***
Петербург встретил их гарью, гомоном и страшным, будто голубой гуашью покрашенным небом. Лишь только вышли с вокзала, оно обрушилось на Андрея словно холст-задник сцены (вспомнилось, как в детстве забрались в каморку за усадебным театром, и Мишка сумел, повиснув на какой-то петле, развернуть огромный рулон с видом моря и набережной. Там небо было точно такого же цвета — разбавленно-матового, мертвого, без единого облачка). — Хорошая погода, — улыбнулся Александр Владимирович и поднял воротник шинели. — В феврале солнце — редкость! — Ага, — Андрей растерянно кивнул. Если этот сочащийся непонятно откуда свет — хорошая погода, то какая же тогда здесь плохая?.. Они перебежками пересекли площадь, вместе с еще парой смельчаков лавируя между стремительно мчавшими извозчиками. — Треклятые лихачи, — пробубнил господин в пальто с меховой оторочкой и придержал смешную круглую шляпу. Достигнув тротуара, он постоял, отдуваясь, и направился по своим делам, более никак не обращая внимания на минутных попутчиков. В гостинице, похожей на сказочный белый замок с башенками и узкими окнами, Александр Владимирович снял номер из двух смежных комнат, с двумя постелями и со включенным в стоимость обедом, который велел тут же подать наверх. Андрей старался не слишком вертеть головой, пока они поднимались по широкой мраморной лестнице, устланной алым ковром. Повсюду были в кадках удивительные растения с резными толстыми листьями; свет, проходивший сквозь цветные стекла витражей, весело играл на белых стенах. Безмолвный парень-носильщик с курносым рязанским лицом, явно выросший уже из своей красной ливреи, нес саквояж барина и андрееву котомку. Напоследок Александр Владимирович протянул ему монету, и парень вдруг радостно, широко улыбнулся. — Еще что-нибудь прикажете, сударь? — Нет, благодарю, — рассеянно молвил барин. Носильщик на мгновение задержался, словно всё-таки ждал распоряжений, но Александр Владимирович уже отвернулся к окну, — и он вышел, вернее, ловко вышагнул назад в коридор, бесшумно прикрыв дверь за собой. «Наверно, деньги домой посылает, — подумал Андрей. — Вот и радуется». Он огляделся. Номер был не такой роскошный, как главная лестница, без витражей, но светлый и чистый. Окно выходило на площадь, и далеко внизу сновали маленькие, словно игрушечные человечки. — Какой ты, Саш, щедрый, — Андрей подошел ближе к барину. — А он тебя будто знает! — В прошлый раз я видел его при несколько иных обстоятельствах, — Александр Владимирович запнулся, но с усилием продолжал: — Когда он служил в бане при этой гостинице, а я не вполне понял их расценки и оплатил… больший объем услуг, чем рассчитывал получить. Андрей хохотнул. Он помнил тот рассказ про коварного рукастого банщика. Видать, правду говорят, что Петербург полон опасностей там, где не ждешь. — Должно быть, это задевает тебя… — Да нет, — хмыкнул Андрей. — …Но я поклялся, что буду честным с тобой во всем, — с каким-то ожесточением проговорил Александр Владимирович. — И я буду. — Он обернулся к Андрею, снова с лихорадочным огнем в блестящих глазах. Андрея напугал его тон, чуть жалобный, но очень решительный. «Господи, нешто опять истерия?» — подумал он. Лечить её было, конечно, приятно, но Саша явно страдал. — А мы потом тоже в баню пойдем? — Если хочешь. — Очень, — улыбнулся Андрей. Привезли обед. Горничная-чухонка с зализанными волосами цвета подсолнечного масла вкатила в номер двухэтажный столик с серебряными куполами крышек и букетиком фиалок. Горничной барин тоже дал монетку на чай. Лишь самую каплю попробовав постный рыбный суп и откусив краешек золотистой гренки, Александр Владимирович сослался на головную боль и ушел прилечь во вторую комнату. На взволнованный взгляд Андрея он пояснил: — Похоже, мигрень… из-за перемены климата. Я не буду. Андрей с тяжелым сердцем доел свою порцию — а потом и порцию барина тоже, уж больно они были маленькие и вкусные. Посидел немного в мягком, покойном кресле, наслаждаясь теплом и неполной, но