Драко
— Малфой, проснись. Поттер пинает Малфоя по ноге, чтобы разбудить его. Малфой ворчит, просыпаясь и видя, что Поттер в замешательстве смотрит на него сверху вниз. Именно тогда он вспоминает, что находится в библиотеке, он заснул в этом кресле после того, как Грейнджер ударила его гребаной книгой. — Ты спал здесь? — спрашивает Поттер. — Да, и что ты с этим сделаешь? — Малфой рычит. Поттер закатывает глаза. — Завтрак готов. Собрание скоро начнется. — Собрание? — Вместе с Орденом. Малфой усмехается. — Ты же не можешь всерьез думать, что я пойду туда. — У тебя нет выбора. Если ты хочешь, чтобы Орден защитил тебя, тогда ты должен помочь нам. — Малфой сердито смотрит на Поттера, но Поттер невозмутим. — Как будто у тебя действительно есть выбор. — Поттер замечает кровь на его лице. — Гермиона сделала это с тобой? — Что? — Откуда, блять, он знает? — Что ты ей такого сказал, что она так разозлилась? — Я?! У Поттера хватает наглости смеяться. — Ну, не похоже, чтобы она сделала это без спросу. Я уверен, ты это заслужил. — Я, безусловно, не… — Оставь это, Малфой. Приходи завтракать или не приходи. Мне было бы все равно, только не опаздывай на встречу. Всё в обеденном зале. Поттер поворачивается и выходит из библиотеки. Малфой сидит там окровавленный, измученный и невероятно злой. Гребаные гриффиндорцы.***
Гермиона
Гермиона уставилась в свою чашку с чаем, ее мысли снова метались. Она хочет, чтобы маггловское лекарство помогло ей расслабиться. Или чего-нибудь покрепче выпить. Она никогда не любила ничего крепче сливочного пива, но в последнее время ей ничего так не хочется, как выкинуть всё из головы. Она хочет уплыть прочь и отправиться в какое-нибудь спокойное место. Куда-нибудь, где в безопасно. Этого здесь нет. В этом доме полно бойцов, готовых к началу конца. Она не готова. Она не думает, что когда-нибудь будет такой. Гарри и Люпин входят в столовую, Гарри улыбается, видя, что она пришла туда первой. Потому что, конечно, она это сделала. Следующими идут близнецы, затем Тонкс, затем Кингли и Грюм, а затем… Малфой. Гермиона пытается скрыть свое удивление. Она знала, что Гарри упоминал, что Орден собирается ожидать, что Малфой будет служить с ними, помогать с разведданными, защитными заклинаниями и оберегами, но на самом деле она не думала, что он будет присутствовать на собраниях. Она, конечно, не думала, что он вообще согласится на это. Малфой, опустив глаза, направляется к месту в дальнем конце длинного обеденного стола, как можно дальше от Гермионы. Даже с опущенной головой Гермиона все еще может разглядеть следы прошлой ночи. Она прикусывает губу, чтобы удержаться от откровенной ухмылки. Гарри, конечно, замечает это. — Отличная работа, Миона. Гермиона бросает взгляд на Гарри. — Я уверена, что не понимаю, что ты имеешь в виду. Двое друзей обмениваются заговорщической ухмылкой. Гермиона позволяет тихому смешку веселья сорваться с ее губ. Звук доносится до слуха Малфоя. Гермиона чувствует на себе его взгляд еще до того, как поворачивается, чтобы посмотреть на него. Он кипит от злости. Его глаза такие же окровавленные, как и щека. Гермиона мило улыбается ему, променяв годы насмешек на фальшивую вежливость. Она может сказать, что это зрелище заставляет его извиваться, и ей это нравится. Малфою так приятно хоть раз побыть тем, кому здесь не место. Здесь у него никого нет на его стороне. Но нет, это неправильно. Технически, теперь они все на одной стороне. Или так должно быть. По логике вещей, она знает, что Малфой не убивал Дамблдора, а он спас Гарри и бросил его семью, и, если бы эти факты были записаны на бумаге буквально о ком-то другом, она могла бы поверить, что такому человеку можно доверять, что он на хорошей стороне. Но