Fata Morgana

      Я встретился взглядом с лазурными глазами, минутная встревоженность в которых сменилась собранностью. Дино мимолётно взглянул на Всадника, затем с сомнением на меня. В беспокойной лазури его глаз читался немой вопрос: «Ты уверен?».       И мне очень хотелось бы ему ответить: «Да», но не отпускало чувство, что от безысходности я бросаюсь в крайности. Довериться Всадникам – последняя глупость, на которую я был готов пойти, но лучше уж отчаянные действия, чем их отсутствие.       Сохраняя внутреннее спокойствие, я сократил между нами расстояние.       – Пойдёшь с нами?       Дино чуть помедлил, обдумывая непростое решение. Внимательный взгляд, скользящий по моему лицу, остановился на глазах с твёрдым:       – Нет. Я останусь здесь, – он сделал шаг ко мне, оказавшись совсем близко.       Не решался коснуться вот так открыто, у всех на виду, словно это было преступлением. Я чувствовал его взволнованность и секундный ревностный порыв, который он старался задушить доверием.       Руки заключили его в объятия самопроизвольно. Тело, рвущееся навстречу, отказывалось быть где-то отдельно, точно погибало без ощущения родного тепла.       – Будь осторожен, – горячие ладони замерли на спине, под самым основанием крыльев.       Такое бережное прикосновение, без слов кричащее, насколько я ему дорог. Переживание в любимых глазах, тревожное напряжение, и нежелание отпускать.       – Обязательно. Береги себя, – мы приникли друг к другу, сжимая в крепких объятиях.       Очень хотелось прильнуть к его губам, и долго-долго целовать, чтобы хоть как-то успокоить, но неимоверным усилием воли пришлось сдержаться. Последние слова утонули в его волосах, прежде, чем я заставил себя отстраниться:       – Я люблю тебя…       При виде нежданных гостей недоумение на лице Чумы сменилось почти что восторженной радостью, которую она пыталась скрыть за внешним холодом. Видимо, проявление эмоций перед братом было извечным табу, но улыбка, всего на мгновение заигравшая в уголках губ, выдавала её.       Взгляд красных глаз сдержанно мелькнул по мне и сосредоточился на Уокер, стоящей рядом с Голодом. Всадница словно пыталась уловить их связь, и удостовериться, правда ли бывшая смертная стала причиной странных изменений меланхоличного брата.       Чума была несомненно рада Голоду, будто и без слов понимала, зачем он явился, и это вселяло в неё уверенность в себя. Она понимала, что больше не одна, и раз брат пришёл, значит выбрал её сторону, а значит защита гарантирована.       – Проходите. Не будем же мы говорить на пороге, – Чума пригласила нас в гостиную, играя в гостеприимную хозяйку.       – Я думал, мы поговорим наедине.       Она тепло улыбнулась брату:       – К чему секреты? Это же касается нас всех, не так ли? Иначе ты бы явился один.       Голод придержал её за локоть, спросив в полголоса:       – Ты ему доверяешь?       – Так же, как и ты ей.       Впервые я видел открытый взгляд, которым они смотрели друг на друга без нацепленных масок, не играя отведённые роли Всадников Апокалипсиса. Просто брат с сестрой, которыми они никогда не позволяли себе быть.       Уокер поглядывала на Чуму с опаской и крайним недоверием. Она не боялась её, зная, что Всадница больше не опасна, но была настроена как-то агрессивно-презрительно.       – Кто бы знал, что всё так обернётся… – Чума грациозно опустилась на диван, принимая совсем непринуждённую позу. Закинула ногу на ногу, с ухмылкой произнесла, исподлобья глядя на брата, – похоже, не одна я разочаровала Матерь.       Она хотела его подколоть, но без злобы, как-то особо по-доброму, как младшая сестра, которой всегда доставалось за малейшую провину, а теперь в кой-то веки накосячил идеальный брат. Неужели она умеет быть такой?       Голод опустился напротив вместе с Уокер, холодно произнёс:       – На меня у неё нет никаких нареканий.       – Это только пока…       – Матерь убеждена, что я на её стороне. И эту роль я доиграю до конца. Так будет проще.       – Нам нужно её переиграть, брат, – взгляд красных глаз стал таким проницательным, словно Чума видела Голода насквозь, читала его эмоции. – Уверен, что справишься?       – До сих пор справлялся.       – Хорошо. Тогда у нас всего одна проблема.       – Устраняемая.       – Я не смогу тебе в этом помочь, ты же понимаешь.       – Понимаю. Нужно найти того, кто сможет.       Я опустился в кресло между Всадниками:       – Может посвятите в ваш разговор? Или придётся лишь догадываться?       Они посмотрели на меня, потом друг на друга. Заговорила Чума:       – Не злись, Люцифер.       – Нет времени на тайные совещания. У нас каждая минута на счету.       – Не стоит торопить время. Быстрее, чем в назначенный Матерью день, ничего не решится.       – Её же можно уничтожить! Только скажите как!       – Для начала придётся уничтожить ещё одного Всадника, который ни за что на свете не пойдёт против неё.       Уокер тихо прошептала:       – Смерть… Но зачем?       – Нам нужен его меч, птенчик... Ты же хранишь у себя меч Войны?       – Да…       – Прекрасно. Тебе ведь тоже придётся в этом участвовать.       – Вы собираетесь её убить этими мечами?.. Но она же наверняка знает о такой возможности.       – Естественно. Но не подозревает, что мы решимся на подобное.       Голос Всадника прозвучал тихо, но напряжённо:       – Это не так просто, как кажется.       – Это единственный способ?       Он бросил на меня строгий взгляд, сухо отрезав:       – Другой нам не подходит.       По одному выражению его глаз было понятно, что больше вариантов нет. И он уничтожит любого, мир испепелит к чертям, если кто-то посмеет тронуть ту, что сидела с ним рядом.       По задумке Всадников нас ждала кровавая битва, не на жизнь, а на смерть. Жестокая и неизбежная.       Всадники владели мечами, но не использовали их в битвах. Ихним главным оружием была сила, подаренная Матерью. Мечи же были оружием против неё самой. Разумеется, Матерь Жизни не поведала об этом своим детям, но жившие не один век, они были очень сообразительные, и догадались сами.       – Значит нужно убить Смерть, и забрать его меч. Всего-то на всего. Сущие пустяки… – мой раздражённый взгляд метался между Всадниками, – кто сможет его убить?! Как вы себе это представляете?!       Чума ответила со спокойной уверенностью:       – Тот, кто очень сильно хочет жить.       – Мы все хотим жить.       – Да, но это должно быть особое желание. Жажда к жизни во что бы то ни стало, сквозь поражения и потери, сквозь страх и боль. И только тот, кто питает эту жажду, сильнее Всадника Смерти.       – И как же найти этого героя?       – Он найдётся сам. Такие вещи происходят в процессе битвы, не иначе.       – Мне не нравится этот план.       Голод тихо хмыкнул, с ухмылкой на губах, пропитанной скрытой горечью:       – Мне тоже. Но другого не будет. Либо вы верите нам и играете по нашим правилам, либо…       Предложенная ими идея мало того, что была рискованной, она казалась почти что нереальной, а потому бредовой.       В порыве гнева и злости я с силой стукнул по столу:       – Хотите доверия? После того, что вы тут наворотили?       Уокер коснулась моей руки с немой мольбой в глазах, шепнула:       – Люцифер, успокойся…       – Ты им веришь? Согласна пойти на предложенный риск?       – Я не хочу умирать, и я готова бороться. Но если этот способ не сработает, я приму смерть, и её придётся принять всем метисам, открывшим печати.       Голод взял её руку в свои ладони. Такое трепетное прикосновение, явно выражающее защиту… Когда у них всё это началось?.. Я никогда не замечал за Уокер подобных реакций. Она робела перед ним, смотрела с такой восхищённой нежностью, будто в мире ничего важнее этого Всадника не существовало.       – Нет, Вики. Ты не умрёшь. Не будет этого, и точка.       Он перевёл взгляд на меня:       – Придётся нам довериться, хотите вы этого или нет.       – Вы не можете выдвигать подобные условия.       Чума произнесла прямолинейно, но без злорадства:       – Мы уже это сделали. Споры ни к чему.       Повисла напряжённая тишина. Мы все избегали смотреть друг другу в глаза, и каждый думал об одном и том же: «Можем ли мы и вправду быть союзниками?»       Голод закурил. Дым сигарет заклубился, стремительно взлетая к потолку.       – Причин злиться на нас более чем достаточно, причин доверять – никаких. Но так уж сложились обстоятельства, что выгоды от нашей дружбы будет больше, чем от вражды.       Чума обвела всех пристальным взглядом, прежде чем добавить:       – Если всё получится, мы победим Матерь. Но только в том случае, если будем действовать вместе.       – Зачем вам это?       Она печально улыбнулась, взглянула на Голода. Он ответил за неё:       – Надоело быть пешками в большой игре.       Была ли скрытая выгода Всадников в победе над Матерью? Преследовали ли они какие-то личные цели? Что произойдёт, если уничтожить Вселенную? Эти вопросы оставались открытыми.       Недавние враги внезапно стали союзниками. И было абсолютно неизвестно, чем это союзничество для нас обернётся, и к чему оно приведёт.       Чума, знавшая о ненависти и презрении бессмертных к ней, не решилась пойти в Академию.       А Голод вернулся к Матери Жизни, чтобы не вызывать подозрений.       План Всадников был очень сомнительным, но Ордену пришлось согласиться. После недолгого совещания, Дино заключил:       – Всё же это лучше, чем убийства. Гарантий переиграть Вселенную нет ни в одном случае. Но мы должны попытаться. В битве всегда побеждает тот, у кого есть воля и мечта. И какой бы ни была цель у Матери Жизни, что её одна цель против сотни наших?       Он был прав. Мы пережили две войны, и знали, за что боремся...       Мальбонте, как всегда стоявший поодаль остальных, внезапно издал сдавленный стон, схватившись за голову. Глаза его наполнились тьмой, по телу подобно венам потянулись тонкие чёрные прожилки. Он тяжело задышал, словно в попытке укротить собственную силу.       С ним творилось какая-то чертовщина, но он никого в это не посвящал. Слишком гордый, чтобы жаловаться, слишком уверенный в себе, чтобы принять помощь.       Все смотрели на него с недоумением, не понимая, что нужно предпринять, и чего от него ожидать в следующий момент.       Но странный приступ закончился через несколько минут. Тело Мальбонте вернулось к привычном состоянию.       Всё ещё держась за голову, он безрадостно рассмеялся, и в этом каркающем смехе сквозила боль и горечь.       – Что с тобой происходит?       – Это был путь в тысячелетия, и сейчас началась финишная прямая.       – Что это означает?       – Всадники правы. У нас есть шанс выиграть сражение с Матерью. Главное, не мешайте мне.       С этими словами он покинул кабинет, оставив после себя лишь вопросы и странные догадки.       Мир бессмертных претерпел изменения, пережил столько катаклизмов, что очередная битва уже не была чем-то новым и не внушала первородного страха.       Да, мы по-прежнему боялись, но были готовы, потому что на кону стояло буквально всё и сдаваться никто не планировал.       Мы испытывали страх уже не в форме деструктивного воздействия, парализующего рассудок, напротив, он был направлен на помощь в выживании.       Двигатель прогресса, чистая энергия творения, дарующая мощный заряд адреналина и обостряющая органы чувств – вот как можно было описать это состоянии внутренней напряжённости.       Готовы погибнуть в бою, мы не были самонадеянны, но и не собирались принимать смерть, склонив голову, как покорное стадо.       