Другие песни

Никогда прежде Мино не видел жён Мераба-ахше. Он знал, что они хороши собою, что обе вышли из богатых семей Сааре. Глупо было бы ожидать иного: Мераб не из тех, об истории любви кого поэты складывают песни. Он не возьмёт в жёны заморскую красавицу, воспылав к ней безрассудной страстью; он не свяжет себя с необразованной нищенкой, следуя зову сердца. Брак для него не более, чем политический союз, продуманный ход. И свои карты он разыграл самым выгодным образом. Когда сразу после совета Каеси передала ему записку от Мераба-ахше, Мино понял, что с этого дня всё поменяется. Если Мераб уже освободился, а Шемер не вернулся, значит, что-то задержало его в Алмазном павильоне. Разговор с отцом, вероятнее всего. Шемер-ахше снова в игре. И, спеша по коридорам Нефритового павильона, Мино думает о том, что это значит для него. Что это значит для всех них. И что это значит для Йоргена. Он исполнил свою роль, их Йорген. Он привёл ахше обратно на шахматную доску, как потерявшегося ребёнка, терпеливо и уверенно, крепко держа его руку в своей. Но ему самому на этой доске нет места — пешке, прошедшей через ратное поле и ставшей ферзём. Самым опасным противником, самым надёжным охранником своего короля. Мераб сделает всё, чтобы покончить с ним как можно скорее. И Мино больше не уверен, что сможет его защитить. Более того, это опасно — защищать его. В то же мгновение, как Мино открыто вступится за Йоргена, Мераб поймёт, на чьей он стороне. Но ещё рано, слишком рано для этого… Блядское пекло!.. Мино знает: ему нужно успокоиться. Нужно войти в покои Мераба-ахше под обольстительной маской, послушной маской. Он отыскивает в кармане бесполезный янтарь со скорпионом и проводит пальцами по гладкой поверхности. Выдыхает медленно, смотрит на навеки застывшего хищника, пойманного в ловушку из света и красоты, и повторяет себе: «Ты не станешь таким же. Не станешь таким же. Не…» И именно в этот момент его локтя касаются лёгкие пальцы. — Мино, если я не ошибаюсь? — женский голос кажется приветливым, но Мино не доверяет его любезности. Это не первый дворец, в котором он живёт, и уроки предыдущих он помнит хорошо: ничто не маскирует яд лучше сахара. И улыбка напротив сладка, ах как сладка. — Шена-ахшеси, — учтиво кланяется он. — Боюсь, ты спутал меня с моей лаене, — улыбка трогает её губы, оставляя тёмные глаза. Лаене — жена моего мужа… Не угадал, значит. Тем лучше. — Вот как? — изумляется Мино. — Прошу прощения, Фахизе-ахшеси, — он снова склоняет голову. — Я стал жертвой ходящих по дворцу слухов… — Слухов? — уточняет женщина с вежливым любопытством. — Да, госпожа. Я слышал, Шена-ахшеси — прекраснейшая из жён Мераба-ахше, и, увидев вас, я, разумеется, предположил… — он смущённо поправляет прядь волос. Выражение лица Фахизе-ахшеси неуловимо меняется. Она хорошо скрывает свои чувства, но Мино замечает проскользнувшее в глазах удивление, мелкое движение бровей, готовых нахмуриться, но в последний момент разгладившихся. Лесть — дешёвое оружие. Простое, но надёжное. Но его расчёт другой. Сказав, что весь дворец считает её лаене прекраснейшей из них двоих, он проводит черту. Разделяет стороны. «Смотрите, — говорит он. — Вон там, за границей, все глупцы, что считают вас хуже. И вот я. Здесь, на вашей стороне». — Понимаю, — говорит Фахизе с медленной расстановкой. Улыбка её становится несколько теплее. Она действительно красива. Каштановые волосы, волнами спадающие на грудь. Серебряная цепочка, венчающая её голову, расползается сверкающей паутиной до самой талии. Изумруды, огранённые нежными каплями, свисают с серебристого обода на её лбу, будто зубья перевёрнутой короны. Тяжёлые серьги