Fata Morgana

      Матерь Жизни великодушно подарила нам шанс на существование, но пробравший до костей страх смерти почему-то не сменился радостью, или хотя бы жалким подобием надежды. Нас временно пощадили, дали отсрочку до Судного дня, в который непременно сотрут с лица земли.       Измотанные и потерянные, мы зависли в молчаливом оцепенении, не понимая, что делать дальше и куда идти.       Дино крепко сжал мою руку, обвёл печальным взглядом остров, словно только сейчас оценил масштаб разрушений после битвы.       — Нужно помочь пострадавшим.       Я согласно кивнул, не удивляясь его добродушию даже в такие моменты.       Мы долго вытаскивали из-под завалов полуживых бессмертных. Те, кому удалось быстрее прийти в себя и восстановить силы, помогали раненым добраться до Академии. Искать другое пристанище не было ни смысла, ни желания.       Мими с Элизой страшно переживали за раненого Мамона, буквально таща его на себе, но он уверял их, что всё в порядке.       Периодически харкая кровью, даже умудрялся отпускать шутки, вызывая смех сквозь слёзы у жены и дочери.       Уокер едва держалась на ногах, но активно старалась спасти всех, кого только возможно.       Давящая тишина на острове сменилась криками боли, тихим плачем и робкими разговорами.       Мальбонте равнодушно стоял в стороне с пустым взглядом и каменным лицом. Он одним из первых взмыл в небо, скрываясь в густых облаках.       Мы же с Дино были последними, кто остался, когда остров уже почти утонул в ночной тьме. Не считая Чуму и Киру.       Всадница так и не шелохнулась, не сдвинулась с места, не смотря на суматоху вокруг. Кира прижималась к ней, склонив голову, и стараясь укрыть крыльями, в страхе, что кто-то рискнет напасть.       На них не обращали внимания, просто обходили стороной, бросая презрительные, уничтожающие взгляды. Наверное убить обессиленную Чуму сейчас было легче, чем когда-либо, но никто даже не попытался.       Наказание Матери для неё было хуже смерти.       Проследив за моим взглядом, Дино как-то нерешительно сказал:       — Нужно забрать Киру.       — Она не пойдёт одна. А Чуме в Академию нельзя.       — Чуме? Ты серьёзно собираешься ей помогать? — в его голосе отчётливо слышались нотки ревности, хоть она и казалась мне совсем неуместной.       Контакт с Всадницей всё ещё был выгоден, и хотелось думать, что мной двигала сухая расчётливость. С природой сопутствующих чувств я обещал себе разобраться потом.       — Я не знаю… Она может быть полезной.       Дино отвёл взгляд, стиснув зубы. Злился, закипал внутри, но держался отстраненно, закрываясь холодным щитом.       — Как знаешь. Хочешь помогать Чуме — вперёд, только без меня.       — Дино…       — Если вдруг окажусь нужен, я в Академии, — расправив крылья с такой мощью, что меня едва не снесло потоком воздуха, он взмыл ввысь.       — Дино!.. — мой окрик не нашёл ответа, любимый силуэт растворился в ночном небе. — Да какого чёрта, ангел?..       Нервно выдохнув, я шагнул к Чуме, не оставляя себе времени на размышления о правильности собственных действий.       Словно почувствовав моё приближение, она с трудом поднялась на ноги. Кира поддерживала её, обвив руками талию. Погладив метиску по голове, Чума слабо улыбнулась, шепнула в попытке утешить:       — Всё хорошо…       Перевела на меня взгляд. В красных глазах не осталось и следа надменности и высокомерия, только тихая грусть и многовековая боль. Чума выглядела потерянной, растоптанной и уничтоженной.       — Зачем ты остался, Люцифер?...       — Хочу помочь.       — Мне?.. — она улыбнулась, грустно и вымученно. — Разве я стою твоей помощи?       — Вот и посмотрим. Я могу укрыть тебя в Аду. В другие места глупо соваться.       Всадница тяжело вздохнула. Прижала к себе Киру.       — Мне нигде не будет места. Но спасибо за предложение, отказываться не стану.       Кира не желала оставлять Чуму, и пошла за ней, что было вполне ожидаемо.       Идея спрятать их в катакомбах показалась простой и логичной. Это забытое временем место давно стало убежищем для отшельников и изгоев. Никто не рискнет начинать там бессмысленные и опасные поиски.       — Комфортных апартаментов здесь нет.       — Всё же лучше, чем ничего.       Всадница вошла за мной в некое подобие комнаты, окинув безразличным взглядом скудное убранство.       Уложив Киру на матрас в самом углу, укрыла её одеялом. С материнской нежностью поцеловала в лоб:       — Спи, моя девочка. Ты сегодня очень устала…       Не желая задерживаться, я шагнул к выходу, но Чума тихо окликнула меня. Подошла ближе. Помедлив, собралась с мыслями, и заговорила:       — Спасибо, что не отвернулся. Я не ожидала, что помогать станешь.       — Это едва ли можно назвать помощью.       — Ты мог уйти со всеми, но остался. Со мной… — в красных глазах теплилась слабая надежда, что это и вправду так.       Но тешить её напрасными иллюзиями было бы слишком жестоко.       — Не придумывай то, чего нет. Считай это моей благодарностью за сохраненную жизнь матери. Не более того.       — Я не причинила ей вреда, как и обещала.       — Я это ценю.       Чума шагнула ко мне, порывисто заключив в объятия. Прильнула ко мне, как к единственному спасению.       Тонкие пальцы коснулись щеки. Губы прошептали умоляюще:       — Останься со мной... Пожалуйста. Всего на один раз.       — Нет.       Она обхватила руками моё лицо, смотря в глаза с искренней преданностью:       — Я люблю тебя, Люцифер...       — Это не любовь.       — А что тогда?       — Ты запуталась. Это фальшивые чувства.       — А ты нет? Всё ещё уверен в своих истинных чувствах к ангелу?       — Абсолютно. Давай закроем этот вопрос раз и навсегда.       Всадница отстранилась, опустила взгляд, сцепив перед собой руки. Тихий голос прозвучал безучастно.       — Я хочу, чтобы ты знал… То, что мне приходилось делать, не было моим желанием. Я пришла в ваш мир не по своей воле, и на самом деле никому не желала зла.       — Да что ты? Твои деяния были почти невинными.       — У меня не было выхода, Люцифер. Собственная сила сделала меня заложницей. И чтобы выжить, мне нужно было питаться чужим отчаянием.       — Ты могла бы изначально быть на нашей стороне. Всё равно ведь ожидала, что Матерь тебя убьет.       — Не могла. В благие намерения Всадницы никто бы не поверил.       — Думаешь сейчас поверят?       — Знаю, что нет.       Она снова шагнула ближе, вдумчиво заглянув в мои глаза.       — Ты ненавидишь меня?       — Не знаю… — я не врал, она вызывала у меня смешанные и противоречивые чувства, но распознать среди них ненависть почему-то не удавалось.       — Прости меня за всё. Если сможешь. Я больше никогда не встану на твоём пути.       Слов для ответа не нашлось. Красные глаза смотрели виновато и открыто, с полным осознанием своей вины, и с трогающим сердце раскаянием.       По пути в Академию я старался не думать о своём странном поступке, о непонятно откуда взявшемся желании помочь. Чума была виновницей моих бед, но, как и обещала, не тронула дорогих мне и близких, напротив, пыталась защитить, как могла. Можно ли быть за это благодарным? Можно ли проникнуться состраданием и пониманием?       Уставшие, вымотанные физически и морально, бессмертные разбрелись по комнатам для отдыха.       Мои неспешные шаги отдавались эхом в тишине пустого коридора.       Я заглянул к маме, но заметив, что она спит, не стал тревожить. Видеть её живой и невредимой было подарком судьбы.       Она почти не изменилась с того времени, как я перестал её навещать. Только черты лица заострились с годами, придав точеной строгости и ещё большей выразительности яркой внешности.       Ненадолго задержавшись у её кровати, я оставил невесомый поцелуй на огненных волосах, и тихо направился к выходу.       Ноги сами понесли меня дальше. Давно изученная грозовая энергия тянула магнитом к единственной обители моей души, моей защите и моей отраде.       Дверная ручка поддалась, и я беззвучно переступил порог.       Дино стоял у окна, скрестив руки перед грудью. Даже не оглянулся на мой приход, лишь сложенные за спиной крылья едва заметно дёрнулись, а следом был выплюнут вопрос:       — Как дела у Чумы?       Я остановился в паре шагов за его спиной.       — Интересуют её дела?       — Тебя же интересуют…       — Вовсе нет.       — Разве? Пожалел бедняжку, утешил? Может решил приютить в своей комнате, по доброте душевной?       — Дино, мне конечно приятна твоя яростная ревность, но, я очень тебя прошу — перестань.       Сократив расстояние между нами, я оказался совсем близко. Дино так и не повернулся ко мне, продолжая буравить глубоким взглядом ночную даль. Строгий, прямой профиль в отражении лунного света был несказанно красивый… Идеальные, симметричные черты лица создавали впечатление чистой гармонии.       Прекрасный, совершенный, и такой родной…       — Дино… Посмотри на меня, — он не послушал, но руку, обхватившую его ладонь, не отбросил. — Нет мне до неё никакого дела. Да мне ни до кого нету дела, кроме тебя.       — Тогда зачем ей помогал? — лазурные глаза подарили мне пристальный взгляд, не оставив ни малейшей возможности уйти от ответа, или солгать.       Я ответил, не раздумывая:       — Она источник важной информации о Всадниках и Матери. А нам нужно знать, как победить врагов, если мы намерены выжить.       — И ты уверен, что она всё тебе расскажет?       — Давай обсудим это позже. Я чертовски устал…       — Как знаешь, — он снова отвернулся, освобождая руку от моего касания.       Взгляд стал немного мягче, но плотно стиснутые челюсти выдавали негодование.       — Хватит злиться.       — Я и не злюсь.       — Я и вижу... Перестань меня к ней ревновать… — руки мягким движением отвели назад шёлковые пряди, губы коснулись нежной кожи шеи.       Невесомые, лёгкие поцелуи наряду с горячим дыханием пустили мелкие мурашки по светлой коже. Дино повёл плечами в слабой попытке освободиться, но всё же сдался, склонив голову чуть в сторону, и открывая больше места для ласк.       — Глупо отрицать её интерес ко мне, но он односторонний, был и останется, — ладонь нырнула под крыльями, легла на талию, притягивая в объятия.       — А вот это зависит от близости вашего общения. Смотри и не заметишь, как твоё сердце окажется в её руках...       Руки тут же окольцевали любимое тело в знак протеста. Что бы он ни говорил, я не выпущу его из объятий, не дам уйти, не отпущу ни на шаг. Уткнувшись лбом в висок, выдохнул ему почти в самое ухо:       — Я никому не смогу отдать своё сердце, потому что ты давно забрал его себе.       Дино хотел увернуться, но мои губы всё же коснулись щеки, прошлись короткими поцелуями по линии челюсти. Кололась не только жёсткая щетина на его лице, он весь был колючий, истерзанный неуёмной ревностью и непривычно холодный.       — Она и телом будет рада довольствоваться…       — Возможно. Но оно её не хочет. Никого не хочет, кроме тебя.       Придвинувшись вплотную, я прижался пахом к его бедру в доказательство, потираясь наливающимся членом, и обхватывая поперёк живота.       Он прикусил нижнюю губу, и усмехнулся куда-то в сторону.       — Всё тебе принадлежит. Моё сердце, тело, и душа. Всё твоё…       Губы прихватили тонкую кожу на шее, наслаждаясь мягкой нежностью, и усиливая напор с каждым последующим касанием.       Одной рукой я скользнул к основанию белоснежных крыльев, и спустился к пояснице поглаживающим движением. Второй — забрался под ткань свободной рубашки спереди; дразня, прошёлся подушечками пальцев по прессу, и замер на уровне ремня.       — Не смей сомневаться,— под моими губами учащался пульс, дыхание становилось глубже.— Я только твой… Всегда был, и всегда буду.       Чувствовать его крепкое тело в своих руках, зарываться носом в изгиб шеи, вдыхая свежесть петрикора, было тотальным умопомрачением.       Как же мне не хватало этого все чёртовы месяцы без него…       — Хочешь доказательств?.. — рука двинулась по спине, обхватила основание крыла, перебирая пальцами пуховые перья.       Дино шумно выдохнул, едва не выпустив из губ задушенный стон:       — Потребуются убеждения…       — Обижаешь, ангел… И когда это я был неубедительным?       Я развернул его к себе, не давая возможности выбраться из капкана цепких рук.       Вжал в подоконник, не оставляя шансов для отступления.       Мои глаза горели обожанием, голодный взгляд становился едва не безумным.       Губы в секунду завладели его губами, настойчиво, почти что грубо. Язык нахально скользнул в приоткрытый рот, и сплелся с его языком.       С немыслимым наслаждением я чувствовал страстную самоотдачу его тела, потерянный контроль над сознанием и стремительно распаляющееся желание.       Его близость была подобна току, пускала по венам электрические импульсы, пробирающие сладкой дрожью каждую клеточку тела.       — Люци… — горячий шёпот, выдохнутый мне в губы, подрагивающие ресницы на прикрытых веках, — ты же сказал, что устал…       Какой же он прекрасный, притягательный и желанный… До перехватившего дыхания в горле, до колкого спазма в груди…       Единственный на свете… Мой…       — Ч-ш-ш… Тебе же нужны убеждения?.. Надеюсь, сил у меня хватит…       Пальцы зарылись в золотистые волосы, мягко оттягивая назад, вынуждая запрокинуть голову. Губы припали к шее, оставляя красноватые следы. Язык жадно вылизал яремную впадину, прошёлся по бьющейся венке, мокро огладил выпуклый кадык.       Я сорвал с него рубашку, нетерпеливо оголяя поджарое тело. Поцелуями спустился к груди, поочерёдно втянул губами соски. Опустился по торсу, и щёлкнув пряжкой ремня, стёк перед ним на колени.       Моя ладонь накрыла его член через ткань, дразняще прошлась по налитой длине.       Взгляд лазурных глаз потяжелел, Дино смотрел на меня сверху вниз в ожидании и жадном предвкушении.       Молния расстегнулась, и стянутые брюки упали на пол. Не стесняемый давлением ткани, напряжённый член отзывчиво дёрнулся. Обхватив его ладонью, я медленно провёл от головки до самого корня.       Языком собрал выступившую смазку, смакуя приятный солоноватый вкус. Вдохнув дурманящий, мускусный запах его возбуждения, накрыл губами головку, задевая чувствительную уздечку языком, посасывая, и двигая ладонью по длине до основания.       Такой упругий. Теплый. Влажный. Так правильно ложащийся налитой тяжестью на мой язык.       Я слышал, как сбилось дыхание Дино, как глухо он застонал, когда плавным движением я насадился глубже, принимая его почти наполовину.       Его рука легла мне на затылок, пальцы сжали короткие волосы, умоляюще направляя меня глубже и глубже.       Ублажать его было невероятно приятно, отрываться совсем не хотелось.       Сдавленные стоны Дино так восхитительно ласкали слух, что собственное возбуждение нарастало до тянущей боли. Вставший член упирался в шов брюк, стесненный настолько, что выть хотелось.       Непроизвольно вырвавшийся из горла стон был почти мучительным, но усилил удовольствие Дино, послав приятную вибрацию по стволу. И я готов был терпеть сколько угодно, лишь бы ему было достаточно хорошо.       Он несдержанно двинулся навстречу, и я послушно ускорил темп, давая ему получить желаемое.       