Осколки, что искрятся на солнце

      Всю обозримую площадь разделили ровные квадраты. Жёлтые лучи пересекались с синими, прямые углы между ними горели зелёным. Красные отрезки определяли пространство, которое Казумо может изменить. Пока что их было лишь четыре; нужно минимум десять. Только в этом случае маг, подчиняющий пространство, сможет покинуть устроенную им же ловушку. Ему нужно задержать дядю и отца, чтобы сестра могла уйти как можно дальше.       Правый бок заныл. Неужели парень начинает выдыхаться? Невозможно. Он тренировался усерднее, чем подавляюще большинство его соседей по кампусу – с детства привык к темпу, заданному главой клана. Его тело не могло устать так быстро...       – Пусть ты и преломляешь падающий в пространстве свет так, что тебя становится не видно, я всё равно не промахнусь, дорогой сын...       Действительно, под ребром зияла рана. Шаман, умеющий заставить каждое неровное окончание трепетать в агонии, использует нож. Это значит лишь то, что на самом деле он не видит Казумо – для использования техники ему необходимо смотреть в глаза. Надеется, что юноша выдаст себя звуком или потерей концентрацией. Этого не будет. Казумо ещё не расплатился со своим долгом.       Те шесть часов, что они с кузиной провели в самолёте, тянулись для Казумо вечность и в то же время пронеслись в одно мгновение. Решение, которое он принимал, уперевшись щекой в макушку спящей на его плече девушки, оказалось самым сложным за его жизнь. С одной стороны отец. Его всевидящий тяжёлый взгляд, его руки, которые могут перебить трахею лёгким шевелением пальцев. Долг, лежащий на душе тяжёлым грузом. «Мы – первые, и нам будет трудно, сын. Нашим детям, нашим внукам будет легче. Мы заработаем себе имя, и оно станет щитом для всех потомков, что придут в нашу семью». Оправдывало ли это всё его выходки в детстве, его несносный характер? Конечно, нет. Но взрослый Казумо тем более не может свалить свои поступки на обстоятельства. Он не может отдать сестру на растерзание отцу, в брак с нелюбимым человеком, особенно после того, как она доверилась ему. Казумо обманет её, чтобы не выдать себя, обманет мужчин клана, чтобы подарить шанс на спасение. Настал момент повести себя как настоящий старший брат.       – Неблагодарные отродья, – шипел голос. Казумо знал, что в уголках губ отца сейчас закипает слюна. – Девчонка абсолютная неумеха, которая никакой ценности не представляет, сбежала из-под венца. Ведь не за старого урода выдаю её!       «Ты вообще не имел права распоряжаться её жизнью».       – Но на неё я и не надеялся. Лишь бы бесплодной не оказалась... Верну. Думает, спрячется от меня? Как бы не так. Из роддома не вылезет, надо будет, от десяти мужиков родит, надо будет – от двадцати...       Металлическая звёздочка прилетела по голеностопу, вошла в сухожилие, как горячий нож в масло. Потолок резко опрокинулся, сначала бросился на Казумо, а потом унёсся в даль. Юноша очутился на спине. Светящиеся нити, пересекающие пространство, лопнули с лёгким, слышимым только ему, звоном. Так и не сложились в красные, необходимые для побега. Хотя, наверное, после всего услышанного Казумо пришлось бы остаться здесь. Отец прав – ему под силу отыскать свою племянницу-беглянку. Придется ослабить его ещё больше.       – Щенок, – влажное дыхание обдает лицо. Шея Казумо оказалась в захвате куда быстрее, чем он мог представить. – Шу, ты попал! Теперь выметайся. Хочу поговорить сыном с глазу на глаз.       – Пойду брата проверю, – доложил дядя Шу, топая к двери. – Девчонка изрядно промыла ему мозги...       – И ответит за это, – интонации отца становились всё более хриплыми. Сдерживает свою ярость, но эмоции оставляют на маске всё больше брешей. – И ты, дорогой сын, тоже ответишь. Не сомневайся.       Казумо отчего-то не испытывал страха за себя. Только досаду. Его зацепил не господин Исао, а дядька Шу – не особо расторопный, но очень хитрый. Видимо, воспользовался тем, что отец отвлекал юного шамана своими разговорами, и напал. Чёрт возьми, такими темпами он кузине точно не помощник.       – Специально привёл эту шалаву Юки, чтобы вытянуть дурочку-сестру из плена злого папки? Думаешь, я тварь? Бес во плоти? Я просто забочусь о будущем поколений, вот и всё. А вы, сопляки, испоганили нам репутацию на пятьдесят лет вперёд...       Глаза встретились с глазами. Абсолютно одинаковые, даже крапинки в радужках идентичные. Только веки господина Исао уже испещрены морщинами. Разгладятся ли они после того, как новая сила заструится по его жилам?       – Я бы хотел дать тебе второй шанс, сын. Очень хотел. Но у меня больше нет права на ошибку. Само существование нашей семьи стоит на кону, и я не могу полагаться на случай. Крепость цепи определяется самым слабым её звеном... Вы с этой... Прогнившие звенья.       