Ризли рассматривал лежащий перед ним документ по пунктам. Первый — утвержден, второй — тоже, третий...
— Сиджвин...
— Отдохни! Пошли чай пить.
Из-под локтя сначала показались торчащие рожки мелюзины, а затем и возмущенное личико. Ризли улыбнулся и погладил её по голове.
— Я должен закончить с документом, милая.
— Тогда я сюда принесу! — надула губки девочка, вылезла из-под его локтя и, стуча каблучками детских туфелек, выбежала из кабинета герцога Меропид.
Ризли откинулся на спинку кресла и потёр виски. Третий пункт, верно. "Личное имущество осуждённого". Нужно сверить опись с поверхности, из дворца Мермония, и ту, что сделали уже по прибытии в тюрьму. Ризли ненавидит бумаги, но заполнять их он обязан. Без упорядоченности, точности в категориях, понятиях и сметах не будет ни самого порядка, ни субординации подчинённых. Он же всё-таки герцог. Вот только герцогство его лежит глубоко под землёй, а его подданные — далеко не самые уважаемые люди в Фонтейне. И всё же это всё, что ему осталось. Более ему не о ком заботиться. Боль от предательства самого близкого на свете человека — клеймо на сердце, запретный пыльный угол в мозгу и бутылка виски на столе перед сном. Злости уже не было. Лишь разочарование и разъедающее душу моральное опустошение.
Стоило немного пошевелиться, как в спину отдало резью. Кажется, он слишком засиделся в этой затхлой комнате. Только Ризли снова начал потихоньку вникать в лежащую перед ним на столе бумагу, как из коридора послышался топот маленьких ножек по металлическому проржавевшему полу. Она бежит с кипятком? Как неосмотрительно. Ризли поднял голову и хотел уже нравоучительно задвинуть пару речей, как замер, глядя на чуть не пролетевшую нужную дверь мелюзину. Она вовремя затормозила, лишь немного проскользив из поля зрения Ризли, затем почти прыжком оказалась в кабинете. У Сиджвин глаза — блюдца, сияли алыми рубинами, улавливая весь имеющийся свет из коридора. Она дышала быстро, лицо светилось от радости. Ризли подозрительно скосился на неё. Приготовила очередной странноватый на вкус чай? Не похоже.
— Ризли!
— Что такое, Сиджвин?
Мелюзина едва ли не задыхалась. Слова лезли из неё, сбивая и без того затруднённое бегом дыхание. В конце-концов она фыркнула, громко вздохнула и выпалила прямо в лицо опешившему тюремщику:
—
Он зовёт тебя!
Ризли не сразу понял, кто и зачем. Он замер на секунду, а потом проследовал глазами за взглядом мелюзины, направленном себе за спину. Сзади — окно, но сквозь него не пробивается лёгкий солнечный свет. Толща воды за несколькими миллиметрами стекла — вот весь его каждодневный пейзаж. Ризли вскакивает с места. Он чувствует, как немеет тело и заходится сердце. Сомнений быть не может. Он узнал бы и через десятки лет эти белые кольца, чешую и настолько длинное тело, что его не разглядеть полностью в крошечном иллюминаторе.
Как во сне тюремщик оставляет свой кабинет и взлетает по лестнице наверх. Дыхание спирает ещё на середине длиннющей лестницы, ведущей серпантином наверх, к солнечному свету. Он все равно летит вперёд, отдуваясь как паровоз. Люк остаётся позади, крики конвоиров, улюлюкание заключённых — тоже. Кто-то зовёт его по имени, но он даже не смотрит в ту сторону.
Вот и земная поверхность. Ворота перед входом в тюрьму распахнулись, стоило ему появиться перед ними. Ризли оказался возле берега озера в несколько широких прыжков и застыл на забетонированной набережной, судорожно осматриваясь. Сердце билось в горле. Оно проталкивало к глазам невыплаканные слезы смертельной, душной обиды, боли, злости и облегчения. Ризли спешно направился к небольшому каменному молу, к которому обычно причаливали лодки с заключёнными, и остановился, стараясь проникнуть взглядом сквозь спокойную водяную поверхность. Весь мир замер. Яркий солнечный свет бил по сетчатке, отражаясь от глади озера, но Ризли не переставал смотреть.
— Ризли.
