***
Дворцовая набережная сегодня малолюдна. Вторник, дообеденное время: чего ещё можно ожидать? Вольфганг непрекращая осматривался, ища знакомого человека, а Алексей, ввиду того, что не мог ничем помочь, скучающим взглядом смотрел на хаотичную рябь воды, погруженный в свои размышления. —Жан! Сюда! —Браденбург замахал рукой. Князь встрепенулся и напускное спокойствие мигом улетучилось. В груди он ощутил сильные, непривычно страшные, удары сердца, словно бы ожил или резко пробудился ото сна. Рыжеволосый подскочил к наставнику и принялся выглядывать того, кому были адресованы слова мужчины. Как назло вышедшее именно сейчас солнце неприятно слепило юношу. Вольфганг продолжал махать рукой и вскоре князь смог различить приближающуюся к ним высокую, широкоплечую фигуру в черном жакете. Алексей с ожиданием уставился на плохо различимый силуэт, который вскоре оказался напротив. —Здравствуй, —рыжеволосому после недолгой паузы протянули руку, —рад тебя видеть. Алексей застенчиво пожал кисть в чёрной перчатке. —Я тоже рад.—солнце по-прежнему слепило и не давало рассмотреть брата, поэтому юноша опустил глаза на брусчатку. А француз тем временем коротко кивнул Браденбургу. —И Вам доброго дня, Вольф.—тот с секунду задержал на лице мужчины взгляд и ответил медленным кивком, —Могу ли я попросить оставить меня с братом наедине для прогулки? —он хотел ещё что-то добавить, но его прервал Браденбург. —Мы не в праве запрещать, но князю необходимо к двум вернуться во дворец. Скажи, где я смогу забрать? —Я сам его провожу.—немец с небольшим недоумением глянул на него, но, подумав, дал согласие. Алексей, который все это время смотрел вниз, целиком полагаясь на слух, повернул в бок опущенную голову, глядя на ноги разворачивающегося Вольфганга. Рыжий поднял голову, смотря в спину уходящего мужчины. И ощутил аккуратное прикосновение к плечу. Он взглянул на брата. Мужчина своей широкой фигурой оградил младшего от ярких лучей и Алексей смог рассмотреть старшего брата. На юношу смотрели ледяные серые, —совсем как у него самого! —глаза, обрамленные редкими тёмными ресницами. На слегка угловатом лице сияла острая улыбка, которая, по мере того, как мужчину осматривали, становилась все шире. Она налезала на скуластые щёки, выводя на них и у глаз чёткие морщинки. Лицо обняли чуть вьющиеся на концах черные волосы, доходящие до самого подбородка, а от висков до угла нижней челюсти шли неширокие бакенбарды. Алексей внимательно рассматривал необычное, —каким он его находил, —лицо, но резкий порыв ветра отбросил прядку француза, из-за которой выглянул луч солнца и заставил юношу поморщиться. Мужчина, увидев это, хохотнул. —Что такое? —Жан-Батист поднял плоскую бровь и спросил заигрывающим тоном, —Не нравлюсь? Рыжеволосый замер, но уловил в его голосе шутливые нотки: —Нет. —юноша наклонил голову, пряча её в тени мужчины, —Наоборот, я нахожу Ваше лицо очень даже привлекательным. —Хорошо. А теперь давай по-людски: на «Ты»? Алексей с небольшим удивлением глянул на собеседника: по идее бы старшие любят почтение к себе, а тут. Хотя, может, это в пределах дворца? Николая же удовлетворяет обращение на «Вы»? —Давай.—слово юноша практически выдавил, что не укрылось от Жана. Тот слегка нахмурил брови и наклонился к лицу князя. —Брат, —взгляд младшего, —я понимаю, что тебе пока неудобно со мной разговаривать. Мы мало знакомы, тебе я непривычен, но я очень желаю. чтобы мы могли стать семьёй. поэтому не стану что-либо от тебя утаивать и буду искренен. Со мной ты можешь говорить без настороженности: я не чужой тебе человек и хочу, чтобы ты это понял. —Бернард дернул головой в сторону, —Нам стоит прогуляться и поговорить. Как ты думаешь? Рыжеволосый кивнул и они пошли. Юноша прибывал в растрёпанных чувствах и не знал что говорить и какие выводы