Спустя несколько дней
Я не находил себе места с момента возвращения из Островов Памяти. Видеть Дино вот так — быстро, скомкано, в страхе за его жизнь — было слишком болезненно. Казалось, что этого не может с нами происходить, не может повторяться снова. В предыдущей войне мы едва не потеряли друг друга. И словно в издевательство, события повторяются, вынуждая нас снова быть на разных сторонах, и бороться не только за собственные жизни, но и за существование нашего мира. Хотелось думать, что последние события — дурной затянувшийся сон. Надвигающаяся неизвестность давила. Беспокойные мысли роились в голове, принося неутихающую боль. Хлипкие надежды на возможность противостоять Всадникам растворились с приходом последнего. Смерть не удастся обыграть, его не победить. Орден лишь оттягивал время прихода Матери, храня у себя горны. Но и здесь просчитался. Мальбонте воспользовался слабостью Мисселины, и потребовал горны в обмен на её сестру. Чувства ангела взяли верх, а Всадники удачно оказались в выигрыше. Осталось три закрытых печати на Книге Жизни. И очень скоро они будут сорваны. Я проснулся посреди ночи, едва погрузившись в недолгий сон, с беспокойным чувством в груди. Состояние было разбитым, голова больной, а веки тяжёлыми, но плохое самочувствие не помешало мне ощутить родной зов. Меня тянуло на землю. В некогда моё, а теперь уже наше место. «Дино»… Губы прошептали его имя как молитву. Кое-как натянув на себя одежду, я шагнул в открытый портал. Он стоял на самом краю заснеженного обрыва. Мощные белые крылья, распахнутые во всю ширину, сливались с ослепительной белизной зимнего пейзажа. Лёгкий ветер играл с его распущенными волосами, развевая светлые шёлковые пряди. Мой ангел казался волшебным миражом. Таким же нереально красивым, как и это загадочное место. Таким же величественным, как и массивные горы вокруг на фоне звёздного неба, мерцающего сотнями созвездий. Залюбовавшись прекрасной картиной, я на минуту забыл о терморегуляции, и тело обдало колючим холодом. Снег предательски захрустел под моими ногами, привлекая внимание, и Дино оглянулся. Мы шагнули навстречу друг другу безмолвно. Внешний холод сменился теплом любимых рук, смыкающихся в объятиях. Неровное дыхание, учащенное сердцебиение, и трепещущие всполохи энергии выражали эмоции лучше, чем любые слова. За прочно выстроенным годами фасадом мужества, который мы оба демонстрировали другим, за мрачными перспективами, о которых мы упорно старались не думать, скрывалась жестокая реальность. И никакие слова не могли бы сделать её лучше. Я чувствовал его волнение, переживания, боль и страх. И так хотелось его утешить, и прошептать на ухо, что всё будет хорошо. Но обмануть его было бы кощунством, а закрыть свою энергию — полным предательством. На вопрос «Как ты?» мы бы ответили одинаково: «Я рвано, отчаянно, неправильно и потерянно». И всё, что мы могли себе позволить — находить недолгое утешение в ласке родных рук, в открытой энергии, и в тёплом взгляде, обещающем быть вместе до конца. Убираю пряди его волос за ухо, задерживая ладонь на щеке, и поглаживая большим пальцем. Говорю почему-то шёпотом, словно нас здесь кто-то может услышать: — Почему ты не спишь? — Думал о тебе. Прости, что разбудил. — Ерунда… Усталый взгляд его красивых глаз был пропитан необъятной тоской, а грустная улыбка на родном лице отдавалась болью в самом сердце. Я не хочу, чтобы ты улыбался так вымученно, мой свет, так болезненно, сквозь слёзы. Я хочу видеть радость в твоих глазах. Хочу, чтобы ты смеялся от счастья. Хочу, чтобы ты сиял, озаряя весь мир своим чистым светом. — Ты злишься на меня? За то, что я до сих пор остаюсь со Всадниками? — Нет… — Прости, что я выбрал мать… Я хотел бы выбрать тебя… Всегда хочу выбирать только тебя. Во всей Вселенной лишь он один мог