Казумо не слышал его. Боль облепила череп изнутри, как гадкая вонючая смола. Она кипела, выжигала глаза, стекала в глотку, чтобы задушить – гораздо, гораздо сильнее, чем могли бы руки самого крепкого на свете мужчины. Так вот она какая, его сила? Вот на что он способен? Мышцы быстро загорелись жгучей болью – они думали, что голодают без кислорода. Эта боль, эта мука была лишь в голове Казумо, но в неё было так просто поверить... Всё-таки господин Исао очень сильный маг-менталист. А сейчас он убьёт своего сына и станет ещё сильнее. Сильнее, чем кто-либо из подобных ему.       Если бы Казумо знал, как умерла его мать, если бы Казумо знал, к чему приведёт и его смерть от рук отца, он бы сопротивлялся. Он бы дрался до последнего. Ему бы, пожалуй, даже хватило духу покончить жизнь самоубийством, только был бы результат. Удивительно, как может измениться человек от одной лишь встречи, от одного лишь события, от одного лишь слова... Или это не перемены, а лишь путь к себе настоящему?       – Не переживай. Боли, что я испытаю от твоего убийства, хватит на пару столетий вперёд. Я покорю её, оседлаю… Я… Я смогу.       Пик сопротивления, которое организм Казумо пытался дать мощной технике мага, уже давно прошёл. И прошёл безрезультатно. Сердце господина Исао закололо, забилось чаще. Что подгоняло его удары – страх за сына или ответная реакция на использование шаманских сил? Он и сам не знал. Не хотел об этом думать. Честолюбие, задетая гордость, злость от разрушенных планов, чувство долга. Всё смешалось в одно.       «Я обязан».       – Ты бы понял меня. Ты бы, конечно, понял… Всегда был умным ребёнок. Зря ты подавил то, что так хорошо было видно в детстве. Чувство собственного достоинства, управленческие замашки… Незаурядный ум. Из тебя бы вышел хороший глава клана. Ну что ж, придётся мне оставить эту должность за собой.       Жизнь юноши медленно покидала, казалось бы, такое сильное, но уже такое измученное тело. Перетекала в руки отца потоком величия, силы. Мужчина сможет прожить достаточно долго, воспитает новое поколение достойных магов, которое родит девчонка. Эта сука будет плодить потомство, пока не скончается прямо в роддоме.       «Я хочу… Нет, я обязан. Я обязан».       – Я любил твою мать, сынок. И тебя… Тебя я тоже буду любить. Прощай, Казумо. Можешь меня не прощать.       ***       Недостаток кислорода быстро вытянул из пучины сна. Я распахнула глаза, прижимая руку к груди. Под рёбрами что-то ныло; хотелось кашлять, но не получалось. Ощущение было похоже на разрыв крепкой нити, что идёт откуда-то из-под лёгких. Она бесцеремонно лопнула, больно сеча по тканям своей отдачей. Это так странно… Будто я лишилась чего-то важного, но знать не знаю, чего.       Где я? Что мне снилось?       Знакомство с Сугуру. Разрыв с ним. План по спасению. Побег со свадьбы. Предательство отца. Сила, которую я покорила.       Почему я сижу в машине?       «Кажется… Кажется это был всего лишь сон».       Автомобиль был не заперт. Я вышла, чтобы унять гудящие ноги. Голова кружилась, кожа под носом казалась стянутой. Палец потёр эту область – на нём остались катышки давно засохшей крови.       Приток свежего воздуха облегчил самочувствие, но мышцы всё равно ныли. Пришлось растирать их отёкшими ладонями.       Погода на улице была слишком хорошей. Тёплая, солнечная, с приятным прохладным ветерком. Он сдувал со лба капельки пота. Зелёные кроны деревьев, посаженных вокруг какого-то одинокого магазинчика-заправки, успокаивающе шумели. Всё происходящее казалось неправильным, иррациональным. Который час? Не пора ли мне спешить домой?       «Не хочу, чтобы отец или господин Исао ругался».       – О, ты очнулась, соня? – блондинка в кожаной мотоциклетной закричала прямо с крыльца здания, размахивая рукой. – Иди сюда! Тут можно заварить лапшу!       Я знать не знаю, кто это. Почему ноги сами несут к ней? Свет бьёт ей в спину – лица не разглядеть. Стопа задевает стопу – я спотыкаюсь. Она каким-то чудом оказывается рядом. Не даёт мне упасть.       – Юки…       Имя всплывает в памяти само собой. Она спасла мне жизнь несмотря на то, что была влюблена в Сугуру. Странно, что я на какой-то момент забыла её. Странно, что я посчитала свои воспоминания сном. Наверное, не хотелось верить в происходящее. И в особенности в то, что поведала Юки про Сугуру.       «Я не такая умная, чтобы придумать всё это. Что за дура… »       – Ты как? Стои́шь?       – Да, – приходится немного приврать. – Да, вполне себе.       Девушка обнимает меня за талию. Удивительно, сколько мощи кроется в этом хрупком женственном теле. Она такая молодая, но уже знаменитый маг с особым уровнем; за плечами столько опыта, а в голове – знаний. Ходячее доказательство того, что не все красивые, умные, талантливые девушки могут быть счастливы в любви.       «Мне так жаль, Юки».       