Он обернулся. Слова застряли в горле вместе со слезами. Тюремщик сжал руки в кулаки, резко поднял их и обхватил себя за предплечья. Белоснежные волосы, спокойный взгляд, обнаженный торс... Дракон опирался согнутыми и сложенными "полочкой" руками в пирс и глядел на него снизу вверх. Ризли заметил плескавшийся в воде длинный хвост, помогавший удержать равновесие. Глотку саднило. Ему казалось, что он не сможет вымолвить ни слова, глядя в эти бесконечно печальные и в той же мере прекрасные глаза. Тело Ризли требовало от него немедленно опуститься на колени, обнять, ощутить под пальцами ряды знакомых чешуек, поцеловать бледные от прохладной воды губы. Но глубоко внутри тёмное, колючее нечто отталкивало, заполняя грудь свинцом.
— Что... — голос Ризли сорвался, но он вовремя взял себя в руки, стараясь не смотреть на обручальное кольцо на руке мужа. — Что ты хочешь услышать? Что я должен сказать? Ты... ты бросил меня и ушёл, ни слова не сказав. Ни слуху, ни духу почти десять месяцев. Тебя не было двести восемьдесят три дня, Нёвиллет...
— Прости...
— Я считал каждый день. Я спрашивал двух архонтов. Я искал тебя, я ждал тебя. И ты считаешь, что можешь просто так явиться и просто сказать "прости"?
— Папа... громко...
Ризли показалось, что он ослышался. Он отступил на шаг назад, боясь потерять равновесие, но ошибки быть не могло. Из-за спины Нёвиллета показалась маленькая тёмная макушка и огромный светлый-светлый глаз с узким зрачком. Стоило Ризли взглянуть на неизвестное нечто, оно снова пугливо спряталось в волнах ниспадающих на спину белоснежных волос Нёвиллета. Ризли потерял дар речи. Он смотрел и смотрел в одну точку на спине дракона. Кажется, ноги его все же подвели, потому что он осел на прогретый бетон не в силах более сохранять вертикальное положение.
— Разрешишь мне... все объяснить? — Нёвиллет осторожно перебрал руками по бетону, приближаясь к месту, где сидел Ризли. Тот тупо смотрел на него, не моргая, а когда дракон протянул руку и коснулся его щеки, из глаз цвета ледников капнули первые слёзы. Нёвиллет стёр их большим пальцем, наклонив голову и закусив губу. Он изо всех сил сохранял спокойствие, ведь рядом была та, кто по запаху родителя могла оценить, когда стоит испугаться и заплакать, а когда — обрадоваться и рассмеяться. Нёвиллет был уже под достаточным углом, чтобы Ризли мог разглядеть отчаянно прятавшееся за его спину и волосы крохотное существо.
Маленький дракон. Его маленький дракон. Девочка. Дочка. На вид — годика два, но Ризли знал, что она едва ли не в четыре раза младше, чем выглядит. Тюремщик как в забытии потянулся к крошечной головке, украшенной маленькими белыми рожками, резко контрастировавшими с черными непослушными волосами. Девочка вдруг отпрянула, отплыла обратно за спину Нёвиллета и спряталась за водопадом его влажных длинных волос как за ширмой. Дракон улыбнулся, убрал руку от лица Ризли и упёрся ей в бетон, чуть повернулся и приобнял дочь, слегка подталкивая к пирсу. Малышка подозрительно косилась на неизвестного двуногого, хвостик ее под поверхностью воды нервно ходил ходуном. Стоило Ризли снова потянутся к ней, она отпрянула и зашипела, обнажая пару маленьких, но невероятно острых клыков, затем спрятала личико в боку Нёвиллета под его строгим взглядом.
— Клэр, нельзя так, это невежливо. Рыбка, это же папа, я рассказывал тебе, помнишь? Папа любит тебя. Пожалуйста, успокойся, маленькая, — Нёвиллет бросил косой взгляд на Ризли, пока мягко гладил дочь по узким плечикам. Голос его был невероятно тих. Бархатные нотки отдавались трепетом в груди Ризли, настолько низкими были частоты, на которых мог говорить дракон. Тот не знал, до сих пор ли по его лицу текут слёзы. Он в третий раз потянулся вперёд и так и остался, не решаясь прикоснуться к мокрой нежной коже на щеке своего ребёнка.
— Клэр...
— Ты ведь... не против, верно? Тебе тоже нравилось это имя, — осторожно отозвался Нёвиллет. В голосе его звучала печаль. Ризли видел тонкую потемневшую цепочку на его шее с кулонами из кусочков жемчужной скорлупы. Пусть будет так. Они сами выбрали имя тогда. Сейчас же это все равно уже было неважно.