Лучше уж умереть с достоинством, отстаивая свою честь и право на жизнь, чем позволить себя уничтожить.       У нас была надежда на победу, и мы не имели права проиграть.       Когда солнце спряталось за горизонт, а Академия погрузла в ночной тишине, мы с Дино шагнули в открытый портал.       Студеный ветер взъерошил волосы и приятно холодил лицо, бросая с неба колючие снежинки.       Так же холодно мерцали звезды в тёмном небе и плыл меж облаков серебристый месяц.       Дыхание перебилось всего на минуту, пока не сработала теплорегуляция тела.       В этом месте зима никогда не сдавала своих полномочий, стала вечной хозяйкой и стелилась белой метелью вдоль ледяной поверхности снежных гор.       Не смотря на весь творящийся на земле ужас, моё излюбленное место осталось нетронутым и неизменным, словно замерло во времени, или было вовсе не из этого мира.       – Здесь всё так же, как и много лет назад. Холодно и спокойно.       Дино подошёл к самому краю обрыва и любовался прекрасным пейзажем, пока я старался вспомнить, что хотел сказать. Остановившись чуть поодаль, смотрел на этого совершенного ангела, и думал лишь о том, что без него не хочу и не смогу больше жить.       – Ты переживаешь из-за битвы? – лазурные глаза заглянули в мои так проникновенно, что прятать взгляд было бессмысленно.       Он чувствовал моё волнение, а я уже привык не закрывать энергию, когда мы наедине.       – О битве я подумаю позже, есть кое-что важнее неё.       – Что-то случилось?       На моих губах заиграла улыбка.       – Ну, как сказать… Случилось, и уже давно…       Дино оставался серьёзным, но становился всё более обеспокоенным.       – Когда ты говоришь загадками, мне становится страшно.       Было очень волнительно говорить ему подобные вещи, но я уже принял решение, привёл его сюда, и назад пути нет.       – Дино… Я придумал столько красивых слов, чтобы в итоге их все забыть…       Он очень внимательно следил за каждым моим жестом, как пальцы взъерошивают волосы, как в улыбке дёргаются губы, как снимаются все блоки, и открытым становится взгляд.       – Я не знаю, как это правильно нужно делать, но… – я набрал в лёгкие побольше воздуха, взял его ладони в свои. – Дино, мой свет, ты озаряешь мою душу, что открылась лишь тебе, и мою жизнь, которая без тебя уже невозможна. Я люблю тебя и буду любить, даже если перестану дышать. Я это твёрдо знаю, и это единственное, в чём я абсолютно уверен. Ты мой горизонт, и все мои мысли сводятся к тебе. Что бы ни случилось – всё замыкается на тебе. Так было всегда и всегда так будет. Я хочу отдавать тебе все силы своей души, согревать теплом, и творить для тебя счастье. Я хочу поклясться в своей любви перед всем миром, объявить Вселенной, что моё сердце принадлежит тебе. Я хочу полететь с тобой на Амор и соединить наши судьбы навеки… Если ты конечно не против.       Кажется, Дино потерял дар речи, потому что его губы приоткрылись, но не издали ни звука. Лазурные глаза смотрели в мои с удивлённо-счастливым выражением, но я так боялся его отказа, что мне мерещилось сомнение.       – Дино, если ты не хочешь, я пойму…       Он заключил меня в объятия, прижимаясь всем телом, тихо признался на ухо:       – Я хочу. Очень хочу. Хоть это и безумие в каком-то роде.       От захлестнувшей радости сжалось сердце, весь воздух выбился из груди.       Ладони обхватили любимое лицо, пальцы скользили по щетинистым скулам, тонули в шёлке его волос, не знающие и не представляющие более приятных прикосновений.       – Я так люблю тебя, Люци… Если бы хоть в одном языке мира были такие слова, чтобы описать это чувство.       – Они не нужны… Я и так это знаю, чувствую…       Пропала возможность мыслить, ощущать что-либо, кроме него, а тем более складывать звуки в слова. Остался только едва звучный шёпот:       – Родной…       Мы молчали, стоя в тихих объятиях, смотря в любимые глаза напротив. И молчание это было красноречивее слов. Наверное, так говорят души, сливаясь воедино.       Сердце бешено колотилось в груди, норовя выпрыгнуть. И почему-то на глаза наворачивались слезы. Не от ужасной неизвестности, что настигнет нас уже через пару дней, а от счастья, что удалось познать такую любовь. Любовь, что случается всего однажды и длится целую вечность. Истинную, всеобъятную, святую.       Любовь, в которой сплелись все самые сильные и высокие чувства: преданность и верность, восхищение и уважение, приправленные неугасающим огнём страсти.       Дино дарил мне свободу, вытаскивая из клетки тех рамок, в которые я загонял себя всю жизнь. Он никогда не лгал, всегда был настоящим, искренним, правдивым.       Все его эмоции по отношению ко мне были такими неподдельными и чистыми, каких я никогда не знал, и не думал, что познаю. Даже если он злился на меня, то делал это от всего сердца. Живой, чувственный, эмоциональный. Он наполнял меня силой, которая росла и множилась с его присутствием рядом.       Такой холодный фасад, таящий в неприступных стенах каменной крепости страстный огонь. Такое правильное воплощение противоречий. Самоконтроль и отдача, высшая власть и исцеление, строгость и нежность, внутренняя сила его доброй души…       Мой идеал. Моя покорённая вершина. Дино наполнял меня энергией, дарил самое важное – веру, в себя, в него, в нас и в наш мир.       Я любил его очень давно, но только при реальной угрозе жизни понял, насколько сильно. Когда у тебя что-то могут отнять насовсем, понимаешь, как сильно ты этим дорожишь. А он был самым важным, бесценным сокровищем, которое я просто не имел права потерять. Иначе, зачем это всё?       Мы оба не хотели пышного торжества, ведь смысл брака вовсе не в этом.       Желание соединить души и судьбы – это нечто тайное, сакральное и очень личное.       Амор – символ всех влюблённых, встретил нас сказочной природой и атмосферой волшебства. Солнце светило необычайно ярко, приятно согревая лучиками тепла, повсюду цвели сады и распускались бутоны дивной красоты цветов.       Пролетающие над головой бабочки оставляли за собой мерцающий световой след.       На спокойной глади кристально-чистого озера среди открывшихся лотосов беззаботно проплывали лебеди.       А в самой дали пламенели самые редкие цветы в нашем мире – кровавые розы. Они расцветали только в том случае, когда чувства прибывших молодожёнов взаимные и настоящие. Ходило поверье, что коль, ступив на Амор, увидишь кровавые розы, то познаешь вечную любовь.       Легенда не врала. Мы её уже познали и обрели друг друга. Теперь навечно, вне сомнений.       Обручальные кольца наделись на безымянные пальцы, скрепляя наш священный союз.       Соприкосновении рук отдалось необычным теплом, знакомым и родным, но неощутимым ранее. Сердце заколотилось о рёбра, как ошалелое, разрываясь от захлестнувших эмоций, умноженных надвое.       Наша связь активировалась. Теперь мы чувствовали душевный порыв и переживания друг друга, как свои.       И поцелуй наш был не похож ни на один прежний. Новое, восхитительное, ни с чем не сравнимое ощущение захватило всё сознание при мысли, что я целую своего мужа.       Не отрываясь от любимых губ, я утянул нас в открытый портал.       Дино огляделся, узнавая мои покои в замке Сатаны, на что я лишь виновато улыбнулся:       – Прости, что не предупредил.       – Ничего. Даже хорошо, что мы здесь. В Академии сейчас не спокойно, а здесь точно никто не посмеет нас побеспокоить.       – У положения Сатаны свои преимущества…       Тёплые ладони скользнули по моей спине, дразняще коснулись основания крыльев.       – Сказал бы мне кто-то сотню лет назад, что я свяжу свою жизнь с демоном, да ещё в таком высоком ранге, я бы назвал его безумцем.       – А теперь этот демон наивысшего ранга в твоём полном распоряжении… И только ты имеешь над ним власть.       Взгляд любимых глаз менялся, ставал влекущим, почти опасным, сияющим блеском неприкрытого желания, и это сводило меня с ума. Разве можно так возбуждать одним лишь взглядом? Ты точно ангел, мой свет?       Длинные ресницы чуть опустились, как было всегда, когда он смущался, скрывая внутреннюю похоть. Всё таки ангел… Но я знал его так хорошо, что мог предугадать следующие действия.       Искра, не оставившая от привычной сдержанности ни следа. Уверенный, прямой взгляд, пропитанный разгоревшейся страстью. Голос, хрипнувший от возбуждения:       – Поменяй облик…       – Как скажешь.       Дино с таким нетерпением наблюдал за процессом, что стоило моему телу измениться, как я оказался в его руках, одержимых желанием, страстно жаждущих каждого миллиметра моего тела.       Нас накрыл пожар любви, в котором обоим хотелось сгореть до тла.       Его будоражила чувственность, с которой я откликался на каждое его прикосновение. А мне хотелось позволить ему всё, добровольно сдаться его власти.       Дикая страсть затуманила рассудок, не осталось больше мыслей, кроме непереборного: «Хочу».       Это желание было неумолимым, окрашивалось в странные эмоциональные оттенки, но от того становилось ещё сильнее. Всё смешалось: страх потери, злость на ужасающую реальность, мольба не отпускать, эгоистичное требование быть всегда рядом.       Из губ слетел блаженный стон, когда он оказался во мне. Горячее дыхание коснулось шеи, зубы мягко прикусили кожу, а крепкий член вошёл до основания, приятно задевая комок нервов внутри.       Я не любил подготовки, да и в демоническом облике в этом плане было гораздо проще. Но Дино меня всегда жалел, входил острожно, замирал на несколько долгих секунд, позволяя мне привыкнуть, а себе выдохнуть, прежде чем отправиться в блаженный полёт.       Но в этот раз было всё по-другому, сил терпеть просто не оставалось. Дино схватил меня за бёдра, и начал двигаться в сумасшедшем ритме, впиваясь пальцами в кожу.       Мне чертовски нравилось, когда он брал меня так несдержанно, когда выпускал наружу внутреннего беса. И я знал, что ему нравится до безумия видеть меня под собой, такого открытого, покорного, и безотказного.       Глубокие, резкие толчки, собственнические руки, подчиняющие себе не только моё тело, но и всё сознание, перебитое дыхание, хриплый стон… Мой, или его…       Я метался под ним, натягивая пальцами простыни, запрокидывал голову, сходя с ума от удовольствия. А он вбивался в меня без остановки с ритмичными, пошлыми шлепками.       Лазурные глаза, затянутые поволокой вожделения, казались почти безумными. И страсть его была не привычно нежной, а едва ли не яростной, словно он злился на меня за то, что так сильно любит.       Он не позволил мне себя коснуться, замедлился до невыносимо тягучего темпа, заставляя терпеть эту сладостную пытку.       Финальный глубокий толчок, и глаза его закрылись, он застонал, так сладко, жарко и протяжно, что одного этого стона хватило, чтобы улететь в невесомость.       Последние отголоски оргазма ещё ходили где-то по нервам, когда горячие губы накрыли мои поцелуем, нежным и благодарным.       Рассеянное сознание, не способное в тот момент на мышление, смогло сгенерировать только одну-единственную мысль: «Так же может быть всегда?».       Пусть всего на одну ночь, но весь рушащийся мир остался где-то за пределами нашей реальности. Мы сбежали от мучительной неизвестности, что ждала нас уже завтра, от тяжёлых мыслей о надвигающейся битве, от смертельной опасности, что дышала нам в спину. Сбежали от всего и ото всех в объятия друг друга.       И так не хотелось, чтобы наступало завтра, нам было так хорошо в нашем «сегодня»…