Осколки, что искрятся на солнце

      Сегодняшний подъем был особенно ранним. Сатору уезжал в командировку на несколько дней и должен был отправиться рано, поэтому и разбудил меня, сделав вид, что это вышло непреднамеренно. Я быстро поняла, что он любит проявления заботы и нужды в нём с моей стороны, и его извинения за шумные передвижения по квартире сейчас могли вызвать лишь насмешку. Он хотел проводов до порога, грустный вздохов и тисканий напоследок, непонятно только, зачем было ломать эту комедию с раскаиваниями. Это, наверное, самое последнее, за что тебе должно быть стыдно, Сатору. Учитывая то, что ты меня похитил.        Я вернулась в постель, но сон не шёл. Подушка, простыни и даже я сама пропитались запахом мужчины, и это не позволяло сомкнуть глаз. Уже два месяца, как мы живём вместе. Целых два месяца, как я пытаюсь доказать себе то, что ненавижу Годжо, а его убедить в своих нежных чувствах. Два месяца, как я живу в постоянной тревоге, пытаясь занять себя чем только угодно, лишь бы не ощущать муку за бесцельно прожитые дни и вину за свою глупость и слепоту.       Я повернулась на бок, чуть шипя от тянущего чувства в пояснице. Этой ночью Сатору был более жадным, чем обычно, что, в принципе, уже стало обычным дело перед его уездами. Я научилась отключать голову во время близости с ним, не думать о том, что меня используют, и даже получать удовольствие. Сатору всегда хотел дать мне больше наслаждения, чем могло испытать моё неподготовленное к таким вещам тело – наверняка чтобы потешить своё самолюбие – и такое положение дел давало знать о себе легкой ноющей болью. Руки нашли планшет в тумбочке, а значит, можно было вновь занять более удобное положение и приступить к своему любимому делу – выбирать какие-то вещи, которые мне нахрен не сдались.       Я заказывала в интернет-магазинах всё, что было не приколочено. Новую мебель, одежду, косметику для ухода и макияжа, товары для хобби и много чего ещё. Это давало какую-то иллюзию того, что я распоряжаюсь своей жизнью, ну и помогало найти новое увлечение для скоротания тусклых дней. Я уже кучу раз делала перестановку в квартире и даже меняла обивку на кресле, пытаясь ощутить смену обстановки, но срабатывал такой самообман не на долго. Сатору всегда восхищался моими идеями и вкусом, когда возвращался домой, и я, к своему неудовольствию, испытывала от этого удовлетворение и гордость, ведь правда старалась сделать всё как можно лучше. «Ты вьёшь чудесное семейное гнёздышко, любимая», – улыбаясь, хвалил он, и меня сковывал страх от того, что порой и я воспринимаю это в таком ключе. Ванная, гостиная, зал, спальни, балкон – всё было изменено моими руками. Только до незастеклённой лоджии добраться не удалось – Сатору всегда запирал её, когда оставлял меня в одиночестве. Не знаю, была ли это какая-то психологическая уловка или просто предотвращение моего побега, но побыть там удавалось только в его компании. Мой мозг поддавался его манипуляциям и считал, что романтический ужин там сопоставим с походом в ресторан; приходилось напоминать себе, что это такая же часть золотой клетки, как и всё остальные.       В онлайн-корзину отправился новый тренировочный костюм, набор для флорариума, увлажнитель воздуха и краска для волос. Сатору как-то предлагал купить и новые шторы, в дополнение к обновлённому интерьеру, но я просто сняла все те, которые были, за исключением спальни. Мне требовалось больше света, больше неба, но не того, что раскидывалось в глазах моего надзирателя, хотя и в нём порой было приятно повитать. Занавески на окнах будто служили воротами в тот, свободный мир, и мне хотелось, чтобы они хотя бы были распахнутыми, даже если и не будет возможности через них пройти. Я ничего не могла поделать с металлическими решётками, закреплёнными с наружной стороны, но уж убрать эти противные плотные куски ткани мне по силам. Сатору сначала сопротивлялся, потому что предпочитал более затемнённую обстановку дома из-за чувствительных глаз, но в конечном итоге смирился и теперь иногда дурачился, заворачиваясь в занавески, как в платье – с оголёнными плечами и высокими разрезами на бёдрах – и дефилируя по «подиуму». Выглядело это крайне забавно.       