это не просто кто-то, это Малфой. Чистокровный человек. Ненавистный хулиган. Гребаный мудак, который разбрасывается оскорблениями и обвинениями, как конфетти с праздничной платформы. Как они вообще могут быть на одной стороне? Но как может продолжаться лето — как может продолжаться кто—либо из них — если она не верит, что это так? На его руке все еще есть Темная метка, но он больше не может по-настоящему называть себя Пожирателем Смерти. Хочет ли он этого? Что, если он это сделает? Что, если все это — тщательно продуманная уловка, чтобы проникнуть в Орден? У Гермионы сжимается грудь, и ее разум начинает кружиться, когда она вспоминает каждую историю, которую читала в «Ежедневном пророке» за последний год об убийствах магглов и магглорожденных. Война не собирается начинаться, она уже началась, просто так случилось, что она оказалась на стороне победителя. Сегодня. Все это может измениться. Так быстро. И Малфой мог бы стать катализатором. О, Мерлинова борода, как они все вообще согласились впустить его в этот дом? Почему они все не поверили Гарри в прошлом году, когда он… — Гермиона, — шепчет Гарри, наклоняясь ближе к ней, — все в порядке. Он больше не собирается связываться с тобой. Гермиона сильно в этом сомневается. — Верно, — кивает она вместо этого. — Ты прав. — Всем доброе утро, — говорит Люпин. — Давайте начнем. Итак, Драко, не мог бы ты рассказать всем о том, чем поделился со мной ранее? Рот Гермионы чуть не раскрывается от шока. Она никак не ожидала, что первая встреча этого лета пройдет именно так. — Мы… Малфой замолкает, оглядывает стол… нервно? Малфой нервничает? Этого не может быть. Конечно, он не может. Это было бы абсурдно. И все же страх в его глазах отражает тот же самый страх, который она столько раз видела в глазах Гарри раньше. — Он, — вносит поправки в свою речь Малфой, — следующее, чем займется — это Министерством. Хотя я не знаю, когда именно. Я думаю… он хотел, чтобы мой отец присутствовал при этом, но… Я даже не уверен, что он… — Твой отец больше не в Азкабане, — грубо обрывает его Грюм. — Таким образом, мы можем предположить, что если Темный Лорд ждал его прибытия, чтобы спланировать свою атаку, то такой план уже реализуется. Малфой ничего не говорит. Он не двигается. Даже не кивает. — Вот именно, — говорит Люпин. — Поэтому нам нужно иметь глаза повсюду. — Я предупредил наших союзников в Министерстве, — говорит Бруствер. — Но мы больше не можем доверять всем в наших рядах. Больше нет. — Есть ли какой-нибудь способ узнать, где он прячется? — спрашивает Гарри. Его взгляд метнулся к Малфою. — Разве ты не знаешь? — Я? — Малфой практически высмеивает это слово. — Откуда мне знать? — Потому что ты тот, кто выполнял его приказы, — говорит Гарри. — Правда, Поттер? — Малфой усмехается, откидываясь на спинку стула. — Ты думаешь, Темный Лорд просто ходит вокруг да около, раздавая свой адрес? — Я не думаю, что нам следует его так называть, — вмешивается Гермиона, удивляя даже саму себя. Взгляды всех присутствующих устремляются на нее. — Что ты имеешь в виду, Гермиона? — спрашивает Тонкс, и в ее тоне звучит неподдельное любопытство. — Я просто имею в виду, что это звучит так, как будто… эм… мы, — она бросает короткий взгляд на Малфоя, — уважаем его. Чего мы не делаем. Я знаю, многим неудобно, что мы называем его… по его имени. Так что мы должны просто придерживаться Того, кого нельзя называть. Малфой смеется. Все взгляды отрываются от Гермионы и останавливаются на нем. — Страх перед именем только усиливает страх перед самим человеком. Разве не это ты сказала, Грейнджер? Гермиона молчит. Все молчат. Она не может поверить, что он помнит это. — Второй год? — подсказывает Малфой, похоже, думая, что она не