радостной сытостью. Наконец, приподнял крышку тарелки с чем-то, похожим на грибные котлетки под сливочным соусом. Волшебный аромат растекся по комнате, но Саша, который грибы обычно любил и едва ли не бежал на их запах (и вправду как лось), даже не шевельнулся. Андрей прошел к нему и сел рядом. Александр Владимирович, всё ещё в дорожном костюме, лежал на застланной кровати и глядел в потолок. В уголке левого глаза на длинных ресницах дрожала слеза. — Саш? — позвал Андрей. Барин ответил не сразу: — Прости, милый, минута меланхолии. — Ты уже полчаса так лежишь. Александр Владимирович с усилием приподнял голову и очень недовольно посмотрел на Андрея. — Надо покушать, — Андрей кивнул на столик. — Может, голова и пройдет. Александр Владимирович, опустив лицо, кое-как поел второе. Грибные котлетки с горошком его по-видимому не впечатлили. Десерт, оранжевый пудинг с листочком мяты, он тоже отдал Андрею, так что того потянуло даже в сон от обильной еды. Быстро пригубив стакан морса, Александр Владимирович сел в кресло у окна и снова замер, полу-отвернувшись. Общей обреченностью позы он напоминал фигуру Меланхолии с репродукции гравюры немецкого мастера Дюрера Из-за поспешного отъезда они, должно быть, прибыли в столицу раньше всех отправленных писем. Когда чухонка зашла забрать столик с опустевшей посудой, Андрей тихо спросил у неё, как бы отсюда послать курьера с запиской, если такое возможно. Ничуть не удивившись, она кивнула: «Да, сударь», и через несколько минут в дверь постучал вихрастый мальчишка-посыльный. Его появление заставило Александра Владимировича ненадолго стряхнуть свое мрачное оцепенение. Он быстро набросал послание, свернул лист каким-то хитрым треугольником и протянул мальчишке вместе с монетой. Человек барина обретался недалеко, на Песках, и ответ они получили через четверть часа. Помощник управляющего писал, что еще на прошлой неделе квартира на 1 линии была свободна и сдавалась. Хозяин дома живет на Среднем, и всегда готов показать её нанимателям. Остальные же из примеченных квартир быстро оказались заняты, либо имеют серьезные недостатки, как-то: протечка на потолке и совершившееся недавно убийство четырех человек. — Едем, — вдруг решительно сказал Александр Владимирович. Андрей хотел было возмутиться, что он только-только приноровился лежать на жестковатой постели и даже не успел зажечь интересную лампу с зеленым абажуром… да и как же баня, в конце концов?.. — но в глазах у барина сияла такая решимость, что Андрей со вздохом слез с кровати, и они отправились на Васильевский. Невеликий багаж сразу взяли с собой. Номер, впрочем, оставили до следующего утра на случай неудачи с квартирой. На этот раз Андрей смотрел на курносого носильщика уже с совсем иным чувством. В лукавых желтых глазах паренька было что-то от Пана. Или просто чёрта. Впрочем, он их старательно опускал, и был сама сосредоточенность, когда нес вниз по лестнице объемистый саквояж и котомку. У гостиницы ждали несколько извозчиков: один навроде тех лихачей, которые угрожали жизни пересекающих площадь, гигант в армяке, щегольски подпоясанном атласным желтым кушаком. Конь у него был как будто полуторный, страшный черный зверь с алыми злыми глазами, а экипаж блестел, без капельки грязи. Далее стояли попроще, с конями не такими раскормленными и одежкой победнее. Барин выбрал второго, бородатого мужичка с каурой кобылой и повозкой в разводах от снега. Спросил, во сколько обойдется доехать до 1 линии — и когда тот ответил, неожиданно резко обрубил цену вдвое. Андрей даже испугался. — Всё-то вы, барин, знаете, — с добродушной улыбкой покачал головой мужичок. — Залезай, — кивнул Александр Владимирович Андрею, и обратился снова к извозчику: — И не стыдно тебе так шутить? А если кто поверит? — Дело его, — рассудил мужичок. — Я думал, вы с Европ приехали, а вы наш, значит, местный… Ну что ж. Знаете и хорошо… Александр Владимирович, все еще немного сердясь, сел следом за Андреем, и экипаж тронулся. Перед ними