Я заблокировала экран устройства, откладывая его в сторону. Выбор одного товара, который велел мне заказать Годжо, было решено сделать позднее, хотя я понимала, что просто отодвигаю неизбежное. В гаджете пока что не было нужды – скачанные плейлисты заслушаны до дыр, сериалы смотреть не хочется, как и читать электронные книги. По плану значились душ, тренировка и уходовые процедуры, затем шло приготовление завтрака. В моем распоряжении была целая кладовая с продуктами – очередная иллюзия возможности принять решение и приготовить то, что хочется конкретно в этот момент, но хотя бы что-то. Лучше, чем её отсутствие. Потом в расписании значилось свободное время. Даже в мыслях звучит крайне смешно. День обещал быть долгим – в компании Сатору часы летели как-то быстрее.       Из ванной я вышла разомлевшей и посвежевшей. Саднящая боль из размятых упругими струями мышц постепенно отступала, да и засосы быстрее проходили под воздействием температуры, близкой к кипящей. Сатору запрещал мне лечить их, плюс ко всему, применять обратную технику к себе было в сто раз сложнее. Я очень боялась потерять весь тот опыт, что копила по крупинкам на протяжении обучения, поэтому часто разбивала что-нибудь и потом восстанавливала. Конечно, это было несопоставимо со сложно устроенным человеческим организмом, но хотя бы что-то. На первых парах я пыталась «лечить» увядающие букеты, которые Годжо таскал мне огромным охапками – пусть это и примитивная растительная клетка, но всё -таки живая, однако оказалось, что техника на срезанные цветы не действует. Всё, что могло сойти за оказание помощи – лечить царапины и укусы на тонкой коже Годжо, которые я сама же и оставляла. Он всегда самодовольно хмыкал от таких проявлений страсти, считая, что сводит меня с ума. Хотя в чём-то, конечно был прав. Во-первых, я отключала голову во время секса, во-вторых, моя крыша действительно скоро окончательно покинет меня из-за окружающей обстановки.       Аппетита не было, поэтому завтрак я решила пропустить. Вместо этого занялась изготовлением подарка для Сатору – удобной повязки на глаза. Он носил бинты, обмотанные в несколько слоёв, и это, наверное, не особенно практично, а так же мало сочетается с его обычной одеждой в тёмных тонах. Шить у меня получалось плохо. Это та вещь, которая всегда была мне неподвластна, но тем и лучше – больше времени займёт. С выкройками пришлось провозится до обеда – оказалось, я не знала обхват головы Годжо, поэтому какая-та часть работы ушла на анализ единственного обнаруженного головного убора – дурацкой шляпы с заячьими ушками, а так же на её измерение. Затем на заготовки были наложены хирургические швы, потому что другие я делать не умела. В конце настала очередь для моего любимого занятия – я раскрошила всё это на ворсинки ножницами и пинцетом, и собрала техникой обратно. Повторила ещё пару раз и направилась к балкону, чтобы оценить результат своих усилий.       