С характерным звуком выпустив член со рта, размашисто мазнул языком вдоль от яиц и до головки, вобрал губами, поднимая взгляд.       Его пальцы мягко прошлись по моим волосам, подушечками скользнули по скуле, нежно очертили контур губ.       Казалось, я сойду с ума от интимности этих касаний, от его вкуса во рту, от будоражащего запаха. Я готов был кончить от помутневшего взгляда лазурных глаз, смотрящих на меня с таким вожделением, что выворачивало в сухом оргазме.       — Насколько я убедительный, Дино? — силы подняться нашлись с трудом, но губы потянулись в дерзкой ухмылке.       Он рвано выдохнул, притягивая меня ближе:       — Пока справляешься…       Я впился в невыносимо желанные губы голодным, напористым поцелуем, глубоко вылизывая жаркий рот, давая ему почувствовать собственный вкус.       Любимые руки умело освободили меня от одежды. Тела пылали, воздуха не хватало для вдоха.       Он был моим искушением, так же как и я его. И дело совсем не в похоти.       Мы совпали однажды. Чувствами и желаниями, разделившими жизнь на до и после. И без него будет не то чтобы невозможно, а просто незачем.       Мы любим друг друга. Взаимно. Это великое счастье и невероятная редкость. И до скончания веков я буду благодарен судьбе, что одарила меня божественным, феноменальным чувством, над которым не властны никакие силы.       В несколько торопливых шагов мы оказались на мягкой кровати, сплетаясь в одно целое. Нависнув сверху, и, опустив руку между телами, я обхватил наши члены. Подобная близость была самой интимной из всех возможных.       Наклонившись к его губам, прикусил нижнюю, параллельно с нажимом надавливая на головки, и смешивая нашу смазку.       Мой кулак задвигался. Ощущать желание друг друга было чем-то непередаваемым.       Дино хрипло застонал, почти закатывая глаза.       — Хорошо тебе?       — Д-да...       Я двинул бёдрами, и он подался навстречу. Ладонь скользила по его головке, а член прижимался сверху всей длиной.       — Думаешь я бы делал так, если бы чувства к тебе треснули по швам?       Я позволял ему считать себя полностью. Не только физически, но и ментально. Открытая энергия без единого блока, свободный доступ в сознание с полным доверием.       — Думаешь был бы таким открытым перед тобой, если бы в мыслях поселился кто-то другой?       Продолжая сладостную пытку, я с упоением наблюдал, как Дино кусал губы, содрогаясь под моими руками.       Наши стволы терлись уздечками, истекая предэякулятом. Я то усиливал захват, прижимая нас сильнее, то ослаблял хватку, мягко водя по головкам.       — Твои сомнения — худшая из пыток…       Я следил за его дыханием, подстраивая свои движения. Он был на грани, как и я.       — Не вынуждай меня сомневаться…       Дино сорвался первым. Его член дёрнулся в моей руке, и горячая сперма выстрелила в ладонь. С хриплым стоном меня унесло следом.       Я наклонился над ним, ловя губы для поцелуя. Целовал его лицо, хаотично блуждая губами по скулам, вискам, закрытым векам. Шептал в припухшие от моих терзаний губы:       — Прости меня… Тысячу раз прости… Я далеко не идеален, но я весь твой…       — Мне и не нужен идеал, мне нужен ты…       — А мне ты. Только ты…       Возбуждение рядом с ним привычно не поддавалось никакому контролю. Словно он пичкал меня афродизиаками, заставляющими желать его снова и снова. Он и сам был моим афродизиаком, самым мощным из всех существующих.       Дино усмехнулся в очередной поцелуй, чувствуя как мой член настойчиво упирается в его бедро.       Почти не отрываясь от моих губ, сбито прошептал:       — Масло…в столе…в верхнем ящике…       Дино перекатился на живот, и шумно выдохнул, когда мои пальцы огладили сжатые мышцы входа, а средний плавно толкнулся в горячее нутро, входя на пару фаланг. Масло снова щедро вылилось между ягодиц и на пальцы.       Свободная ладонь погладила его бедро.       — Потерпи немного, родной… — я хотел его до сумасшествия, но причинить ему боль было извечным табу.       Внутрь скользнул ещё один палец. Дино тяжело задышал. В подушке утонул протяжный стон, когда мои губы коснулись нежной кожи между крыльями, и мокрыми поцелуями юркнули к основанию.       Тугие мышцы постепенно расслаблялись, раскрываясь, и позволяя проникать глубже.       Чувствуя, как он подаётся навстречу, я не выдержал. Нависнув сверху, шумно втянул воздух, и наконец-то вошёл в него.       Протолкнувшись как можно глубже, склонился, прижимаясь вплотную. Прикусил загривок с полустоном-полурыком, замирая, и едва не кончая снова от сдавившей жаркой тесноты.       Первые медленные движения оказались почти невыносимой пыткой. Острое возбуждение прошило осколками наслаждения каждую клеточку тела, заставляя вздрогнуть каждый нерв.       Желание на грани помешательства, сплетенное с глубокими чувствами, сокровенными и единственно правильными.       Он был у меня под кожей, тёк кровью по венам, бился внутри с моим сердцем, отсчитывая пульс.       — Любимый мой, — губы выдохнули куда-то в его шею, и тут же прильнули поцелуем.       