широкой рекой раскинулся Невский проспект. Никогда Андрей не видел подобного блеска. Дома — то как итальянские палаццо, которые он знал по картинам, с арочными окнами галерей, то как французские дворцы в узорах лепнины, иноверческая синяя церковь, сотни, тысячи лавок, магазинов с пестрыми вывесками… экипажи, лошади, люди, кипарисы в кадках у дверей ресторанов! Он уже не стесняясь вертел головой. Александр Владимирович, снова сидевший в печали, от его воодушевления даже немного оттаял и глянул ласково, тронул за руку: — Смотри, — он указал на желтое здание с массивными колоннами, — это кондитерская Вольфа и Беранже. — Там бывал когда-то сам Пушкин. Андрей едва не вывихнул шею, пытаясь подольше посмотреть на кряжистый дом. Его как-то разом поразила мысль: неужели все литераторы, кого они с Сашей читали по вечерам, ходили по этому проспекту? И Пушкин, и Гоголь, и даже Белинский (его барин открывал, когда надо было вызвать отделение мокроты и повысить давление). И здесь бегал — ну, не совсем взаправду, конечно, — но мог бегать улизнувший от хозяина нос?.. Вдруг на круглой тумбе у края тротуара Андрей заметил будто что-то знакомое. Он резко обернулся. На потемневшей от влаги афише он увидел мишкин портрет. Рядом была изображена какая-то толстая дама; Андрей успел разобрать только слово «ПРЕМЬЕРА», а потом тумбу заслонил следующий экипаж. Сердце радостно забилось. Значит, жив Мишка, жив! Не сбежал и вправду в театре! На душе сделалось спокойно и легко. Они обязательно встретятся. Вот только обустроятся с барином, и сразу. Мимо густых рядов лип на бульваре, они выехали на огромную площадь. От вида колонны, увенчанной ангелом, на мгновение в голове у Андрея помутилось — он почувствовал себя в той книжке про европейские памятники. Будто они с барином сейчас во Франции, где колонна Траяна, а то и в Италии на форуме… — Етить твою мать! Подсекать меня вздумал, стерва?! В лицо Андрею плеснуло ледяной снежной жижей, а весь экипаж покачнулся, едва не перевернувшись. Их обогнала большая карета, запряженная парой вороных великанов. На запятках, отчаянно вцепившись, держались два лакея. Карета свернула направо, и всё так же лихо подрезая другие, понеслась вдоль фасада огромного желтого дворца. — Это он, — вдруг тихо сказал Александр Владимирович. — Это была карета графа. Андрей молчал. По правде, он старался не думать о нем, вернее — не мог: каждый раз, когда мысль приближалась к тому, как им устроить свою месть, в голове словно что-то замирало. Один раз он очень постарался и записал на бумажке три варианта, по мере увеличения жестокости: прийти вместе с барином на какой-нибудь бал и ударить графа ножом прямо в сердце, написать на него донос в Священный синод или натравить вдову Катакази. Все три были не очень. В этот момент они выехали на мост, и Андрей забыл обо всём, о чем думал. Огромная, насколько хватало глаз, широкая белая степь расстилалась по обе стороны. Он понял: на старом заднике было не море, а именно этот пейзаж. Здания на далеких берегах виднелись крошечными, словно макеты. У Андрея закружилась голова. Он никогда еще не видел таких больших рек. Даже когда в отрочестве с Мишкой подсели на хвост к купцу и доехали на телегах со скобяным товаром до Ярославля — и Волга тогда не показалась столь широка. — Это Нева. Красивая, правда? — улыбнулся Александр Владимирович. — Очень, — кивнул Андрей. Он понял, что город этот уже очень любит.***