Я неспроста так заморочилась с разрушением и восстановлением рукодельного презента. Во-первых, моя энергия оставит на ней следы, и, возможно, Иэйри-сан их почувствует, когда в следующий раз увидится с Годжо. Правда, вероятность этого была настолько мизерной, что я и не надеялась на какую-то удачу в данном вопросе. Во-вторых, такие манипуляции позволяли сделать повязку более светонепроницаемой. Это можно было бы сравнить с замещением нормальной ткани соединительной при различных травмах – она хоть и выполняет меньше полезных функций, но является более плотной и устойчивой к повреждениям. Мне хотелось, чтобы Сатору оценил мои старания, ведь это будет ещё одним ненавязчивым признаком симпатии к нему, а значит, приблизит меня к желаемой цели.       Я открыла форточку, подставляя лицо лёгким дуновениям теплого ветра. До того, как мне пришлось очутиться в заточении, я и не подозревала, насколько сильно люблю ветреную погоду. Сейчас же ощутить достаточный поток воздуха казалось почти невозможным – хитрая система вентиляции не допускала духоты, но и гулять ветру по комнатам из распахнутых настежь окон не позволяла. Всё, что мне оставалось – прижиматься щекой к металлу решётки, будто воруя свежий воздух у людей, которые не находились под чьим-либо контролем и могли в любое время пойти туда, куда им заблагорассудится, ну или дожидаться Сатору и проводить вечера с ним на открытой лоджии, закутавшись в один плед на двоих. Я хлопнула себя по лбу, не позволяя упадническим мыслям захватить настроение и скатиться в депрессию, и поспешила провести тест-драйв своего изделия. Нежные лучи солнца, заливающие пространство сквозь стекло, незамедлительно исчезли из поля зрения. Я усиленно повращала глазами под повязкой – не было видно абсолютно ничего.       – Добрый день, мэм.       Я вскрикнула, отшатываясь назад. Вмиг задрожавшие пальцы сдёрнули накладку с большим трудом. За окном на специальном троссовом приспособлении висел мужчина лет тридцати в тёмно-синей робе и зеленой кепке. Прыгающие буквы на круглой нашивке сложились в слово «ЧистоКлин».       – Простите, что напугал, мэм… Я мойщик окон, – он указал на шеврон оттопыренным мизинцем, – И не стал бы вас беспокоить, но вы так удачно очутились на балконе…       Выдох, вырвавшийся из груди, получился слишком громким и взволнованным. Я подалась вперёд, схватила молодого человека за руку, собираясь с силами перед произнесением своей пламенной речи. Шанс на спасение забрезжил, как рассвет на горизонте после особенно тёмной ночи. Язык будто онемел; пришлось покусать его, чтобы снова почувствовать. Я уже открыла рот, но интуиция закричала, что что-то здесь не так. Пульс уборщика был слишком, слишком частым. Боится высоты, но трудится на такой работе? Это очень странно.       – Извините, – решаюсь отложить пока просьбу о помощи, но ладони с его запястья пока не убираю. – Голова закружилась от такой… неожиданности. Меня обычно не окликают на балконе…       Криво улыбаюсь, чувствуя, что губы плохо слушаются. Речь смазанная, немного шепелявая, возможно, потому что я молчала весь день.       – Это вы меня извините. Я хотел спросить… У вас не будет немного воды?       – Да, конечно, – выпрямляюсь, отпуская его руку. – Сейчас принесу.       Шаги были медленными, а вот мысли, напротив, носились в голове со скоростью света. Чаша весов раскачивалась в безумном темпе. На одной стороне – нежелание упускать возможность получить свободу, которая, буквально, свалилась с неба, на второй – страх попасть в ловушку. Почему у мужчины так сильно бьётся сердце? Что сделает Сатору, поймав меня на побеге? Об этом страшно даже думать. Столько трудов пойдёт насмарку, после этого он никогда, никогда мне больше не поверит. Одна дорожка быстрая, но до ужаса скользкая, вторая потвёрже, но неизвестно, приведёт ли она куда-нибудь. Стакан наполнился водой, но удержать его не получилось – осколки полетели в раковину. Я принялась глупо собирать их вместо того, чтобы применить технику, и порезалась.       – Соберись, дура, – сказала себе вслух. – Вдруг он не станет ждать и спустится дальше?       На удивление, такое замечание помогло собраться с духом. Я достала бутилированную воду, открутила крышечку, разрывая пломбу, и запечатала её вновь обратной техникой. Повторила такое действие пару раз; теперь не-маг ёмкость не откроет, а шаман даже самого низкого уровня, напротив, сделает это, не прилагая особых усилий, ведь концентрировать энергию на уровне интуиции и рефлексов первое, чему мы учимся. Попробую разговорить мойщика; даже если это ни к чему не приведёт, хоть поговорю с кем-то, кроме Сатору. Надеюсь, он об этом не узнает.       – Вот, держите, – возвращаюсь на балкон. – Может, принести чего-нибудь перекусить?       – О, спасибо, мэм, – мужчина обхватывает горлышко ладонями и принимается усиленно крутить его. Пока что никакого результата ему это не даёт. – Нет, не нужно. Благодарю. Я не хотел бы вас так напрягать.       Я прищуриваюсь. Мойщик окон выглядит достаточно взрослым, то есть, он явно не студент, нашедший подработку. Много ли людей из средних и высших социальных слоёв трудятся в этой сфере? Навряд ли. Но предложения мой собеседник излагает так, будто по вечерам зачитывается классической литературой.       – Что вы, мне совсем несложно, – замечаю, что непроизвольно выкручиваю кисти, сложенные в замок, и поспешно прячу руки за спиной. – Вы ведь облагораживаете наш дом, делаете его чище. Поэтому не стесняйтесь. Я не обеднею от одного бутерброда…       Мужчина наконец отвинчивает крышечку с легким хлопком. Он выглядит так, будто стесняется, что это отняло у него много времени, а у меня же сердце уходит в пятки. Маг? Или обычный человек с намёками на склонность к шаманизму? Я встречала таких – они почти не выделяют проклятую энергию и чувствуют проклятия, но никаких сил не имеют. Мне нужно знать наверняка, чтобы понимать, могу ли я доверить ему наш с Сатору маленький секрет.       – Не нужно, – повторяет от, припадая губами к пластиковому колечку. – Вы и так меня очень выручили…       – Отсюда красивый вид, правда? – несколько топорно перехватываю инициативу в разговоре. – Я обожаю разглядывать город отсюда. В вашей работе, наверное, это очень большой плюс…       Мужчина сделал последний, самый крупный, глоток, и случайно уронил крышечку. Проследил за ней глазами – я же не отрывала своих от его лица. Он нервно прикусил губу, на виске выступила испарина. Кадык опустился и поднялся. Этот уборщик абсолютно точно боится высоты.       – Ага…       Он вцепился взглядом мне в лицо, вдохнул, выдохнул. Постарался расслабиться. Опять отхлебнул немного жидкости.       – Впервые вижу решетки на окнах на таком высоком этаже. Ещё и такие добротные.       – Это квартира моего молодого человека, – пожимаю плечом, стараясь успокоить сердцебиение. Возможно, он сболтнул первое, что пришло ему в голову, возможно, наоборот, идёт строго по плану проверки. – Наверное, ему уже досталась такая…       – Или он маньяк, – коротко хохотнул мужчина. – Вы никаких подозрительных признаков не заметили?       – Вероятность того, что в одной квартире будут жить сразу два маньяка, очень маленькая, – пытаюсь отшутиться, но паника захлёстывает волнами и я даже не уверена, что держу сейчас нормальное выражение лица. – А может, маньяк здесь только вы.       – Ну даже в этом случае вам ничего не грозит, – проводит рукой по толстому железному пруту, который образует равные квадраты, пересекаясь с остальными. – Я не смогу к вам зайти, а вы не сможете отсюда выйти…       Я отшатываюсь назад, задыхаясь. На долю секунды кажется хорошей идеей разрубить троссы топориком для мяса, но они, наверное, слишком прочные… Меня пугает эта ситуация и мои мысли, пугает решимость скрыть свою оплошность и разговор с другим мужчиной от Сатору. Но… я же не сделала ещё ничего непоправимого. Нужно взять себя в руки. Взять себя в руки… И отпустить этот шанс на побег.       – Простите, мэм, это всё дурацкая шутка, – встревоженно повышает голос мойщик, подтягиваясь на локтях ближе к окну. – Не знаю, что на меня нашло… Ради Бога, простите. Мне очень жаль…       Я медленно поднимаю голову, понимая, что сделала выбор. Я пойду по второй дорожке, потому что она более безопасная. И не буду рассматривать как плюс то, что зашагаем мы по ней плечом к плечу с Сатору. По крайней мере, очень постараюсь…       – Вам пора, сэр. Всего вам самого доброго.       – Мэм, я не хотел… Вы расстроились из-за моих слов? Пожалуйста...       Я не даю ему договорить – захлопываю форточку прямо перед носом и иду в глубину дома. Раздеваюсь на ходу, прыгаю в не заправленную ещё постель, крепко обнимаю подушку и накрываюсь одеялом с головой. Мелкая дрожь сотрясает всё тело. Мне очень страшно, я в равной степени боюсь как и того, что этого человека подослал Годжо, так и своего решения даже не попытаться сделать хоть что-то, чтобы вырваться отсюда.       – Нет, я же делаю, – приглушённо возражаю сама себе. – Но что? Это всё так медленно и, возможно, неэффективно… Неужели я хочу остаться здесь навсегда на самом деле?       Нет. Точно нет. Но почему же сейчас я пульс выравнивается, когда нос ощущает запах Сатору? Наверное, я просто привыкла к его постоянному присутствию. Когда мы вместе, мне нет нужды что-то планировать или делать, значит, я становлюсь более апатичной, а значит, и все мои реакции замедляются. Да, абсолютно верно, всё дело в этом.       День вышел странным, глупым, скомканным, бесполезным. Именно поэтому не пожалела о том, что уснула так рано, прижавшись щекой к наволочке, на которой обычно спал мой похититель.       ***       Сатору не появлялся дома уже пять дней. За этот период я перестала дёргаться от каждого шороха и смогла опять жизнь по своему «противохондрозному плану» со строгим распорядком дня. Мне самой было не очень понятно, чего я боюсь – что человек из окна вызовет полицию или же что он теперь следит за мной и докладывает о моих занятиях Годжо. Я запретила себе думать об этом – в жизни в последнее время и так слишком много стресса, я не могу позволить себе сходить с ума. Мне, в конце концов, ещё в будущем выходить на работу и заниматься медицинской деятельностью.       Меня опять начинала одолевать бессонница. Я боролась с этим, как могла – больше тренировалась, делала массаж и расслабляющие процедуры, сменила постельное бельё на свежее через день после отъезда Сатору, но поверхностный сон все равно настигал лишь под утро. По той причине голова перманентно побаливала, но с этим состоянием я прожила почти всю жизнь и оно было для меня привычным. Однако теперь, когда я познала радость отличного самочувствия за эти два месяца, легкая пульсация в висках казалась противной и раздражающей. Впрочем, это не давало прав делать себе какие-то поблажки.       Букеты, которые дарил мне Сатору, увяли и отправились в мусорку; обеденный стол и журнальный столик в зале теперь казались какими-то пустыми. Почему-то было очень жаль погибшие цветы, я даже задумывалась над тем, чтобы засушить их между страницами книг и сделать гербарий. Они были живым оазисом в этой бетонной клетке и окутывали меня приятным ароматом, когда я сидела где-то рядом, поджав стопу под бедро и читая книгу. Я засунула их в пакет и спрятала в специальном отсеке для мусора на кухне, а теперь жалела.       