для себя делать. Этот человек, который сейчас идёт рядом, который называет себя его братом, которого он знает по одному-единственному написанному письму, говорит что хочет быть с ним семьёй. Братом. Схожее чувство Алексей испытал, когда получил от него письмо, но сейчас он сам услышал эти слова. Безусловно, юноша был рад, хоть и слегка растерялся от прямоты новоявленного родственника, но тут же всплыл вопрос: —"А зачем это Жану? Разве у него нет семьи, которые собою способны затмить братские узы любой прочности, не говоря уже об отсутствующих? Ведь ради семьи и идут на войну с братьями?.. Стоп, Алёша, хватит! То уже прошлая жизнь, забудь о ней!» —рыжий дернул головой, раздражённый собственными мыслями, и перевел взгляд на брата.—"Жан мой брат… И Николай мой брат… С ними мне делить нечего. С ними можно не бояться. С ними Я буду братом. не врагом."—в горле неприятно засаднило, хотелось выпить воды, но юноша лишь туго сглотнул, —"Верно, мне стоит головой обо что-нибудь удариться, чтоб, наконец, перестать думать и не портить себе настроение…» —Что молчишь? —голос мужчины прозвучал гулом в тишине. Рыжий выплыл из дум и изволил обратить внимание на собеседника. —Думаю, что у тебя спросить будет вежливым, —говорил ровно и аккуратно, с лёгкой улыбкой на лице, —расскажи, что считаешь нужным, а? —Ну что же тебе такого поведать. —Жан-Батист остановился и присел на низкий чугунный заборчик, демонстративно почесывая затылок, —живу в Париже... замминистра.. люблю утиное конфи... не знаю, что более рассказать. Лучше ты поинтересуйся, и не стесняйся, меня мало чем можно смутить.—он деловито скрестил руки и повернул голову на пристроившегося рядом брата. Вопрос, на который Алексей желал получить ответ, настойчиво вертелся на языке и заместо него в голову не шло ничто иное. Но озвучить его было очень неудобно. С одной стороны, брат сам говорил не стеснять себя рамками страха обиды, но с другой стороны, в сознании вовремя всплыли слова Браденбурга: «Леша, даже если говорят, что твои слова никоем образом не способны задеть, знай: поверишь-обид хватит на 300 лет.» Сейчас он не мог вспомнить, что повлекло Вольфа сказать такое, но смысл от этого не изменен. Рыжий украдкой глянул на брата: тот повернул плечи наискось, голова чуть наклонена вперед, из-за чего смотрел как бы «снизу вверх», при этом оставаясь выше, бровь выгнута, руки скрещены. А вот во взгляде была некая ирония напополам со скукой. Жан ожидающе жевал губу, напустив на себя вид вызывающий, так и крича «ну, попробуй меня удивить!». Нет, этого человека не так уж и просто обидеть. —Ну? —Ты общаешься с нашим отцом? —самому Алексею на мгновение показалось, что его слова сострясли землю под их ногами. А вот брат, кажется, воспринял это не более как сотрясание воздуха. Он поднял брови вверх и дёрнул уголками губ, отведя глаза. —Говорить с ним мне довелось лишь раз, —мужчина в лучших традициях философов задумчиво посмотрел вдаль, —перед его ссылкой: просил прощения.—негромко хмыкнул, — Странно как-то, не находишь? — он глянул на брата, —оставить будущую мать своего ребёнка и спустя почти 20 лет надеяться на его прощение… А ты, как я понял, ты его не видел ни разу? —Нет. —юноша отвел взгляд, намеренно умолчав о том, что отец заботился о нем-младенце до похищения. Было видно, что Жану их общий родитель неприятен, —Но мне хотелось хотя бы один раз его навестить... На этих словах прежнее выражение стремительно сползло с лица Бернарда, словно было очень плохо держащейся маской. Алексей насторожился, наблюдая как гордое презрение сменяется на грусть и растерянность. —Так есть тебе о чем спросить? —тема действительно была неприятной. Зачем её развивать? Со стороны Невы дул сильный ветер. Жан пригладил треплющиеся рыжие волосы Алексея, отчего тому, растроганному нежностью старшего брата, пришлось говорить сквозь несдержанную улыбку. —У каждого человека так или иначе есть мечта, отделенная от повседневщины и могущая развеять собой любую грусть.