помнит. — Во «Флориш и Блоттс»? Малфой снова издает смешок, но на этот раз он звучит скорее весело, чем презрительно. — Выпендривался перед Поттером, пытаясь поставить моего отца на место. — Я не пыталась… — Ты имеешь в виду тот случай, когда твой отец подсунул дневник Риддла в котел Джинни? — говорит Гарри, его голос холоден и резок, как сталь. — Да, Малфой, мы все помним. Что ж, Гермиона, как обычно, была права. — Гарри бросает взгляд на Гермиону и кивает один раз. — Мы найдем Волдеморта. Гермиона чувствует, как за столом меняется атмосфера, когда Гарри называет его по имени. Но она также отказывается поддаваться унынию или страху. — Да, — соглашается она, кивая Гарри. — Мы так и сделаем. — Я согласен, — говорит Люпин, явно пытаясь снять напряжение, так быстро возникшее на встрече. — Но, к сожалению, мы не знаем, какая сила или отслеживающее заклинание может быть заключено в этом имени, поэтому пока мы будем придерживаться «сами знаете, кто» или «Тот, кого нельзя называть» исключительно для нашей защиты. Не из-за страха. Но мы найдем его. На данный момент это наша единственная цель. — Как это? — спрашивает Фред. — Если даже Малфой не знает? — Не уверен, какой вообще смысл в том, что этот мерзавец находится здесь, если он хотя бы не может помочь, — добавляет Джордж. — Как будто я хотел быть здесь, Уизли, — резко произносит Драко. — Тогда иди домой, — говорит Гермиона, добавляя в свой голос немного резкости. Серые глаза Малфоя находят ее в другом конце комнаты, горящие гневом прошлой ночи и намеком на… любопытство. — Что ты сказала? — спрашивает он. — Если ты не хочешь быть здесь, тогда возвращайся домой к своей семье Пожирателей смерти. Иди служи своему Темному Лорду и посмотри, примут ли они тебя обратно после того, как ты их предал. После того, как подвел их. — Гермиона, — начинает Тонкс. — О, c каждой минутой всё интереснее, — говорят близнецы в унисон. — Никто здесь не будет скучать по тебе, если ты уйдешь, — заканчивает Гермиона. Малфой кипит. Близнецы борются с желанием рассмеяться. Тонкс и Люпин выглядят встревоженными. Бруствер, кажется, сбит с толку. Грюм, кажется, раздражен тем, насколько все пошло не по плану. И Гарри, кажется, в восторге. Но Гермиона сердита. Нет, она чертовски зла. — Насколько я понимаю, — говорит Гермиона, не сводя глаз с Малфоя, — с этого момента ты либо с нами, либо против нас. Итак, что ты выбираешь? Тишина разлетается вдребезги по комнате, как айсберг, налетающий на корабль. Это замораживает и пугает, и на одно мимолетное мгновение Гермионе кажется, что они все могут утонуть в этом. Но потом… Малфой раздраженно вздыхает, и часть ярости исчезает из его взгляда. Не вся. Но часть. Когда он говорит в следующий раз, то обращается ко всей комнате, но не сводит глаз с Гермионы. — Я с вами.***
Гермиона
Гермиона не может перестать замечать Драко Малфоя, и это сводит ее с ума. Внезапно кажется, что он присутствует везде, где она находится в доме. Если она заходит в библиотеку за книгой, он уже там, сидит в том же кресле и листает страницы какого-нибудь древнего фолианта. Если она заходит на кухню за чашкой чая, он уже там, шокирует разговорами с Кикимером. Гермиона предполагает, что Кикимером — самое близкое существо слизеринцу, которое он может здесь найти. Когда она выходит в сад за домом, думая, что он там, смотрит на поникшие растения, если она поднимается на верхние этажи, чтобы посмотреть на звезды, он там, топчется в коридоре. Он просто так чертовски везде, и она это ненавидит. Что она ненавидит еще больше, так это то, что он ведет себя вежливо. Или, скорее, он молчит. Вместо того чтобы осыпать ее оскорблениями и насмешками, он игнорирует ее. Иногда он кивает и бормочет «Грейнджер», проходя