ОПЯТЬ?
Так что с третьим? Где господин Ким? Какой из них? Неуютное чувство стыда захватило, чересчур сильно надавив на виски. У людей запара, а тут ещё и Хван, позорно сломавший зуб о край раковины. Высокий парень за стойкой подпрыгивает к нему, огибая встревоженных людей в медицинских халатах. Хёнджина цепляют его глаза – то ли от этих мерзко-белых ламп, то ли от иных эзотерических смыслов (частично из-за которых Хёнджин тут и оказался) – они блестели ярче оливок в масле. Глупо ими моргая, тот кланяется, и небольшой бейджик, цеплённый на карман формы, отвисает, скромно представляя подошедшего:«Чхве Бомгю Администратор»
— Вы господин Хан Хён Джун? Запись на 9:15? — На 9:15, но я Хван Хён- — -джин! Точно, простите! — расторопно исправляется подошедший, сразу поникая. — Понимаете, у нас такая ситуация, все, как на и.. — Ну а Бомгю как мог этого не знать? — администратора перебивает чужой голос в двух шагах от них. Мелодичный, полутихий, в странном напряжении. — Хоть кто-нибудь о твоём увольнении вообще в курсе? А то мне уже кажется, что ты сам слышишь об этом впервые, — говорящий поворачивается к упомянутому, неоднозначно вскидывая брови. — Чего он так на меня смотрит, Йена-а? Я тоже не экстрасенсом работать пришё-ёл! — администратор драматично шипит, оборачиваясь за своё плечо, и Хёнджин замечает ещё одного парня, рассевшегося на диване позади со стаканом кофе. В срочном порядке он кланяется и ему. — Нет ничего страшнее, чем нарушить устаканенные планы педанта. Особенно если они рушатся с самого утра, — понимающе вздыхает парень в очках. Входная дверь снова с писком открывается. — А это уже ко мне, — кланяясь и в ответ Хёнджину, и в приветствие новому подошедшему, «Ян Чонин» встаёт с дивана, в два шага оказываясь около «педанта». Стаканчик кофе впихивается в его свободную руку. — Бессмысленно болтать по телефону – работа Бомгю, тебе за это не заплатят, — Чонин сочувственно хлопает коллегу по плечу, кивая головой в сторону дивана. — К тебе пришли тут, Доктор Ким. Бомгю открывает рот, явно желая съязвить что-то Чонину, но, одновременно с первым вырвавшимся из его рта звуком, сигнал подаёт и телефон у ресепшена. За секунду успев обменяться со всеми работниками дразнящими рожами, администратор растворяется за углом. «Ким Сынмин» молчит в трубку, и в тишине, внезапно повисшей между тремя оставшимися, слышно, как с телефона раздаются гудки сброшенного вызова. Туповато смотря на экран, он вздыхает с закрытыми глазами, выключая его. Сейчас неловкому молчанию не помогал даже бодрый голос Бомгю, записывающего на приём кого-то ещё. Хёнджин переступает с ноги на ногу, тут же жалея об этом – чёртовы бахилы шуршат слишком громко и нелепо. Оба врача переводят взгляд в их сторону. Щеки ощутимо загораются. — Чонин, теперь у тебя запись ещё на 10! Перикоронит, сразу два зуба мудрости, — Бомгю оценивающе присвистывает. — Вот это повезло кому-то.. — Напишу-ка я Чанбину... Никаких тренировок сегодня, — по-стариковски сгорбившись и сложив руки за спину в замок, Чонин скрывается за дверью кабинета с клиентом. — И после Уджина ещё двое на сегодня остались, Сынмин... Одного на 13:30 тебе ставлю..! Сынмин выдыхает под счет. — Вы в первый раз тут? Чанбину? Ему не послышалось? Чанбин... Йена... Неужели это сейчас был тот самый «Малыш Йена» о котором Чанбин с Чаном вечно с родительским умилением переговаривались на работе? Хёнджин так и не посмотрел толком ни одной отправленной фотографии... — Господин Хван? Хёнджин растерянно кивает через толстую пелену своих мыслей, запоздало соображая, что обращаются к нему. Виноватые глаза дрожат по фигуре врача, еле фокусируя на ней взгляд и, впервые за всё время