Спустя три месяца
В камине приятно потрескивали дрова, разбавляя повисшую в комнате тишину. Высокие языки жёлто-красного пламени, сплетаясь меж собой в причудливые силуэты, выплясывали только им известный дикий танец. Я увлечённо следил за дрожащим огнём, медленно покручивая в руках бокал с глифтом. Пить не хотелось, не хотелось ровным счётом ничего, но, сохраняя непринуждённый вид, я всматривался в тлеющие поленья, словно это было единственное, что меня сейчас крайне интересовало. Чума сидела рядом, закинув ногу на ногу. Поглаживая крысу на плече, она так же наблюдала, но увлекал её не огонь. Алые глаза с лисьим прищуром рассматривали меня, нахально и похабно. Пристальный немигающий взгляд противно скользил по коже, заставляя чувствовать себя обнажённым. Сделав залпом несколько глотков, она со стуком поставила кубок на стол, буркнув: – Налей мне ещё. Я спокойно потянулся к графину, про себя заключая: «Вы слишком много пьёте, госпожа». – Закончилось, – решив использовать удобный предлог для избавления от её настырного общества, тут же добавил, – схожу за добавкой. Но уйти мне не позволили. – Я тебя не отпускала, – в долю секунды она оказалась передо мной, вынуждая сидеть на месте. Положив ладони на плечи, настойчиво надавила, чтобы я подался назад и откинулся на спинку кресла. Нагло уселась на колени, по-хозяйски обвила руками. Игриво провела кончиками пальцев по щеке, задевая ногтями отросшую щетину, запустила пальцы в волосы, сжимая почти до боли. Её огненное дыхание опалило кожу, горячий язык скользнул по шее, губы оставили несколько влажных поцелуев. Она притиснулась ко мне всем телом, извиваясь змеей, желая почувствовать хоть какой-то отклик. Ей нравилось касаться меня, она любила мой запах, ей было приятно смаковать мою энергию. Я никак не реагировал, не прикасался к ней, и старался даже не смотреть, не вдыхать её приторно-сладкий удушливый аромат. Подавляя неприязнь и отвращение, в первую очередь к себе за собственную покорность, нацепив излюбленную маску безразличия, я не сопротивлялся, не отталкивал её, но позволял ей эту неправильную близость, не находящую ответа. Шумно втянув воздух, она раздражённо выдохнула, скривилась от негодования: – Ты по-прежнему не хочешь меня… – Как видишь. Готов поклясться, всего лишь долю секунды, я видел в её глазах разочарование и болезненную детскую обиду, но она прикрыла глаза, и быстрым взмахом длинных ресниц смахнула эти ненавистные эмоции. Отпрянула, резко вскочила на ноги, отталкивая меня от себя, хоть я по-прежнему её не касался. Нервно поправив платье, подошла к камину. Присела, и какое-то время бездумно вглядывалась в пламя. Не оборачиваясь, заговорила с некой задумчивостью в голосе: – Всё не могу понять, как так вышло… Высший демон, сын самого Сатаны, спутался с ангелочком… Сердце больно дёрнулось в груди, дыхание остановилось. Она знала, она всё время о нас знала. Почему заговорила об этом только сейчас? – Должна признаться, он вызывает восхищение. Такой дерзкий как для ангела, несгибаемый. Чума повернула голову в вполоборота, прошлась по мне изучающим взглядом: – Вы похожи…– поднявшись, сделала пару шагов навстречу, погладила крысу на плече. Подошла ко мне, и, чуть помедлив, наклонилась так, чтобы наши глаза были на одном уровне, спросила фамильярно, с какой-то язвительной насмешкой в голосе: – И каково это, когда тебя любят? – Боюсь, тебе этого никогда не узнать. Она недовольно цокнула языком: – Опять дерзишь… На удивление, Всадница осталась спокойна, хотя могла кинуться на меня разъяренным зверем, могла убить одним щелчком. – У