ID работы: 13872790

12 пломб и 1 коронка

Слэш
NC-17
В процессе
26
Размер:
планируется Миди, написано 94 страницы, 9 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
26 Нравится 16 Отзывы 4 В сборник Скачать

5. It's useless, everything is useless

Настройки текста
Примечания:
      Это было отвратительно. Всё было отвратительно. Совсем.       Хёнджин не знал, куда себя деть.       Улица встречает холодным ветром и грязным снегом, чавкающим под ногами. Хван поступью пробирается вдоль дороги, неприятно ощущая, как с каждым шагом всё сильнее мёрзнут пальцы ног. И рук. И колени. И плечи. И вообще всё.       Хёнджин, как полупрозрачная ветка молодой туи, мёрзнет уже давно. Во что бы он ни одевался, какая бы погода ни стояла на улице, как бы тепло ни было дома: он леденеет, кажется, самими костями, мерзнёт изнутри, словно его скелет сам был телу хладоэлементом.       Но и несмотря на собиравшуюся под кожей холодную дрожь, бежать поскорее домой не хотелось.       Что дома?       Дома только Хёнджин. С убитой загромождённой квартирой, в которой каждый угол приелся настолько, что спать невозможно. С некормленным, невыгулянным Кками. С терпким ощущением нехватки денег и дышащих в спину дедлайнов. С выбитым зубом. С сегодняшним днём.       Сегодняшний день...       В висках простреливает воспоминаниями со сцены, и Хвана чуть не выворачивает прямо на улице. Хотелось поддёрнуть себя за веки и стянуть кожу к ногам. Догрызться до вен, качающих в себе чистое напряжение. Как можно было так опозориться. Так унизиться.       И ведь со всем разбираться только ему. Хёнджину.       Мысли об этом травят голову. Столько дел. Столько блядских дел. Их нужно сделать сейчас. Потом будет хуже. Будет сложнее. Дальше он не успеет. Нужно сейчас.       Времени на решение любой из задач оставалось просто ничтожно мало. Как всё это успеть? Это вообще возможно успеть? Глаза коптятся по кромке маревом слез, в носу щиплет, доходя, кажется, до самого мозга. От грядущего хотелось просто сбежать.       Вместо Хёнджина эти дела не сделает никто.       Никто. Совсем никто. Хёнджин вообще-то теперь живёт один. Уже три года как «теперь». Ему давно пора бы к этому привыкнуть.       Хёнджин даже не может к кому-то пойти. Признаться друзьям, что он на самом деле никакой не весёлый и хороший приятель, коим пытался быть всё это время? Что изо дня в день забывает про собственную собаку, души в нём не чаявшую? Что не может, блять, прибрать свою квартиру? Что он позорно разбил зуб и не знает, что с этим делать? Что только что унизился перед сотней человек и одной из уважаемых шишек города?       Ни за что. Хёнджин ведь не врун. Не слабак. Ему чёртов двадцать второй год, и он пойдет говорить, что так быстро стал никем без опеки родителей?       Свинцовая нога делает шаг, и Хван еле удерживается от рыданий – этот шаг, о Господи. Почему Хёнджин не может упасть прямо тут? Почему ему нужно идти? Почему нужно что-то решать? Почему, почему, почему?       Хёнджин затыкает уши вкладышами, прибавляя музыку так, чтобы не было слышно ни улицы, ни собственных мыслей, и снова заставляет себя шагнуть. И ещё раз. И ещё.       Сейчас он успокоится и всё решит.       Поворот, другой. Дорога. Поворот налево. О, здесь, у скульптуры, их с Кками летом фотографировала мама.       Су-у-ка.       Музыка прибавляется снова, почти оглушает, захватывая волной. Где-то на грани истерического смеха и таких же истерических слёз Хёнджин со всхлипом выдыхает, ныряя в толпу.       Сейчас на автобус и там до конечной. Оттуда минут 20 до Чонгечона. Куда угодно, только не домой, только не к себе, только не к проблемам.       Он успокоится и всё решит потом.       Хёнджин бездумно мотается по городу, не имея понятия о том, сколько времени прошло. Собственный, годами возращиваемый плейлист, похоже, уже успел начаться заново: Хван вдруг понимает, что уже сводил болезненно брови под строчку «It  turns out everywhere you go‚ you take yourself..», и ноги останавливаются сами.       Вокруг горят фонари, мельтешат вывески, маяками в темноте слепят фары машины. Хёнджин чувствует как густая усталость скапливается где-то над его коленями, вибрируя и кусаясь. Задница страдальчески приземляется на ближайшую лавочку, голова отпадывает за холодную спинку. Хёнджин только сейчас понимает, как сильно ему хочется спать. И только сейчас понимает, что всё ещё не застегнулся.