достают до плеч, переливаясь драгоценными камнями на солнце. Лазурный шёлк её одежд струится от каждого движения, невесомый, сотканный из ветра. И она осведомлена о его имени. Хотел бы Мино знать, спрашивала она о нём у мужа или у слуг, чтобы понять, насколько она умна. Насколько опасна. — Ты наложник Шемера-ахше, ведь так? — задаёт вопрос она, первой направляясь в сторону покоев ахше. Знает, куда он намеревался идти. Всё любопытнее и любопытнее… — Верно, ахшеси. — На месте Кадифь-шаде я бы беспокоилась, — говорит она. — Я ведь и сама шаде. Не могу представить, чтобы мои девочки разгуливали по чужим павильонам. Проверяет, чьи приказы он выполняет: Шемера, Кадифь или Мераба. Что ж, Мино это только на руку, если она и впрямь не рассматривает вероятности, что он работает на себя. — Вы же знаете, как оно, — улыбается Мино. — С гневом Кадифь-шаде сложно совладать. Пожалуй, только ахше она и не посмела бы перечить. Фахизе кивает, получив свой ответ. — И всё же это неприемлемо: наложнику гостить в чужом гареме… — она сокрушённо качает головой. — Если бы кто-то из моих девочек убежал за ворота, я бы места себе не находила. Видишь ли, у нас в Нефритовом павильоне не как в Жемчужном: молочный шербет здесь под строгим запретом. Разве могу я допустить, чтобы юные девушки, доверенные мне на попечение, возвращались в гарем, одурманенные до полусмерти?.. И смилостивятся же боги над глупышками, что посмеют ступить за ворота Опалового павильона. Гаттар-ахшеде жесток к своим наложницам, страшно подумать, как небрежен он может быть к чужим… Мино невинно хлопает ресницами. — Но ведь в Нефритовом павильоне мне нечего опасаться, правда же? — спрашивает он с деланным испугом. — Разумеется, — улыбается ахшеси. — И всё же мне странно видеть тебя здесь. Мино тщательно взвешивает свои следующие слова. — И мне странно быть здесь, госпожа. — Слуги судачат, будто ты спишь с моим мужем, — говорит ахшеси насмешливо. Поднимает руку, останавливая его протест. — Я знаю, что это не так, избавь меня от оправданий. Это, впрочем, многое бы объяснило. Мино не отвечает, не позволяя себе даже понятливого кивка. Очевидно, на что намекает Фахизе. Годы в браке — и ни одного наследника. Мераб не спит со своими жёнами. Занятно. — Но я знаю своего мужа, — продолжает она. — Он не стал бы рисковать репутацией ради красивого тела в своей постели. Даже настолько красивого, как твоё. Она небрежно касается золотого ожерелья у него на шее, лениво поигрывает с кончиками его волос, пока Мино раздумывает о её словах. Не: «Я знаю своего мужа, он остался бы верен». Нет, ахшеси намеренно выразилась иначе… — Зачем же ты ходишь к нему, мальчик? Любой его ответ она сочтёт ложью, Мино знает это. Знает он также, что правды она и не ждёт. — Ах, госпожа, — улыбается он, останавливаясь у дверей в покои Мераба. — Не тратьте свои драгоценные мысли на подобные глупости — это сущий вздор, право же… Мы с Мерабом-ахше играем в шахматы, только и всего. — Понимаю, — снова говорит Фахизе, возвращая ему улыбку. И она сладка, как же она сладка. — Тогда мне остаётся лишь пожелать вам приятной игры. И она уходит, величественно приподняв подбородок. С ровной осанкой, плавной, грациозной походкой, достойной самой ахшене. Будто уже примерила корону, которую получит однажды. Верит, что получит. Её ставка сделана и сделана давно. Она вышла замуж не за Мераба-ахше, а за ахшада, которым он может стать. Мино мысленно делает заметки, корректируя план игры. О новой фигуре нужно поразмыслить подольше, но он сделает это позже. Его ждёт Мераб. — Мино, — приветствует он, когда тот открывает дверь покоев. — Мой ахше, — глубокий, изящный поклон. Когда Мино