—рыжий качнулся у перил и посмотрел в лицо Батиста, —Ты можешь рассказать о своей? Мужчина слегка удивился вопросу, но ответил в прежней флегматичной манере. —Меня можно считать человеком приземлённым, —француз, чьи слова приглушались из-за резких порывов ветра, отошёл подальше от воды, —на сей момент я мечтаю лишь о частых наших встречах и должности министра юстиции Франции. Алексей непонимающим взглядом посмотрел на старшего. —Юстиции? Не иностранных дел? —Юстиции-юстиции, а с чего ты взял, что ин. де.? —Я думал, ты послом сюда приехал… —Нет. —Тогда как, если ты не в этой... области? —рыжеволосу действительно было непонятно. Как так? Жан усмехнулся и, наклонившись, положил руку на плечо младшего, говоря в поучительной манере. —Поверь, Alexis, не от области зависит то, что тебе допустимо. Я получил разрешение для поездки за границу по причине того, что глава нашей дип. миссии поручился за меня, а так. Возможно бы не получилось бы нам свидеться… А, ну ещё потому что мне доверяют и знают, что я не натворю глупостей. —А за подобного рода интриги нельзя потерять доверие? —князь опасливо покосился на Батиста, наблюдая за его усмешкой. —То не интриги, а бюрократия. —И в чем же отличие? —Оно одно—в бюрократии все остаётся законным. А особенно изощерено все это в республике, как Франция. —А почему именно в республике? —князь понимал, что подобные вопросы, даже разговоры, недопустимы, но совладать со своим любопытством он попросту не мог. Тем более об этом можно будет побеседовать с Иосифом, ему наверняка будут интересны такие тонкости. Жан тем временем отвечал абсолютно невозмутимо: —В монархии интригуют за спиной монарха, а для достижения его целей интриги не требуются, ибо слово его—закон… А вот в республике и главе государства, и его подчиненным приходиться интриговать. Там все очень сложно. Долго объяснять. —Ладно. А чем тебя прельщает должность? —Многим, —француз убрал руку и изобразил задумчивость, —например, почет и уважение… Для удовлетворения собственного честолюбия, если можно так сказать… Власть само собой.— он мечтательно возвёл глаза к небу. На последних словах князь задумался. О том, что многие стремятся получить эту опасную и величественную вещь, как власть, Алексей знал давно и хорошо. Но вот только не под силу ему было понять, зачем это нужно. Тяжело уразуметь, что есть люди, способные ради могущества отказаться от всего… А Алексей воспринимал это именно так, как отказ от чего-либо. С первого вздоха, с первого слова своего он был облечён властью и собственными глазами видел оборотную сторону этого могущества… Как его прежняя мать боялась спать по ночам в страхе, что лишат жизни её детей или её саму... из-за власти брата, который взойдет на трон… Рыжеволосый помнит, как будучи младше сильно психовал, так как не разрешали играть за пределами дворца без охраны… Потому что плохие люди могут воспользоваться шехзаде, для получения власти. И мальчику оставалось лишь с тоской и завистью смотреть на простых, безвластных, —свободных, как он считал, —мальчишек, способных по своему желанию пойти куда угодно. И раньше он не понимал, что и они ему завидовали не в меньшей мере, чем он им. Но свое чувство князь всё же считал сильнее. Потому теперь понимал могущество не возможностью, а лишениями. —Жан, а чем людей так манит власть?.. Бернард тем временем стоял в оторопи, не зная, что сказать. Пока рано. Через некоторое время он сумел ответить: —Сейчас ты не сможешь понять… —Хорошо… —юноша неожиданно прозрел и выдал испуганно, —Который час? Батист едва не подпрыгнул и кинулся к карманным часам. —Пора. Пойдём, я