Танцуй, танцуй, танцуй!

- У тебя задница это магнит для проблем или что? Сказать, что Дакс был раздражен - все равно, что ничего не сказать. Мужчина стоял в дверях, оперевшись на косяк, и сверлил взглядом сидящего на кресле, мечтая, чтобы тот, наконец, поежился и спрятался или, хотя бы, обратил уже на говорившего внимание, повернув свою дурную голову в его сторону. Да хоть что, но явно не молчание в ответ. После нескольких минут ожидания, поняв, что ничего не получит, полковник Дакс презрительно хмыкает и широкими шагами, звонко топая тяжелыми сапогами по полу, достигает злосчастного кресла, обходя его и упираясь ладонями в подлокотники по обе стороны, нависая над тем, к кому недавно обращался. - Я тебя спрашиваю, какого хера ты опять творишь? - боже, как же Дакса это все выводило из себя. Сидящий перед ним человек выглядел непозволительно расслабленно, будто ни во что не ставил полковника. Так и хотелось сдернуть черный капюшон с надоедливой рожи, схватить за грудки и вытрясти из этого подонка все дерьмо, но он обещал держать себя в руках. - То, что мне поручили твое дело - не значит, что я не прибью тебя, черт возьми, Джек! В ответ слышится лишь тихий мелодичный смешок. - Ой, да брось, На~иб. Кажется, мы это уже проходили, - ему нравится наблюдать за нависшей над ним фигурой злого Дакса, из-за роста больше выглядящего скорее как взъерошенный хорек. Холодные руки Джека тянутся к шее полковника и прочерчивают костяшками около кадыка к подбородку в попытке схватить его и притянуть ближе, но тот лишь хмыкает и отворачивается, не давая этого сделать. - Я тебе говорил не трогать меня, когда ты так выглядишь. Джек разочарованно вздыхает, картинно вскидывая костлявые кисти перед лицом, и те покрываются черным дымом, через несколько минут обретая кожу и становясь вполне обычными человеческими пальцами. Подчиняться он совсем не любил, но может хоть так мальчишка успокоится и перестанет его отчитывать? Да и настроение у Потрошителя было, скажем так, лирическое. Как он и ожидал - Дакс и правда облегченно выдохнул, закрывая глаза, но все еще нависая над Джеком: все же вести диалог с кем-то, напоминающим саму смерть, было в разы труднее, чем с обычным человеком. - Из-за тебя у меня снова проблемы, - Дакс говорит это злобно, будто сплевывая слова, и ловко отталкивается, распрямляя спину и смотря на сидящего сверху вниз. Как же, черт возьми, ему хотелось, чтобы с лица Потрошителя сползла мерзкая ухмылка, чтобы его слова хоть раз его задели, но опыт научил, что спорить с ним все равно, что ругаться с репейником: сколько не отдирай, только сильнее прилипнет. Вся загвоздка была в том, что дело о загадочной серии убийств, которыми из-за скуки наследил Джек, поручили именно Даксу, что изначально совсем не входило в планы того. И тут вопрос даже был не том, что они были знакомы. Просто полковника Дакса никогда и не существовало - был только наемник Наиб Субедар, работающий исключительно за свою честь и деньги. Эта маленькая ложь была придумана около полугода назад, когда прижатый за глотку к стене работник с нелегальными иммигрантами, заикаясь, заверил в том, что достанет любые документы в обмен на свою шкуру. Наиб не в первый раз брал на себя чужую личину, не доверяя никому, и еще меньше - самому себе. Тем не менее, в этот раз образ порядочного военного напрочь отбивал подозрение у любого, с кем знакомился "Дакс", но потенциальные заказчики сами его находили через почтовые письма. Наемник всегда выбирал именно такой способ, избегая личных встреч, хоть и мог послать туда Джека. Пожалуй, за последние три года только он и помнил настоящее имя Субедара, лишь раз прилипнув как банный лист, когда они чуть не перегрызли друг другу глотки в самом начале своего знакомства. Лежа в бессознательном состоянии, в собственной крови и бинтах с ног до головы, еще год каждый из них приходил в себя - и, наверное, за то время пришло осознание, что их стремление прикончить друг друга, когда вокруг каждый готов сделать это за них, стало... каким-то бестолковым что ли? Джек, впрочем, никогда и не хотел смерти наемника. Да, его мучения тешили, стоны боли, сомнения, свирепая ярость от переломанных конечностей, но когда Наиб понял правила игры и увидел тонкие ниточки возле странной фигуры - стало проще. Потрошитель был не совсем обычным человеком, и наемник то и дело ловил себя на мысли, насколько пугающим тот был в своем обычном образе: тонкие черные кости, кое-где просвечивающие зеленоватым могильным оттенком, разодранный черный плащ с капюшоном и отсутствие любого признака живого существа в этой дымчатой фигуре. Наиб не знал чем тот является, то и дело матерясь, когда прозрачная тень возникала буквально из ниоткуда прямо за его плечом, шепча на ухо какую-нибудь мерзкую гадость будто самый настоящий черт - о, как же это бесило. Однако, когда Джек обретал человеческие черты, то становился вполне обычным, живым и теплым. Вот только если облик тот сменить мог, отвратительные привычки и поехавшую психику - нет. - Что теперь будешь делать, - мелодичный голос Потрошителя выдернул Субедара из мыслей, и наемник перевел взгляд вниз, с неодобрением смотря как чужое худощавое колено в смоляных брюках касается внутренней части его бедер, по-хозяйски протискиваясь между. - Поймаешь меня, "полковник"?~ Тихий вздох соскользает с губ сам по себе, и Наиб вцепляется пальцами в ерзающее между его ног колено, сжимая: не трудно догадаться, что Джек как обычно его провоцирует, готовясь вскочить с кресла и заломить чужие руки в любой момент, и Субедар делает все, лишь бы не подначивать его, качая головой. - Да на кой ты мне сдался? - и он соврет сам себе, если скажет, что звучит не разочарованно. Лишь теперь, когда все недовольство Наиба было выплеснуто, Потрошитель замечает, что тот чем-то озадачен. Наемник убирает руку и отходит к столу, со скрипом отодвигая стул и включая настольную лампу. Садясь, он придвигает ближе из кипы Джековских набросков свою собственную тетрадь, раскрывая и что-то сосредоточенно вычерчивая на пожелтевших от старости страницах. - На днях мне подкинули новое дело. Уточнять дважды не приходится: Джек и так прекрасно понимает, что в этот раз Субедар говорит уже не о работе "Дакса".