поднимает голову, Мераб встречает его задумчивым взглядом. Вопреки обыкновению, он не улыбается своей краткой, такой искренней улыбкой. Выражение его лица непроницаемо, а тело молчит. Похоже, его чувства слишком горячи и сильны, чтобы скрыть их под привычной маской, и Мино понимает: что бы ни случилось на совете, расстановка сил кардинально поменялась. — Я получил твоё послание другим днём, — говорит Мераб. Ага, значит, решил начать издалека. Мино присаживается на подушку напротив ахше и в смиренном сожалении склоняет голову. — Северянин не сбежал, — подтверждает он. — Признаться, я был удивлён, — Мераб протягивает руку, ласково приподнимая подбородок Мино. — И обеспокоен, разумеется. Как может брат верить человеку, который так легко предаёт свою родину? Забывает о ней, вкусив прелести сытой дворцовой жизни… — он качает головой, и Мино в который раз поражается отточенности его лжи. Перед ним сидит человек, переживающий о судьбе брата, опасающийся предательства и его разбитого сердца. И ему интересно, нет, не просто интересно, ему нужно знать, видит ли Шемер то, что видит он? Слеп ли он к истинным мотивам брата? Как велика его щедрость, как велика его любовь? Делает ли она его слабым? На того ли брата он, Мино, сделал ставку?.. — Похоже, он предан Шемеру-ахше больше, чем предан Северу, — говорит он. — Ах, Мино, — губы Мераба трогает грустная улыбка, и он оглаживает его щёку заботливо и чутко. — Я восхищён твоим чистым сердцем, мой мальчик: оно выбирает веру в свет. Но, боюсь, я не могу позволить своему сердцу того же. Я вынужден заковать его в сталь, чтобы уберечь дорогих мне людей от жестокостей этого мира. Мой рассудок должен оставаться свободным от чувств, чтобы глаза могли замечать угрозы, прежде чем они обрушатся на моих родных. Взять, например, этот персик, — он подбирает с подноса на ковре сочный плод и протягивает его Мино. — Вместе с другими фруктами его собрали в садах Айе-Халиджи. Сотни корзин, полные до краёв, принесли в кухни дворца. Там слуги отобрали лучшие из плодов, чтобы отправить их в мои покои. Покои моих жён и наложниц. Покои моих братьев, моего отца. Ты понимаешь, что это значит, Мино? Тот надкусывает персик, блаженно прикрывая глаза. Позволяет капле сока пролиться по подбородку, чтобы Мераб стёр её большим пальцем, задержав его у края губ. — Это значит, мой ахше, что есть люди, работа которых заключается в том, чтобы весь день перебирать фрукты. Мераб удовлетворённо кивает, и Мино видит в его глазах одобрение учителя, видит в них гордость, видит интерес. — Весь день искать глазами гниль и червоточины, — соглашается он. — Этим я и занимаюсь, видишь? — и снова эта полная печали улыбка. О, он хорош. Он слишком хорош. — И поверь мне, когда я скажу, что мой глаз намётан. Мой брат видит в Йоргене запретный плод, сладкий и сочный, но я вижу, что он червив. Я вижу дорогу, по которой он ступает, и это дорога, вымощенная предательствами, — напоминает он свои слова, сказанные в предыдущую их встречу. — Я не могу допустить, чтобы подобный человек находился рядом с моим братом. Особенно учитывая новые… хм, обстоятельства. Совет. Он говорит о совете, и Мино внимательно ловит каждое его слово. Что-то поменялось, сделав Йоргена опаснее в глазах Мераба. И это вдобавок к тому, что само его присутствие рядом с ахше мешает давним планам. Шемер вернулся в игру, и Мераб зол. О, как он зол. Теперь Мино видит это. Видит блеск в его глазах, их напряжённую стылость. — О каких обстоятельствах вы говорите, ахше? — разыгрывает свою реплику Мино. — Чтобы ты понял их, мне придётся посвятить тебя в государственные дела. Тайна совета неразглашаема, Мино, мне ведь нет нужды