смотреть на меня с таким пониманием, и такой безграничной любовью. Никогда не осуждал, принимая все мои решения, всегда разделяя мою участь. — Я люблю тебя… Что бы ты ни сделал, и кого бы ты ни выбирал. — А я люблю тебя… Подавшись вперед, мы соприкоснулись лбами, и стояли в тихих, родных объятиях, закрыв глаза. Дышали друг другом, наслаждаясь недолгим единением, пока я не заговорил: — Каким бы долгим и тернистым не был путь, и сколько бы преград не пришлось преодолеть, есть кое-что, что я хочу пронести сквозь года. В лазурных глазах напротив замер вопрос, и ответ с моих губ прозвучал очень тихо, как сокровенная тайна: — Мы. Я хочу пронести нас через вечность. Он кивает, улыбается так нежно. И голос его дрожит, а по щеке скользит слеза: — Это должно получиться, Люци. Потому что я тоже очень этого хочу. Мои ладони стирали слезы с его щек, пока он держал меня в объятиях. — Когда всё закончится, мы будем вместе. Навсегда, мой свет. Я тебе обещаю. Мои губы коснулись его в успокаивающем поцелуе, в попытке стереть гнетущую печаль с лазурных глаз. Мы оба дрожали. От переизбытка испытываемых эмоций, от силы душевных переживаний, разрывающих на части изнутри. Наш поцелуй был отчаянно нежным, таил священные, хранимые в глубине души, оберегаемые ото всех чувства, и успокаивал лучше любых слов. И эти мистические снежные горы вокруг, и грандиозность необъятного пейзажа были лишь дополнением к родной целебной энергии, которую дарил мне он — мой привратник покоя. Даже сейчас, когда мне хотелось сдаться, когда я был бессильным и переставал верить в себя, впадая в отчаяние, он, сам того не подозревая, вселял в меня надежду, веру в общее будущее. Во мне возрождалась сила и разжигалось желание бороться. Бороться ради него, ради нас. Мы долго держали друг друга в объятиях, вдыхая родной запах, пропитываясь энергией. Не говорили о будущем, боясь спугнуть удачу, навлечь беду. Просили, и обещали друг другу беречь себя, и быть осторожными. Расставаться было невыносимо больно, даже на физическом уровне. Но я должен был отпустить ангела, ради его же безопасности. Дни проходили в тревожном ожидании. Орден затаился, словно и вовсе прекратил своё существование. Их вынудили к крайней осторожности, но я знал, что сутками напролёт они работают на износ. Да, все устали и потерпели поражение с горнами, но не сдались. Такие не сдаются. И либо побеждают в битве, либо… Я запрещал себе думать о смерти, постоянно вторя, что мы не погибнем, и наш мир не канет в небытиё. Мысли снова и снова возвращались к тому случаю с Уокер. Что с ней сотворил Голод, и на кой чёрт ему это сдалось? Какой силой он её наделил, и на что она может быть способна? В какие игры играет Всадник, и главное — зачем? Можно было бы посмеяться над собственным глупым желанием от безвыходности цепляться за призрачную надежду. Но тогда было не до смеха. Пламя одиноко горящей свечи задрожало, подсвечник зашатался от странной вибрации, прошедшей по столу. Несколько книг, что лежали у самого края, затряслись, и повалились на пол. Земля содрогнулась при раскрытии пятой печати. Следующим днём Всадники вместе со своей свитой, состоявшей из меня, отца, Мальбонте, Торендо и Астарота направлялись на землю. Стало известно, что Орден укрылся там. И шли Всадники за кем-то конкретным. Тем, кто был способен открыть печать. После громогласного крика Смерти: — Я достану это семейство из-под земли, стало понятно, что речь идёт об Уокер. Мать и дочь, потомки первого метиса — Мальбонте, стали ключом к оставшимся двум печатям. Теперь лишь они отделяли Всадников от освобождения Матери Жизни. В мир людей нас принёс водоворот, выбросив чуть поодаль нужного места. Этого было достаточно, чтобы оценить масштабы проделанной Всадниками работы. Они стёрли цивилизацию с лица земли. Огонь дожирал