пребывания тут, поднимают за собой голову достаточно высоко, чтобы иметь возможность посмотреть в чужое лицо. — Тогда ещё раз подойдите к администратору, ну, решить все регистрационные вопросы. Согласия, карты там.. А я в четырнадцатом буду. По коридору налево. Тяжёлые шаги отдаляют врача от Хёнджина, оставляя его и дальше в молчании мяться на месте. Мозг совсем не собирался в кучу. Регистрация... Администратор...? Надо подойти... А что сказать? Бомгю, обложившийся телефонами на обе руки и ухо, между плечом с которым зажимал ещё один, умудрялся при том ещё и что-то носом тыкать в ноутбуке. Издалека даже казалось, что конечностей у него гораздо больше, чем у простого смертного. — И потом зуб сам просто выпал?...М-угу... А Вы полны оптимизма, я бы возможному периодонтиту так не радовался... Вы только сами не гуглите. Ай, секунду, — прижимая стационарный телефон к груди, он меняет его на другой. — Да, алло? Это господин Ян, да. Всё верно, и три набора приборов. К 14! До свидания, мгм... Что? Нет, Вы всё так же на 12:45. Подождите, я- Разве Хёнджину было бы простительно подходить к нему сейчас? Кажется, у него и без него проблем хватает. — Ну, можете и под подушку его положить, но всё-таки лучше по своей записи сегодня приходите, у нас тоже есть конфеты. С зубом приходите.... Вернём! Господин Хван! Хёнджин вздрагивает. — Да-да, я как раз распечатал Вам тут, — Бомгю ловит его взгляд и машет небольшой стопкой листов, складируя телефоны. — Смотрите, вот тут и тут: согласие и подпись, — быстро юлит по бумаге узловатыми пальцами. — Можете почитать, если интересно, но в целом здесь о том, что вы согласны доверить свою жизнь и плоть нашим высококвалифицированным врачам и Ян Чонину. Шучу конечно, за нашего хирурга я своей должностью ручаюсь. По оплате после осмотра скоординирует сам доктор Ким, угу? Не желая задерживать тут кого-либо ещё хотя бы на минуту, Хван быстро берёт с подставки ручку и пишет всё, что нужно. — Ага, замечательно, гос.. — один из телефонов опять звонит, — Уджин! Преснющий ты пульког! Дай мне минуту. Так вот, господин Хван, слушайте. Сейчас за угол, а там всё пря-ямо–прямо, до упора, и прям слева нужный кабинет. Сразу заходите. И вот этот листочек с собой, — Бомгю снова приветливо улыбается и кивает головой, подхватывая телефон. — Хорошего дня Вам! Ало? Хван, напуганный количеством бумаг, благодарно кланяется и шагает в белый коридор. Всё так декларированно. А сможет ли он в случае чего отказаться? У него были кое-какие сбережения, на учебу, но.. Вдруг их не хватит? Чёрт, он не помнил даже, как сюда записался – если бы Бомгю не позвонил часом ранее, чтобы предупредить о смене какого-то врача на каком-то, внезапно хвановом, приёме, он бы и не знал о том, что куда-то записан. Дурацкая истерика. В сером полупустом кабинете холодно, хотя единственное небольшое окно оставалось плотно закрытым. Сынмин, что-то до этого записывающий в журнале за столом, оборачивается на звук и приглашающе откидывает кресло. Хёнджин отдаёт листок врачу в руки и усаживается на кресло, неловко падая на него спиной – непривычно низко. И непривычно лежать перед кем-то. Во рту оказывается расширитель, лампа сверху загорается ярким белым светом, заставляя зажмуриться. По зубам проходится зонд. Хёнджин пытается не думать о том, в какой опасной близости находится с другим человеком. Он не мылся больше трёх недель, только подмыливал челку и брил лицо, если хватало сил(а если не хватало – носил маску и шапку), чёрт знает, когда последний раз чистил зубы (до того, как экстренно не нашкрябал их после звонка о записи). Во всей своей срамоте он резко резонировал с чистотой и санитарной дисциплиной общества