тебя провожу… —вмиг он сделался грустным и пошел в направлении Зимнего дворца, ведя за собой младшего брата. Князь молчал, обдумывая. —Жан, а когда мы ещё сможем увидеться? Француз, удивленный и разжалобленный, опешил и поинтересовался: —Имеешь желание общаться, братишка? —Очень. —Когда зайти? —Бернард и Романов были у входа в дворцовый сквер, стоя лицом к лицу. —Сегодня в 4 сможешь? —Конечно, а меня пустят? — Вольфу скажу и пустят. А пока. До вечера… Они неловко молчали некоторое время. Когда старший аккуратно подался вперёд, Алексей сперва положил руку на его плечо, позже переместил на спину, Жан ответил в той же мере и они обнялись. Впервые, неловко, чуждо подобному проявлению чувств друг к другу, но тепло, на сколько это возможно.***
—Князь, забыл сообщить, —Браденбург сопровождал Алексея с обеда и вслед за ним без проблем зашел в покои, —к тебе сейчас зайдут. Юноша пропустил вторую часть высказывания, усиленно копаясь в памяти, отчего и не уточнил, кто. —Забыл… А! Вольф, хотел тебя предупредить. Вечером сюда зайдет мой брат, скажи, чтоб его пропустили ко мне. Браденбург с минуту поразмышлял и дал согласие. В подобном не было ничего плохого, да и императрица в этом крыле не бывает, значит её безопасности ничего не угрожает. Но его интересовало совсем другое. —Ты лучше скажи, —немец грузными шагами подошел к воспитаннику, —как встреча ваша прошла? —Все хорошо, —Алексей думал, что о большей части содержания их беседы следует умолчать, поэтому говорить много не собирался, —мы прогулялись и поговорили, он рассказал о себе, я о себе… Ничего интересного, это ведь первая наша встреча… мы не особо были раскрепощены в разговоре… —Вот как. —мужчина посмотрел на него с недоверием: видел, что князь не особо хочет рассказывать, но настаивать не стал. Алексей от давления мог бы перестал говорить на личные темы, да и у двери послышались шаги, —К тебе пришли. —Кто? —Врачи. —заметив недоуменный взгляд юноши, Вольфганг поспешил уточнить, —Мы поведали Марии Александровне про рассказанный тобою случай с Костушевским, когда ты начал задыхаться. И Её Величество прислала к тебе специалистов для обследования. Мы должны знать, что с тобой. Романов прервал его коротким кивком. Конечно, должны. Прекрасно понимал: о его здоровье беспокоятся лишь потому что он наследник, —очередного, —престола. —"Горько осознавать, что в их представлении я не человек, а материал власти… "—в этот момент раздалась пара кратких стуков, —Да, войдите! В комнату прошли трое мужчин. В середине стоял самый старый, —и наверное, самый умный и главный, —седой, скорее всего, до самого черепа, плохо бритый, в толстых круглых очках и с кожаным портфелем в руке. С боков от него боязливо втянули головы в плечи двое молодых людей, —на вид можно сказать, что они выпустились из мединститута на прошлой неделе, — и настороженно озирались по сторонам, пока главный не заговорил своим трещеточным голосом. —Доброго Вам дня, Ваша Светлость, —состояние его позвоночника позволяло не кланяться, —меня зовут Григорий Яковлевич Гарцман. Я профессор Первого Московского государственного университета имени И. М. Сеченова, —он вяло развел руки в стороны, указывая на юношей с боков от себя, —а это мои помощники. Алексей прерывисто закивал. Было абсолютно все равно на эти подробности, поэтому князь желал поскорее приступить к осмотру, руководствуясь правилом «быстрее начнём—быстрее закончим», а Браденбург, отходя к двери, бросил: —Я пока пойду… коменданта оповещу. Он прикрыл за собой створки и в покоях остались князь и светило науки. —И что делать? Для осмотра? —спросил рыжий, когда телодвижений со стороны специалиста не наблюдалось относительно давно. —Снимайте верх и ложитесь на кровать, —профессор, словно бы придремавший, вскинулся и начал давать указания