираешься на тот свет? Нёвиллет послушно подставился под родные руки. Его взгляд следовал за ловкими движениями мужа. Ризли понял, что тот задумчиво наблюдает не за расчёской на своих волосах, а за надетым на его безымянный палец обручальным кольцом, и улыбнулся. Несмотря на депрессию, Нёвиллет никогда не снимал своё. Этот факт поддерживал самого Ризли в самую трудную минуту, ведь так Нёвиллет показывал, что помнит о нём даже сквозь многотонное горе. О чём думал древний водяной змей, глядя как смертный вплетает ему ленту в тощую косичку, не догадалась бы даже сама Селестия. Ризли завязал бант, расправил его края и положил возлюбленному на грудь, довольный, словно только что закончивший статую скульптор. Нёвиллет дождался пока он уберёт гребень и приник к его широкой груди, сонно моргая. Тюремщик положил грубые ладони на его талию и поцеловал светлые локоны под собой. Тепло. Первый тёплый вечер за вечность ужасных морозов, и Ризли позаботится о том, чтобы он не был последним.***
Весь следующий день Ризли не отходил от мужа с самого утра. Они проснулись практически одновременно и долго лежали друг напротив друга, просто глядя в глаза. Ризли мягко гладил бледную щёку Нёвиллета, затем остановился, просто прижавшись шершавой ладонью к скуле. Дракон прикрыл веки. Ризли улыбнулся, когда тот осторожно дотронулся холодными ногами до его лодыжек, будто спрашивая разрешение. Нёвиллет любил втискивать ноги между ног мужа, когда они вот так валялись в кровати и бездельничали до обеда. Эти деньки почти стёрлись из памяти, но ту тихую радость Ризли не забыл даже спустя столько времени. Он сжал коленями бёдра Нёвиллета и переместил руку с его щеки на талию, а почувствовав, как обнажённой ступни нежно касается что-то прохладное и влажное, склонился и поцеловал основание ярко-синего рога на темени дракона. — Я люблю тебя, — прошептал тихо, щекоча кожу головы сорвавшимся с губ тёплым дыханием. Он редко говорил эти слова, сам прекрасно это понимал, но момент между ними сейчас был настолько хрупкий и трепетный после всех случившихся бед и напастей, что эти слова были нужны. Нёвиллет слегка подвинулся, посмотрел Ризли в глаза и огладил длиннопалой ладонью его поросшее щетиной лицо, переведя взгляд на искромсанные в нервных порывах губы. Кожа рук дракона всегда идеальна — она бархатная и нежная, ни намёка на сухость или стянутость даже сквозь века. И всё же несколько рубцов на ней есть. Они почему-то не заживали уже почти полгода, грозясь остаться если не на всю оставшуюся жизнь, то очень надолго. — И я тебя люблю. Ризли наклонился и поцеловал его. Сердце щемило от топящей нежности. Ещё чуть-чуть, и стенки миокарда взорвутся, но он и не против умереть именно так. — Где бальзам для губ, который я тебе отдал? — Не знаю, — равнодушно передёрнул плечом Ризли и ещё плотнее прижался к Нёвиллету под простынёй, хотя это уже было практически невозможно. Он ощущал, как кончик хвоста оплетает его ногу, прижатую к матрасу и подвинул её чуть назад, чтобы дракону было удобнее заявлять права на эту свою часть тела. Снова встретившись взглядом с глазами напротив Ризли не мог не улыбнуться: Нёвиллет хмурился, как надыбившийся недовольный котёнок, на которого брызнули холодной водой из пульверизатора. — Ладно-ладно, я поищу перед походом в ресторан. Только не кусайся, хорошо? Нёвиллет покачал головой, но дальше напирать не стал. Завтракали они в тишине, слушая, как щебечут птицы за окном. На дворе стоял солнечный день, прохладный осенний ветерок гнал в дом запах ромаринов от воды и радужных роз под окном. Они продали особняк Верховного судьи в первый же месяц после постигшей их катастрофы и некоторое время жили в доме Нёвиллета на пассаже Визари. Вскоре, однако, стало понятно, что город лишь усугублял депрессию дракона. Тогда они переехали в тот самый домик на берегу настоящего солёного моря, где провели наверное самый счастливый месяц в своей жизни после свадьбы. Ризли мог спокойно пользоваться артериями земли, чтобы перемещаться между Меропид и их жилищем, поэтому удалённость от Кур-де-Фонтейна не ощущалась как что-то критичное. Вместе с ними во внешней пристройке жили Эльфелет и Меваль, а в небольшом отдалении обнаружилась деревня мелюзин, обитательницы которой практически посменно дежурили вокруг Нёвиллета, когда Ризли приходилось уходить по службе. Сейчас же