мимо нее в холле или на лестнице, но это все. Гермиона ненавидит это. Это выбивает из колеи. И что еще хуже, это скучно. Гарри занят Заказом, она же просто ничем не занята. Он Избранный, в то время как она — это просто она. Единственное время, которое она по-настоящему может провести с Гарри, — это поздняя ночь или раннее утро, когда они собираются вместе, чтобы обсудить крестражи и написать письма Рону и Джинни, ни один из которых еще не наведалсяк ним. Проще говоря, Гермиона одинока, и Драко Малфой, черт возьми, тоже кажется одиноким. Вот почему, когда она находит его сидящим на ступеньках заднего крыльца, смотрящим в сад, и курящим сигарету, она не делает того, что обычно делает, поворачиваясь и уходя, она садится рядом с ним. Малфой даже не смотрит на нее. — Привет, — неуверенно произносит она. Малфой выдыхает струю дыма, которая клубится перед ними, танцуя в душной летней ночи. — Теперь ты соизволила заговорить со мной, не так ли, Грейнджер? — Ч-что? — Гермиона фыркает. — Ты тот, кто игнорировал меня! Малфой, наконец, бросает на нее взгляд. — Если я правильно помню, ты угрожала моему языку за то, что я заговорил с тобой. Кажется вполне уместным, что я жду, пока ты начнешь разговор. — Ты смешон! Я угрожала тебе за то, что ты назвал меня грязнокровкой! Малфой пожимает плечами и снова зажимает сигарету в зубах, глубоко затягиваясь. Гермиона фыркает и откидывается назад, опираясь на локти. — Значит, тебе просто нечего мне сказать, если ты меня не оскорбляешь? — Я никогда раньше этого не делал. Почему сейчас должно быть по-другому? — Потому что мы на одной стороне! Это то, что ты сказал. Теперь ты член Ордена, так что, может быть, ты найдешь в своем жалком, безрадостном сердце силы обратиться ко мне как к человеческому существу, а не как к какой-то пылинке на твоем ботинке. Малфой выдыхает дым ей в лицо. Гермионе хочется выколоть ему глаза. — Отлично. Привет, Грейнджер. Как ты? — Просто ужасно, Малфой. Как ты? — То же самое. Почему ужасно? Разве ты не живешь своей мечтой? Уютно устроилась с Поттером в его большом, шикарном особняке? — Гарри мне как брат. И ты один из тех, кто судит о размерах домов. Малфой приподнимает одну бровь. — Я из тех, кто может судить о размерах многих вещей. Гермионе требуется мгновение, чтобы осознать его намек. Когда она это делает, то закатывает глаза, а ублюдок ухмыляется. Гермиона решает, что это совершенно глупая, бесплодная попытка, и подается вперед, чтобы встать и уйти. Малфой останавливает ее, хватает за локоть и тянет обратно вниз. Гермиона тихо ахает от шока от его прикосновения. — Ты знаешь, почему у меня всё ужасно, Грейнджер. Так скажи мне, почему ты чувствуешь себя также. — Потому что… потому что я… напугана. — Гермионе не нравится вкус последнего слова у нее во рту, но это правда. — Гриффиндорцы ничего не боятся. Разве не в этом весь смысл вашего дома? — Что? Нет, — вздыхает Гермиона. — Храбрость не означает не бояться, это значит делать страшные вещи, даже если это приводит тебя в ужас. Чем страшнее вещь, и ты все равно ее делаешь, тем ты храбрее. — Я понимаю. — Я пришла сюда не для того, чтобы давать тебе уроки пополнения словарного запаса. — Тогда зачем ты пришла сюда? — Я… подумать. — Да… что-то новое и небычное. — Я собираюсь уйти, если ты не перестанешь быть невыносимым придурком, и тогда ты останешься совсем один со своими дурацкими мыслями и дешевыми сигаретами. Это то, чего ты хочешь? Малфой мгновение молчит, его серые глаза впиваются в нее, а сигаретный дым обрамляет его лицо. — Меня меньше всего волнует, что ты делаешь, Грейнджер. — Хорошо. — Перестань быть надоедливой. Или скажи мне, почему ты так напугана, или иди валяйся где-нибудь в другом месте. — Ты не можешь