остатки полуразрушенных зданий. Тушить пожар было не кому, да и уже незачем. В воздухе витал режущий глаза запах гари, смешавшийся с тошнотворным сладковатым запахом разлагающейся плоти. Сколько людей здесь погибло? Эта планета была устелена трупами. С какой бы жестокостью и остервенением Всадники ни крушили наш мир, такого масштабного побоища там не было. Настоящий ад разверзся здесь, на земле. Словно целью уничтожения были именно смертные, а нас лишь затронуло ударной волной безжалостного вторжения неведанной силы. Мы приземлились перед чудом уцелевшим домом. Когда-то он был шикарным особняком, теперь стал жалким убежищем для отчаянных бессмертных. Орден Сопротивления стоял перед нами, готовы броситься в бой, отражать атаки. Не было только двух Уокер, по всей видимости, их спрятали в доме, а все остальные стояли на защите. Я был рад приятной неожиданности увидеть среди остальных Мамона, хоть пока и не понимал, как ему удалось обвести Всадников вокруг пальца. Мне были знакомы все присутствующие, но как бы я не пытался зацепиться взглядом за кого-то другого, глаза смотрели на него. Дино выглядел собранным, уверенным, и бесстрашным, нацепив на лицо эту непроницаемую маску бойца. И только на дне лазуритов, смотрящих мимо меня, плескалась такая боль, что воздух застревал комом в горле, и сделать вдох вышло с третьего раза. Он избегал смотреть мне в глаза, потому что это было невыносимо. Моё присутствие здесь выглядело так, словно я пришёл сражаться против него. Всадники приземлились позади нас, на некотором расстоянии друг от друга, словно образуя полукруг, и отрезая любые пути к отступлению. Отсюда никто не уйдёт, пока они не получат желаемое. — Выходите! — голос Смерти звучал приказом, угрозой для тех, кто оставался внутри и находился снаружи. Было понятно, что он перебьёт здесь всех, если Уокер не выйдут. Прошла минута. Две. Но дверь так и не отворилась. Отец обвел взглядом всех стоящих напротив. С раздражением обратился к нам: — Какого чёрта вы стоите?! — и бросился к двери, готовый приволочь за шкирку обеих Уокер Всадникам. На него кто-то набросился, но соперники отлетали в стороны быстрее, чем успевали нанести удар. Мальбонте, Астарот и Торендо сцепились с остальными членами Ордена. Кто-то налетал на меня в безуспешных попытках атаковать. Ангелов и демонов в Сопротивлении было намного больше, чем показалось поначалу. Всадники не двигались с места, не вмешивались, наблюдая за схваткой, как за представлением. Биться с нами было ниже их достоинства, всё равно, что отбрасывать от себя мусор. В этой суматохе я потерял из виду Дино. Кто-то пытался набросить мне на крылья золотые нити, но мне удалось увернулся, оборачиваясь на голос отца. — Я сказал, уйди с дороги! Он стоял на небольшом расстоянии от входной двери в дом, но что-то будто преграждало ему путь, не пуская вовнутрь. Дино закрывал вход, образуя перед собой энергетический щит: — Вы не получите то, за чем пришли! Отец рассмеялся. Угрожающе расправил крылья, разводя руки в стороны. На ладонях уже пламенели горящие сферы. — Получим. Но сперва мне придётся тебя убить. — Не смей! — я успел налететь на него, со всей силой снося в сторону от Дино. Выпущенный огонь из его рук влетел в окно. Стекла разбились, со звоном посыпавшись на землю. Внутри дома что-то громыхнуло, прогремел взрыв, начался пожар. По инерции я завалился на отца, прижимая его к земле. Наши взгляды встретились. Я знал, что он видит его образ в моих глазах. Знал, какая буря эмоций в нём поднимается. Но даже не пытался поставить блоки. Мне не было страшно. Я больше не боялся отца. Я давно поборол этот детский страх, перерос его. Перестал поддаваться своему страху, и он больше не имел надо мной власти. И отец всё прекрасно видел. Понимал, что мне хватит решимости и силы его убить за