тебе об этом напоминать? — Мой господин, — Мино опускает глаза, складывая ладони на коленях. — Я здесь, лишь чтобы быть вам полезным. Я не достоин чести, что вы мне оказываете, и если вы считаете, что… — Хватит, — его голос становится холодным, резким. Мино никогда не слышал его таким. Мераб всегда говорит тихо, его речи обычно скромно стелются по земле безобидным бризом, но сейчас… О, сейчас ветер его слов порывистый, хлёсткий. Погода сменилась. Близится шторм. Мино замолкает, вздрогнув, как от пощёчины, потому что это именно то, чего от него ждёт Мераб. Он ждёт, что будет дальше. Дала ли маска Мераба трещину или он приспустил её намеренно? Загладит ли он показавшиеся углы вежливой мягкостью или позволит им сиять опасным блеском стали? — Мы уже достаточно присмотрелись друг к другу, тебе не кажется? — спрашивает Мераб, сцепляя руки замком. Его голос всё ещё наполнен доброжелательностью, но он ровнее и чётче. Сильнее. И Мино понимает: второе. Мераб снимает маску, и пусть это лишь один слой ахше из многих, Мино должен снять свою в ответ. — Полагаю, что так, мой господин, — говорит он, расслабленно откидываясь на подушку. Он следит за изменениями языка своего тела. Следит, чтобы диалект его совпадал со словами, чтобы показался Мерабу достаточно новым («Я вверяю вам себя целиком, настоящего себя»), но при этом не был совершенно не знаком («Я не настолько искусный лжец, чтобы мне нельзя было доверять»). Поэтому улыбка его становится лукавей, бровь игриво приподнимается. Он впускает в голос кокетство, но не переходит грань наглости. Мераб кивает, довольный результатом. — Тогда перейдём к насущным делам, — он выпрямляет спину, расправляет плечи и перестаёт казаться немощным и болезненным. Когда он смотрит на Мино, его глаза не бегают лихорадочно и неспокойно, и… Ого. Этого Мино не ожидал. Он продумал свой образ до мелочей, неправда ли? Глубже, чем Мино мог себе представить. Недооценил его, значит. Это опасно. — Когда Шемер вошёл в зал, я заметил, что большинство советников были настроены скептично. Репутация брата сильно пошатнулась за последние годы: попытка самоубийства, беспробудное пьянство, нездоровое увлечение молочным шербетом, юноши-наложники в гареме… — перечисляет он, и Мино тихо хмыкает про себя: «И всё это — ваших рук дела, мой господин». Мераб встречает его усмешку строгим взглядом, но в глазах снова довольство, снова гордость и интерес. — Так что немудрено, что совет с опаской относится к его возвращению. Вернее, относился. Половина из них поменяли своё мнение по прошествии первого часа. — Шемер-ахше умеет располагать к себе людей, — соглашается Мино, внимательно вглядываясь в лицо Мераба, пытаясь отыскать теперь, когда сброшена первая маска, следы ненависти к брату. Но их всё ещё нет. Она, быть может, закопана глубже, куда глубже. Пока он не доверяет её Мино. — Брат всегда был любимчиком Сааре, — улыбается Мераб. — И любимчиком отца. На совете ахшад был сдержан, но я видел, что он рад выздоровлению Шемера. Он пригласил его к себе в павильон после собрания. Полагаю, они до сих пор там, навёрстывают упущенное. — Прекрасные новости, мой господин. — Воистину так, — отзывается Мераб. Легко, будто это ему ничего не стоит. — Впрочем, отец выразил беспокойство нынешним положением вещей. Он сказал, что рад видеть сына в трезвом уме и здравии, но, если он хочет быть принятым назад и допущенным к делам дворца, ему нужно покончить со своими «вздорными шалостями». Так он сказал. — Он хочет, чтобы Шемер-ахше избавился от юношей в гареме, — понимает Мино. Это было ожидаемо, и всё же… Рано, слишком рано. Его собственное положение во дворце становится шатким, и