указывать мне, куда идти! — возмущенно огрызается Гермиона. Малфой еще раз затягивается сигаретой. — Слава Мерлину, мы не жили в одной башне. Я не могу представить, что мне придется терпеть твою надоедливую болтовню целыми днями. — Пошел ты, Малфой. Я знаю, ты тоже напуган. — И чем же? Предателями крови и грязнокровками? Гермиона пристально смотрит на него, она не может вспомнить, когда в последний раз, если вообще когда-либо, она желала, чтобы кто-то, кого она лично знала, упал замертво на месте, но сейчас она хочет этого так сильно, что эта мысль обжигает. — Нет. Я больше думала о том, что сделает твой Темный Лорд, когда найдет тебя. Малфой поворачивается, чтобы полностью взглянуть на нее, его серые глаза встречаются с ее карими. — Ты невыносима, ты знаешь это? — говорит он. — В самом деле? Потому что я думаю, что ты просто прелесть. Малфой усмехается и стряхивает пепел с сигареты на землю. Гермиона морщит нос при виде этого зрелища. — Он меня не найдет. — Он бросает на нее взгляд. — Боишься, что он найдет тебя? Жгучая ярость Гермионы внезапно смешивается с непреодолимым желанием не сопротивляться и расплакаться. Но она не позволит Малфою увидеть ее такой. Никогда. — Он не стал бы искать меня так, как искал бы Гарри. Но… Меня мог бы найти кто-нибудь вроде тебя. Малфой снова пристально смотрит на нее. — Как я? — Да. Чистокровный, который ненавидит магглорожденных. Я читала историю многих войн, маггловских и волшебных, и для таких людей, как я, все никогда хорошо не заканчивается. И я предпочла бы умереть, сражаясь, чем жить, подвергаясь пыткам и порабощению. — Тебя не будут пытать и порабощать, Грейнджер. — Если Пожиратели смерти найдут меня, то так и будет. Я пущу Аваду в себя, прежде чем позволю им забрать меня. Я бы не… — она резко выдыхает, когда десятки образов проносятся в ее мозгу, ее кошмары оживают перед глазами, — я бы не пережила пыток, и я не смогла бы смириться с собой, если бы сдала Гарри, и я предпочла бы быть распятой, чем быть связанной с чистокровным сторонником превосходства, так что… — она тихо вдыхает, икает, активно сдерживая рыдания. Зачем она пришла сюда? Почему она решила, что компания Малфоя — лекарство от ее одиночества? — Святой Поттер не позволит ничему из этого случиться с тобой. — Ч-что? — Ты меня слышала. — Но… разве ты не хочешь, чтобы все это случилось со мной? Малфой снова смотрит на нее, его взгляд меняется с обычного пустого на почти несчастный. — Я не хотел, чтобы ты получала оценки выше моих, или вращалась в тех же кругах, что и я, или была такой чертовски надоедливой каждый раз, когда у нас были совместные занятия. — Ты ненавидишь меня, — категорично заявляет Гермиона. Уверенная в своем заявлении. — Не притворяйся, что это не так. — И ты ненавидишь меня, так какое это имеет значение? — Я никогда не возненавидела бы тебя, если бы ты не был так жесток со мной. — Хотела бы ты получить медаль за свое святое отношение? Я принесу тебе одну сразу после того, как вручу одну Поттеру. — Малфой ухмыляется. — Значит, на самом деле ты не на нашей стороне? Ты бы бросил меня, если бы у тебя был шанс? На них обрушивается все то же ледяное молчание, которое было на встрече несколько недель назад. Гермиона нервно ждет, когда он подтвердит ее подозрения, что он все еще лжет, все еще притворяется, все еще выполняет приказы Волдеморта. Это похоже на самую смертоносную игру в истории. — Я не желаю тебе смерти или порабощения. Я никому такого не желаю, — говорит он наконец. Гермионазамолкает, внезапно растерявшись от каких-либо остроумных возражений. — Но… ваша семья держала рабов. Малфой закатывает глаза. — Ты думаешь, я поработил домашних эльфов? — Ты, кажется, не возражал. — Грейнджер, я провел большую часть года в школе, я не тратил много времени на размышления о домашних эльфах. — Ты высмеял Г.