Maybe  the way that I'm living is killing me

      Часы на здании какого-то из миллионных офисов прогрессивного передового Сеула показывают за одиннадцать. Хёнджину на работу завтра, надо хотя бы переодеться с этой гротескной прилизанной формы. Он больше не батлер. Он больше не..

That's not a lie

      Руки чесались от жгучего желания хоть что-то сделать с ситуацией. С собой. Только бы не думать. Хёнджин в обычной манере впивается в кожу шеи ногтями, специально с нажимом прочёсывая краями пластин – жжётся – и ещё раз, посильнее.

It's killing me slowly

      А потом подрывается с места.

°°°

      В комнате еле горит лампочка, её давно, наверное, стоило бы заменить. Хёнджин каждый раз клацает выключатель, думая что да, стоило.       Он мечется мыльным от влаги взглядом между полок, трясущимися руками шарится по столу, по папкам и пеналам, с которыми когда-то ходил на пары туда же, куда сейчас ходит Лиликс. Всё валится из рук, стучит о пол, Кками тревожно гавкает на каждый резкий шорох.       В висках бьют страшная паника и приятное предвкушение.       Кисти, мастихины, высохший акрил – Хёнджин чертыхается в слезах: подарок родителей, а он не сберёг – пальцы ещё быстрее начинают перебирать карандаши, трясти забитые стаканы.       Секунды длятся невыносимо долго. Ожидание переходит все границы.       Чёртов резак оказывается на дне старой папки для холстов. Почти новый, куплен за пару недель до решения об академе. Он даже не успел им толком попользоваться.       Хёнджин в неуверенности проводит ногтями по плечу. Все ещё ощутимо, но мало. Не то. Не так, как хочется.       Необъяснимое чувство – напряжение блуждало по телу чесоточным шаром. Невозможно игнорировать. Невозможно смириться. Чем больше Хван чесал, намеренно царапал ногтями и водил ими линии, тем проще становилось. И тем сильнее хотелось наконец дорвать верхний слой кожи. Ногти для того слишком тупые.       Он вспомнил о резаке ещё на лавочке улицы, и это стало всем, о чём он мог думать до сего момента.       Казалось, это единственное правильное решение. Если дать напряжению выйти, то оно станет меньше – простая истина. Оно собиралось прямо под кожей, меньше сантиметра расстояние – по рукам, по бёдрам – Хёнджину нужно только немного. Чуть-чуть и всё решится. Будет легче.       Он мог представить, как по запястью бы прошёлся порез, оставив после себя жгучую, восхитительно отвлекающую боль, как с раны покатились бы вдоль руки капли крови. От одних мыслей о том становится легче. Хван крови не боится. Боится ли боли? Определённо. Но разве сравнима боль душевная с какими-то царапинами на руке?       Так будет лучше.       Размышляя над этим, Хван вдруг замечает, как легче ему становится, чувствует, что так сможет себя.. простить? Отпустить? До конца не понятно, но уверенность в своих действиях росла и росла. Подкупала своими обещаниями о спокойствии. Если это поможет, то это действительно небольшая плата за сердечные терзания.       Хёнджин на пробу примеряет к руке, проводит кончиком острия, надавливает. Линия краснеет, подступающей к краям кровью, но не более. Не больно. Не течёт. Мало.       Он ведёт в новом месте, сильнее, кожа расходится в стороны, как каучук, и вид крови, щипание от попавшего в рану воздуха возвращают Хёнджина к жизни. Он с облегчением выдыхает, сжимая пальцы в кулак. Кровь не льётся ручьями, как в фильмах, но проступает незамедлительно, ощутимо и чуть щекотно скользит по коже.       Мысли стихают почти мгновенно, фокусируясь только на жжении в руке.       Хёнджин промаргивается от слёз, шмыгает носом и вдруг трезвеет.       — О Хананим.       По руке ползут красные ленты. Хван трепещуще проводит но одной из них, и она мажется вслед за пальцем, из пореза мгновенно проступает новый поток.       — Мерзкий ты мичинном, Хван...       Что бы сказал папа? Что бы подумала мама?       Паника почти хватает его за горло, чтобы поднять над высоко над землёй, но Хёнджин вовремя всаживается в стул и прислушивается к ощущениям. В голове всё ещё было пусто.       — Один раз. Это на один раз. Протрезветь. Это просто чтобы прийти в себя. Больше никогда.