остаётся лишь надеяться, что сети, что он сплёл, окажутся достаточно прочными, чтобы подстраховать его падение. — Да, — говорит Мераб. — И Шемер согласился положить конец всем слухам о своих… увлечениях. Попросил лишь дать ему время, и отец отвёл ему срок в один месяц. — Месяц… — тянет Мино задумчиво. — Щедро со стороны ахшада. — Отец благосклонен и милостив, когда дело касается Шемера. — Разумеется, — улыбается Мино. — Разумеется, — эхом отзывается Мераб. — Брат сообщил, что один из его наложников вскоре покинет гарем в связи со свадьбой. Он шутил, что дворец зря судачил о его бесчестии: он всего-то хотел сыскать выгодные партии своим наложницам, — голос Мераба не оставляет места смеху, но Мино всё же позволяет себе короткое веселье, представляя себе Шемера-ахше на совете. Его непринуждённую улыбку, его обезоруживающую насмешку над собой. Он представляет, как тяжело было советникам злиться на него, как тяжело перестать видеть в его ошибках лишь проказы юного принца — ловкого и смелого, тёплого, светлого, да, избалованного вниманием, да, опьянённого любовью, но разве можно его за это судить? — Другого наложника, как сказал брат, — продолжает Мераб, — он назовёт своим воспитанником. Раб из Кюэра. Шемер любит его, не так ли? — Ахше привязался к мальчику, — подтверждает Мино, пожимая плечами. Надеясь, что жест вышел достаточно безразличным. Безобидным. «Не надо, — думает он, чувствуя, как ускользает контроль, уступая место панике, — не надо вплетать сюда Эме». Ему и так нужно волноваться о Йоргене, ещё одна проблема станет критичной. — Осенью он покинет дворец и отправится в военно-морскую академию. — Брат так и сказал, — кивает Мераб. — Отец остался доволен этим решением, но вот следующее он принял хуже. Скажем так… За столом возникли определённые разногласия касаемо северянина. Ещё бы. Его-то Шемер явно не собирается отпускать из дворца. И достойных причин оставлять его подле себя у ахше нет. — Шемер объявил, что собирается сделать его своим хассете. Тебе знакомо значение этой должности, Мино? Тот кивает. Хассете — правая рука. Иронично, учитывая травму ахше. Мино даже представляет, как, оглашая свою волю, Шемер поднимает свою золотую руку. Добавляет что-то игривое вроде: «Как вы понимаете, такой человек мне совершенно необходим. Предписан по состоянию здоровья, если изволите». Понятно, почему совет не одобряет эту затею. Хассете — высокая должность, её не принято отдавать чужеземцу. Обычно хассете становится знатный господин, приближенный ко дворцу и прославленный в искусстве боя, ведь помимо официальных обязанностей хассете должен суметь защитить своего господина. Телохранитель, советник, друг. Если Йорген примет эту честь, ему откроются почти все двери Кёпю-Бахри. Он получит право свободно передвигаться по дворцу и за его пределами. Будет получать солидное жалованье, переберётся из гарема в покои возле ахше. Он будет представлен двору и, разумеется, ахшаду. Ему предстоит сопровождать ахше на советах и светских мероприятиях, дипломатических миссиях и военных походах. Очевидно, что никто из саарской знати не хочет видеть на этом месте безродного северянина. Риеттского солдата, пленённого Кюэром на войне. — Совет воспротивился, конечно же, — говорит Мераб. — Гаттар едва ли не повалился со своего стула на пол от смеха. Но решающее слово всегда остаётся за ахшадом, который, как я уже говорил, мягок сердцем, когда перед ним его любимый сын. Решение не было вынесено на совете, и, полагаю, Шемер с отцом продолжили обсуждать этот вопрос наедине. Однако, в любом случае ахшад захочет познакомиться с Йоргеном лично, прежде чем давать брату ответ. И вот почему Мерабу не терпится