А.В.Н.Э. — Нет, я посмеялся над тобой. Гермиона фыркает. — Твое любимое развлечение. — Одно из. — Малфой ухмыляется ей. Они снова сидят в тишине. Гермиона не находит слов, внезапно почувствовав себя безмерно смущенной из-за того, что поделилась всеми этими личными мыслями с Малфоем. — Я бы не спас Поттера, если бы хотел твоей смерти, — тихо говорит он, глядя на свои ботинки, шаркая одним о бетонную ступеньку. Он бросает окурок на землю, давит его ботинком и использует невербальную магию, чтобы уничтожить его остатки. Он встает и смотрит на Гермиону сверху вниз. — Мне тоже страшно. Затем он возвращается в дом, и Гермиона остается одна. Снова.***
Драко
Он чувствует себя чертовым дураком. Почему он признался Грейнджер, что ему страшно? Чего он вообще боится? Что его отец больше не будет любить его? Он усмехается про себя, его отец никогда не любил его так, как должен любить своего ребенка родитель. Может быть, Поттеру повезло, что у него нет родителей, некого разочаровывать. И родители Грейнджер не могут разочароваться в ней. Все, что она делает, должно быть, поражает магглов. Они, наверное, смотрят на нее так, словно она подвешивает луну и зажигает солнце. Он валится на свою маленькую кровать в своей крошечной комнатке на третьем этаже и задумчиво смотрит в потолок. Он действительно имел в виду то, что сказал. Он не хочет ее смерти, он никогда этого не хотел. Он просто хотел, чтобы она убралась к чертовой матери. Теперь… теперь она повсюду, и он не знает, что с этим делать. Он так долго думал о том, как неприятно будет каждый день видеть Поттера в одном доме с ним, но Грейнджер стала настоящей проблемой. До этого лета он никогда по-настоящему не видел ее без формы. Конечно, были выходные в Хогсмиде и матчи по квиддичу, но он никогда не обращал на нее особого внимания. А потом, конечно, был Рождественский бал. Но, конечно, это должно было быть счастливой случайностью, что она выглядела так чертовски сногсшибательно в тот вечер. Она, должно быть, использовала полдюжины чар, чтобы выглядеть такой желанной. Но теперь… Теперь она расхаживает по этому унылому старому дому в коротких юбках и обтягивающих футболках, ее кожа скользкая от летнего пота, кудри в беспорядке, и ему хочется запустить в них пальцы и теребить, пока она не начнет хныкать. Подождите… Нет. Этого не может быть. Нет. Нет.Нет. Его не привлекает Гермиона Грейнджер. Ни в коем случае. Как такое может быть? Она грязнокровка. Она меньше, чем он. Она… теперь на той же стороне, что и он. Не так ли? Он больше не Пожиратель Смерти, он активный член Ордена, а это то, чего он никогда и в самых смелых мечтах себе не представлял. Он действительно сражается бок о бок со Святым Поттером. Но разве не этого он хотел в детстве? В тот день в Косом переулке, когда он пытался подружиться с Поттером? Разве это не было бы действительно чем-то особенным — быть рядом с Избранным, помогая ему и его друзьям спасать мир? Похоже, что эти члены Ордена провели время в Хогвартсе лучше, чем он когда-либо. Драко так долго отказывался верить в такие понятия, как добро и зло. Его отец всегда давал понять, что есть просто власть и те, кто слишком слаб, чтобы ею воспользоваться. Слова Темного Лорда. Своего рода мантра. Итак, Драко жил ради власти, и в конце концов у него ее не было. Та малая власть, которая у него еще есть, отдана Ордену, чтобы помочь покончить с такими людьми, как его отец. Как Темнота… Как Тот, Кого Нельзя Называть по Имени. Ты знаешь, Кто. Волдеморт. Страх перед именем только усиливает страх перед самим человеком. Но Драко боится. Нет, это нечто большее. Он чертовски напуган.