***

Смеркалось, наступало время ужина, и Зелле убрала письменные принадлежности обратно в ящик, чтобы их не заметили. Шел четвертый день, и танцовщица решила фиксировать важные моменты на тех самых исписанных листах бумаги, найденных еще в начале своего пребывания здесь, прямо на полях - лишь это и помогало ей держать мысли в форме, а не утонуть в сменяющихся днях. Взаперти было скучно, даже не смотря на то, что иногда приходил Мортон и играл в шахматы со своей пленницей или читал ей художественные книги вслух, зато Маргарет удалось выучить примерное расписание его приходов и ориентироваться по будильнику, стоящему на маленьком столе у окна, который на второй день принес хозяин поместья пока Зелле спала. Казалось, что он действительно о ней заботится, принося еду, ухаживая и развлекая, но почему же она была заперта здесь, если действительно ему важна? Он даже принес пленнице шелковое персиковое платье, чем-то похожее на халат, чтобы та могла ходить не только в ночнушке, но все же... Стрелка часов коснулась восьми, и через минут двадцать Майк, наконец, пришел, внося в комнату ужин и ставя на стол у окна, за которым сидела затворница. Зелле подняла на него взгляд, замечая, что тот чем-то будто расстроен - ох, не к добру все это. - Скучаешь, Марджи? - теплая ладонь ложится на затылок, ласково поглаживая, пока Мортон, оперевшись на стол, заглядывает в глаза танцовщицы, кое-как выдавливая из себя улыбку. - Прости, я сегодня был занят. Зелле одаривает его хмурым взглядом, совершенно не понимая какого ответа тот ждет: что она должна своему похитителю - посочувствовать, утешить, разозлиться? Но, на счастье, того и не волнует ответ. Майк, погруженный в свои мысли, отпускает Маргарет и вышагивает по комнате, позволяя ей есть в тишине, после чего просто заваливается на кровать, закрывая лицо ладонями. Все его попытки найти виновного в поджоге тщетны, а газеты и вовсе сошли с ума, благо сама танцовщица не видит написанный там бред. - Я так устал, Марджи, - сдавленный голос приглушается ладонями, касающимися губ, и пленница откладывает в сторону испачканную едой ложку, аккуратно подстелив под нее хлопковую тонкую салфетку. Маргарет с сочувствием смотрит на обмякшую фигуру на своей кровати, но совершенно не знает что сказать: слова застряли в груди. - Все вокруг будто с ума сошли. Зелле чуть не добавляет, что это именно он сошел с ума первым, но вовремя останавливает себя, прикусывая язык и вместо этого предпринимая очередную попытку воззвать к сердцу Майка: - Я... послушайте, я очень ценю вашу заботу, но мне действительно нужно посетить мой дом, - Маргарет внимательно следит за недвижимой фигурой на одеяле и говорит неспешно, будто прощупывая почву, лишь бы не утонуть в трясине. - Я обязана найти еще выживших, Майк... Между ними висит тишина, напрягающая, как натянутая тонкая нить, ровно до того момента, пока хозяин особняка не вскакивает, в несколько широких шагов достигая сидящую Зелле. Пальцы грубо хватают ее за подбородок, заставляя поднять голову, и внутри пленницы будто что-то сжимается, настолько яркая буря эмоций отражается на лице Мортона. Разочарование, злость, отчаяние и даже... страх? Видеть его дрожащие брови и тонкие поджатые губы непривычно и странно. Маргарет вновь испытывает сожаление от сказанных слов, хоть и знает, что ее вины в чужом состоянии нет. Кажется, Майк хочет ей сказать все, что думает, обрушив на замеревшую от страха Зелле свою досаду и гнев, но отчего-то молчит, просто изучающе оглядывая ее лицо. И это еще хуже. Ей страшно даже лишний раз дышать - кто знает, что сейчас в белобрысой голове? Ее отпускают так же резко, и Мортон хмыкает, уходя из комнаты прочь, даже не удосужившись забрать поднос с остатками еды, как делал обычно. Видимо, в этот раз его действительно задели слова Маргарет, а может он действительно задумался? Маленькая надежда поселилась в сердце танцовщицы: возможно ее похититель решит все же позволить ей уйти, когда она уже в сотый раз пытается надавить и выпроситься наружу. Остаток вечера Зелле провела за чтением первой попавшейся книги, чтобы хоть как-то отвлечься от надоедливых мыслей, но уже на следующий день поняла, что ее положение не стало лучше ни на йоту. Часы показывали ровно два дня, когда пленница осознала, что еду ей сегодня не собираются приносить вовсе.