Маленький дракончик видимо сосредоточенно обдумывал происходящее. Тёмные бровки сошлись к переносице, губки сжаты, личико насупилось.
— Любит?
— Клэр...
— Люблю, — хрипло отозвался Ризли, не давая Нёвиллету договорить. Он развернул свою зависшую над границей пирса и воды кисть ладонью наверх. Когда маленькая перепончатая ручка схватилась за кончики его среднего и указательного пальцев, он вдруг почувствовал, как от этого места разбегаются по всему телу табуны мурашек. — Приятно познакомиться, Клэр. Я... я тоже твой папа.
Пока Ризли осторожно гладил большим пальцем ладошку дочери, Нёвиллет обернулся к берегу. На нём стояла Сиджвин в окружении мелюзин из Сумеречного двора и нескольких работников крепости Меропид. Девушки плакали и даже несколько мужчин украдкой смахивали слёзы. Дракон улыбнулся и мягко кивнул. Сиджвин будто отмерла. Она пулей рванула, но не к ним, а обратно в крепость и вернулась спустя минут пять, таща на себе ворох одежды. Свалив всё рядом с Нёвиллетом, она присела, согнув колени. Часто-часто моргая большими карминовыми глазами, она отчаянно пыталась смахнуть скопившиеся в уголках глаз слезинки. Нёвиллет протянул к ней руку и обнял. Девочка едва не свалилась в воду от желания прижаться к его широкой груди. В ней жили воспоминания об их прогулках, о застольях с игрушечными чашками, о том, как господин Верховный судья приходил к ним в крепость, как ухаживал за ее разбитыми коленками. Нёвиллет обсуждал с Ризли возможность взять Сиджвин к себе домой ещё до свадьбы, но последующие события легли тяжким грузом на плечи обоих и все силы тюремщика уходили на поддержку мужа. Так давно... полтора года для ребёнка — это много, действительно много, но для Сиджвин эти воспоминания были так ценны, что произошедшее ощущалось, как будто то был просто вчерашний день.
— Я скучала, месье Нёвиллет, — хныкнула она ему в шею, отчаянно упираясь ладошками в широкие чешуйчатые плечи, чтобы иметь хоть какую-то точку опоры кроме края пирса.
— И я скучал, Сиджвин, — Нёвиллет оставил на ее виске лёгкий поцелуй, помог перевести центр тяжести обратно на твёрдую опору под ножками и повернулся к Ризли. Тот держал дочь на руках, обмотав крошечное тельце в свою куртку и прижимая мокрый дрожащий кулёк к себе. Клэр на удивление спокойно воспринимала происходящее, несмотря на свою недавнюю застрессованность. Природная детская любознательность оказалась сильнее недоверия, поэтому она с удвоенной энергией тискала в ручках отстёргнутый от куртки медальон с волком.
— .... а... а ты большой! Но папа больше! Ты маленький.
— А ты у нас совсем взрослая, — улыбался Ризли уже без тени слёз на глазах. Девочка так и не смогла определиться, каким для себя она считает Ризли, поэтому в качестве компромисса решила громко заявить:
— Да! — и тут же сунула медальон в рот.
— Клэр, фу, грязное! — повысил голос Нёвиллет, потягиваясь и вынимая изо рта дочери бляшку. — Нельзя жевать всё подряд, сколько раз говорил тебе.
Ризли рассмеялся, глядя на обиженное выражение на крохотном личике. Нёвиллет тоже улыбался, хотя всеми силами делал строгий голос. Плечи его расправились, мышцы снова были расслаблены. Смех возлюбленного немного успокоил его, хоть он и понимал прекрасно, что самое тяжёлое ему всё ещё предстоит сделать.
***
Дом над крутым берегом-обрывом встретил их тишиной и прохладой. Ризли внёс в спальню сопящую дочь в тёмных тяжелых складках куртки, расстелил постель одной рукой и положил свою драгоценную ношу на мягкий матрас. Малышка свернулась в клубочек, обнимая свёрнутый спиралькой хвостик-ножки. Личико ее было спокойно, ротик чуть приоткрыт.
Ризли развернулся. В дверях стоял Нёвиллет, опершись на дверной косяк. Он помылся ещё в крепости и теперь облачился в свою старую ночную сорочку длиной чуть ниже колен. От этого зрелища у Ризли снова что-то болезненно повернулось за грудной. Он кивнул по направлению к кухне. Нёвиллет качнулся и проследовал на ним.