нас завтра много дел, вылетаем на рассвете. Ты сделал всё, что я просила? – Да. На её лице засияла довольная улыбка. Она медленным шагом обошла меня, остановилась за спиной. Мягко, даже ласково, провела рукой по моим волосам, погладила перья на крыльях. Склонилась, как бы невзначай коснувшись губами изгиба шеи, тихо прошептала у самого уха: – От ангелочка придётся отказаться. Ты же хочешь сохранить жизнь своей матери, Люцифер? Чума и не думала дожидаться моего ответа. До слуха пронзительно долетал каждый цокающий звук её каблуков, словно, удаляющимися шагами она отмеряла мой пульс. Дверь закрылась, осколки треснувшего в руке бокала с режущей болью впились в кожу. Чёртова манипуляторша! Я наивно полагал, что в моей жизни закончился тот незавидный период, когда кто-то имел надо мной власть. Но у судьбы были иные планы на этот счёт. Посадив на короткий поводок, как цепного пса, она поставила меня перед невозможным выбором. Можно ли выбирать между самыми дорогими, родными, любимыми? Она знает, что я никогда не прощу себя за этот выбор, поэтому заставляет его сделать. Так взращивается самое жгучее отчаяние, лакомое, вкусное для неё. На рассвете, как и было обещано, мы собирались в Цитадель. – Твой отец будет следить за Адом. Ты мне нужен на Небесах, – Чума грациозной походной шла рядом со мной, привычно цокая высокими каблуками. Вернувшись из небытия, отец отобрал у меня титул Сатаны. Единственным утешение было понимать, что он больше не чувствовал себя полноправным правителем, он был всего лишь пешкой, ещё большей, чем я. Его трясло от отвращения к самому себе, когда он выполнял приказы Чумы. Больше всего на свете отец не любил подчиняться, играть по чужим правилам, но сейчас приходилось. – У вас же именно там вершатся судьбы? – она перевела на меня оживлённый взгляд, – я уже в предвкушении вершить! – её зловещий хохот отражался от стен, разлетаясь эхом по пустому коридору. Я старался ни о чём не думать. Главное, не думать о нём. Мы не виделись с Дино с момента появления Чумы. Я не знал, где он, что она с ним делала. Знаю, что он не сдался бы легко. Значит, она мучила и его, истязала, заставляя подчиняться. Сердце провалилось куда-то вниз, когда мы вошли в зал заседаний совета. Полуразрушенные стены, летающий в воздухе пепел, знакомые лица бессмертных с поникшим взглядом и покорно склонёнными головами, и он. Мой ангел смотрел себе под ноги, отстраненный, тихий, потухший. Я не видел себя со стороны, и вряд ли выглядел лучше, но смотреть на него такого было невыносимо. Рядом с Дино стоял Фенцио, живой, такой явный, словно и не канул в небытиё на десяток лет. Страшно было представить, какой спектр эмоций сейчас испытывает Дино. Говорили ли они? Пытался ли он просить прощения у сына? Готов ли он его простить? Чума привела сюда и мою мать. Она таскала её за собой, как источник питания, говорила, это тот редкий случай, когда всё естество бесповоротно пропитано жгучим отчаянием, тем, что так необходимо было Всаднице. Чума кичилась своим господством, ей нравилось быть главной, хозяйкой, королевой. Она отдавала приказы, кто, что, и как должен делать, когда отворилась дверь и шаткой походкой вошла Уокер. Её держали в темнице три месяца, вероятно без еды и в кандалах, блокирующих силу. Выглядела она скверно, едва держалась на ногах, но глаза пылали огнём, выдавая внутреннее негодование. Всадница выплеснула руками и вскочила на ноги: – Ох, птенчик! Наконец-то пожаловала! Ты так похудела, совсем как человечишка, и не скажешь, что бессмертная. Уокер пыталась дерзить, хоть и с трудом находила в себе силы