помощникам, —Баранов, достань стетоскоп и... Как его.. —Я понял, Григорий Яковлевич, —ответил один из юношей несколько обречённо, —видимо, привык, что старик от возраста забывал названия, —достал из-за спины большую набитую сумку и вытащил из неё штук пять приборов, включая стетоскоп. Теперь начался осмотр. Юноша, названный Барановым, измерял пульс и давление, профессор пошёл в бой с многострадальным стетоскопом. Он десять минут внимательно слушал биение сердца, попеременно перемещая акустическую голову, а у Алексея от дивного запаха изо рта старика начинали слезиться глаза. —"Господи, что он жрёт?! —думал юноша, отворачиваясь от специалиста, —побыстрее бы это закончилось." —Как я думал. —проговорил Григорий Яковлевич, деловито записывая что-то в тетради. —Что со мной? —князь спешно застигал китель, внутренне радуясь доступу к кислороду. —Все не так страшно, как предполагалось.—он будто бы говорил сам с собой, —тахикардия и небольшая аритмия… —профессор перевернул лист и записал на бумаге пару слов, —я Вам выпишу лекарства, пока болезнь на очень ранних этапах, мы быстро с нею справимся… И Вам противопоказаны большие нагрузки. Не бегать, не прыгать, не драться. —он вырвал листок с рецептом и вручил его Романову, —Дозировки и способ написаны. Принимайте полгода. Если через год не пройдёт—обратитесь ко мне. —"Я-то обращусь, а вот сможете ли вы моё обращение через год принять—большой вопрос.» —думал юноша, впрочем, сохраняя вежливую улыбку на лице. Поблагодарив, пожав руку, попрощавшись, вытолкав оздоровительную делегацию за дверь, Алексей понял, что у него осталось полчаса свободного времени и прилег на не разобранную кровать. На сон он не рассчитывал, надеялся просто полежать и отдохнуть, посему не стал занимать себя какой-нибудь книжкой. Но просто ничего не делается, из-за чего занял голову свою светловолосый князь мыслями. В памяти вновь прокрутился этот неприятный эпизод со спором с Костушевским и одышкой. —"Не надо мне было на это соглашаться. Ведь сначала не хотел, отказался, но что-то заставило. —юноша прикрыл глаза, вороша воспоминания, —он сказал. даже не говорил, намекнул, что если не побегу—буду слабаком. А я повелся. —Алексей резко перекатился на бок, вперив взгляд в стену напротив, — всякий раз, когда я вспоминаю обвинения Баязида, меня накрывает некой. бессильной злобой. Хочется показать, что не трус. не слабак. С Костушевским произошло тоже самое. И это обернулось мне боком. —в глубокой задумчивости он незаметно для себя поднялся с кровати и подошёл к окну, приковав взгляд в пасмурный серый пух на небе, — Для меня обвинение в слабости и трусости.. словно бы спусковой крючок. Только скажи—и я готов идти на что угодно, лишь бы доказать обратное... Это опасно. Надо как-то научиться справляться с этим непреодолимым желанием... Мне же удаётся терпеть снисходительность Николая.. да и не задевает это почти. Для меня будто бы это не важно, но как довести понятия о трусости до схожего состояния?.. Чтобы было всё равно на них…" Юноша устало вздохнул. Кипящую от напряжения голову постепенно сдавливало тисками и князь прислонился лбом к холодному стеклу, в надежде остудиться. —"Как избавиться от этой слабости?.. Слабости. —вновь это чувство, оно за доли секунды начало давить жаром на грудь. Словно бы лава в вулкане, вскипевшая и бурлящая в невозможности вырваться наружу. Юноша в схожей беспомощности сжал кулаки. Руки тряслись. В комнате послышался глухой стук головы о стекло. Алексей прикрыл глаза.