Аромат чабреца как и раньше, много месяцев назад, плыл над столом, вселяя какое-то феноменальное спокойствие и расслабленность в атмосферу между ними. Ризли сидел на своем обычном месте, перекатывая остатки чая в чашке, и внимательно слушал. Когда Нёвиллет закончил свой рассказ, он залпом допил и повернулся к нему всем корпусом.
— Я все же не понимаю, Нёви. Одно слово, всего лишь одно. Ты... пойми, я не смогу так просто забыть боль, которую ты мне причинил. После всего, что случилось, после тех слов, которые ты сказал тогда...
— Я понимаю, — голос Нёвиллета опустился ещё ниже и дрогнул от подступивших слёз. Хрипотца в нём резала душу. Ризли было больно. Ужасно больно, грустно и обидно, но он знал, что в любом случае не перестанет любить его. И что простит. В любом случае, как бы унизительно это не было для его гордости. Просто нужно время, а его, кстати, у них теперь предостаточно. — Ризли, но если бы я тогда погиб, ты бы не смог оправиться. Если бы после того, как Клэр появилась на свет, я не смог подавить в себе инстинкты и остался на морском дне, а ты бы всё ждал и ждал... Так я хотя бы надеялся, что ты не сразу, конечно, спустя время, снова мог бы быть счастлив с кем-то другим. Ты бы подумал, что я не люблю тебя, что я жесток и эгоистичен и не достоин того, чтобы ты тратил свой короткий человеческий век на ожидания. Но я не мог поступить по-другому. Я... я не был готов потерять ещё одного ребёнка. Нельзя было, чтобы хоть одна живая душа знала о Клэр.
— Ты несёшь полнейшую хрень, — Ризли отмахнулся раздражённо. — Ты серьёзно думаешь, что я настолько наивен, а мои чувства настолько поверхностны, что я готов так просто тебя забыть? Ладно, я уже по твоим глазам вижу, что ты сожалеешь. Как ты вообще так сразу понял, что всё получилось? — после небольшой паузы добавил Ризли. — Ну, когда мы последний раз...
— Я просто не человек, — пожал плечами Нёвиллет. — Были свои знаки. Не хочу объяснять сейчас, просто знай, что физиологически это было ясно уже на следующее утро. В прошлый... раз я не был уверен, потому что до этого ничего подобного не испытывал. С Клэр я всё понял сразу.
— И ты был настолько уверен, что решился на подобный шаг? — вскинул бровь Ризли. Нёвиллет кивнул, поднося чашку к губам.
Они некоторое время сидели молча. Пение светлячков за окном в это время года было настолько громким, что почти глушило звук набегающих на берег волн практически у самых стен дома. Нёвиллет осторожно отломил кусочек любимого шоколадного печенья, понюхал его и радостно впился в него зубами. Заметив взгляд Ризли, он виновато опустил ресницы, проглотил и стряхнул крошки с пальцев, откладывая оставшуюся часть на блюдце.
— Прости.
— Кушай. Я принесу завтра ещё. Небось, надоело питаться одной рыбой?
Нёвиллет без лишнего жеманства отправил в рот оставшееся печенье целиком и, закатив от наслаждения глаза, запил большим глотком чая.
— Когда ты дракон, это большого смысла не имеет. Я едва ли не впервые за всё это время превратился в человека, поэтому и желания у меня... соответствующие.
Ризли потянулся и большим пальцем отёр краешек губ мужа, стряхивая крошки. Нёвиллет опустил глаза и закусил губу в том месте, где только что ощущалось лёгкое прикосновение шершавых пальцев. Тишина стала какой-то вязкой. Ризли смотрел на дракона долго, задумчиво. Нёвиллет изредка бросал на него короткие взгляды, уперевшись ладонями в края стула по обеим сторонам от себя. Он будто ждал приговора, весь поджался, уменьшился в размерах.
— Нёвиллет.
— Да?
— В тот ужасный день я попросил тебя никогда не оставлять меня по своей воле.
— Я помню. Прости меня.
— Я не так много просил у тебя за всё время.
— Прости.
— Я бы отпустил тебя, даже если бы ты просто решил уйти от меня. Я ни на секунду не забывал, кто ты такой. Помнишь, я сказал, когда делал тебе предложение? Что не смогу приручить драконов и море. Мне было бы больно, одиноко, мерзко, но я любил тебя. Я бы принял твой выбор, каких бы страданий мне это не стоило.