Я листала каталог интернет-магазина, добавляя в избранное аудиокниги по испанскому языку. Я начала изучать его не так давно, но решила, что такое времяпрепровождение будет полезным. Раньше это были просто книги и зубрение словаря, но, думаю, нужно тренироваться воспринимать и на слух тоже. Потом мне начали попадаться в рекламной ленте мексиканские рубашки, и в голову пришла одна идея.       Сегодня вечером я, претворяя свои планы в жизнь, легла спать в рубашке Сатору. По моим подсчётам, он должен был вернуться домой совсем скоро; возможно, это произойдет и ночью. Он застанет меня в своей одежде и уверится в том, что я по нему скучаю, а значит, я буду на шаг ближе к черте «стопроцентное доверие, можно отпускать её на улицу». Я ворочалась в постели довольная своим планом, и сама не заметила, как крепко уснула.       Сон всегда наступает медленно, постепенно, боязливо, как котик, которого впервые выводят на мгновение на улицу. Потом бац – и он уже скачет куда-то далеко-далеко от тебя, и ты плаваешь в пучине сна, и летаешь где-то высоко в облаках, и можешь летать, едва-едва оттолкнувшись от земли. И воздух пахнет свежестью, терпкостью чая, проросшим самыми разными цветами лугом, и будто обнимает тебя, успокаивает, прижимает к груди. Кто-то мягко целует тебя в лоб, гладит по лицу, и тело, слишком честное, так радуется этим касаниям, что даже во сне безвольно подаётся вперёд, навстречу. Так хорошо, так сладко тонуть в этой нежности, валяться в высокой траве и видеть бескрайнее голубое небо, когда приоткрываешь слипающиеся глаза. Хочется раствориться в этих ощущениях, зарыться лицом в шею с тонкой белой кожей, и как же хорошо, когда и впрямь возможно это сделать. И тихий-тихий счастливый смех сам вырывается из груди вперемешку с бессвязными бормотаниями, и небо тоже смеётся и говорит, что любит тебя и что ему щекотно, а пальцы вибрируют от чего-то, что лежит под ними. Пусть это чувство всегда будет вокруг, пусть это никогда не закончится.       – Конечно не закончится, моя звёздочка, – читает мысли мир, что окружает повсюду. – Мы всегда будем вместе…       ***       Сегодня в меню Сатору был кофе. Он вернулся домой поздно ночью, но так и не смог сомкнуть глаз, когда увидел самую лучшую девушку на свете в его рубашке. Он обнимал её до самого утра, целовал везде, где мог дотянуться, и она тоже сонно тыкалась губами в те участки его тела, которые он подставлял. Как можно выбрать сон, когда любовь всей твоей жизни бессознательно шепчет тебе ласковые слова прямо в ухо, прося никогда не отпускать её?       Завтра мужчине вновь предстояло отправиться на задание. Случаи, когда его предупреждали о работе заранее, были редки, и уж никогда раньше не было, чтоб это делал совет «сорока семи хромосом», в простонародье известный как коллегия Старейшин. Сатору надеялся, что вернётся как можно скорее, ведь оставлять родную душу одну-одинёшеньку ему никогда не нравилось. Вон как она скучает по нему, даже спит в его одежде… Он вновь ощутил прилив тепла в груди. Как хорошо, что они встретились и полюбили друг друга, пусть для этого Сатору и пришлось совершить поступок, который никогда не приняло бы общество. Чёрт возьми, как же приятно возвращаться домой, когда тебя там кто-то ждёт.       Приглушённые звуки шагов босых ног раздались за спиной. Девушка появилась в дверном проёме – лохматая, румяная, сонно потирающая глаза, словом, совершенно очаровательная. Сатору не выдержал и, опустив чашку с кофе на столешницу, двинулся ей навстречу. Она охотно приняла объятия, прижалась к плечу щекой, сладко зевнула. Сатору запустил пальцы в волосы, слегка взъерошил их и оставил чмок на макушке.       – Доброе утро, красавица. Как спалось?       – Хорошо…       Она потянулась, вставая на носочки, выбрасывая руки вверх и прижимаясь из-за этого к корпусу мужчины ещё ближе. Обхватила его руками за шею, ткнулась лбом под ключицу и постояла так какое-то время, а потом плавно, будто в замедленной съёмке, подняла на него удивлённые и даже немного испуганные глаза.       – Ты… – хриплое спросонья горло чуть покашляло. – Давно приехал?       Мужчина положил руки на талию, поцеловал кончик носа и довольно, с хитринкой, улыбнулся.       – Ночью.       Девушка отчего-то смутилась, опустила глаза. Сатору рассмеялся – он всё прочитал по её лицу.       «Вот почему я так хорошо выспалась».       – Как дела? Хочешь перекусить?       – Нет, – помотала головой. – Ты же знаешь, сначала…       – Придётся внести коррективы. Я уеду уже завтра, поэтому мне хочется, – он приблизился максимально близко, и окончание предложения звучало уже на девичьих устах, – что бы каждая секунда твоего времени была моей…       Сатору поцеловал её, сразу же скользя языков в рот. Ласка была немного ленивой, неспешной, но глубокой, наглядно показывающей, как сильно он тосковал без неё. Молодой человек с трудом оторвался от девушки; та покраснела ещё сильнее и дышала чаще, чем раньше.       – Я же ещё даже не умывалась, Сатору…       – Ну и что? Я соскучился. А ты? Скучала по мне?       Она опять прячет лицо в его груди, оттягивая с ответом. Сатору не понимает, зачем она это делает, особенно схватившись ладонями за его пояс, стоя перед ним в одной лишь его рубашке. Однако ему нравится смущать её.       – Скучала…       – Что? Ничего не слышно, милая…       Она задирает голову к верху. Мимика выражает самый разный спектр эмоций – смущение, досаду, озабоченность, радость. Годжо верил, что последнее чувство она испытывает по поводу его приезда.       – Я скучала по тебе, Сатору, – выпаливает, прикусывая припухшую от поцелуев губу. Мужчина довольно выдыхает, улыбается, тянет её к софе. Она покорно идёт следом.       – Я сделаю завтрак, – решает молодой человек. – Мне бы хотелось чего-то сладкого, а тебе?       – И мне…       – Чем занималась? – искренне интересуется он, залезая в холодильник почти с головой. Ему известно, что девушка не очень любит этот вопрос, но просто необходимо знать, как проходят дни без него.       – Ничем особенным, – бросает, пожимая плечиком. Годжо разворачивается, успевая увидеть, как мелькает оголённая кожа в свободном вороте. – Била грушу, учила испанский, начала книжку читать. Фильм посмотрела, очень вдохновилась. Выучила несколько песен на английском.       – Ого, правда? – сильные руки легко открыли банку с джемом. – Что за фильм?       – «Призрак оперы». Про несчастного мужчину, живущего в театре, который влюбился…       – Да, я знаю, – перебил Сатору. – Тоже смотрел.       Крышка от банки отлетела в сторону особенно злостно. Он, наверное, совершил оплошность, скачав на планшет кино, в котором мужчина в конечном итоге отпускает свою похищенную жертву. Это намёк с её стороны? Мол, если любишь, нужно уметь отпускать? Хотя ситуации у них диаметрально разные. Героиня произведения отдала своё сердце другому юноше, а его звёздочка любит только его и не раз показывала это.       – И ещё я сделала для тебя маленький подарок, – поднимаясь, добавила она. – Сейчас принесу.       Годжо проводил красивую фигурку взглядом, особенно задерживаясь на едва-едва прикрытой попе. Он переместился к раковине и принялся мыть фрукты; девушка вернулась достаточно быстро.       – Подумала, вдруг тебе будет удобнее носить это, чем бинты…       Сатору отряхнул руки; капельки воды полетели в разные стороны. Он выхватил чёрную повязку, сразу же нацепил её на глаза и дурашливо вытянул руки, как человек, заблудившийся в темноте.       – Ничего не вижу… Ничегошеньки…       Мужчина шагнул вперёд, девушка, сама не осознавая, что улыбается, сделала шаг назад. Так повторилось несколько раз, пока Сатору с резким визгом не бросился на неё, ловя за талию, разворачивая в воздухе и прижимая спиной к груди. Сильные, чуть мозолистые пальцы ощущались на животе невероятно щекотно, и девичьи стопы заплясали по паркету от вызывающих смех судорог.       – Ого, что нашёл? Что же это, что же это?! – нараспев тянул Годжо, опять перекручивая жертву своих атак, на этот раз лицом к себе. – Ааа, это же ты, моя маленькая звёздочка….       Сатору задрал повязку на лоб; она смешно оттопырила его светлые пряди вверх. Девушка усмехнулась и аккуратно, кончиками пальцев поправила их, будто придавая форму заячьим ушкам. Потом опустила руки. В зрачках так и читалось удивление от своих действий.       – Спасибо, любимая. Очень удобно… – мужчина оставил поцелуй на щеке. – По размеру сделала, да? И ткань такая плотная, но мягкая, почти как твоя кожа…       – Я… рада, что тебе нравится, –рукодельница смутилась и поспешила перевести тему. – Как дела на работе? Как… Иэйри-сан?       – Нормально, – склонил на бок голову Сатору. – Привет тебе передавала. Шутка.       Она отзеркалила его жест, положила ладонь на щеку, будто желая успокоить. Годжо всегда раздражался, когда разговор заходил на эту тему. Удивительно, как она влияет на него, как меняется настроение, стоит только подумать о вещах, способных разрушить их отношения. Сатору превратился в настоящего безумца.       – Не злись, Сатору, – она всегда так по-особенному говорит его имя… – Сёко ведь моя подруга, логично, что я хочу узнать, как у нее жизнь. Особенно сейчас, когда вся работа свалилась только на неё…       Это явно были не те слова, которые нужно говорить, чтобы сгладить углы, но сделанного не воротишь. Сатору уже не обижался на то, что она не задаёт вопросы о его миссиях – они обсуждали это, и девушка сказала, что порой он реагирует чересчур резко, поэтому приходится, как она выразилась, «прощупывать почву» и ждать, что Сатору сам все расскажет, если захочет.       – Знаешь, – мужчина стянул подарок со лба и аккуратно надел его на глаза возлюбленной. – Я бы отложил завтрак на попозже… Что-то я устал, хочется поваляться с тобой в кровати…       Он бережно поднял девушку на руки и направился в спальную. Всё быстро перевернулось с ног на голову и стало выглядеть не так однозначно, как было буквально полчаса назад, поэтому Сатору просто захотелось отключить мозг и расслабиться. Сотни эмоций впивались в его тело, как маленькие спицы: радость от встречи, счастье от открывшейся ему нежности во время ночи, раздражение от намёков, ревность – просто потому, что она была в нём всегда. Страсть от вида потрясающей фигуры в его одежде, разочарование от скорой разлуки. Довольство от преподнесённого ему сюрприза.       Сатору опустил девушку в постель, отодвинул в сторону скомканное одеяло, достал из тумбочки шёлковый галстук, которым полюбил фиксировать тонкие запястья. Принялся бережно расстёгивать пуговицы на рубашке, ставшей теперь пижамой.       – Какая же ты красивая…       Он выпьет её до дна, заставит умолять дать ей больше, разговорит до откровенных признаний. Это будет первый ответный подарок для неё. Второй Сатору вручит чуть попозже, но не лично в руки.       Годжо спрячет сломанный ключ от входной двери, который обладательнице обратной техники не составит труда починить, и посмотрит, что она будет с ним делать.