в принципе, не говоря уже о медицинских учреждениях, в одном из каких он сейчас находился. — И не больно Вам? — Э? — и в груди вдруг что-то беззвучно ломается. — Э? — вытягивая лицо, повторяет человек в маске. — Говорю, что пора бы вспомнить о том, что такое зубная щётка. Удивительно, и как вы только ходили всё это время? Уже сейчас могу сказать об оди.. двенадцати пломбах и коронке! Да, действительно, не все герои носят плащи: я бы от болевого шока уже умер. Застрявший где-то между смущением и растерянностью, Хёнджин почти не мог дослышаться до человека над собой. Вселенская усталость внезапно ложится на его плечи тяжеленным грузом. Рот начинает взаправду болеть так, словно в него только что залили крутого кипятка. Зубы ощущались инородными и ужасно мешающими, впивающимися в мясо будто грубыми колючками. Их хотелось выдрать немедленно, расцарапать дёсны в фарш изнутри, лишь бы внезапно начавшаяся агония прекратилась. Мозг в панике пытался зацепиться хоть за какую-нибудь спасательную мысль. Яркий свет медицинской лампы, яркая боль, яркие внимательные глаза напротив – всё это так резко наваливается на одного, маленького пред всеми ними Хёнджина, что давящее чувство вины вперемешку со страхом комкало внутри всё пульсирующим свинцовым узлом. Между сухих рёбер становится совсем невыносимо, и из горла вырывается грудной стон, больше похожий на жалкую попытку взвыть. Хван пресекает себя в последний момент, закрывая рукой свой гадкий рот, вместо крика заходясь слезами. Больно? Было больно. Так больно, что лёгкие клубком завязывались, предательски отказываясь дышать, перекрывали доступ к кислороду, затыкая там же все слова, все чувства. Юристы, которым он все ещё должен денег, чёртово увольнение, зубы, Кками, родители, учёба. Хёнджин устал. Блять, о боже. Он так устал. — Подождите, я же не... — Сынмин теряется. Его шутки, конечно, получали комментарии о своей чёрствости и раньше, но чтобы человек заплакал от его слов? Такое на его памяти было впервые. — Простите, просто день сегодня... Послушайте, господин Хван, это.. это врачебный юмор, я не отказываюсь лечить Вас, Вы знаете, бывало и похуже, всё будет в порядке, и Вы и Ваши зубы, я лишь говорил о профила... Замечая, как его паническое тараторение и каплей не помогает ситуации, Сынмин затыкается. Ну уж нет, только не это. Не хватало ему испортить репутацию и себе, и клинике на третьем месяце работы. Перед глазами плывут 20 лет беспросветного изучения медицинского ремесла, родители, потратившие все силы на то, чтобы вырастить из сына врача под стать себе, отцовский ремень, висящий прямо над столом, декан, лично поручившийся за Сынмина перед комиссией распределения. Нужно как-то исправлять ситуацию... Приспустив маску с носа, Сынмин с вызовом бросает: — Ту коронку на переднем даже сделаю Вам... Бесплатно, — и, шкоднически оглядываясь по сторонам, тихо добавляет: — Только никому не говорите, я не хочу прослыть святой матерью Терезой и работать за бесплатно. Слова о матери некстати особенно больно отзываются в хёнджиновой груди. Контроль над ситуацией терялся слишком стремительно. Штурвал от корабля, бороздившего по океану разбитых мыслей Хвана, в каком-то странно-осязательном смысле выскользал из его рук. Пальцы слепо цеплялись за что-то невесомое, в попытках удержать собственную тушу у руля, тщетно бродя по кушетке, пока их не хватает что-то ещё. Что-то такое же проворное, тёплое. Хёнджин, словно отрезвлённый, вскидывает голову, замечая, как чужие руки в перчатках крепко держали его. Мягко, трепетно, сжимая ровно настолько, чтобы он мог чувствовать в своей боли чьё-то участное присутствие, но всё ещё не давление или гнев. Врач ничего