***
Общежитие, выделенное им, на удивление, было далеко от рассказов о той страшной студенческой жизни в разваливающихся зданиях, которые держатся, скорее, на тараканах, не ставящих в приоритет разрушение своего дома. Наоборот, корпус был построен, или же приведен в надлежащий вид, не так давно, каждый этаж включал в себя несколько секторов из четырех-пяти комнат квартирного типа, в каждой из которых проживала пара студентов. И в каждом таком блоке была своя душевая и кухня. Птица, когда увидел это, не сдержавшись, даже присвистнул, позже проскальзывая по коридорам и всё внимательно изучая. Разумовский же, поднявшись к себе на этаж, сразу нашёл свою комнату и, предварительно постучав, вошёл в неё. Одна из кроватей уже была заправлена, а на полках возле неё ровными стопками стояли книги, половину из которых, как Разумовский успел оценить, были им уже прочитаны. Видимо, его сосед был, если и не из его группы, то с того же факультета, и от этого почему-то становилось легче — как минимум, они будут разговаривать на одном языке. Дверь за Разумовским хлопнула, и он резко обернулся. На него удивленно смотрел блондин в очках с кружкой в руках, а после тот перевел взгляд на сумку у Сергея в руке и доброжелательно улыбнулся, протягивая руку. — Дима, — улыбнулся парень, представившись, — ты мой сосед, как я понимаю? — Сергей, — ответил Разумовский, подтверждающе кивая на заданный вопрос. — Располагайся. Эту кровать я уже занял, так что выбора у тебя особо нет, но я оставил для тебя тумбочку, — Дима указал сначала на выбранное им место в левой части комнаты, а затем туда, где может расположиться Разумовский, и рыжеволосый ещё раз кивнул и поблагодарил парня, направившись к своей кровати раскладывать вещи. — Ты откуда? — поинтересовался Дима, отпив из своей кружки и плюхнувшись на матрас. — В каком смысле? — Разумовский оторвался от вещей в сумке и поднял голову на соседа в попытке понять суть вопроса. — Я, например, с клинической психологии, — пожал плечами белобрысый. — А приехал из Москвы. Сергей усмехнулся так, как это сделал бы Птица, и даже на секунду удивился своей реакции, но потом всё же спросил, почему для того, чтобы поступить нужно было ехать из Москвы в Питер, на что парень ответил ему, что всегда хотел жить и работать в Санкт-Петербурге. Такая логика была уже больше понятна Разумовскому — он бы Питер вряд ли променял на какой-то другой город. И, как и предполагалось, общие темы для разговора у них действительно нашлись. Дима был очень смышлёным парнем и, кажется, также, как и Разумовский, любил подолгу не вылазить из учебников. И Сережу так зацепили размышления соседа о книгах и лекциях на Ютубе, что он даже согласился провести небольшую экскурсию по городу и показать Дубину лучшие библиотеки. Хотя на первое время они всё-таки сошлись на том, что им, как минимум, для начала необходимо попасть в университетскую библиотеку. Птица вернулся как раз в тот момент, когда парни закончили бурное обсуждение Леонтьева и Рубинштейна и Дима, собрав необходимые документы, отправился куда-то по делам. — Смотрю, ты неплохо устроился, — пролепетал с насмешкой Птица, завалившись на Димину кровать. Разумовский саркастически искривил рот в улыбке, но развернутых комментариев давать не стал. Лишь предложил своему двойнику вести себя на людях сдержаннее, чтобы создать им более-менее хорошую репутацию. Птица прыснул от смеха. — Думаешь, мы и хорошая репутация — вещи совместимые? — Не знаю, как ты, а я собираюсь хорошо учиться и стать лучшим психотерапевтом в Санкт-Петербурге, — ответил Разумовский и мысленно добавил, что Питера ему для начала, действительно, хватит. — Ты вроде собирался после поступления нырнуть в омут разврата и отношений. Сережа подавился воздухом. — С ума сошел? — парень покачал головой, но следом добавил: «Не с первого же курса», — и его уши всё же предательски залились краской. Птица подлетел к нему сзади, перехватывая за талию, и обдал шею холодным дыханием, пустив по спине Сергея мурашки. — Ты такой балабол, Разумовский, — когтистые руки прошлись по бокам, забираясь под тонкую футболку, и парень сначала вцепился в книгу в своих руках, чтобы не выронить её, но после откинул ту на кровать, развернувшись в темных объятьях. Губы столкнулись резко, сразу образовывая контраст из напористых полуукусов и преданно нежных поцелуев. Им редко удавалось вот