Руки скользнули по его рукам, и сплели пальцы в замки. С тихим стоном я двигался в нём, опустив голову между лопаток, зная, что в этот миг он прощает мне всё. Взял неспешный, тягучий ритм, позволяющий максимально прочувствовать друг друга.       Я растворялся в нём, понимая, что каждый раз в попытке подчинить его, непроизвольно покоряюсь сам. Он подходил мне так идеально, словно был первоначалом моей сущности.       Бёдра ускорились, набрали темп.       Я брал его несдержанно, вбиваясь нетерпеливыми, рваными толками. Зная, что Дино сходит с ума от жёстких движений внутри, от моих рук, до синяков впивающихся в его кожу, от загнанного дыхания и безудержных стонов, сливающихся в унисон.       Придерживая крылья, перевернул его на спину. Навалился сверху, утягивая губы в поцелуй, и вторгаясь в тугую глубину одним резким, слитным толчком.       Он сладко выстанывал моё имя, выгибался навстречу, обхватывая бёдра ногами. Скользил руками по спине, притягивал за плечи для поцелуев, и сжимал в объятиях, так жадно и по-собственнически, точно доказывал полную власть над всем моим естеством.       Оглаживал основание крыльев, заставляя меня замедлять движения, и падать с рычащим стоном на покрытую испариной грудь в приближении крышесносного оргазма.       Я терзал его губы, томимый жаждой поцелуев, пил, и не мог напиться единственным и вечным источником моего удовольствия.       Задыхался, утыкаясь носом в шею, глотал его запах, стараясь подольше удержать в лёгких, и ловя наркоманский приход от мощной дозы насышенного петрикора. Кусал до боли и зализывал укусы языком, выдыхая: «Люблю тебя», и вышибая громкие вскрики с каждым новым попаданием по простате.       Мы оба были на последнем издыхании, но не хотели прекращать это святое единство.       Сердце готово было выпрыгнуть из груди, воздух стал горячим и густым, пропитанным смешанным запахом наших энергий.       Обхватив ладонью его член, я несколько раз двинул кулаком в такт своих толчков внутри, пока тугой узел удовлетворённого желания затянулся до предела, и налившись блаженством, взорвался, заставляя буквально трястись от переизбытка ощущений и эмоций.       Крылья распахнулись за спиной, укрывая нас багряным куполом от всего мира, пока оргазм не перекатился в сладкую истому.       Мы восстанавливали дыхание, нежась в ответных объятиях.       Вымотанные, но такие счастливые.       — Меня бы не было без тебя, Дино, — мои губы касались его кожи, опаляя дыханием, пока он мерно перебирал мои волосы. — Ты представить себе не можешь, что ты значишь для меня.       Лазурные глаза смотрели в мои с вселенской любовью, находя своё отражение в них.       — Ты мой единственный смысл. Я дышу тобой, и для тебя.       — Обещай, что всегда будешь рядом. Что не оставишь меня на погибель.       — Всегда, мой свет. Я всегда буду с тобой.       Наши жизни переплелись так тесно, что представить нас порознь уже невозможно. Нам нельзя друг без друга, да мы и не сможем.       Тревожность, что долгое время держала за сердце, мирно отступала, страх разжимал свои тиски. Мысли наполнялись спокойствием, поколе родные руки укутывали теплом.       Нас ждала пугающая неизбежность, но раз уж было подарено время, мы не хотели терять ни секунды. И позволили себе сделать хотя бы несколько свободных вдохов, вдоволь надышаться любимым запахом, даже если утром из порога комнаты придётся шагнуть в небытиё.       Засыпая на крепкой груди Дино, я думал о том, что вытащил счастливый билет в жестокой лотерее жизни, и не разменяю его никогда и ни на что.

Спустя несколько дней

      Бессмертные понемногу приходили в себя. Матерь Жизни приказала жить, и мы отчаянно старались оправдать её ожидания, не смотря на то, что вера в собственное будущее могла быть растоптана в любой момент.       С утра я предложил маме прогуляться на заднем дворе. Она охотно согласилась, а я радовался редкой улыбке на её прекрасном лице.       Физически она была здорова и невредима. Но с разумом творились метаморфозы. Её преследовало прошлое, которое она не могла отпустить.       Проваливаясь в тягостные воспоминания, она часами говорила с отцом, а, вынырнув в реальность, не понимала где она, и почему я так быстро повзрослел. Её сознание застряло где-то между прошлым и настоящим, и всё чаще стремилось вернуться назад.       Мы остановились в саду возле статуи Равновесия. Мама разглядывала каменный лик полуангела-полудемона очень увлечённо, пока не услышала приближающиеся шаги за спиной.       Дино остановился у входа в сад в десятке метров от нас, не решаясь подойти. Но я махнул ему рукой, подзывая, и чуть помедлив, он зашагал навстречу.       Мама обеспокоенно оглянулась, настороженно всматриваясь в приближающуюся фигуру ангела. Я коснулся её руки в успокаивающем жесте:       — Мама, это Дино. Мой Дино, — я успел рассказать о нём, но всё оттягивал момент знакомства, не думая, что оно выйдет столь неожиданным.       — Здравствуйте, Лилит, — Дино склонил голову в почтении, мама протянула руку, и он коснулся её лёгким поцелуем согласно этикету. — Рад познакомиться с вами.       — Я тоже рада познакомиться с тобой, Дино.       Она шагнула к нему ближе, неотрывно смотря в глаза.       — Я всё поняла ещё тогда, в Цитадели… Люцифер наговорил тебе обидных слов, хотел оттолкнуть, сделать больно. Но я видела, как он на тебя смотрел, и чувствовала, как сердце его на части разрывается. Ты же не поверил ему тогда?       Дино качнул головой, тихо ответив:       — Нет.       — Знаешь, какой у меня дар, Дино?       — Люцифер рассказывал мне, что вы провидец.       Она тепло улыбнулась, и взяла нас за руки.       — Да, я вижу больше, чем другие. И я видела сплетенные нити ваших с Люцифером жизней. Вы по судьбе друг другу, а это большая редкость.       Мама соединила наши руки, отвела взгляд в сторону и замолчала, словно о чём-то задумавшись. А потом вдруг взволнованно произнесла:       — Самаэль будет против. Он всегда против ангелов…       На лице Дино замерло непонимание и растерянность. Я шагнул к маме, призывая посмотреть на меня, но её взгляд стал пустым, она не видела меня, бессвязно повторяя:       — Он не разрешит… не позволит… он никогда не согласится… Мне нужно вернуться к нему… Нужно с ним поговорить…       Я попросил Дино дождаться меня, и повёл её обратно в Академию, вспоминая, осталось ли ещё лекарство. Единственным успокоением для мамы становился сон. Но снотворного в комнате не оказалось, и пришлось слетать в лазарет.       Когда я вернулся, Дино сидел в беседке, задумчиво рассматривая свои сложенные руки. Почувствовав меня, вскочил на встречу:       — Как она?       — Как видел… Пять минут в реальности, и снова в прошлом. Постоянно говорит с отцом…       — Почему ты не сказал мне, что она совсем больна?       Мой вздох был тяжёлый. Я шагнул к скамье. Присел, пряча лицо в ладонях.       Дино притянул меня к себе, шепнул в висок:       — Прости, я не подумал, что сказал…       — Мне больно видеть её такой… А самое страшное, что я не знаю, как ей помочь.       Его руки держали меня в объятиях. Тёплые, крепкие, родные. Гладили по спине, перебирали перья на крыльях.       — Я бы хотел, чтобы ваше знакомство закончилось на лучшей ноте.       — Всё хорошо. Не переживай об этом.       — Но знаешь, что самое главное?       — М?       — Ты ей понравился.       Дино улыбнулся, и его добрая улыбка растеклась теплом в груди.       — Лилит прекрасная женщина. То, что с ней произошло, ужасная несправедливость.       — Мама очень любила моего отца, прощала ему всё на свете. Она любит его до сих пор, и не может смириться с его смертью. Для неё он всё ещё жив...       — Эта любовь свела её с ума?       Я кивнул:       — Оставшись в одиночестве после изгнания, она придумала себе другую реальность. Ту, в которой она любимая жена и счастливая мать…       — Она не говорила, почему твой отец решил её изгнать?       — Она только и говорит о нём... Постоянно вторит, что он не всегда был таким строгим, жестоким, и деспотичным… Я же рассказывал тебе, что у меня были братья?       — Умершие до твоего рождения…       — Да. Первый умер через несколько дней после рождения по неизвестной причине. Второй забрался на отвесную скалу, толком не освоив навыки полёта, и сорвался с высоты. Травмы оказались несовместимы с жизнью.       — У детей плохо работает регенерация…       — Третий решил в тайне ото всех приручить Цербера, но тот не знал его, поэтому воспринял как угрозу, и перегрыз ему глотку.       — Это ужасно…       — В Аду нужно быть осторожным, если хочешь остаться в живых… Для родителей ничего не может быть страшнее, чем смерть собственных детей. Но переживали утраты они по своему. Мама всегда была очень чувствительной, поэтому беспрерывно плакала и винила себя, что не доглядела за детьми. А отец запрещал себе горевать, закрываясь в себе от всего мира, и превращая скорбь в холодную жестокость.       — А потом родился ты?       — А потом родился я. Нежданный и не планированный ребёнок. Я появился на свет раньше срока, слабый и синюшный, с плохо развитыми крыльями, и пугающе маленькой массой тела.       — И вырос таким нереальным красавцем.       — Мне повезло с генами… Мама тряслась надо мной, сдувая пылинки, а отец даже видеть не хотел. Запрещал себе проникаться чувствами, ожидая, что меня постигнет та же участь, что и братьев.       — Это жестоко. Не только по отношению к тебе и к Лилит, но даже к самому себе.       — Он был готов к тому, что я могу умереть в любой момент.       — Поэтому запретил себе любить, чтобы не испытывать снова боль утраты сына?       — Мама так говорит. Может из-за любви к нему, а может и вправду так было. Но помимо этого, отцу нужен был наследник. Он хотел видеть во мне приёмника престола, а не сына. Тогда было нестабильное время. То и дело вспыхивали бунты. Отец предпочёл служение Аду семье, заболел властью. Превратился в холодного, жестокого и бескомпромиссного командира.       — Тирана…— Дино произнёс почти беззвучно.       — Маму мучили видения. Ей приходили разные варианты будущего. Она видела мою возможную смерть, и стала буквально одержима желанием оградить меня от любой опасности. Отец же приходил в бешенство, что она держала меня у себя под юбкой. Однажды ей пришло видение, что Владыка Преисподней погибнет от руки непризнанной. И это стало последней каплей. Отец назвал её сумасшедшей, сказал, что её воспитание плохо на меня влияет, и сослал на задворки Ада.       — Знал бы он тогда, что это видение однажды сбудется.       — Отец был слишком самоуверен. Это и погубило его в той битве.       Я был несказанно благодарен Дино за возможность подобного разговора, зная, что он единственный во всей Вселенной, с кем я могу позволить себе откровение о самом страшном, болезненном и потаённом.       — Знаешь, я всегда ненавидел твоего отца за то, как он с тобой обращался. Но последний его поступок вызывает некое уважение.       — Мне хочется помнить его таким. Помнить его руки, сжимающие меня в объятиях, и глаза, смотрящие пусть не с любовью, но без ненависти и презрения. Мне так хотелось добиться его признания. И так жаль, что он принял меня только на пороге своей смерти…       — Он погиб достойно, Люци.       — И я благодарен ему за эту жертву.       Дино притянул меня в объятия. Тепло его близости было невероятно ценно. Я чувствовал его нежность ко мне, трепет, которым был пропитан каждый взгляд, каждое прикосновение, и дарил ему то же в ответ.       Перед ним не страшно было вывернуть наизнанку душу, с уверенностью что он всегда меня поймёт, поддержит, и укутает тихой лаской. В спокойствии лазурных глаз я всегда буду находить утешение.       Во дворе академии послышались шорохи, в которых узнавались торопливые шаги. Тихие голоса ставали громче, перерастая в распаленный спор.       Мы с Дино переглянулись, и последовали за источником шума.       Мисселина куда-то бежала так быстро, что Геральд не поспевал за ней угнаться. Выбежав за ворота Академии, она во весь голос начала звать сестру.       Подняв глаза к небу, мы увидели приближающиеся точки. В очертаниях двоих силуэтов поменьше узнавались сестра Мисселины — Улисса, и её сын — метис Титу. А в массивной фигуре с мощными крыльями — никто иной, как Мальбонте.       Подлетев ближе, они приземлились на неком расстоянии от нас. Мисселина тут же бросилась к сестре, сгребая в объятия.       За спиной раздались шаги. Эрагон и Ребекка спешили узнать, что происходит. Едва заметив нежданного гостя, Эрагон прокричал:       — Что тебе нужно, Мальбонте?       Голос Верховного Советника искрил раздражением, но в ответ на неприветливость последовала странная и неожиданная реакция. Мальбонте поднял руки в примирительном жесте:       — Я больше не на стороне Всадников. И я помогу вам уничтожить Матерь Жизни.       Было непонятно говорит ли он правду, или затеял очередную игру.       С Академии выбежала Уокер младшая. С удивлением во взгляде она замерла чуть поодаль всех собравшихся, наблюдая за действиями Мальбонте.       Эрагон скептически улыбнулся. В его глазах не было и капли доверия:       — Ты своими же руками расчищал дорогу Матери Жизни, а теперь заявляешь, что хочешь её уничтожить?       Мальбонте осторожно шагнул вперёд. Его тяжёлый взгляд прошёлся по всем, и остановился где-то за нашими спинами.       Там, где отрешённо стояла Уокер. Он тихо ответил:       — Я ошибся.       — Неужели такие как ты ошибаются? —сложно было удержаться, чтобы не съязвить, но Мальбонте, похоже, это никак не задело.       — Матерь Жизни невозможно убить, но можно закрыть ей доступ в наш мир.       — Ты знаешь как это сделать?       — Пока нет. Но я найду способ.       Эрагон приказал заковать Мальбонте в кандалы, и увести в темницу, где его ожидал допрос.       Ребекка с наслаждением наблюдала, как он опустился на колени, не сопротивляясь. Как на послушно вытянутых руках защелкнулись железные кандалы, и как склонив голову, он шагал в тюрьму, окружённый стражей. Но какой же ненавистью пропитался её взгляд, когда, проходя мимо, он посмотрел на её дочь, и та инстинктивно дёрнулась к нему навстречу с застывшими слезами на глазах.       — Как думаешь, он правда хочет уничтожить Матерь?       — Посмотрим, — я сжал руку Дино в своей. — Тебе не обязательно идти на допрос.       — Тебе тоже, но ты пойдёшь.       Мальбонте выглядел удивительно спокойным. Его лицо, подобно каменной маске, не выражало никаких эмоций, лишь глаза сверкали блеском, когда он время от времени задерживал взгляд на Уокер.       У Эрагона были личные счёты с первым выжившим, и самым сильным метисом, но он старался оставаться беспристрастным.       Они говорили долго, выводя друг друга на эмоции, и кидаясь обвинениями.       Но Орден был не в том положении, чтобы выбирать союзников. Выхода не было, кроме как впустить заклятого врага в свои ряды.       Было принято решение выделить Мальбонте комнату в академии, и заключить под стражу, а также отслеживать все его перемещения.       Когда допрос подошёл к концу, я решил узнать немаловажную деталь:       — Чем ты спаивал Чуму?       — Своей кровью.       — Насколько она зависима от неё?       — Не так сильно, как хотелось бы. Это что-то вроде наркотика, при отмене непременно будет ломка. Но уверен, она переживёт.       — Что, если попробовать использовать твою кровь как-то ещё? Из неё можно сделать оружие против Всадников?       — Нужно проверить. Ривелиус может что-то придумать.       Дино решительно шагнул к Мальбонте, и почти прошипел в лицо с нескрываемой ненавистью:       — Я тебе не доверяю. И буду следить за тобой.       Тот спокойно ответил:       — Хорошо.       — Если ты намеренно или случайно причинишь кому-то зло, пожалеешь.       Грозовая энергия искрила яростью, заполнившей всё пространство вокруг.       Мальбонте смотрел на Дино с некой опаской, словно и вправду видел в нём угрозу. Он не пытался вдаваться в споры, или ткнуть своей силой, как часто делал раньше, лишь согласно кивнул:       — Хорошо.       Стража повела Мальбонте в комнату, а Орден собрался в зале для совещания.       Ребекка стояла рядом с Эрагоном — ровная осанка, гордо вздернутый подбородок и надменность во взгляде. Она наслаждалась своим превосходством, упивалась властью, даже в то время, когда положение наших дел было отчаянным настолько, что пришлось искать поддержку в лице ненавистного всеми Мальбонте. Но это её не особо заботило. Она вернулась из небытия всё в том же ранге Серафима, и с покоренной вершины никто её не скинул, и она точно готова была глотки грызть за своё место.       Рассуждать старалась мудро, и как ни странно, правильно.       Говорила о нашей миссии, во что бы то ни стало, доказать Матери, что мы достойны жизни — самого дорогого её подарка, показать, что мы умеем быть организованными, сплоченными и цивилизованными.       — Мы должны сообщить смертным о происходящем. Дать им шанс заслужить прощение.       Элиза затянулась сигаретой, и шумно выпустила дым:       — Почему мы должны думать о людях, Ребекка, когда наш мир рушится?       — Мы ответственны за них, всегда были и будем. Они слабее нас, и нуждаются в помощи.       — Они видят в нас угрозу, а не помощь. Разве они прислушаются?       — Прислушаются, если мы воздействуем на их сознание. Ты в этом профи, Элиза, и я рассчитываю на тебя.       Элиза закатила глаза от недовольства, но Мамон притянул её к себе, и шепнул на ухо что-то заставившее её улыбнуться.       Чуть помедлив, она согласно ответила:       — Хорошо. Я сделаю это. Но мне нужна команда.       Было решено, что на землю с Элизой отправятся Мими, Дино и Уокер младшая, как бывшая смертная.       Эрагон вышел вперёд, озвучивая дальнейший план действий:       — Пока вы будете на земле, мы с Ребеккой отправимся в Цитадель. В Совете нужно навести порядок. Дино, присоединишься к нам по возвращению, нам будет нужна твоя помощь. Мими, останешься в академии, как и прежде, на правах директора.       Он перевёл на меня взгляд:       — Что касается Ада...       Я шагнул навстречу:       — Насколько мне известно, власть узурпировал Уфир. Я решу этот вопрос.       — Пора вернуть законный трон, Люцифер. Ты истинный правитель Ада. Демоны не ошиблись, склонив перед тобой колено десяток лет назад.       — Я отправлюсь завтра же.       Эрагон одобрительно кивнул:       — Дело твоё, но лучше не иди один.       Ребекка не осталась в стороне:       — Кого брать с собой решай сам, но Вики должна пойти с вами. Она подавит любую силу, если что-то пойдёт не так. Рисковать сейчас нельзя.       Уокер младшая смотрела на мать с затаённой злостью за то, что та диктует ей каждое действие.       Когда мы покидали зал собрания, я придержал её за локоть, останавливая:       — Я не собираюсь тащить тебя силой в Ад, если не захочешь.       Она подняла на меня взгляд, и произнесла, не задумываясь:       — Я пойду с тобой, Люцифер. Потому что когда-то выбрала сторону демонов. А ты хороший правитель, как показала практика.       Завтра нам предстоит показать, чего мы стоим.       Ночь укрыла темнотой всё вокруг. Опустилась на землю быстро и незаметно, спрятав одинокие звезды на безоблачном небе.       Обратный отсчёт был запущен безжалостной Вселенной, но мы не теряли надежды, готовы стоять горой за то, что нам дорого.       В родных объятиях было тепло, уютно, и спокойно.       — Я бы хотел пойти с тобой в Ад. Как когда-то ходил к Азазелю.       — На тебя большие надежды в Цитадели, ты же слышал Эрагона.       — Не хочешь, чтобы за спиной великого Сатаны стоял ангел?       — Не говори такого, Дино. Я хочу, чтобы ты всегда был со мной.       Я нашёл его губы для нежного поцелуя. Его руки скользили по моей спине, зарываясь в перья на крыльях.       — И я хочу всегда быть с тобой. Неважно где, на Небесах, или в Аду.       Я сжал его в объятиях ещё крепче, укрывая крылом.       — Я никогда тебя не отпущу. Захочешь, пойдём вместе отвоёвывать мой трон. И плевать мне, кто там что подумает.       Осыпав поцелуями любимое лицо, губы остановились на лбу, даря последнее трепетное касание:       — А сейчас спи. Завтра тебе понадобятся силы.       — Я так люблю тебя, Люци...       — И я тебя, мой свет… Спи, родной, я буду оберегать твой сон.