не говорил, ничего не спрашивал, даже не смотрел (и, признаться, чужого взгляда Хёнджин сейчас боялся больше всего), просто был. Как будто и так всё знает и даже не будет задавать вопросов. Хёнджин обмякает в его руках, слишком бесцеремонно падая лбом в чужое белое плечо. Руки, наконец имеющие возможность хоть чем-то заняться, мерно перебирали чужие, синие в латексе пальцы. Тонкие, чуть узловатые. Хван подушечками проводит по краям полумесяцев ногтей, отмечая их приятную ровность. Что за ерунда. Он как ребёнок. Надо успокоиться, надо сейчас же всё прекратить и объясниться. Извиниться и уйти. — Я бросил всё. Я ни с чем не справлюсь, — Хёнджин на выдохе произносит то, что получается, а не то, что нужно, и от этого рыдать хочется ещё больше. Сынмин несмело тянет руку к спине подопечного, едва не касается лопаток кончиками пальцев, но всё-таки одёргивает её назад. Нельзя. С чего бы ему можно было так трогать чужого человека? — Давайте я принесу Вам воды, господин Хван? Хёнджин неловко кивает, на автомате растирая по лицу слёзы и сопли, словно это могло бы помочь ему спрятать доказательства своей истерики. Нюни плёнкой засыхали на руках и щеках, над губой и близ ушей. Мерзко и липко. Он такой противный. — Ким Сынмин, Вы простите... — Все в порядке. И если нужно, то... Вот, — вместе со стаканом воды рядом появляется и коробка влажных салфеток. Сынмин садится рядом. — Господин Хван, Вы хотите поговорить? Хёнджин вдруг резко поднимается. — Что Вы. Я и так за зря отнял у Вас время. Я.. Мне пора идти. Р..работа. Через 20 минут. Спасибо большое, — шурша бахилами, Хван кланяется, выбегая из кабинета.°°°
Он туда никогда больше не вернётся. Дурацкий гороскоп. Дурацкая раковина. Ну и ладно. Сказали заглянуть – он заглянул. Хёнджин дёргает дверь в квартиру. Подумаешь пломбы. Коронка на переднем, вот ещё. Ему за учебу вносить скоро. Переживёт. Раньше же жил. И вообще ему через два часа ехать на ковёр к своему работодателю. Хотелось, конечно, выглядеть лучше – он давеча даже побрился – с зубом на месте, но теперь... Боже, ну какой кош- В кармане вибрирует телефон. 👤 Неизвестный номер +82 2 ***-***6, 10:13am Здравствуйте, господин Хван, записал Вас на грядущую среду. 👤 Неизвестный номер +82 2 ***-***6, 10:13am Вечер 6:00. Тот же кабинет. Хёнджин глупо моргает в экран. Это не номер клиники. Тот же кабинет... Доктор Ким?Вы 🌌 +82 2 ***-***2, 10:14am Здравствуйте, извините|
Нет, бред. Отпечатанная строчка быстро стирается. Хван теряется в попытках ответить. Буквы бесконечно появлялись и исчезали вслед за мелькающим курсором. 👤 Неизвестный номер +82 2 ***-***6, 10:21am И не смей не приходить. Я уже внёс за твою коронку. Что ему делать? Согласиться? Среда это... Через три дня. А там у него... Чёрт, он даже расписание работы прикинуть теперь не может. Он даже до сих пор не знает, уволили его или нет. А отказаться?.. Хван совестливый, но всё-таки не святой. Рано или поздно нужно всё равно что-то сделать с передним зубом. Болел он всё сильнее, даже касание языка или, блин, воздуха ощущались просто отвратительно. Минуты текли слишком стремительно, а он так и не нашелся с ответом. Написать как есть? Не слишком ли нагло тогда? Ему и так пошли на уступок из-за того, что Хёнджин абсолютно не умеет вести себя в обществе, а он ещё выбирать дни будет. Голова снова стала тяжелеть.°°°