Она завела меня в придорожное кафе. Сунула под нос пластмассовую тару с заваренной в ней лапшой. Желудок скрутило от запаха – то ли голод, то ли тошнота. Я отвернулась от угощения и теперь отупело пялилась в глаза Юки. Я ведь эмпат, и могу управлять чувствами. А значит, могу помочь и избавиться от них.       – Юки, – разламываю одноразовые деревянные палочки, отделяя их друг от друга, хоть и не собираюсь ими пользоваться. – Если ты хочешь оградиться… От этой безответной любви… Мы можем попытаться это сделать. Я найду её в тебе и… Как это сказать правильно? Извлеку.       Она старается выглядеть непринуждённой, но брови взлетают ко лбу. Засовывает палочки в банку с раменом быстрого приготовления, перемешивает. От запаха соли, специй хочется зажать нос. Я очень, очень истощена после своей работы над господином Исао.       – Неа, – плечи пожимаются совершенно беззаботно. – Не надо. Лучше ешь. Тебе нужно набраться энергии.       Имитирую бурную деятельность, бултыхая бульон. Помню, как пыталась похудеть несколько лет назад и избегала любых приёмов пищи. Приходилось обманывать Джеро таким же способом – усиленно ковыряла еду и без умолку болтала. Интересно, планировал ли он тогда взять меня замуж силой?       – Хотела предложить сделать это после вашей встречи с Сугуру, – не отступаю я. – Если… Если вдруг он не решит вернуть всё назад в твоём отношении. Так будет гораздо легче…       – Нет, – твёрдость голоса посылает мурашки по позвоночнику. – И я вижу, что ты не ешь, если что. Тебе нельзя сейчас использовать силу. Перегрузки, которое испытывает твоё тело после отдачи, могут быть очень опасны.       Юки выхватывает у меня приборы, наматывает на них приличную порцию заваренной лапши и суёт мне в рот. Я всё это проглатываю – у меня нет выбора.       – Как же, – чуть было не давлюсь, потому что горло отказывается пропускать комок еды дальше. – Как же я тогда буду спасать его?       Собеседница смотрит в потолок. Её блестящие волосы ползут змейками по спине и плечам, отражая свет солнца. Кажется, она избегает смотреть в глаза. Ей, наверное, сложно откровенничать.        – Во-первых, Гето ещё надо найти. И это не так просто, как может показаться. Его ищет весь магический мир…       Я испуганно охнула, хоть уже и знала, о чём она говорит. Думать о том, что Сугуру успел совершить кучу преступлений и его, по идее, должна ожидать казнь, очень страшно. Однако он теперь шаман особого уровня. Такими кадрами магическое общество не разбрасывается. Я должна убедить его свернуть с неправильного пути и служить на благо человечеству… И тогда с ним всё будет хорошо. Так сказала Юки.       –… а уж Гето мастер ускользать он наблюдения. Во-вторых… Эти чувства – они мои. Пусть это маленькая часть, но они делают меня мной. Они дают мне много и, наверное, в каком-то смысле формируют мою личность. Ты же не будешь уговаривать близкого тебе человека изменить цвет глаз или слушать ту музыку, которая тебе нравится, верно? Нет, ты примешь его любым. Не станешь лепить идеал. Потому что он – это он. А я – это я. С этой болью, с этим прошлым… Со всеми своими ошибками.       На лице не было ни насмешки, ни привычного бахвальства. Лишь спокойствие, лишь искренность. Мне не нужны были свои способности, чтобы понять – Юки говорит от всей души.       – Если бы можно было вернуться в прошлое и сказать себе «Не общайся с Гето Сугуру», я бы не стала этого делать. Возможно, я бы изменила что-то другое… Но точно не это.       Какая-то странная мысль пронеслась в голове, виляя хвостом. Я могла бы попытаться ухватиться за неё, но от слабости даже руки не поднять. Ничего. У меня есть твёрдое ощущение, что эти раздумья ещё ко мне вернутся.       Я протянула раскрытую ладонь вперёд, к Юки, и девушка тут же её сжала. За окном колыхались кроны деревьев, одиноко стояла арендованная машина. Я остро чувствовала, что нахожусь на перепутье, и понятия не имела, что будет дальше. Но очень хотелось верить, что мы будем счастливы.       Мы обе.       ***       Сугуру стоял ко мне спиной. Мы не виделись в общей сложности чуть больше трёх месяцев, но его волосы отрасли так, будто прошло несколько лет. Он больше не собирал их в красивый пучок, открывая линию роста, от которой я была без ума. Наверное, это не соответствовало его новому стилю. Новой должности главы культа.       Мужчина, которого благосклонно слушал Сугуру, говорил слишком медленно. Во мне кипело нетерпение, граничащее со злостью. Ассистентка «Гето-сама» сказала, что тот примет меня после завершения собрания, но оно всё длилось, и длилось, и длилось… Хотя, скорее всего, просто моё ощущение времени изменилось с того момента, как я увидела профиль молодого человека. Я всё еще продолжала считать себя его, хотя не знала, как он относится ко мне теперь. Об этом было страшно даже думать.       