Квартира и вправду была свободна. Дворник-татарин узнал Александра Владимировича, обрадованно начал кланяться: — Вы вернулись! Как знал! — широкая улыбка сверкала на смуглом лице, казалось, освещая темный двор. — Так вам благодарность тогда не дал, не успел! Барин, смутившись, спросил его: — Как сейчас здоровье Диляры? — Хорошо, живет, барин! Да продлятся ваши дни! — Спасибо, тебе… тоже. Можешь открыть нам квартиру? — Одна момент! — татарин юркнул в черный провал дворницкой и появился со связкой ключей. — А за хозяином сходить, так? — Пожалуйста. Они поднялись по темноватой лестнице на третий этаж. Шаги гулким эхом отражались от стен. Напоминало какой-то разбойничий замок из шиллеровских страшных баллад. Андрею не понравилось только, что барин запыхался от подъема и на каждой площадке останавливался на несколько мгновений, держась за перила, и дышал хрипло, как раньше в болезни. Дворник, чуть повозившись, отпер высокую дверь и пропустил их внутрь. — Вот, пожалуйте! Одна момент, господин сейчас подойдут, — сверкнул он на прощание, и со свистом покатился вниз по перилам. Андрей с интересом оглядывал темную прихожую. Тисненая кожа обоев неярко переливалась золотым плетеным узором. В открытую дверь гостиной виднелись кресла в белых чехлах, застывшие как испуганные привидения. — Похоже, здесь никто после меня и не жил? — Александр Владимирович с улыбкой провел пальцем по запыленному столику. Он достал платок, и обмахнув вешалку, снял шинель. — А кто такая Диляра? — спросил Андрей, разматывая шарф. — Его девочка, дочь, — Александр Владимирович нахмурился. — Она заболела дизентерией, от дурной воды, вероятно… Я предпринял меры, она осталась жива. Кстати, интересно, сохранился ли мой угольный фильтр… — Он прошел на кухню, все еще хмурясь. Андрей почему-то не мог поверить, что они в той самой квартире, где столько было пережито — куда врывался граф, и где сёк себя барин. Молчаливые предметы, казалось, смотрели на него с любопытством. Андрей тронул приоткрытую резную дверцу буфета и хмыкнул — ну и пылища же, право… Он подошел к барину, который задумчиво стоял у маленького окна в грязный колодец двора, и обнял его за пояс. — Всё будет хорошо. Правда. Александр Владимирович молча кивнул.***
Хозяин оказался румяным кругленьким немцем с блестящей, словно полированной лысиной. Бергман или Берг, Андрей не очень понял. С барином он здоровался за руку, и казалось, вот-вот поцелует. — Решили продолжить обучение? — Да, в своем роде. — Похвально, очень похвально! Мой тоже теперь уже студент, так сказать, инженер — в Горном. — Поздравляю вас. — И при этом ветер в голове, очень мало прилежания… Андрей потихоньку начал снимать белые простыни и складывать их в стопу. Очень скоро она выросла от пола ему до плеча. Мебель обнажилась как земля от стаявшего снега весной, особенно ему понравились огромная кровать в спальной, а в гостиной — милый толстоногий столик с выводком стульев и низкая кушетка, которая навела Андрея на определенные мысли. — Могу посоветовать прислугу! Лакея нет, да и вижу, вы в этот раз со своим, а кухарка будет прежняя, как раз освободилась от господ… — хозяин пощелкал пальцами. — Это не… — начал Александр Владимирович, побелев, но Андрей перебил: — Благодарствуем, не надобно кухарки, наша скоро приедет. В этот раз всё с собой! Хозяин с интересом посмотрел на него, мол, бойкий ты парень, и заключил: — Ну что ж, оно и легче вам, привычней. Моя, по правде, уж больно привередлива и пристрастилась к английской кухне, как раз вот у господ… забыл… Готовит одни бифштексы! Александр Владимирович, все еще бледный, мотнул головой: — Да, прислуги нам не требуется. Потом они с хозяином обходили всю квартиру, и барин сделался даже неприятен, тщательно отмечая появившиеся недостатки. Нашел в шкафу засушенную мышь и трещину в стекле окна гостиной. Отметил отсутствие столовой посуды и свалку рухляди на кухне. — Мороз! Мороз какой был… — сетовал хозяин. — Завтра же пришлю стекольщика. А мышь, вы говорите… так не живая же! Ха! Немного поторговавшись, они тут же и подписали на круглом столике договор о сдаче на полгода, до последних чисел августа. — Вот и хорошо, — потирал руки хозяин. — А там, может, кто другой… Особенно, коли спириты изволят нас покинуть, — он недовольно усмехнулся, но тут же вернулся к своей елейности: — Искренне рад! Вас, право, как бог послал. Думал уже и не сдам! Не каждому такая ведь подходит. — Да, — кивнул Александр Владимирович. — Взаимно рад.***