Дино, и рука моя не дрогнет. Но, по обыкновению, его губы скривились в отвращении, а голос был каким-то искусственным и неживым: — Позорище… Хорошо, что из небытия я не видел этого… — Да пошёл ты… А тем временем Всадники приближались к вышедшим из дома Уокер. — Ну что, наигрались в Сопротивление? — Чума издевательски засмеялась. — Вы правда думали, что выйдет нас переиграть? Голод щёлкнул зажигалкой. Затянулся сигаретой, медленно выпуская дым. Он стоял поодаль, чтобы влияние его силы оставалось минимальным. Но спокойный холодный голос прозвучал совсем рядом: — А ещё знали, что всё равно умрёте. Зачем оттягивать неизбежное? Уокер младшая, вечный любитель погеройствовать, шагнула вперёд. Ребекка смерила её недовольным, но обеспокоенным взглядом. — Зачем вы это делаете? Какие цели преследуете? За что убиваете нас? Смерть посмотрел на неё, как на настырную муху. Ему очень хотелось отмахнуться, прихлопнув её одним ударом. Но она была ещё нужна, поэтому Всадник лишь сердито проворчал: — Мне острочертел этот цирк! — Ты ещё не поняла, птенчик? — Чума спросила заискивающе, с кошачьей грацией сделав шаг вперёд. — Да что она понять способна? От неё до сих пор несёт человеком, хоть и крылья обрела! Мерзость! Чума обернулась к брату с неожиданно ласковой улыбкой. Произнесла успокаивающим тоном: — Не злись, братец. Он лишь неприязненно фыркнул от этого обращения. А Чума продолжила, вернув взгляд бывшей смертной: — Хочешь, я расскажу? Тебе же интересно, птенчик? Голод продолжал спокойно курить в стороне, со странной улыбкой смотря на Уокер. Смерть же не унимался: — У нас нет на это времени! Что ты… — Раз уж им суждено умереть, они имеют право знать почему, — голос Всадницы был не громким, но уверенным и властным. — Какая же ты глупая… Смерть раздражённо сделал несколько шагов назад, а Чума начала свой рассказ. Она сотворила нечто невообразимое. И её гипнотический голос полился чарующей музыкой, а слова оживали, и мелькали перед глазами кинолентой событий тысячелетней давности. Всадница начала с самого начала. С зарождения самой первой формы жизни — вселенской энергии, наделённой разумом, и принявшей живую оболочку. Матери Жизни. Её главной силой была аннигиляция. Многие века она только то и делала, что создавала и разрушала множество миров. Временных и постоянных. А когда ей стало совсем одиноко, она сотворила первых сыновей — Шепфа, управляющего светом, и Шепфамалума, владеющего тьмой. Это были первые создания, в которых Матерь Жизни вдохнула разум и душу, сделав их способными мыслить и чувствовать. Сила братьев крепла и множилась, и однажды им стало недостаточно быть всего лишь продолжением Матери, и следовать ей. Тогда Шепфа и Шепфамалум попросили у неё разрешения создать свои миры, и подобных себе созданий. Матерь Жизни не смогла отказать сыновьям, ведь и сама ощутила когда-то такую потребность. Но это стало её ошибкой. Братья были слишком амбициозны, и не желали уступать друг другу. Шепфа создал ангелов, Шепфамалум — демонов. Один не вмешивался в жизнь своих детей, а второй отчаянно жаждал власти. Вскоре между ними начали разгораться ожесточённые споры. Сыновья огорчали Матерь своим поведением, заставляя её снова чувствовать себя безмерно одинокой. И тогда она создала первого Всадница Апокалипсиса — Смерть. И отправила его к старшим братьям с предупреждением — перестать враждовать. Всадник принёс с собой небытиё и смерть. Бессмертные существа стали смертными, пусть и при определённых обстоятельствах. Когда Всадник ушёл, вражда между братьями продолжила разгораться с каждым днем, пока Шепфамалум не посмел вторгнуться во владения Шепфа, чтобы переманить его созданий на тёмную сторону. Тогда погибли первые ангелы, чей чистый свет не был способен принять тьму. Шепфа пришёл в ярость, и объявил брату войну. Это