В зале раздались вялые хлопки, которые значительно усилились после кивка Сугуру. Наконец он встал с кресла, находящегося на возвышении, отшвырнул микрофон. Помощница тут же подбежала к нему, упала на колени, чтобы поднять. Её взгляд неожиданно очутился на мне. Нас разделяло приличное расстояние, но я всё равно почувствовала какую-то угрозу. Улыбка, что на мгновение искривила рот, будто предвещала мне съедение заживо.       Сугуру ушёл через чёрный выход, находящийся от меня в противоположной стороне. Это действие больно отозвалось на сердце. Я надеялась, что он сразу кинется ко мне, примет в свои объятия и объяснит, какого чёрта носит теперь это кимоно с фартуком вместо своей нормальной одежды. Странные мысли копошились в мозгу. Он старался не думать о более серьёзных вещах, например, о том, почему Сугуру исчез или что сподвигло его начать убивать людей.       «Нет смысла предполагать. Я просто всё у него спрошу».       – Мэм, – окликнул меня какой-то мужчина, внезапно очутившийся за спиной. – Пройдёмте за мной, пожалуйста.       Он вёл меня в неизвестность длинными коридорами; наши шаги глухо отскакивали эхом от каменных стен. В храме было прохладно, потому к моменту, когда мы очутились перед какой-то невзрачной дверью, я уже изрядно продрогла. Или меня колотило от волнения?       – Господин Гето ожидает вас.       Он положил салфетку на металлическую ручку, прежде чем пропустить меня вперёд. Этот жест изрядно удивил. Ткань пахла спиртом и была влажной; я поморщилась, когда коснулась её. Ко мне здесь явно относятся, как к нежеланной гостье. Неважно. Имеет значение лишь то, что скажет он.       На этот раз Гето расположился ко мне лицом, и его мимика не предвещала мне ничего хорошего. Прежние мягкость, спокойствие, учтивость сменились легкой надменной ухмылкой. Взгляд всё так же выражал капельку ленивости, но к ней так же примешались холод напополам с безразличием. Это и понятно – наверное, считает меня предательницей, изменницей, что выскочила замуж за другого. Скорее всего, при нынешних связях ему не составило труда навести справки обо мне.       Я не могла вымолвить ни слова. Горло сковал спазм. Постепенно накатывало осознание что он жив, его не убили. Он… Он здесь. И я смогу к нему прикоснуться.       – Сугуру…       Я поняла, что плачу, только когда слёзы поползли по шее. Наверняка мой внешний вид оставлял желать лучшего. Синяки под глазами, вечная усталость стали моими постоянными спутниками за эти месяцы его поисков, а про колтуны на голове я удосужилась вспомнить только что. Это казалось таким важным сейчас, и вместе с этим мне было совершенно наплевать.       – Ты… Ты жив, Сугуру… О господи…       Поток воздуха оттолкнул меня к стене. Сама не заметила, как попыталась подойти ближе. Хриплый вздох вырвался из груди, когда лопатки встретились с кирпичной кладкой. На лице Сугуру промелькнуло что-то вроде беспокойства, однако оно исчезло, стоило мне поднять и опустить веки.       – Не приближайся.       Он подошёл ко мне сам. Тело отказывалось шевелиться, даже кончики пальцев меня не слушались. Лёгкие не могли раскрыться и напитаться кислородом, и особенно обидно это было от того, что не получалось ощутить запах Сугуру. Он отпечатался намертво в моей памяти, но…       – Наверняка хвалишь себя. Думаешь, какая я молодец! Нашла шамана-отступника! – Гето буквально выплёвывал фразы. Если бы они упали на пол, то разъели бы покрытие своей ядовитостью. – Только это я позволил вам себя найти. Да-да, вам. Я прекрасно знаю, что ты каталась по всем префектурам в компании Юки Цукумо. Неужто она решила помочь моему сенсею убить меня? А ведь всё твердила, что держится сама по себе…       Я попыталась открыть рот, но челюсть тут же свело судорогой. Гето стоял теперь совсем близко, всего лишь в одном метре. В одном несчастном метре, преодолеть который мне не по силам, как не старайся.       – Я не дам тебе говорить. И не мечтай. Прекрасно понимаю, почему здесь именно ты. Решила сыграть на наших чувствах, сделать меня уязвимым… Этого не будет. Веками вы, мартышки, умудрялись раз за разом манипулировать нами, магами. Находить слабые места. Я люблю тебя. Это правда.       Уши будто погрузили в воду. Любит? Любит меня? Всё ещё любит? Он правда это сказал, или я выдаю желаемое за действительное? Много раз Сугуру показывал своё отношение действиями. Говорил мне самые нежные, самые страстные слова. Называл милой, красавицей, госпожой. Утверждал, что без ума от меня… Но такое признание прозвучало впервые. И сразу же отозвалось в моём сердце.       Я ведь тоже его люблю.       – Но это уже не имеет никакого значения. У меня есть цель, и я должен ей следовать.       