Как только хозяин ушел, довольно пересчитывая ассигнации за первые два месяца, Андрей со смехом кинулся барину на шею. У них была квартира — снова свой дом, не гостиничный номер! Александр Владимирович тоже рассмеялся, обнимая его — и вдруг погрустнел. — Прости, что я не опроверг его слова. Это было грубо, и… Андрей только махнул рукой: — Пусть его. Так даже и лучше. Барин, кажется, утешаться не собирался, и тогда Андрей принялся щекотать его и теснить к дверям спальни. Тот упирался, но не слишком, и вскоре они уже с гоготом повалились на кровать, взметнув облако мелкой пыли. В этот момент в дверь черного хода постучали. Александр Владимирович, одернув сюртук, пошел открывать. На пороге был взмокший дворник с парой больших накрытых крышками ведер. — Вода. — Он деловито пронес их на кухню. — Так, это будет техническая. Её сюда, я покажу… Потом Андрей с барином вместе отмывали от нагара и пыли огромную железную бочку с краником, наподобие самовара-переростка. Сын дворника, смуглый красивый юноша с матово-черными глазами, принес дров в несколько ходок, и вскоре у плиты выросла аккуратная поленница. Остальные он сложил в особый шкаф на черной лестнице у двери квартиры. Закончив работу, он позвал Андрея, как тому показалось — с оттенком некоторого объединяющего всех слуг солидарного свойства. — Сколько я вам должен? — сказал Андрей как можно возвышенней. — Так дрова уже в договоре оплачены, — улыбнулся татарин, и Андрей оставил любые попытки изображать из себя господина. Засучив рукава и встав на четвереньки, барин с трудом вытащил из кухонной ниши, забитой всяческой дрянью вроде дырявых черпаков, несколько больших мелких сит. — Отлично, и мой уголь, — он кинул на пол рядом с ними маленький холщовый мешочек и утер пот со лба. Затопили разом камин, изразцовую печку в спальне и кухонную плиту — хотелось выгнать поскорей липкий холод, который ощущался не сразу, но вползал, казалось, куда-то вглубь всех суставов. Александр Владимирович отправился на рынок — Андреевский, посмеялся он — за провиантом, оставив Андрея хозяйничать и протирать вездесущую пыль. Вскоре квартира приобрела вполне жилой вид. Весело потрескивали в камине дрова, освещая гостиную неярким оранжевым светом. Андрей зажег старую масляную лампу и обмахивал изнутри окно куском ветоши, когда вдруг ойкнул от боли. Он не заметил, как рассек себе основание ладони о край треснувшего снизу стекла. — Да что ж ты… — он слизал кровь и прижал порез чистой тряпкой. Белая ткань тут же намокла алым. Андрей помнил, чему учил его барин. Промыв порез кипяченой водой, он, держа руку на отлете, полез в саквояж, где у Александра Владимировича было средство для дезинфекции (им, удивляя всех, барин протер в вагоне-ресторане перед едой нож и вилку). Темно-коричневый пузырек лежал сбоку, но внимание Андрея привлекло нечто другое. Он увидел аккуратную карточку, вроде визитки, с золотистой рамкой и адресом. «Бани товарищества…» — гласил крупный рубленый шрифт. Снизу было от руки приписано время и нарисованы, с большой тщательностью и знанием дела, срамной уд и дубовый листочек. Андрей покачал головой на эти уловки блудливого банщика, и отложив карточку, капнул на ладонь едкой жидкостью. Ища, чем перевязать, он полез к себе за чистым платком. В своей котомке, поверх вещей, он обнаружил такую же карточку с припиской «второй гость бесплатно». Андрей представил: Саша, чистый до скрипа после парной, весь расцвеченный алыми пятнами, стоит на четвереньках. Ноги у него разъезжаются, как у новорожденного жеребенка (лосенка!), а Андрей, приникнув к нему сзади, ублажает его языком. Саша изнывает, постанывая, опускается грудью на теплый мрамор пола и прогибается сильнее. — А… Андрей… пожалуйста… я… — Подсобить вам? — спрашивает добродушно парень с рязанским лицом и глазами Пана. Он стоит со стопкой чистых халатов, сам голый и одаренный природой и вправду как Пан. Саша вопросительно, смятенно оборачивается, и Андрей кивает: пускай. — Подсоби... те, — шепчет Саша и заливается еще пуще румянцем. Андрей указывает — давай-ка