от него избавиться. Йорген, который пробуждает Шемера к жизни, — это весомая проблема. Но Йорген, ставший хассете и упрочивший своё положение рядом с ахше… Мераб этого не допустит. Всё даже хуже, чем Мино думал. Чумное клятство!.. Йорген, Йорген, ну какого же хрена ты не свалил на свой Север?.. — А что насчёт меня? — спрашивает Мино, потому что остался только он. У него нет невесты, нет планов начинать военную карьеру, нет доступа в постель ахше. А у Шемера нет ни единой причины оставлять его во дворце. Он просчитался. Сближение с ахше, разумеется, было частью его игры, но он пренебрёг ею, временно оставил, решив сосредоточиться на другом. Это долгая партия, в конце концов. Но теперь расклад изменился, и его неосторожность может стать фатальной. Ахше едва ли знает его имя, какое ему дело до судьбы простого наложника?.. — Брат сказал, что верит в твой потенциал, — отвечает Мераб, и брови Мино удивлённо приподнимаются. — Сказал, что ты умён и хорошо образован, и что он видит для тебя будущее во дворце. Шемер считает, что ты мог бы выучиться на посла, учитывая твои таланты к языкам и умение расположить к себе собеседников. Мино слушает его молча, стараясь не выдавать чувств, всколыхнувшихся внутри. Шемер-ахше… действительно так сказал? Он замечал его? Видел его? Мино и не знал, что в голове ахше найдётся место для кого-то кроме Йоргена, с которого он не сводит взгляда с самого первого дня. Ладно, это… Пусть это не совсем так. Шемеру дорог и Эмель. Он близок с шаде и заботится о наложницах в своём гареме. Он даже оставил бесполезную дрянь Руми в Жемчужном павильоне, хотя Кадифь уже многие недели требует от неё избавиться. Но Мино… Мино никогда не думал, что ахше сложил определённое мнение и о нём. Что верит в его потенциал. — Я поддержал его в этом вопросе, — говорит Мераб. — Это было рискованно — открыто высказывать своё мнение о тебе. В конце концов, мы не должны быть знакомы. Но, полагаю, брат счёл это лишь жестом доброй воли с моей стороны. Он знает, как дорог мне. — Благодарю, мой господин. — Более того, я взял на себя ответственность за твоё обучение. Волноваться не о чем: это не стало ни для кого неожиданностью, ведь я тесно общаюсь с нашими послами и глубоко вовлечён в международную политику Сааре. Отныне мы сможем встречаться с тобой открыто. Ты будешь являться сюда, я уже распорядился об учителях для тебя. Естественно, ты можешь обосноваться в покоях Нефритового павильона, но я бы предпочёл, чтобы ты остался подле брата, чтобы приглядывать за ним. — Ваша забота о нём превосходит любые ожидания, мой ахше. — Он поступил бы так же на моём месте. Ой ли?.. Мино кивает с тёплой улыбкой. — Это не всё. Отец поставил Шемеру ещё одно условие. Ахшад хочет, чтобы он женился. Это положит конец нелепым слухам и укрепит его положение. — Он согласился? — Разумеется, — говорит Мераб. Мино хмыкает: хорошо. Ахше, может, и влюблённый, но точно не дурак. — Он сказал, что возьмёт в жёны свою шаде. Отец остался доволен: на такой исход он и рассчитывал многие годы назад, когда отправлял юную Кадифь в гарем своего наследника. Она дочь одного из богатейших родов Сааре, ты знал об этом? — Нет. — Её отец и братья владеют всеми золотыми рудниками на западе страны, а также двумя дюжинами шахт с драгоценными камнями. Это выгодный союз. Удачная партия. — Гаттар-ахшеде, полагаю, так не считает? — Мино позволяет себе хитрую улыбку, которая становится лишь шире, когда он замечает удивлённое восхищение в глазах Мераба. Тоже недооценил его, м? — Гаттар устроил целую сцену, — говорит Мераб. — Он заявил, что отдавать Кадифь Шемеру так же глупо, как вручать ему великолепный лук. Мино выдыхает