Смысл сказанного отзывается скрежетом по сердцу. Будто кто-то провёл ногтем по стеклу. Правду говорят, что мы выбираем любимых, похожих на наших родителей. Только Сугуру больше похож на господина Исао, чем на моего бывшего отца, но тем не менее…       Я попыталась сплести ниточку нашей связи, закинуть её, как удилище. Мы были вместе так мало, но между нами столько всего произошло… Сугуру отвернулся. Хотел было засунуть руки в карманы брюк, но вспомнил, что его юката их не имеет.       – Не смей смотреть на меня, – уверенность покинула голос так быстро, словно её и не бывало. Теперь он казался надломленным и даже немного жалким. – Ненавижу твои глаза… Думаешь, мне будет больно от того, как ты мучаешься? Верно думаешь. Но я не отступлюсь.       Я увидела, как волна пробежала от его затылка до самых пят, заставляя выпрямиться. Сугуру взмахнул рукой, упёрся носком в пол покрепче. Поза бойца дальнего боя. Наверное, сейчас он обернётся, и…       Не сносить мне головы.       Я не закрывала глаза, хоть и стоило. Но желание увидеть его напоследок, отпечатать в воспоминаниях любимый образ было куда сильнее страха. И всё равно момента, когда его губы оказались на моих, уловить не удалось. Миг – и я уже могу дышать, и наконец-то могу втянуть носом его запах. Всё та же горечь грейпфрута, всё та же терпкая сладость вишни, всё те же нотки кожи. К ним примешался лёгкий аромат благовоний, что жгут буддисты во время своих церемоний. Я всхлипнула, обхватила его шею трясущимися руками так крепко, что Сугуру, наверное, стало больно. Он держал меня сильно, надёжно, нежно. Я бы не устояла без его объятий – колени стали ватными. Сердце билось в груди невообразимо гулко – наверняка заглушило бы колокольный набат.       – Сугуру…       – Ненавижу тебя, – едко бросил он, прежде чем вновь начать терзать мой рот. – Как ты могла…       Я упёрлась локтями в плечи, подтянулась вверх. Он тут же поймал меня, помог обвить ногами пояс, чтобы прижать к себе ещё крепче. Стопа запуталась в завязках кэсы, но я была только рада этому. Ближе, ближе…       Стена холодила спину, но руки Сугуру горели огнём и согревали меня в нём. Мы сталкивались зубами, схлёстывались языками, не могли дышать. Голова кружилась, под рёбра словно насыпали песка. Я приоткрыла веки, чтобы рассмотреть его напоследок. Он тоже на меня глядел.       Мои пальцы сбежали вниз, к сердцу. Этого не требовалось, но привычка… Я не знала, смогу ли его считать. Я никогда не говорила ему о своих способностях. Стеснялась, что не смогу показать – пользовалась ими крайне редко, да и слишком слаба была. Боялась момента, когда придётся раскрыть правду о том, почему на самом деле не учусь в магическом техникуме. Не смогла бы признаться, что оказалась непроходимой тупицей, что сама виновата. Только то были фальшивые воспоминания, морок моего отца. Мне больше нечего прятать от него.       «Покажи мне свои эмоции, Сугуру».       Стена из сжатого воздуха толкнула меня обратно. Тело словно расстреляли пневмопули. Больно, но я должна справиться… Должна дать ему стимул вернуться ко мне, стимул изменить свою жизнь. Изменить его.       – Эти чувства – они мои, – сказала тогда Юки. – Пусть это маленькая часть, но они делают меня мной. Они дают мне много и, наверное, в каком-то смысле формируют мою личность. Ты же не будешь уговаривать близкого тебе человека изменить цвет глаз или слушать ту музыку, которая тебе нравится, верно?       Но, кажется, именно это я и пытаюсь провернуть сейчас. Права ли я в своих поступках?       – Нет, ты примешь его любым. Не станешь лепить идеал. Потому что он – это он. С этой болью, с этим прошлым… Со всеми своими ошибками.       «Ты права, Юки. Сначала… Сначала надо разобраться. Понять, почему же так произошло. Ведь Сугуру не был таким. Он не врал мне. Что-то с ним случилось… »       –Сугуру, – я смогла оторваться от него каким-то чудом. Его волосы чуть растрепались от моих рук; влажные губы припухли, а глаза полыхали чёрным, зловещим, но таким родным пламенем. – Я люблю тебя. Очень, очень… Мне было так плохо без тебя, так тоскливо. Я не выбирала этого, это всё… Я всё расскажу тебе, всё объясню. Но, пожалуйста, дай мне шанс. Не сопротивляйся мне, прошу. Ослабь свою защиту.       Кончики пальцев на его груди непроизвольно напряглись. Я толкнула их вперёд, и испытала странное ощущение – будто они тонут в суфле. Мысли Сугуру сами затянули меня. Вот как это бывает. Когда человек раскрывает тебе своё сердце.       Воздушный барьер расступился, обдал лицо теплом. Пригласил в свои объятия. Там, за этой стеной, прятались все впечатления Сугуру. Молодого мужчины, многое повидавшего юноши, совсем ещё маленького мальчика. Они искрились, будто битое стекло на солнце. Какие-то осколки были тёмного-зелёного бутылочного цвета, какие-то переливались всеми цветами радуги. Некоторые могли порезать кожу до сухожилий от легчайшего касания, некоторые способны подарить лишь свою приятную, обточенную течением времени, гладкость. Я ступила на них босиком, загребла острое стекло полной ладонью. Воспоминания утянули меня сами по себе, не позволяя сопротивляться.       ***       Лужа, оказавшаяся перед Сугуру, выглядела слишком глубокой. Он замедлился, на ходу прикидывая, как перепрыгнуть её. Сначала ступить на бордюр, потом – вот на тот камень, а там дальше, кажется, совсем неглубоко. Подошва тяжелых ботинок должна спасти ноги от намокания.       Женщина с малюткой на руках и объёмным пакетом овощей, кажется, тоже размышляла, как ей поступить. Мальчик постарше, державшийся ручкой за её юбку, озабоченно насупился. Мама не отвечала на его вопросы, а возвращаться обратно и идти в обход не хотелось. Он устал.       – Добрый день, мэм, – приставил каблуки обуви друг к другу Гето. – Разрешите вам помочь?       Женщина скользнула по нему взглядом, кивнула, хотя парню показалось, что она не услышала его вопрос. Он быстро перенёс мальчишку, баулы с продуктами, доставил туда же сестрёнку. Мать пошла самой последней – её Сугуру не переносил, лишь поддерживал, протягивая ладонь.       – Спасибо, дядя!       Ребёнок выглядел крайне довольным. Сугуру умилило это – он не сделал ничего сверхъестественного, но радость мальчишки была очень приятной. Женщина наконец-то сфокусировала взгляд на своём спасителе, взяла дочь на руки, улыбнулась. Однако проступившая эмоция быстро пропала с её лица.       – Пойдём, милый. Не знаю, что за люди носят такую форму, но там, где они, одни беды…        Студент первого курса магического техникума не успел ничего понять. Троица устремилась прочь, лишь сынишка оглянулся пару раз назад, будто не понимал, почему мама не поблагодарила дядю. Сугуру не стал её винить. В последнее время проклятия активничали всё больше и больше, а молодая леди, наверное, сопоставила два и два и испугалась за своих детей. Однако осадок от встречи остался очень неприятный.       ***       – Ты в порядке, Сугуру?       Юноша рядом – вероятнее всего, Годжо – похлопал друга по плечу. Гето кивнул, вытер рвоту с уголка рта пальцем, но спазм скрутил его вновь. Проклятие попалось особенно противное.       – Сколько лет этим занимаюсь, – прокашлялся шаман, параллельно пытаясь убрать тёмную прядь чёлки с лица. – Всё никак не могу привыкнуть. Мерзость. Просто мерзость.       Мимо них, поднимая в воздух облачко пыли, пронеслась компания на скейтбордах. Нестройный хохот разрезал относительную тишину – подростки решили поглумиться над страдающим у кустов Сугуру.       – Эй, мужик, – ветер разнёс звонкий голос над всей округой. – Пить меньше надо было!       Окончание предложения утонуло в рвотном позыве. Годжо подскочил. Гето знал, что его лицо скривилось, а пальцы примеряются для безопасного, но болезненного удара. Одноклассник успел обхватить запястье в кольцо.       – Оставь их, Сатору, – Сугуру встал, чуть пошатываясь. Фокус внимания блондина-очкарика вновь целиком вернулся к нему. – Они всего лишь дети.       – Они возрастом как мы, – возмущённое шипение. – Если не старше! Какого хрена…       – Они люди, Сатору. Так уж судьба распорядилась… Наша обязанность – их защищать, а не нападать со спины. Остынь. Всё нормально.       «Ни черта не нормально, кретин, – рявкнул зверь, что обитал где-то под ребрами. – Так и утонешь в этом говне, спасая тех, кому на тебя наплевать… » – Гето постарался его проигнорировать.       – Да ни хрена это не нормально, – не отступал Годжо. – Какое право…       – Пойдем лучше чаю выпьем, – вымученно улыбнулся друг. – Желудок как-то… болит немного.       ***       – Ты уже дымишь больше меня, Сугуру.       Сёко зажала сигарету в зубах, поднесла её к наполовину выкуренной папиросе Сугуру, чтобы поджечь свою. Край затлел бледно-оранжевым цветом. Девушка не спешила отстраняться от друга – принюхалась, сквозь запах табака различая что-то ещё.       – Ты пахнешь гнилыми фруктами, – сообщила она, выпрямляясь. – У тебя сахар в крови упал. Когда ел в последний раз?       Ветер подул им в спину. Волосы юноши ударили его по лицу – сегодня он не стал собирать их в пучок.       – Сегодня, – выдохнул ложь вместе с дымом.       На самом деле он уже и не помнил.       – Лжец, – невыразительно сказала Сёко. – Я Сатору на тебя пожалуюсь.       Плечи безразлично пожались. Кажется, футболка стала ему на пару размеров больше. Кажется, это вообще домашняя футболка… А он пришёл в ней в техникум.       – Валяй.       К моменту, когда Сатору вернётся, она, наверное, уже и думать забудет о своей угрозе.       – Ты ведь скажешь нам, если тебе нужна будет помощь, правда?       