произносить слова. Сделав пару шагов, пошатнулась, рухнула на пол. Чума увлечённо наблюдала за её жалкими попытками подняться. Мими сочувственно смотрела на неё, сдерживая желание подойти, помочь. Мальбонте с грохотом отодвинул стул, быстро подошёл и поднял на ноги бывшую непризнанную. – Разве я разрешала помогать ей подняться? – Всаднице не нравилась самовольность. – Не хочу терять время, Госпожа, ожидая пока она восстановит силы, – похоже, ответ бывшего правителя её устроил. Обойдя округлый стол, за которым мы сидели, Чума направилась к Уокер. Пока она переключила своё внимание, я отчаянно пытался поймать взгляд Дино. Он взглянул на меня мельком, украдкой, боясь, что Чума заметит. Взгляд любимых глаз был затравленный, а яркий лазурный цвет радужки словно померк от горькой боли, что плескалась на глубине зрачков. Ангел мой, как же я хочу тебя обнять, укутать своим теплом, увести подальше отсюда. Я никогда от тебя не откажусь, найду способ одолеть чёртову Всадницу, чего бы мне это не стоило. Мама сидела рядом со мной. Видимо, проследив за моим секундным взглядом, незаметно сжала мою руку под столом. – Неужели вы все сдались? – надорванный голос Уокер заставил перевести на неё взгляд. – Мальбонте, ты же был правителем, почему не дашь ей отпор? Люцифер, неужели ты даже не пытаешься ей противостоять? – Они пытались, птенчик. Не вышло, – Чума засмеялась, словно её всё это и вправду веселило, а потом приложила руки к вискам бывшей советницы, и нагло вторглась в её сознание. Уокер дёргалась, морщилась от боли, пока Чума бесцеремонно копалась у неё в голове. Спустя несколько минут Всадница перевела наигранно удивлённый взгляд на Мальбонте, потом на Мими. – Ох, Мими, она тебе нагло изменяла, когда задерживалась в Совете. Изменяла с ним, – длинным пальцем, походящим на щупалец, Чума показала на Мальбонте. Глаза Мими недобро блеснули, ей было неприятно от упоминания этих недоотношений, проживших три года, неловко от внезапного копания в этом грязном белье. Но она всеми силами сохранила невозмутимый вид. – Неужели у тебя к ней серьёзные намерения, Мальбонте? Он ответил скучающе, словно это не имело для него никакого значения: – Мне было удобно держать под боком сосуд с собственной силой. Приятным бонусом стали её широко раздвинутые ноги. Но разве теперь это имеет значение? Мне больше нет до неё никакого дела, госпожа. – Да как ты смеешь …– Уокер еле шевелила губами, но всё же задыхалась от возмущения. Мальбонте посмотрел на неё как на мусор под ногами. – Значит у нас тут распалась пара. Какая досада…– Чума произнесла с наигранным сожалением. Я наблюдал за происходящим с единственной мыслью: «Какого чёрта она затеяла? К чему этот показушный спектакль?». Пазл начал складываться, когда Всадница продолжила: – Всё же вы забавные существа. Находите пару, вступаете в отношения, – утратив интерес к Уокер, она перевела взгляд на меня. – Среди собравшихся здесь есть ещё одна пара. Весьма…необычная. Ангел и демон, это так романтично, – она растянула губы в улыбке и направилась ко мне. Походка хищницы, готовой схватить очередную жертву, не предвещала ничего хорошего. Её руки легли на мои плечи, звонкий голос прозвучал за спиной: – Скажи-ка, Люцифер, зачем тебе отношения с ангелом? – Чума чуть наклонилась, и, сомкнув руки в полуобъятиях, заговорила прямо у самого уха, – ты не подумай ничего плохого, мне просто интересно, ты правда любишь Дино? Эти вопросы были издевательством, колкой насмешкой. Она специально меня касалась, чтобы лучше чувствовать, чувствовать, как меня разрывает изнутри. «От ангелочка