вокруг — ни души. Ризли украдкой любовался профилем Нёвиллета в рамках окна напротив, отмечая про себя, что тот не спрятал хвост, а на руках и щеках его всё ещё поблёскивают узоры из чешуек. Наконец-то он расслабился, залегшая меж бровей глубокая складка расправилась, а плечи опустились. Ризли хотел спросить, но долго не решался. Возможно, его любопытство сгубит атмосферу, но он должен был знать. — Ma Mer, можно спрошу? — Да, конечно. — Я безумно рад, что тебе стало лучше. Я не могу передать словами, на сколько. Могу ли я спросить... почему так внезапно? Нёвиллет задумчиво провёл указательным пальцем по краю фарфоровой чашки. В комнате потемнело от набежавшего на солнце облака, Ризли напрягся, но уже в следующую секунду лучи его снова пробивались в комнату сквозь складки тюли. — Я поговорил кое с кем. После чего решил, что очень устал, а потом подумал о том, насколько устал ты, — дракон поднял на Ризли печальный потемневший взгляд. Ризли поднял руку и зарылся пальцами в его волосы на виске. Он уже знал ответ на свой вопрос, но спросил всё равно: — Нахида? — Да. Ризли вздохнул. Слишком уж часто малая властительница Кусанали оказывала им честь своим вниманием. — Я предлагаю отблагодарить её чем-нибудь, когда всё устаканится. — Я того же мнения, — призрачно улыбнулся Нёвиллет, поднялся и встал рядом с Ризли. Тот прислонил голову к его животу, утопая в обнявших его руках и чувстве обретённого заново спокойствия. Ризли не знал, что за чёрт дёрнул его, и чёрт ли. Он скользнул рукой вниз, к коленям Нёвиллета, затем плавно провёл по его ноге под ночной рубашкой обратно наверх, к пояснице. Он ощущал, как пальцы на его волосах стискивают жесткие пряди, но всё равно завёл свою ладонь чуть назад, за спину дракону и положил руку на место перехода позвоночника в хвост. После каждого своего телодвижения он останавливался на несколько секунд, проверяя реакцию. Лица мужа он не видел, но прекрасно чувствовал его запах. Стоило ладони немного сползти вниз, а пальцам лечь на место соприкосновения хвоста и ягодиц, в нос ему ударил острый запах каких-то цветов и набегающей на берег морской волны. Ризли поднял голову от живота дракона, чтобы понять, правильно ли он оценил его состояние. В глазах с суженными зрачками он увидел отражение своих мыслей и своих желаний. "Я скучал". "Я тоже", — ответил ему взгляд сверху. Ризли поднялся, осторожно расстегнул воротник на сорочке Нёвиллета и прихватил зубами кожу на впадинке под ухом. Стоило ему оторваться, место укуса уже закрывали перепонки со складками из полупрозрачной кожи — прикрывающий жабры "капюшон" отрастал буквально на глазах. — К чертям Дебор Отель. — Я знал, что ты это скажешь.***
Нёвиллет стоял на высоком крутом обрыве, глядя сверху вниз на набегающие на узкую полоску пляжа неспокойные морские волны. Над серой водой вдалеке занималась заря. Лёгкая дымка, которую и назвать облаками-то язык не поворачивался, застилала небо, закрывая умирающие на сегодня звёзды. Белоснежную ночную рубашку, словно парус, трепал ветер, он же сорвал изящный бант с бьющейся о грудь дракона заботливо заплетённой, но несколько сбившейся косы. Он обернулся, глядя на чернеющий позади маленький дом. Это решение далось ему через режущую сердце боль и раздирающее грудную клетку чувство вины. Он не мог оставить после себя даже записку. Она бы ничего не объяснила, не уменьшила бы возможный гнев и непонимание в душе того, кто любил его всем сердцем. Если это конец, так пусть он злится. Возможно так ему будет проще отпустить Нёвиллета в случае, если им больше встретиться не суждено. Дракон отвернулся, скинул с себя ночную рубашку и спустился к холодной воде. Тонкий металл кольца на безымянном пальце обжигал обнимающие его пальцы, глаза пекло от слёз, но он знал, что должен сделать. Он уже зашёл в воду по пояс. Глубоко вздохнув полной грудью привычный человеческим лёгким кислород, Нёвиллет последний раз обернулся. Сердце его упало, когда он заметил на крутом склоне высокую тёмную фигуру. Он подавил в себе желание сорваться и броситься назад, лишь отвернулся, оттолкнулся ногами ото дна и позволил такой прекрасной, солёной, не искусственной морской воде облачить своё тело в чешую и плавники. Возможно однажды он снова вздохнёт полной грудью и увидит солнце, но сейчас его ждут лишь холод и мертвенная тишина тёмных морских глубин.