Лишь крошечная морщинка на лбу Сёко Иэйри выдавала её озабоченность. В остальном же облик её был скучающим, как и всегда. Сугуру затянулся вместо ответа. Чем они смогут ему помочь? Физически с ним всё хорошо. Нет смертельных ран, конечности на месте, голова соображает. Ему всего-то хочется умереть. Он не знает, какая сила поднимает его с кровати по утрам. Не помнит, как заходит в метро. Зачем он существует. Эта боль душевная, но он осязает её слишком чётко. Слишком явственно она обгладывает его кости, сосёт под ложечкой, разливается с каждым толчком сердца. Ему тяжело ходить, стоять, говорить. Трудно сгибать руку в локте, чтобы поднести к губам сигарету. Зачем он столько страдал, старался, если конца и края этому нет? Если в итоге об него всё равно вытрут ноги? Он пропускал дни рождения отца, чтобы в очередной раз поехать за тридевять земель и спасти кучку людей, которые даже взглядом его не поблагодарили. Он спешил с факультативов на тренировку, с тренировок на занятия, и так по кругу, по кругу. Его собственные убеждения водили его же за нос, а он покорно шёл. Точнее, плёлся, потому что петля всё время душила шею.       Как ты собираешься мне помочь, Сёко?       – Окей, – бычок отправляется куда-то на клумбу щелчком пальцев. Раньше Сугуру всегда выбрасывал их строго в мусорку. – Иди, не мёрзни.       Сам же Гето Сугуру уже давно не чувствует внешний холод.       ***       Картинки перед глазами мелькали и мелькали. Смазанные лица, нечёткие мазки. Одни только эмоции Сугуру чёткие, ясные, затопляющие всё моё естество. Наверное, меня бы стошнило, если бы было чем – последний раз я ела вчера. Едкие слёзы жгли всё лицо, оставляли, казалось, кровавые дорожки на щеках, подбородке и плече Сугуру. Я вдруг поняла, что мы стоим на коленях друг перед другом, вцепившись один в одного пальцами до побеления костяшек. Тени прошлого всё ещё кружились вокруг, и мне было сложно от них избавиться. Это переживания, которые оставляют заеды на губах, это бессилие, ощущаемое сродни вырыванию ногтей. Это всё носил в себе Сугуру, и я испытала лишь малую часть того, что испытывал он.       – Ты… – тон тихий, слабый, неуверенный. От молодого человека исходят вибрации страха и неуверенности, будто он идёт по зыбким пескам, по болотным топям, и каждый следующий шаг может предвещать смерть. – Что это было?       – Ох, Сугуру, – я положила ладонь на гладкую, не покрытую щетиной щеку, и поднесла мокрый нос близко-близко к его. – Почему же ты всё носил это в себе? Почему скрывал?       Он помрачнел. Это был глупый вопрос, ведь я задала его после того, как познала ответ. Он не понимал, что с ним происходит, но верил в лучшее. Пытался исправить ситуацию, продолжал помогать всем вокруг, не оглядываясь назад. Это спасало, но лишь на время. Он брёл вперёд по плохо протоптанной дороге почти вслепую, но в конце его всегда ждал не финиш с поздравительными лентами и холодным лимонадом, а презрение и требование сделать ещё больше. Боль выкручивала моё нутро, сковывала суставы. Несправедливо, ужасно несправедливо, что к моему любимому человеку относились… Вот так.       Теперь могучие ловкие руки не защищали общество, а, наоборот, вычищали его. Я знала – Сугуру убивает людей. Я слышала об этом от Юки, я прикоснулась к этим подзатянувшимся корочками ранам. Первое убийство – самое масштабное, целая деревня. Зверь Сугуру наконец-то сорвался с цепи, наконец-то гной вытек из полости, на стенки которой давил так много лет. Совсем молодой, но уже столько повидавший шаман испытал облегчение. Смог втянуть сладость воздуха, остудить пыл выступившим на лбу пóтом. Перманентная лихорадка, мучавшая его столько лет, наконец-то сбилась; температура опустилась до нормальных значений. Спортсмены сказали бы: открылось второе дыхание.       Кошмары больше не терзали Гето. Лишь раздумья. Наверняка он убил какую-то невинную душу, загубил чью-то только начавшуюся жизнь. Но если это так, праведник переродится в следующей жизни магом. Да, они были не виноваты, что родились людьми. Но и Сугуру… Он тоже не виноват.       Как я могла судить его? Я, злившаяся на мать за то, что погибла так рано и оставила меня на растерзание дядям и отцу. Я, любившая бабушку и в то же время раздражающаяся от её вечных расспросов по типу «Всё ли со мной в порядке». Неужели не видно, что нет? Мои страдания – ничто по сравнению с мукой Сугуру, но я сломалась почти сразу же, а он боролся очень долго. Боролся и проиграл.       – Ты… Ты маг.       – Да. Эмпат.       Сугуру решил пойти радикальным путём. Иногда зло необходимо. Преступников сажают в тюрьму несмотря на то, что на свободе к них остаются одинокие матери-старушки без ухода. Врачи разрезают кожу и мышцы, хотя шов потом сильно болит, чтобы удалить опухоль. Нет, я не считаю людей опухолью на теле шаманов, но… Разве не я когда-то решила обслужить гостей своего кафе по высшему разряду только потому, что разглядела в них студентов магического техникума? Разве не я хотела учиться там, а не в обычной школе? Кажется, это было в прошлой жизни… Теперь у меня остался только Сугуру.       