противостояние затянулось на тысячи лет, но сколько бы они не боролись, их силы были равны. Свет равен тьме, но Шепфамалум был не согласен с этой истиной. Он желал победы. И ради этого создал людей — слабых земных созданий, годящихся лишь для преклонения перед богом, и делающих его сильнее. Гнев обуял Матерь Жизни, когда она увидела такую самовольность сына. И тогда она создала второго Всадника Апокалипсиса — Голода. Он явился на землю со следующим предупреждение — прекратить войну, иначе все погибнут. Для большего убеждения братьев Матерь Жизни вскоре сотворила Войну, и самую младшую дочь — Чуму. Всадники тогда едва не стёрли с лица земли весь мир. Но Шепфа и Шепфамалум не могли позволить уничтожить плоды своих кропотливых творений. Они разработали хитрый план, решив объединиться. Обманом смогли убедить мать отозвать Всадников, заверив, что готовы уничтожить своих созданий и вернуться во служение Матери Жизни. Им удалась сладкая ложь. Шефпа и Шепфамалум ослабили влияние Матери на их мир на многие тысячелетия, украв её Книгу Жизни, в которую были вписаны имена достойных жить. Эта книга хранила энергию самой Вселенной, и была связана с ней. Матерь Жизни больше не могла вмешиваться, не могла даже присматривать за своими сыновьями. Шепфа и Шепфамалум наложили на Книгу семь печатей, сковывающих Матерь по рукам и ногах, усыпляющих её разум и сдерживающих её силу. Только разорвав все печати, Матерь Жизни сможет пробудиться и прийти в мир своих сыновей. Открыть эти печати могут лишь метисы — дети, рождённые от союза света и тьмы. Во время великой битвы братьев Книга Жизни была утеряна. Но кто-то её нашёл. И кому-то удалось сорвать первую печать, запустив обратный отсчёт. Был лишь вопрос времени, когда все печати будут открыты. Но это всё равно бы произошло. Других вариантов нет. Если дети матери не усвоят её уроков, она хладнокровно уничтожит их, чтобы на пепле и костях создать нечто новое. Когда Чума закончила говорить, повисла тишина. Всё пытались осмыслить её слова, но почему-то не выходило. Не получалось поверить в свою неминуемую смерть. Отчего-то все стремились к жизни. Смерть всё порывался перебить Чуму посередине её рассказа, но лишь строго подытожил: — Надеюсь вопросы «зачем» и «почему» закрыты. А теперь, — он нетерпеливо протянул руку, — мы заберём потомков первого метиса. Лицо Мальбонте искривила странная гримаса. Винчесто шагнул навстречу Всаднику, уверенно заявив: — Нет. Не заберёте. А дальше всё произошло так стремительно, что ни взор, ни разум не успевал поспевать за пониманием что делать. Винчесто взмахнул рукой, и рядом со Всадниками прогремели взрывы. Ото всюду полетели булыжники и энергетические сферы. Направлены они были во Всадников, но задевали на своём пути всех, кто попадался. Чуму эта выходка невероятно разозлила. Она изящно уворачивалась, и отмахивалась от атак небрежными движениями рук, как если бы на неё налетали насекомые. А потом одной силой мысли подняла в воздух сотню камней, и запустила их в членов Ордена. Красные огненные шары полетели следом. — Я не люблю сражаться! Зачем вы меня испытываете?! Кому-то повезло увернуться, кого-то прожгло огнём или прибило камнями. Я видел, как Дино прикрывал Мими, и успел повалить её на землю раньше, чем воздух разрезали пылающие сферы. Снова началась битва. Приходилось сцепляться в схватках, и отражать атаки. Спустя какое-то время Голод сделал несколько медленных шагов, подходя всё ближе к полю боя. Но ничего не происходило. Его сила не действовала на нас, словно её кто-то сдерживал. — Надо же. У тебя и вправду выходит, — глаза Всадника были прикованы к Уокер. И только сейчас стало понятно, что она делала. По её щекам стекали кровавые слёзы, тонкие струйки крови потекли из носа от перенапряжения. Но она старалась не терять концентрацию. Ей