придётся отказаться»... Вот чего ты хочешь, «Госпожа», чтобы я сделал это привселюдно. Что ж, играть в циничного ублюдка мне привычно, главное, не смотреть ему в глаза, чтобы маска не слетела. – Разве я похож на того, кто умеет любить, Госпожа? Я ненавижу слабость, а сердечные чувства – это прямое её проявление, – я повернул голову и посмотрел ей в глаза. А потом сделал то, чего раньше никогда не делал, коснулся её. Невесомо, кончиками пальцев провёл по её руке. Красные глаза удовлетворённо блеснули. Словно получив немое позволение, я обхватил её ладонь и чуть сжал в своей руке. Заговорил самым приятным тембром, на который был способен мой голос: – Но вы вызываете во мне определённые чувства. Чума улыбнулась, ей явно нравилась эта игра. Не отрывая взгляда от моих глаз, находясь в непозволительной близости, она заставляла всех смотреть на мою подвластность ей. – И какие же чувства я у тебя вызываю? – Восхищение, Госпожа. Вашей силой, умом, красотой, – я поднёс её руку к губам, и оставил долгий поцелуй, «преданно» смотря в красные глаза. Всадница смотрела на мои губы, касающиеся её кожи с восторженной улыбкой на лице. Мягко провела рукой по моим крыльям, отстранилась. Мои манипуляции возымели эффект, но нужно быть убедительным до конца. Прости меня, мой свет… – Дино был всего лишь увлекательным развлечением. Каждому демону хочется испортить ангела, посмотреть как низко он сможет пасть. К тому же, удобно иметь в любовниках информатора, из первых уст узнавать о планах и действиях Совета. Временами было интересно, но любить? Нет, я никогда его не любил. Использовал? Да, всего лишь, – натянутая омерзительная ухмылка почти физически причиняла боль, как и слова, которые я был вынужден произнести. Дино непонимающе нахмурился, переводя на меня вопрошающий взгляд. Ну же, ангел, подыграй мне, сострой обиженку. Мы же оба знаем, что я несу эту чушь для твоей же безопасности. Любимое лицо исказила гримаса печали, лазурные глаза вспыхнули обидой и непониманием. Он будто бы хотел что-то ответить, но не находил слов. – Не нужно так на меня смотреть. Если ты придумал себе то, чего не было – это лишь твои проблемы. В новых реалиях мне даже вспоминать о тебе противно. Ты же не веришь мне, Дино? Понимаешь, что я не всерьёз? У меня просто нет другого выхода. Мне приходится играть по её правилам, я должен спасти мать… Он пару минут смотрел перед собой опустошенным взглядом, прежде чем сказать: – Ты прав, Люцифер. Довериться тебе было огромной ошибкой, и стоило ожидать, что однажды ты причинишь мне боль. Мне очень больно слышать от тебя такое, если тебе вдруг интересно. – Мне плевать. На тебя и на твою боль. Я избегал смотреть ему в глаза. Прозвучавший в следующую секунду голос, как нельзя кстати, помог остаться в роли: – Какая же ты сволочь, Люцифер! Бесчувственный кретин! – Уокер, твоего убогого мнения здесь никто не спрашивал! Я был омерзителен сам себе, но Чума выглядела довольной. На пару минут повисла тишина, как в зале театра после финальной реплики актёра в конце отыгранного акта. Не хватало только аплодисментов, и занавеса, за которым я предпочёл бы скрыться. – У вас здесь такие страсти оказывается. Я очень рада, что мне с вами не скучно, но впереди ещё куча дел, – Всадница вальяжно подошла к Уокер, – начну с тебя, птенчик. Ты долгое время пользуешься тем, что тебе не принадлежит. Нужно бы это исправить. Та инстинктивно попятилась, в глазах мелькнул панический страх от очевидной догадки. – Мальбонте, ты же хочешь вернуть свою силу? – Всегда хотел, Госпожа, только не знал, как. – Видишь, как хорошо, что