И я… Не хочу его менять. Не хочу, чтобы он вновь шёл не своей дорогой, связанный по рукам и ногам.       Я подняла на него взгляд. Больше на его лице не было ни холода, ни презрения, ни надменности. Только мягкость, беззащитность. Он снова стал выглядеть на свой возраст и боялся, что я его отвергну. Что не пойму. Но я так не поступлю.       – Я собиралась образумить тебя, Сугуру. Вернуть всё на свои места, убедить вновь защищать слабых. Раскрыть тебе глаза. Но это сделал ты. Я…       Он коротко, недоверчиво хохотнул. Слёзы под веками сверкнули, отражая тусклый свет ламп. Мы опять целовались. По ощущениям – лишь несколько мгновений, но губы распухли от взаимной ласки, от щемящей нежности, от безумного голода.       – Я буду с тобой, – бормочу, распахивая юкату на груди и целуя кожу над сердцем. – Я буду с тобой, за тобой, за тебя…       Пусть мы оба будем неправы, но это будет правильно.       ***       Погода в середине октября обычно была не особенно приятной. Часто подымался ветер, пронизывающий до костей; набегали, а потом невесть куда исчезали дождевые тучи. Именно поэтому Сугуру Гето настоял, чтобы свадебное кимоно его невесты было утеплённым.       В тот день, когда она заявилась в его храм и сказала, что пойдёт за ним хоть на край света, всё стало проще и одновременно – гораздо сложнее. Гето теперь спал крепко и спокойно, сжимая любимую в объятиях. Странное это чувство – когда к тебе так доверчиво прижимается кто-то, кого ты собирался убить. Кто-то, кто знает, на какую жестокость ты способен. Но девушка любила его и не уставала ему об этом напоминать. Сугуру ощущал себя окрылённым, но эти крылья порой возносили его так высоко, что становилось сложно вернуться на землю. Будущие супруги каждую свободную минуту проводили вместе; Гето не мог от неё оторваться. Он был полон энергии и веры в свои начинания, а она поддерживала его, хоть и знать не знала, что именно делает Сугуру. Они договорились не обсуждать его работу, а мужчина не стал настаивать на её присоединении к культу и служении общей цели. Она и так делала слишком много – заботилась о их вновь приобретённой семье, достойно носила звание госпожи и оберегала его от чрезмерной загруженности. Бывало, иногда вела финансовые сметы и шутила, мол, это почти то же самое, что и учётность в кафе. Кафе они, кстати, продали.       Сугуру вырезал всех мужчин клана, за исключением сына Господина Исао. Тот оказался уже давно мёртвым к его прибытию в родовое гнездо. Невеста Сугуру носила траур по кузену и сняла чёрный платок совсем недавно, за две недели до их свадьбы. Её бабушка и бабушка Джеро отправились в пансионат. Оплатить их проживание на несколько лет вперёд для культа было совершенно не проблемно. Гето решил не убивать старушек – всё равно они скоро умрут своей смертью. Его возлюбленная была ему за это благодарна.       Свадебные хлопоты доставляли Сугуру истинное удовольствие. Порой он прикладывал к ним руку больше, чем следовало – листал каталоги с женскими причёсками, выбирал украшения и, конечно, приказал пошить кучу платьев. Не только для торжества – исполнял потихоньку мечту наряжать свою девушку, как куклу. Она больше не сопротивлялась, но снимала одежды куда активнее, чем надевала. Сугуру тоже быстро снимал свои. Они, наверное, никогда друг другом не насытятся.       Его кимоно она сшила ему сама. Четвертый экземпляр оказался на удивление удачным. Точнее, удивлялась девушка –Сугуру-то точно знал, что она делает лучше всё, к чему прикасается. Он поначалу настаивал, что просто купит всё необходимое, но получил от ворот поворот и, в конце концов, сдался. «Я не хочу выходить замуж за кухарочку в фартуке, Сугуру!» – верещала она, явно намекая на его буддийское облачение. Гето каждый раз притворно хватался за сердце. Он-то любил её любой, а она, а она… А она всё никак не перестанет подкалывать его за вкус в шмотках. То по шароварам его проедется, то по монашескому одеянию. Несносная женщина. Его единственная.       Оформлением церемониальной площадки в саду занимались Мимико и Нанако. Вернее, они всем так заявляли, а почти муж и жена подтверждали их полуправдивые слова. Девочки раскладывали салфетки на столах и привязывали ленточки к цветочной арке. Через пару часов молодожены произнесут здесь свои самые искренние и самые трогательные клятвы. Их маленькая семья будет есть красивые закуски из именных тарелок и пить, в зависимости от возраста, лимонад или саке. Супруги обмакнут пальцы в горсточку соли по старой традиции, чтобы защититься от злых духов, но тут же смахнут её, ведь все и так знают, что господин Гето спасёт их от любых невзгод. С солью или без. Жена будет целовать мужа, смущенно прикрывая лицо расписным веером, а дружная компания будет смеяться и улюлюкать, но непременно пожелает им счастья и долгих лет совместной жизни.       И они, конечно, будут счастливы. Непременно будут.