тихим смешком. — Остро, — цокает он. Наверняка совет воспринял его слова по-своему: такой ценной невесте следует достаться наследнику, а не просто ахше. Но, если представления Мино о Гаттаре верны, он имел в виду, скорее, склонность брата к мужчинам. — Шемер напомнил Гаттару, что был первым лучником Сааре, и что, лишившись руки, не разучился стрелять. На что Гаттар ответил: «А толку от твоих умений, если теперь тетива тебе сгодится лишь на то, чтобы ей удавиться?» Конец перебранке положил отец, сказав, что Кадифь принадлежит Шемеру и это не обсуждается. Шемер пытался сгладить ссору шуткой, сказал: «У тебя и так пять жён, Гаттар, оставь мне хоть одну, м?» Гаттар ответил, что Шемер может забрать себе «любую из этих фригидных мегер и бесстыжих шлюх», потому что они ему без надобности. Он добавил, что и Шемеру от них будет мало толку, но, быть может, они придутся по вкусу его новому хассете, когда тому станет мало его «одноруких ласк». После этого он плюнул Шемеру под ноги и покинул зал советов. — Как славно, что грубость и горячность считаются добродетелями будущего правителя, — иронично хмыкает Мино. — Гаттар видит в своём брате угрозу? — Нет, — отвечает Мераб. — Гаттар глуп. Его обиды мелочны и не имеют ничего общего с притязаниями на трон. Он знает, что отец не отберёт его титул ахшеде, чтобы вновь передать его Шемеру. — Но он отберёт? — вскидывает бровь Мино. — Лишь если выдастся случай, — отзывается Мераб. Мино улыбается, отмечая построение этой фразы. — Отец всегда хотел видеть Шемера своим наследником, но он не станет спешить и без надобности расшатывать двор. В своё время Гаттар смирился с тем, что отец назвал младшего сына ахшеде, миновав двух старших. Но он не стерпит подобного унижения вновь, случится раскол, и многие в Сааре поддержат Гаттара, потому что былая слава Шемера запятнана. Отец будет ждать. Пока Шемер вернёт себе своё доброе имя и пока Гаттар оступится. И он оступится, понимает Мино. А если нет — Мераб поможет ему в этом нелёгком деле. Но теперь, когда Шемер снова в игре, у Мераба на одного конкурента больше. На одну ступеньку он дальше от трона, и прямо посреди лестницы стоит Йорген. Чёртов Йорген, сдались тебе эти ступени, а?.. — Совет, однако, закончился на торжественной ноте, — говорит Мераб. — Отец объявил о королевской охоте в начале осени — праздник в честь возвращения Шемера. Он также рассчитывает, что на пиру после брат объявит о помолвке, — Мераб замолкает, и тишина в покоях наполняется тревожной недосказанностью, повисает тучей, и Мино ждёт, когда она разродится грозой. — Если к тому времени северянин станет хассете, он будет сопровождать Шемера на охоте. И вот она. Гроза. Мино чувствует, как первые капли ливня ударяются о его кожу, оставляя на ней рябь холодных мурашек. — Это опасное дело — охота, — продолжает Мераб, прокручивая в руке нож для писем. Он задумчиво ведёт пальцем по кромке лезвия, и Мино вспоминает историю, что выведал ещё в первые дни в гареме. Историю об ахше, что порезался неосторожно в своих покоях, а через несколько недель лишился руки, рассудка и титула. — Азарт погони, разъярённые животные, пьяные наездники, шальные стрелы… Всякое может случиться. — Уверен, всё обойдётся, — говорит Мино, надеясь, что голос не подведёт его. — Да, да, непременно обойдётся, — тепло улыбается Мераб. — Я просто беспокоюсь за брата, только и всего. Мино кивает. Мераб поднимает с ковра очередной персик, вертит его в руках, прежде чем надрезать тонким ножом. — Погляди-ка, — говорит он, протягивая плод на раскрытой ладони. — Какая неосторожность… Мино берёт персик из его рук. Нежные ворсинки румяных боков мягко касаются пальцев. С