удалось воздвигнуть и удерживать защитный щит между нами и Голодом, уберечь от его влияния, чтобы силы не покинули, и Орден мог продолжать сражение. Смерть как-то странно взглянул на брата, а потом повёл рукой в сторону Уокер. Она пошатнулась, но подавила смертоносную атаку. Всадник глухо рассмеялся: — Интересная способность, как для смертной. — Я больше не смертная! — даже в такой опасной ситуации она не держала язык за зубами, чем только злила Всадника. — Наличие крыльев никогда не сделает тебя равной высшим существам. Ты слаба, и не сможешь противостоять мне. Смерть издевательски пошевелил пальцами, гадко улыбаясь. И лишь молча наблюдал, как Уокер корчится и кричит от боли, как дрожат и подкашиваются её ноги, как она падает на колени, не в силах больше стоять. Она не выдерживала натиска двух Всадников. Отчаянно пыталась, но сдержать такую силу было невозможно. Ребекка и Винчесто кинулись к ней в порыве толи помочь, толи поддержать, но я остановил их на полпути: — Не мешайте ей! Она справится! Уокер вздрогнула, когда я осторожно коснулся её плеча. — Вики, — наверное, впервые за всё время нашего знакомства я обратился к ней по имени, — ты не удержишь их двоих. Переключишься на Смерть, Голода я возьму на себя. — Что ты задумал? — ей было трудно говорить, из глаз без остановки текли кровавые слёзы. — Сейчас поймёшь. Продержись только немного. Объяснять ей сумасшедший план, за минуту возникший в голове, не было ни времени, ни возможности. — Следи за мной. Снимешь щит, когда буду с ним рядом. Она ни черта не понимала, но согласно кивнула. А дальше я действовал быстро. Не раздумывая, иначе ничего бы не вышло. Сцепившись с кем-то из Ордена, я маневренно уводил их всё дальше от остальных, и подходил всё ближе к Голоду. А когда до отделяющей от Всадника черты осталось всего ничего, раскрыв крылья, бросился к нему. Принимать в полёте вторую ипостась довольно сложно, но других вариантов у меня не было. Уокер видимо исправно следила за моими действиями, и убрала щит ровно в тот момент, когда я влетал в невидимую стену. Голод удивлённо уставился на меня, когда я подхватил его в полёте, и, словно коршун добычу, уносил как можно дальше. — Что ты творишь, демон? — Всадник оставался привычно спокойным, зная, что мне его не одолеть. — Если так хотел уединиться, мог бы просто попросить меня об этом. Он беззлобно рассмеялся в моих руках. И смех его был такой же безрадостный и меланхолический, как и он сам. — Заткнись! Демонический облик намного сильнее и выносливее человеческого, но даже в нём я понимал, что долго не продержусь. Сила Всадника была слишком давящей, такой ощутимой, будто впитывалась мне в кожу, проникая в организм ядом истощения. Не знаю, сколько мне удалось пролететь, прежде чем тело начало неумолимо слабеть. Крылья казались слишком тяжёлыми, и каждый новый взмах давался с трудом. Ноша в руках ставала непосильной. — Уже устал?.. Тебя и так хватило надолго, — его хрипловатый голос звучал словно сквозь толщу воды. — Хорошо, что ты меня отвлёк, Люцифер. А то наблюдать за этим бессмысленным сражением было слишком скучно. У меня не было продуманного плана, когда я уносил прочь Голода. Но я очень надеялся, что он проработан у Ордена. У них должен быть какой-то план, иначе всё бессмысленно. Взмах крыльев. Ещё, и ещё один. Я не заметил, как начал снижаться. Земля приближалась, а удерживать тело в воздухе уже не было сил. Перед глазами потемнело, и мир померк прежде, чем я камнем полетел вниз, теряя сознание.Пятая печать
23 января 2024 г. в 22:54
Огромная комната во мраке тьмы казалась пустой и абсолютно безжизненной. Темнота выглядела пугающей, и до жути холодной, как и тот, чей образ был едва уловим среди оранжевых бликов пламени на стенах, что приносили в сумрачный интерьер малую частичку жизни.