°°°

      Проходя по ещё пустому залу, натыкаясь на людей в окне, Хёнджин чувствует себя неуютно. Черная маска по нос, кремовая рубашка с длинным рукавом. Вроде бы обычно, выйди в люди – и точно найдешь такого же, но ощущение того, что Хёнджин сейчас слишком непривычный, выделяющийся, слишком очевидный никак не покидало голову.       Все точно что-то заподозрят – это неизбежно. Хёнджин сам ведёт себя подозрительно. Повезло, что сегодня смена не с Черён или Минхо, иначе бы точно спросили про зуб.       Хёнджин аккуратнее поправляет рукава рубашки. Атласная, вроде ткань слишком плотная, чтобы пропустить хоть что-то. Ночной порыв внезапно придал Хвану даже больше сил, чем было в нём за последние полгода, и он смог найти её в кипе комков в шкафу и даже погладить.       Он вообще сегодня удивительно бодр. Выгулял Кками, рубашку достал, маску, даже голову помыл. Даже Феликс, очевидно снова не спавший ночью и угасившийся энергетиками вместо завтрака, вдруг заговорил о том, что Хван как-будто изменился в лице. Хотя может это потому, что Хван в кои-то веки это самое лицо помыл.       — Хёнджи-ин, — как-то наказнически зовёт голос Феликса. С такой интонацией он говорил редко, когда происходило что-то совсем серьезное.       Хёнджин вздрагивает. Он что, уже что-то заметил что ли? Пока Хёнджин пальто стягивал? Там рукав зацепился, но он же вроде быстро среагировал, смахнул обратно... — Иди-ка сюда, дело есть.       Хван заглядывает в техничку, наблюдая там орудующего консилером Феликса.       — Смотри, — вдруг разворачивается тот, стягивая шапку. Волосы наэлектризованным пухом рассыпаются по голове.       — О боже, Лиликс, — с Хёнджина облегчение словно ловина сходит. — Снова в блонд?       — Говубые волофы надовели, — Феликс снова отворачивается к зеркалу и достаёт из сумки пару резинок и невидимок, которые сразу зажимает между губами, колдуя над своими волосами. — Тому ве ноый год сково, надо фоответвовать.       — Тогда покрасился бы в зелёный, нарядили бы тебя тут вместо ёлки. Блин, точно, в эти выходные уже пулин-дей.       — Чёрт, я всё ещё не купил никаких украшений, — Ли выпрямляется, вдвое запахивая пояс форменного фартука. — И не искал даже.       — У тебя есть целая неделя чтобы покраситься, — Хёнджин смеётся, представляя, как бы выглядел Феликс с зелёным цветом волос. — Сильно на сессии задушат?       — Мне повезло, по половине автомат пообещали, но надо натуру с трёх ракурсов успеть до среды дописать. В этом году в комиссии же ещё Ким Тэён, неудобно облажаться.       — Она всё ещё не ответила на снепы?       Феликс поворачивается, счастливо улыбаясь.       — Вчера пришло письмо. Прошёл. Хёнджин, прошёл!       — Лиликс! — Хёнджин хватает его за руки, открыв рот.       — Джинни!       — Лиликс!       На радостях выпрыгивая в зал, Ли и Хван почти без удивления натыкаются на знакомые лица. Ну а кто то бы ещё мог без стеснения появиться здесь за 20 минут до открытия? Хотя, один из вошедшей пары всё же вызывал вопросы.       — Да откуда у вас силы с самого утра прыгать? — и так еле шагающий Джисон ещё обречённее опирается на тащившего его Чанбина.       — Да уж, таким счастливым даже Ён Су не был, когда в пятницу всё-таки запихнул нас с Чеён в театр.       Хёнджин омрачённо вспоминает о Ён Су и вчерашнем дне. Под рукавами снова начинает собираться немыслимое напряжение, и он плотнее сжимает кулаки, ворочая указательным кольцо на большом пальце. Ничего, придёт домой и приведёт себя в чувства.       — Особенно у тебя, spider turd! — Джисон со злым прищуром тыкает в Феликса, и тот злорадно показывает ему язык.       — Вместо того, чтобы так сквернословить да ещё коверкать мой ник, honey, лучше попроси у меня автограф, пока мы ещё друзья.       — А-ху-еть, с такими друзьями никаких врагов не надо! Думаешь, раз победил меня на стриме, то завтра в PRQ или Т1 позовут? Звёздная болезнь тебя погубит, — цидит Джисон. — Нoney.       Чанбин ловит взгляд Хвана, заказывая американо Джисону и двойной шоколад себе.       — Из-за какого-то «певепе» сегодня никто из этих vr-гроссмейстеров не спал ночью. И это, — прикладывая к терминалу карту, большим пальцем он тыкает в Хана. У Хана сейчас, кажется, от напряжения глаза на лоб полезут. — Ему покрепче сделай.       Хёнджин смеётся, косясь на пару подрастающих киберспортсменов взглядом "я не удивлён", и отходит к кофемашинам.       — Может в Т1 я и не попаду, зато, — Феликс горделиво тыкает другу в полуслепую морду экраном телефона.       — ДА ЛАДНО, ЛИКС, — утренний Джисон, похоже, открывает для себя новый скин, тут же меняя злобную гримасу на восторженную лыбу. — Сюда, нахуй! Чанбин ты видел?! Мой small-bro теперь модель!       — Да подожди, мне же пока только снепы одобрили, — Феликс мгновенно рдеет.       — Серьёзно? В то агенство Тэён? — удерживая прыгающего между ними Джисона с телефоном, Чанбин вытягивает шею, чтобы слышать получше.       — Ага, — к стойке с двумя стаканами возвращается Хёнджин. — Джисон, это твой.       — Феликс, потрясающе! — Чанбин восторженно утыкается в шоколад, пачкая пенкой губу и нос, от чего по-гномиковски смеётся. — Уже назначили пробники?       — На конец декабря. Мне даже тут пошли навстречу, разрешили сначала пережить сессию.       — Чува-ак, наконец-то! Я буду ходить на все твои показы, — Джисон, пивнув кофе, окончательно становится похожим на человека. — Кстати, Ликс, как раз по поводу этого, смотри, что я для тебя нашёл. Вернее, кого!       Джисон с Феликсом утыкаются в ханов планш(удивительно, что тот не носит с собой сразу всю домашнюю установку), и Хёнджин еле контролирует себя от резких телодвижений.       — Бин, можем отойти?       — А? Хорошо..       Хван прихватывает тряпку, чтобы ещё раз протереть столы перед открытием, да и не привлечь лишнего внимания – мало ли куда заведёт диалог – пока Чанбин, испуганный, как пёс рядом с лопнувшим шариком, следует за ним.       — Как у вас с Черён дела? — вкрадчиво начинает Хёнджин, чуть присвистывая зубом на шипящей, и тут же натягивает маску повыше.       — С Черён? Да ведь хорошо дела, Хёнджин, ты же вроде в ку..       — Я тоже думал, что я в курсе, — Хван пропихивает в щель язык, пытаясь спастись от свиста, но в месте соприкосновения тут же простреливает до мерзотных мурашек по всему телу. Хёнджин корчит спину, изображая, что усерднее трёт дурацкой тряпкой стол. — Н-но, кхм, в последнее время всё больше слышу о тебе с уже Чеён. Планы поменялись?       — Чеён? Так это же дочь моего двоюродного дяди, — Чанбин удивлённо вскидывает брови, а потом меняется в лице. — О боже, он что тебе нарассказывал?       — Н-ничего не рассказывал, — Хёнджин аж запинается. — А что, ему было бы о чём?       — Он думает, что да, — Со как-то неоживлённо пожимает плечами. — С тех пор, как я стал на него работать, ему стало казаться, что я идеальный вариант в женихи для неё.       — И ты решил воспользоваться возможностью, да?       — Что?! Хёнджин, такого ты обо мне мнения что ли? — Чанбин в своей манере громко тянет: — Обидно-о!       — Нет, подожди! Я не.. Просто это всё... Ну знаешь, — Хван крутит ладонью по кругу, пытаясь объясниться. — Старый опыт, подростковые сопли, эти вот «предательства» через две недели отношений. Вспомнил былое и начал переживать. За..за всех.       — Между мной и Чеён ничего нет, — отрезает Чанбин, и Хёнджин понимает, что да, погорячился. — Но как бы.. Там непростая ситуация. Сон-аджосси фольклорный деспотичный консерватор. И Чеён... Я не уверен, но, кажется, ей не интересен ни я, ни парни вовсе.       — «Фольклорный консерватор», скажешь тоже! Он абсолютная ржавая телега века так семнадцатого, — Джисон внезапно хватается за плечо Хвана, заставляя всё его сознание в панике похолодеть. — До нашей эры. Он и на работу к себе Чанбина позвал потому, что хотел сосватать ему Чеён. Он к твоим родителям уже собирается кста, ты в курсе?       И Хёнджин и Чанбин смотрят на Джисона ошарашеными глазами. Тот смотрит на них, непринужденно потягивая кофе через трубочку. Под красноречивую тишину Феликс выбегает на улицу с трубкой между плечом и ухом и небольшим блокнотом в руках.       — Ау? Гайс, вы чего?       — Блять, Сон-и..       — То есть ты знал СТОЛЬКО и молчал? — Хёнджин чуть не прикладывает тряпку ко рту.       — Э-э, я думал вы знаете тоже... Ну ладно, Хёнджин, Йорк с тобой, ты не знал и не мог бы, две недели от роду, но Чанбин! — Джисон трясет того за широченные плечи. — Ай-йё, Чанбин-хён, ты же прям центр этой эпопеи, неужели не догадался?       — Джисон, да мне как-то не до этого бы-       — То есть и о том, что Чеён вообще-то уже в отношениях вы тоже не в курсе.       — В отношениях? А Чанбин прикрытие что ли? — шестерёнки в мозгах не крутились от слова совсем. Пару минут назад Хёнджин, действительно, не мог предположить, чем закончится этот диалог, но точно не ожидал чего-то такого. Вернее кого-то такого. Каждый раз из головы вылетает, что Джисон – в каждой бочке затычка. — И не многовато ли ты знаешь? Может ты и про нас чего наюлил, программистишко?       — Э-эй, не ссорьтесь со своим потенциальным поставщиком информации! Я же там работаю дольше, чем вы что такое «работа» в принципе узнали, сосунки.       — Так ты нас просвети, о Джисон-сенсей-сонбэним-аджосси.       Джисон смакует каждое обращение прикрыв глаза и помахивая стаканчиком кофе.       — Да что тут просвещать? Сами же начали о том, что её отец ультимативное старпёрище. Ну а теперь представьте, каково это – пойти ему наперекор. Ещё по дороже далеко не традиционной, так сказать. А бежать ей некуда, семья же видная, и батенька её потому зятя по-состоятельнее и хочет. Уж не знаю, использует ли Чанбина Чеён, но вот господин Сон этим занимается точно.       — Джисон, договорился! — Феликс влетает с улицы, светясь ярче, чем мост в Тэджоне.       — Есс! — Хан, пританцовывая, хватает еле идущего уже теперь Чанбина, и гладит его, как совсем маленького ребёнка. — Ой, смотрите-ка, у вас открытие через три минуты. Пошли-пошли Чанбинни, всё будет хорошо.       Поражённый полученной информацией, Хёнджин не успевает даже обработать факт смывательства друзей.       У самого порога Джисон останавливается, говоря уже серьезно и низко:       — Ликс, на связи.       Дверь хлопает и оставшиеся один на один бариста обращаются друг к другу почти в унисон:       — И о чём это вы говорили?!
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.