косточки в центре сползают крупные капли сока. Соблазнительную мякоть кривой чернеющей бороздкой рассекает червоточина. Мино надкусывает плод с другого края. Он всё ещё сладкий, такой сладкий… Мераб вытирает нож о расшитый серебряными нитями платок. — В жизни не ел таких вкусных персиков, господин, — говорит Мино, облизывая губы. — Я рад, — улыбается Мераб, — что показал тебе, где он червив, чтобы ты знал, где можно кусать. «Вот чем мы занимаемся здесь, Мино. Разве ты не видишь?» Всё так, думает он. Всё так. И, покидая Нефритовый павильон, размышляет о том, приказал ли Мераб доставить червивый персик к себе в покои, как приказал доставить юношей из Кюэра в гарем брату? Ведь если в плодах нет червей, то в чём тогда смысл его работы? Если так подумать, червивые плоды ему куда удобнее здоровых. Они оба понимают, что гнили в Йоргене нет. Они оба понимают, что это совершенно не важно, если Мерабу ахше удобнее, чтоб она была. И Мино не знает, как его спасти. Он просто не знает, не знает, не… — Мино, — голос ахше выдёргивает его из грозы, и Мино оборачивается, расчётливо перебирая оправдания своему нахождению здесь, у ворот между Нефритовым и Жемчужным павильонами. — Шемер-ахше, — кланяется он. Сердце предаёт его. Разбухает в груди, щемится между рёбер, и они сдавливают его, сдавливают. Ахше беззаботно отмахивается от формальностей, с улыбкой проходя в свои владения, когда стражники открывают перед ними ворота. — Как там Мераб? — спрашивает он, чуть склоняя набок голову. Золото звенит в его волосах, искрясь на солнце. — Сегодняшний совет выбил его из колеи… Надеюсь, ты смог приподнять ему настроение? — Я… Ахше… — Мино впервые чувствует себя настолько беспомощным. Паника подкатывает к горлу, и саарское солнце вдруг кажется слишком жарким, палящим. В голове червоточинами расползаются мысли о гнилых персиках, о пьяных наездниках и шальных стрелах, о луках, тетивах и удавках, о: «Он сказал, что верит в твой потенциал». — Я о вашей игре, — поясняет Шемер-ахше. Он улыбается, и Мино знает эту улыбку — лукавую, мальчишескую, добрую, но… Но раньше он не замечал, что это не всё. Что в ней много слоёв, в его улыбке. Что слои эти не похожи на маски Мераба, нет, они раскрываются один за одним, как ароматы в духах. Цветы и солнце. Горечь перца. Соль залива. Золото, всегда золото. Королевское золото. — В шахматы, — говорит Шемер, и Мино вдруг отчётливо понимает, что был прав в своей ставке. И каким же глупцом он был, сомневаясь. — Мераба всегда приободряла хорошая партия. — Ахше, — выдыхает он. Сглатывает. — Я… — Мино берёт себя в руки. Он выравнивает голос, успокаивает сердце и возвращает своему ахше улыбку. — Я не знал, что вы тоже играете. — Правда? — смеётся Шемер. Он поднимает лицо к небу и чуть щурится, наслаждаясь солнцем, которое любит его и право в своей любви. — Конечно, я играю. Могу и с тобой сыграть, если найдёшь время за своими уроками в Нефритовом павильоне. Не хочу хвастаться, но я в этом очень даже неплох, — говорит он озорно. — Мы с Мерабом с детства играем в эту игру. Шахматы, — добавляет он с улыбкой. — Он всегда так доволен, когда выигрывает. Старается не показывать этого, но я знаю своего брата, м, как считаешь? — Мино не успевает ответить, как ахше вдруг оглядывается по сторонам и заговорщицки понижает голос. — Поделиться с тобой секретом? Мино осторожно кивает, и ахше наклоняется к нему, шепча на ухо: — Я ему поддавался. И, подмигнув, уходит в сторону сада. Мино провожает взглядом его спину. У абрикосового дерева Шемер-ахше останавливается, срывает с трепетно склонившейся перед ним веткой сочный плод и не раздумывая надкусывает его. Веря, что он не червив.