— Прости, я знаю сколько ты сделал для меня, я знаю, как тебе было больно. Я не имею права, ты был прав, просто так заваливаться в твою жизнь снова, плакать и просить прощения в надежде, что ты...
— Нёви, ma Mer, ne m'interromps pas, je t'en supplie, — Ризли подвинулся к нему вместе со стулом, так близко, что соприкоснулся коленями с ногами дракона, взял узкую кисть в свои ладони и сжал. Нёвиллет смотрел на их руки потерянным, стеклянным взглядом. Глаза его заволокло влажной пеленой, губы дрожали. — Je t'aime. Toujours. Больше жизни. Настолько, что прощаю тебя и клянусь забыть твоё недоверие ко мне. Последнее, о чём попрошу в самый последний раз: мне кажется, я достаточно доказал свою любовь, поэтому... не принимай решения самостоятельно. Я твой муж. Я часть твоей семьи. Какой бы сложной не представлялась ситуация, мы обязательно разберёмся с ней, и пусть весь мир будет против, а решение станет несбыточной мечтой. Мы попытаемся.
Вместе.
Нёвиллет посмотрел ему в лицо. На губах Ризли замерла лёгкая полуулыбка, кончики бровей приподнялись. Он снова протянул руку и стёр со скулы возлюбленного узкую влажную полосу.
— Вечно-то ты сразу в слёзы. Тут и до наводнения недалеко, знаешь ли.
Они целовались долго, запойно. Ризли сминал хрупкое тело в своих объятиях, ощущая как спадает скованность, и снова огромный, но добрый хищник проникает за его грудную клетку, согревая своим прохладным телом трепещущее сердце. Нёвиллет полностью отдался ощущениям, ловя своими губами чужие губы, щёки, нос, тая от властных, собственнических движений по своему телу. Снова подчинился, как-то сразу одомашнился, обмяк. Ризли не стоит знать об ужасах, которые ему удалось пережить за эти десять месяцев. Он и не расскажет, потому что это уже не важно. Потому что сейчас уже не нужно быть драконом. Достаточно быть маленькой, нежной Рыбкой.
— Папа!
Они синхронно обернулись. Голос шёл из спальни, был немного сонным и совсем чуть-чуть напуганным. Нёвиллет вынырнул из объятий мужа и поспешил в кровать. Ризли пошёл за ним, едва ли не наступая на длинный волокущийся следом хвост.
— Клэр, малышка, — Нёвиллет лёг подле сидящей на кровати девочки. Хвост его мгновенно переместился вслед за ним. Ризли тихонько опустился рядом, наблюдая за двумя драконами. — Что такое? Ты голодная?
Клэр помотала головой, потянулась за его руками и закопалась своим маленьким тельцем в кольца обвивающего её чешуйчатого хвоста.
— Хочу хвостик.
— Вот хвостик, — Нёвиллет накрыл рукой надёжно спрятавшуюся малышку и придвинул к себе. Вокруг — темно, лишь из кухни в комнату прокрадывался свет старинной латунной лампы. Ризли полностью лёг на матрас, подвинулся немного, чтобы не напугать сонную девочку, и положил ладонь сверху на тыльную сторону кисти мужа. Мягкие, но торчащие во все стороны волосы Клэр вызывали у него широкую улыбку. Две светлых полоски на них — нежные, почти невесомые рожки-плавнички щекотали край ладони, но он не решался погладить их лишний раз. Она вообще была такой маленькой и хрупкой, что Ризли не знал, как ему и подступиться-то к ней, даром что уже держал её сегодня на руках. Не особо этот опыт помогал ему сейчас.
— Пойдём завтра в город и накупим кучу игрушек, — сонно прошептал Ризли, слыша еле различимое сопение рядом со своей рукой.
— Подождём несколько дней, пусть привыкнет к жизни на земле, — донеслось до него с противоположного конца кровати. Нёвиллет раздвинул пальцы, пропуская сквозь них пальцы мужа. Ризли сжал его руку под своей, ощущая, как сердце просится вон из-за рёбер.
— Bonne nuit ma Mer.
— Beaux rêves, моя любовь.
***
Каждая симфония рассказывает историю. Историю любви, ненависти, боли, разочарований, новообретённого счастья, побед или поражений.
Повествование начинается с лёгкой, игривой сонаты, имеет свою кульминацию в виде рокового реквиема или другого, не менее
эмоционального произведения, затем вдумчивое рондо анализирует произошедшее и даёт своё логичное заключение.
А финальный аккорд... нужен ли он?
Этот вопрос я оставляю на вас.