так просто поймать друг друга в дали от чужих глаз, накрыть такие похожие на вид, но разные на ощупь и дыхание губы. Этот лакомый кусок был той радостью, которая настигала внезапно. И как тогда, Птица проходился по родному лицу, сильно прикусывая скулы — так как знал, что отметин точно не останется, — снова возвращался к истерзанным губам, между которыми сразу проскальзывал изворотливо холодный язык, сплетаясь с теплым и аккуратно чутким, — а следом разрывал их связь и сталкивался носами в попытке перевести общее дыхание. — Помрешь от передоза спермы в организме и убьёшь, таким образом, нас обоих. А я ещё жить хочу, имей в виду, — Птица дернул головой, в последний раз чмокая парня в губы. — Как ты вообще можешь такие противные вещи говорить? — скривился Сергей. — А что? Мне терять нечего. Пернатое существо прошло до открытого окна и высунулось из него, наслаждаясь последним теплым августовским ветром. — Если боишься, так и скажи, — внезапно бросает Птица, запрыгивая на подоконник и удобно усаживаясь на нём. — Чего? Нет, конечно, — фыркнул Разумовский, стараясь выглядеть, как можно уверенней в своих словах. — Серьёзно? — не убежденно хмыкнул Птица, а затем растянул рот в самодовольной улыбке и кинул невзначай, что, если Сергей всё-таки сомневается, он может сделать всё за него, стоит ему только попросить. Разумовский вскипел моментально, кинув в собеседника футболкой, которая тут же прошла сквозь темный силуэт. — Даже не смей! Я здесь не за этим. Птица дернул в задумчивости бровями, смерив потолок незаинтересованным взглядом. С каждым годом Разумовский становился всё более невыносим. «Ну, а я — не менее азартным» — пронеслось в голове у Птицы, и он усмехнулся своим мыслям.***
Двери детского дома открылись, выпуская на крыльцо одну из воспитательниц и темноволосого мужчину, с котором та вела бурные, но исключительно доброжелательные обсуждения, позже расплываясь в признательно мягкой улыбке и в очередной раз выражая свою благодарность. В ответ женщина слышит вежливое «это мелочи» и, наконец, отпускает мужчину с обещанием позвонить, как только что-то будет известно по интересующему их обоих вопросу.***
С первого учебного дня время начало лететь быстрее, чем когда-либо. Одна информация или дополнялась другой, или совсем заменяла старую, при этом вызывая внутренние противоречия и вырабатывая, так называемое критическое мышление, которое особо стало цениться и популяризироваться в университетской жизни. Жизнь в общаге тоже была насыщенной: начиная от периодических собраний и проверок и заканчивая музыкой у соседей, которые не стеснялись даже комендантского часа. Немного тараканов, неожиданно выключенной горячей воды, что для Разумовского с его отросшими волосами, конечно, было сродни катастрофе, и столпления возле единственной на блок печки, где работало только три конфорки. Остальное же у Сергея вопросов особо не вызывало, учитывая несильно отличавшиеся от детдома условия проживания, разве что только степенью контроля и необходимостью постоянно себе готовить. Разумовский к такому раскладу привык хоть и не сразу, но довольно быстро, а поддержка, которую оказывали ему Птица и первый за всю жизнь реальный друг — Дима, — были более, чем оценимы. Их дружба с Дубиным было чем-то невероятным. С первого дня они нашли общий язык, и даже Птица через какое-то время перестал фыркать на его неожиданное появление в комнате, а наоборот, мог также продолжать валяться на чужой кровати, посвящая всё время каким-то своим думам. С Димой они часто сходились не только в обсуждениях каких-то учебных работ, но и в анализе комиксов и поведения соседей, и в приступах активности, например, когда хотелось на сбегать на коротком перерыве за шавермой или же за пятнадцать минут до закрытия общежития сходить в магазин за печеньем. В такие моменты Разумовский даже задавался вопросом, в действительности ли заслужил всё хорошее, что с ним происходит, но Птица, плетшийся всё это рядом с парой студентов кидал невзначай «заслужил», пряча на отдаленной части лица довольную усмешку. А Сергею сразу становилось спокойнее. И, наверное, единственное, что выбило Разумовского из колеи приобретенного постоянства, — это поступивший прямо с утра его восемнадцатого дня рождения на старенький телефон звонок с сообщением о том, что от погибших почти одиннадцать лет назад родителей ему досталось наследство.