—Вот опять… Я хочу ударить, но некого, ибо я сам себе это говорю. Надо научиться держаться… А ещё лучше научиться игнорировать упрёки или намеки на них. Даже когда я упрекаю самого себя… Не надо вообще думать об этом… —город за окном обвел ледяной обреченный взгляд серых глаз, —Голова трещит. Когда там уже Жан придёт?..» Брата ждать пришлось ещё минут 15. И вот, раздался долгожданный стук в дверь. На пороге стоял сам Жан и приведший его охранник, последний поспешил откланяться и уйти, а старшего брата князь затащил в покои, усадил за стол и велел служанке подать им чай. —Неплохо так. —протянул француз, после того, как оглядел убранство. —Это гостевые покои, —юноша присел на стул и с бодрым интересом посмотрел на брата, сложив руки в замок, —конечно, далеко не императорские, но мне все нравится, —он демонстративно огляделся и заметил книгу, которую Жан все это время вертел в руках, —что это у тебя? —Это? —мужчина опустил голову на обложку, —Если тебя заинтересует, —он положил книгу на стол и придвинул её к брату, —мы затронули с тобой тему разницы монархии и республики, я не смогу в полном объёме все разъяснить, а в этой книге все разложено по полкам. —Алексей взял её в руки; на зелёной переплётной крышке блестела золотистая надпись: «Никколо Макиавелли, «Государь». Что-то знакомое… Помниться, Вольфганг приносил такую со словами: «Почитай, как будет время.» Он упоминал про большую ценность книги для князя, как будущего управленца, но не более. Вообще, Браденбург регулярно предоставлял юноше подобную литературу, но она не входила в обязательную программу, так как у Алексея были серьёзные проблемы с русской грамматикой и упор его обучения делался именно на неё. Князь же от «необязательного» отбояривался и свободные часы в покоях проводил в компании «Капитала», но не того же «Государя», принесенного Вольфгангом. Но вот сейчас Жан умудрился пробудить интерес к этой книжке. —Я постараюсь в ближайшее время отдать. —Бери её насовсем.—француз махнул рукой, —Считай, презент в честь встречи. —Спасибо… Проводив Жана, Алексей уселся на кровать и взглянул на "Государя". —"Надо будет за эти дни прочитать. —подумал юноша и протяжно зевнул, —Завтра начну".—глаза застилала сонливость и он повалился на подушку.***
—Ваша Светлость.. —чей-то назойливый шепот медленно вытягивал князя из сна, —Ваша Светлость.. —Что!? —Романов было вскочил с кровати, но тут же сел, схватившись за поясницу. Спал это время он в положении полусидя, да ещё согнувшись на бок и теперь усердно растирал спину, терпя острую боль через сжатые зубы. —К Вам пришли.. Господин Наумов.. —стоящая в дверях служанка растерянно взирала на князя. —Наумов?.. —поясница вдруг отошла на второй план. Матвей—вот от кого уж точно нельзя ожидать позднего визита, —Пусть заходит.—взгляд юноши задел напольные часы в другом конце комнаты, —"Восемь.. Не так уж поздно.. —он оглядел себя, —я в кителе так и уснул.. Ладно.." —Добрый вечер, Ваша Светлость, прошу прощения за поздний визит,—Наумов зашёл в покои и опешил при болезненном виде князя, —Вам плохо? —Нет, —Алексей осторожно поднялся с кровати, —что-то случилось? —Я хотел сообщить Вам о своём отъезде.—рыжеволосый остолбенел. —Что? —князь удивленно смотрел на него, —Куда? —Меня направили послом в Германию.—мужчина старался говорить ровно, но голос дрогнул и он отвел глаза от лица собеседника. Алексей же молча оглядывал его. Не было никакого желания столь рано прощаться... с другом. —Когда? —Этим утром. Простите, что не предупредил.. решение задержали.. Я думал, не пошлют, но часа три назад прислали указ..—Матвей пристыженно замолк, заметив, что юноша грустно смотрит в пустоту, —Лёша.. —М?—вяло поднял взор и тут же едва не отшатнулся назад. Мужчина подошёл к князю и достал из своего внутреннего кармана маленькую бумажку: —Это адрес посольства,—во влажных глазах блестел теплый свет от ламп. Он, не отрывая взгляда, взял руку юноши и вложил в неё листок,—прошу, пиши мне. Алексей молча кивнул, Матвей повернулся и поспешил к выходу, но обернулся в дверях. —Ещё раз простите за поздний визит. —и скрылся за створками.