появилась я. Я знаю, как. Подойди. Это была очередная демонстрация. Чума хотела показать своё всемогущество, как в своё время делал Мальбонте. Чёрные пальцы Всадницы коснулись солнечного сплетения бывшей непризнанной, и вытянули тёмную силу, что передалась ей десять лет назад во время ритуала. Клубящаяся чёрная нить потянулась к Мальбонте, утраченная часть его силы вернулась. – Вот и всё, – Чума радостно улыбнулась. – Благодарю, Госпожа, – Мальбонте почтительно склонил голову. Уокер едва стояла на дрожащих ногах, её трясло, глаза блестели от слёз. Каково это, лишиться силы? Дерьмово, по всей видимости. Раздался стук в дверь, прислужник сообщил, что Госпожу уже все ожидают. Чума потащила нас всех за собой, точно свою свиту. Мы с Дино не смотрели друг на друга, но я отчаянно пытался прощупать его энергию. Не выходило, как бы я не старался настроиться. Он был закрыт, абсолютно. Когда ты научился ставить такие блоки, ангел? Ты же чувствуешь меня, почему не пускаешь? Неужели воспринял всерьёз тот бред, что я наговорил? Хотелось оглянуться, взглянуть в его глаза, подойти и заключить в объятия, сказать, как сильно его люблю, но приходилось сохранять безразличный вид, следуя за чудовищем, разрушающим наши жизни. Здание Совета было наполовину разгромлено, крыши почти не осталось, а та часть, которая уцелела, выглядела как решето, перекрытия между этажами не пострадали лишь в нескольких местах, стены по большей части отсутствовали. Теперь внизу образовался огромный холл, в котором сейчас собралась половина Цитадели. Все высшие чины стояли на коленях. Среди присутствующих были и недавно умершие, и погибшие при войне. Она воскресила всех, кто умер за последние десять лет. Это было похоже на сумасшедшую выдумку, дурацкий сон, параллельную вселенную, но никак не на реальность. Хотелось думать, что я сплю, что мне всего лишь мерещится полуночный кошмар, и сейчас я непременно почувствую тёплое прикосновение родных рук, любимые губы коснутся виска, тихий голос выдернет из навязчивого сновидения. Но я не просыпался, и, казалось, уже никогда не проснусь, этот кошмар обещал быть вечным. Кто-то отчаянный пытался противостоять Чуме, несколько бессмертных разлетелись в прах от одного щелчка её пальцев. Она говорила, что не любит сражаться, поэтому сразу убивала. Спустив крысу с плеча, она создавала марионеток, безвольных существ, распространяющих заразу и уничтожающих любого, кто осмелится ей навредить. Я не заметил как съехал по стенке, оседая на пол с пустым взглядом, когда Чума схватила мою мать, и сказав, что нужно её спрятать, взмыла вверх. Куда она её потащила? Зачем назвала чужим именем? Всадница вернулась так же быстро, как и удалилась. – Я бы хотела прогуляться по городу. Люцифер, проведёшь мне экскурсию. – С радостью, Госпожа, – радости на моём лице не было от слова «совсем», но пришлось протянуть ей руку, чтобы она вложила свою ладонь в мою. – Девочки пойдут с нами, – Чума посмотрела на Мими и Уокер, – будете моими зверушками. Её ненормальный смех был оглушающим, как раскаты грома. Всадница приказала принести поводки. Сердце сжималось от горькой боли, когда я смотрел, как на шею Мими одевают железный ошейник с цепями, весящими больше, чем она сама. Маленькая, хрупкая дьяволица едва могла стоять с таким грузом, не то что идти. – Госпожа, может, обойдёмся без этого? – конечно, она меня не послушает, но попытаться стоит. – Нет! – красные глаза недовольно вспыхнули. – Мальбонте, будешь идти за нами. Убивай каждого, от кого почувствуешь угрозу. Чума взяла меня под руку, улыбнулась, смотря в глаза: – Ну что, прогуляемся? – её пальцы сжали мою руку, второй она дёрнула цепи, от чего закованные демоницы упали на колени. Всадница продолжила идти, не обращая внимания. Мальбонте поднял их на ноги, подгоняя. Всегда серая Цитадель стала ещё мрачнее. Было жутко видеть полуразрушенный город, дотлевающие здания, покрытые грудой пепла. Перепуганные, потерянные бессмертные либо убегали прочь, издали увидев нас, либо же падали на колени, надеясь на милость Госпожи. Воздух был пропитан отчаянием, ужасом, удушливой тоской и беспросветной печалью. Я старался не считать, сколько раз за нашу «прогулку» упала Мими, я знал, что она беззвучно плачет, хоть и старается казаться сильной. Знал, что она злится на меня, чувствовал её ярость, пылающую внутри. Задавался вопросом, где Мамон с Элизой, и почему они бросили свою дочь. Почему-то вспомнил Ребекку Уокер. Её не было в здании Совета, неужели Чума её не воскресила? Нет, если жив мой отец, то эта выскочка и подавно. – Как видите, здесь мало интересного, Госпожа. Позвольте проводить вас к другому месту. – Более интересному? – Да. Надеюсь, вам понравится. Вы говорили, вам нужен доступ к Земле. В этом месте можно легко наблюдать и спускаться на землю в случае необходимости. Так же, у вас в распоряжении окажется достаточно бессмертных, готовых выполнять любые поручения. – Хорошо, что ты подумал об этом. Можешь же вести себя правильно, когда захочешь. Я довольна тобой, Люцифер, – Чума остановилась, взглянула из-под полуопущенных ресниц с какой-то задумчивой улыбкой на лице, – и что же это за место? – Академия, где учатся ангелы и демоны. Я велел приготовить драконов, на них мы быстрее доберёмся. Повинуясь моему призыву, с неба опустились длинные тела величественных животных. Чума подошла к моему, но дракон оскалился, зарычал, готовый извергнуть из пасти огонь. – Что за дикая тварь? – Простите, Госпожа. Он у меня с характером, – интересно, насколько ей может навредить огонь дракона. – Я могу лететь и сама. Всадница приказала привести Дино и Фенцио, чтобы они отправились с нами. Я был рад, что мой ангел окажется рядом, мы обязательно поговорим, я всё ему объясню, вымолю прощение за каждое обидное слово. Никогда не думал, что придётся такое сказать: – Добро пожаловать в академию.Возвращение в академию
15 сентября 2023 г. в 16:58
Надо же, какое у меня удивительно тонкое чутье. Можно было бы даже немного погордиться своей дьявольской интуицией, если бы я не знал о грядущем роке заранее.
Библиотеку Ада за свою жизнь я перешерстил вдоль и поперёк, но доступ к тайным письменам мне открылся лишь когда я стал Сатаной.
Давние писания хранили предсказание, как разверзнутся небеса и спустятся Всадники, знаменующие конец света. Брат будет сменять брата, и с появлением последнего мир утонет в отчаянии, ненависти, слабости и страхе. Когда будут сорваны семь печатей книги Жизни, настанет Судный день, где будет решено кто достоин жить, а кто умрёт.
Я не хотел верить в это дурацкое предзнаменование. Наш мир долго оправлялся от войны, привыкал к новому устрою, подстраивался под правление Мальбонте. Грядущий Апокалипсис казался безумной выдумкой, оставалось надеяться, что пришествие Всадников не будет столь скоропостижным.
Однако, это был лишь вопрос времени. Десять лет – много или мало? Они оказались коротким мигом спокойствия с призрачной надеждой на светлое будущее.
Чума пришла полноправной хозяйкой, объявив себя нашим Создателем. Это была неведанная сила, ужасающая мощь. Даже если бы было возможно объединить способности сотни бессмертных, до неё едва бы удалось дотянуть.