Смерть стоял возле камина, опираясь на тонкую трость, зажатую в руках перед собой. Чёрный плащ в пол, накинутый на широкие плечи, придавал его фигуре ещё более массивные очертания.
Громадный тёмный силуэт, слабо освещаемый языками трепещущего пламени, выглядел зловещим и опасным.
Пальцы в кожаных перчатках до скрипа сжимали золотую рукоятку трости, выдавая его нервозность.
Лица видно не было, но это не мешало представить прожигающие глаза, пылающие подобно огню, тонкую линию искривлённых губ, и ходячие желваки на скулах от плотно стиснутых зубов.
Почуяв знакомые энергии, он так и остался стоять спиной, процедив сквозь зубы:
— Вы заставили меня ждать, — низкий голос прозвучал рыком, демонстрируя испытываемое недовольство.
Чума мимолётно улыбнулась, рада, что удалось его хоть как-то задеть, заставив изводиться в ожидании. На её лице не было и тени страха перед братом, когда она уверенно шагнула навстречу.
Ровная спина, гордая осанка, смелый взгляд — всем своим видом она стремилась подчеркнуть собственное достоинство.
Даже переоделась перед встречей, изменила макияж и причёску, доведя до совершенства и без того идеальную внешность.
На мрачном фоне Всадника, облачённого в чёрный, образ Чумы выделялся поражающим контрастом. Серебристый шёлк платья и аккуратно собранные пепельные локоны придавали ей необычайной нежности, так граничащей с её настоящей сутью, или же тайно её отражающей.
— Твоё ожидание этого определённо стоило, брат.
Смерть повернулся к ней, с затаённой угрозой в резком движении, но она не отпрянула. Выдержала испытывающий взгляд с нечитаемым выражением лица.
И медленно протянула брату саквояж, что держала в руке. Горны внутри тихо зазвенели, вызвав кривую улыбку Всадника.
Нетерпеливо открыв застёжку, он провёл рукой по древним реликвиям, словно желая впитать в себя их живую энергию.
— Все семь, — грубые черты лица Смерти стали мягче, глаза довольно сверкнули. — Осталось ждать недолго…
Чума молчала, но взгляд её был выжидающим. Она внимательно следила за эмоциями старшего брата, пытаясь понять, смогла ли угодить ему.
Как ребёнок перед родителем, в кой то веки совершивший достижение, и ждущий похвалу.
Но вместо поощрения последовал холодный взгляд, хлестнувший хуже батога. В злых глазах читалось презрение и брезгливость. Жестокое лицо Всадника снова заволокла гримаса недовольства.
Казалось, он видел Чуму насквозь, и знал, что её заслуги в добыче горнов нет.
Если бы не Голод и Мальбонте, она бы вернулась ни с чем. И на Островах Памяти её не очень то это и заботило. А теперь вдруг решила выслужиться, но не вышло, впрочем, как и всегда.
Когда упрекающий взгляд брата стал совсем невыносимым, Всадница неосознанно шагнула назад, опуская глаза.
— А теперь проваливай! Вместе со своими шавками!
В минутной тишине я услышал, как заскрипели стиснутые зубы Мальбонте от этого принижения. Его положение теперь ничего не стоило, а пресмыкание перед Всадниками его оскорбляло. Он не любил покоряться, но сейчас приходилось.
Красные глаза смотрели в пол. Чума поняла, что Смерть всё почувствовал. Поняла, что облажалась, и может уже в красках представляла, что он с ней сделает за проваленное задание. Чуть склонившись в поклоне, тихо произнесла:
— Доброй ночи, брат, — бесшумно выскользнула с комнаты, и словно призрак, растворилась в темноте коридора.