Комната в момент заполнилась смехом, стоило Сынмину протянуть телефон человеку напротив. — Серьезно, доктор Ким? — Ну что? — ''И не смей не приходить"! — гомерично цитирует Чонин. — А чего сразу было не пригрозить убийством? Чтобы наверняка. — Да иди ты, Йенни. Что мне оставалось делать? — Сынмин раздражённо оправдывается, смотря как друг слушает его с удивлённым выражением лица калифорнийского актера. — Ты вообще знаешь, как трудно удерживать клиентов? — Киму плевать, что они с Чонином работают в одной клинике. — То есть теперь он уже клиент? Сынмин исподлобья смотрит на друга нечитаемым взглядом. — Ну а кто ещё? — Ты только что чуть не спел мне серенаду о его улыбке, — по-лисьи улыбаясь продолжает донсен. — Чонин, я стоматолог. Отмечать улыбки буквально моя работа. — Хорошо, а потом о его глазах. — Чонин, я стоматолог, — Сынмин делает паузу, акцентируя. — Я работаю лицом к лицу с другими людьми, на что ещё я мог обратить внимание? — А потом о его руках. — Потому что, я же сказал, я держал его руки! Это не могло не- — Ким, физиология с профессором Сондже тебя дери, Сынмин! — Чонин осаждает хёна до того, как тот хотя бы попытается логически связать своё «я вообще-то стоматолог» и вышесказанное. — Вот именно! Ты держал человека за руки, а он даже не сбежал от тебя! — Будь у меня под рукой салфетки, я бы задушил тебя ими так же, как Минхо своего коллегу на работе, шутник. Чонин швыряет пачку бумажных полотенец хёну, драматично группируясь, чтобы изобразить испуг. Сынмин нечитаемым взглядом смотрит на друга исподлобья. Ян, чёртов стоматит кандидозный, знал, что «добрый-врач-филантроп-Ким» так бы в любом случае не поступил. По крайней мере точно не Чонином. — Хён, а правда. Если он заинтересовал тебя, почему бы не попробовать поговорить с ним, ну... Более открыто? За спрос не бьют. Чонин ловит с Сынмином зрительный контакт, пытаясь понять насколько несерьёзно тот воспринял слова своего донсена, но видит только искренний трепет и.. ещё что-то. А потом вдруг резко добавляет: — Умоляю, только не зови его на свидание пока будешь ставить свою оплаченную коронку! — ЧТО? Я и не собирался! — он собирался. — Ты собирался. — Да с чего бы мне вообще- Сынмин не договаривает, просто сверлит Яна взглядом, всеми силами пытаясь доказать свою правоту, но слишком скоро сдаётся, пряча глаза за челкой. — Сынмин, помимо всей жизни, я провёл с тобой 6 кругов ада медицинского. Я знаю даже во сколько ты ходишь в туалет. — Не знаешь. — Знаю, мой кабинет напротив санузла. — Ян Чонин, — Сынмин, смеясь, привстаёт. — Учёт не веду, не бойся! — Ян подхватывает смех, в примирение вскидывая руки ладонями к хёну. — Но он всё-таки сбежал, — Сынмин тяжело вздыхает. — Потом я предложил ему поговорить, и он резко распрощался. Я, кажется, всё-таки всё испортил. — Минни-хён... — в понимающем жесте Чонин кладёт руку на сынминово плечо. — Не торопись, у тебя, по крайней мере, уже есть его номер. Боже, хён. Ты вообще представляешь? — Чонин смотрит в глаза напротив, понимая, что нет, не понимает. — Ты ещё только на стадии интереса, а уже держался с ним за руки, и у тебя уже есть его номер. Знаешь сколько людям обычно требуется на такие достижения даже при наличии самых серьезных намерений? Вспомни сколько месяцев Чанбин-хён пытался просто заговорить с Ли Черён. Сынмин с досадной улыбкой шмыгает и дёргает плечами. — Да и твоя удочка с бесплатной коронкой... Надо быть титаном, чтобы на такое не клюнуть. Давай, соберись, доктор Ким. Ничего плохого ты не сделал. Удивительно. В любой их общей компании Йенни почти всегда был самым маленьким и самым любимым макне, но вместе с тем, казалось, единственным по-настоящему взрослым человеком. Иногда от Сынмина не отставала мысль о том, что Чонин ментально жил уже глубоким старцем, которому весь мир был понятен, как раздел остеологии. — Прости, что я так.. ну лезу со всем этим. По-детски. — А ну-ка, цыц. Мой самый близкий друг и любимый хён впервые на моей памяти влюбился. Не мешай мне быть тому свидетелем.