Ей пришлось подчиниться. Всадница видела меня насквозь, чётко знала на что давить, за какие ниточки дёргать, чтобы я оставался покорным. Иногда мне кажется, что ей было известно обо мне абсолютно всё ещё до момента нашей первой встречи.
Я не знаю, что она творила с моим сознанием, но таких изощрённых пыток не пожелаю никому. Она вытаскивала наружу самые болезненные воспоминания, заставляя переживать их снова и снова, сотни, тысячи раз подряд. Навеивала видения, пропитанные внутренними потаёнными страхами.
Она копалась глубоко, с раннего детства…
Мне пять. Разгневанный отец гневно отчитывает меня за проявленную слабость: «Ты позоришь мой род! Чёртово отродье!». Больно тащит за крыло в одну из тюремных камер, и запирает на сутки рядом с безобразными жуткими существами, даже не удосужившись им приказать, чтобы они меня не трогали. Я не понимал, за что такое наказание. Мне было до смерти страшно остаться там навсегда, с пониманием, что я совсем один.
Мне семь. Я падаю перед сидящим на троне отцом на колени, и умоляю сказать, где мама. Мне жизненно важно было хотя-бы знать, что она жива. Горячие слёзы, бесконтрольно катящиеся по моим щекам, вызывают у него отвращение: «Как смеешь ты так унижаться? Сопливое ничтожество!». Когда мама не появилась ни через месяц, ни через год, довелось уживаться с мыслью, что теперь я остался совсем один.
Мне девять. Впервые к оскорблениям и ругательствам прибавились побои. Я отлетал на десяток метров от жестоких ударов, сгибался пополам от боли, падая на пол, и слышал лишь раздражённое: «Вставай! Слабак!». Теперь встреч с отцом я начал бояться больше, чем вечного одиночества.
Всадница искажала воспоминания, вплетая то, чего не было, заставляя испытывать самые болезненные эмоции, погружаться в бездну отчаяния.
Вот я стою на коленях перед отцом с приставленным к горлу мечом Кроули. Хочу вскочить, пытаюсь подняться, но ноги словно приросли к земле, я не нахожу в себе ни капли сил. Лезвие режет мою кожу, но мне больно не от этого, а потому что я умираю униженным, слабым, ничтожным, не способным найти способа защититься.
Вот на поле боя при битве с Мальбонте я замечаю Дино. Мой ангел отбивается от атак субантр, уставший, раненный. Я так хочу ему помочь, пытаюсь взлететь, но онемевшие крылья не слушаются, пытаюсь использовать силу, но не чувствую её в себе. Дино умирает на моих глазах, субантры разрывают его плоть, а у меня рвётся сердце на части от осознания, что я был не способен его спасти. Бессильный, бесполезный.
Вот я нахожу мать на задворках Ада. Бегу к ней навстречу, сжимаю в объятиях, целую руки. Но она брезгливо отталкивает меня, говорит, что у неё никогда не было сына и просит её больше не беспокоить. Я чувствую себя отвергнутым и ненужным.
Вот я преклоняю колено перед демонами, присягая на верность. Меня не принимают, надо мной глумятся, обливают гадостями и уходят. Я остаюсь один, опускаюсь на колени, как оплеванный, приниженный и оскорблённый.
Чума мучила меня кошмарами, терзала душу, получая извращенное удовольствие от боли, что заставляла испытывать.
Отчаяние…С этим чувством я познакомился в том возрасте, когда дети даже не должны подозревать о его существовании. Отсутствие надежды, оптимизма и страсти к жизни, смесь душевных страданий, уныния и разочарования, которые приводят к потере смысла своего существования. Так описывают это гнетущее чувство безысходности.
Чума питалась им. Погрузив наш мир в неконтролируемый хаос, сжигая до тла города, убив сотни неповинных и ничего не понимающих бессмертных, она упивалась безнадёжностью, которую заставляла испытывать. Перед ней падали на колени, и молили о пощаде, а она лишь хохотала над чужим бессилием. Всадница Апокалипсиса выполняла свою работу – вершила зло во имя зла.