сюда, и парень, хищно облизнувшись, сменяет его, а Андрей подлезает снизу и берет в рот огромный, уже истекающий смазкой… Андрей мотнул головой. Вместе оно, конечно, сподручней, только он своего барина теперь никому не отдаст. Может, рязанскому Пану еще повезет и он тоже найдет себе барина. Но другого. Этот занят. Тут в прихожей раздался веселый звон колокольчика, и Андрей побежал открывать. Александр Владимирович вернулся с горой свертков, из-за которой едва было видно мило разрумянившееся от мороза лицо (звонил он, должно быть, бодая упругую кнопку). Андрей со смехом подхватил соскользнувший сверху кулек и поцеловал своего домовитого Сашу. Судя по тому, что донес он всё сам, барин стал ещё на шаг ближе к социализму.***
Они поужинали яичницей с беконом и гренками в английском духе — Александр Владимирович предупредил, что это традиционное блюдо для завтрака, но обоим страсть как хотелось чего-нибудь поплотнее после полного дня тревог и волнений. Андрей зачарованно смотрел, как его Саша, закатав рукава, колдует над плитой, режет зелень и хлеб… Было просто хорошо и тепло — сидеть вот так по-простому на кухоньке, будто остались они вдвоем во всем мире. За узким окном стояла кромешная темень, и доносилась откуда-то издали пьяная песня — да вскоре затихла. — Прости, возможно, мои кулинарные способности не впечатлят тебя после нашей кухарки, — смущенно улыбнулся Александр Владимирович и перевернул кусочек мяса на сковороде. — В этом я пока дилетант. — Что ты, Саш… Я не знал, что ты вообще умеешь готовить! — выпалил Андрей. — В свое время пришлось научиться. — А как? Расскажи. Александр Владимирович поведал ему грустную историю, как в пансионе, где он воспитывался, сменилось начальство — старый директор умер, а новый предпочитал тратить большую часть денег не на своих подопечных, а на постройку добротного зимнего дома. В результате рацион был урезан, их лишили не только сладостей, но даже и мяса, а потом и вовсе уменьшили порции. — Мы выживали на подножном корме, — усмехнулся Александр Владимирович. — Кто-то таскал овощи с огорода в обход поварихи, которая, казалось, имела чудесную силу лишать их всякого вкуса. Кто-то вымаливал у родственников передачи, что, впрочем, пресекалось. Я быстро рос, был самым голодным и самым отчаянным, и стал разорять птичьи гнезда в парке и жарить для всех на чуть переделанной лампе омлет. Так я и научился готовить. Андрей сглотнул. Он представил, сколько еды надо такому высокому человеку, чтобы стать еще выше. — Потом я немного практиковался из интереса, — Александр Владимирович снял яичницу с огня. — Словом, не суди строго. Кстати, есть придется так, потому что тарелками я не озаботился... — Я думаю, это будет очень вкусно! — сказал Андрей. И это правда было очень вкусно.***
Одна большая проблема обнаружилась позже. В квартире не было ванны. И вовсе — купальной Это как-то Андрей проглядел. Если отхожее место — стульчак над дырой в узкой и темной комнатке, похожей скорей на кладовку — он обнаружил сразу, то об этом и не подумал. Он так привык, что в усадьбе можно было плескаться хоть каждый день, что не мог поверить. Как же без ванны-то? — А как ты раньше здесь мылся? Барин слегка покраснел. — А, ясно, в бане, — улыбнулся Андрей. — В основном, из кувшина над тазом, — поспешно ответил Александр Владимирович. — В кладовой есть большая бадья. Если натопить получше на кухне… я думаю, нам хватит воды, по крайней мере, тебе… Андрей молча протянул ему карточки из саквояжа.***
В дверь кабинета постучали. Андрей, напоследок широко лизнув бедро барина, поднял голову. — Да? — Господа, щербет готов! — прозвучал чуть приглушенный лукавый голос. Саша сдавленно выдохнул и закрыл голову локтем. После того, как Андрей сам попарил его, отхлестал как следует веником за все сегодняшние метания, а потом окатил пыточной прохладной водой и зацеловал всего с головы до пят, он сделался бессильным, тихим и ласковым. Андрей долго мучил его, толкаясь внутрь сложенными щепотью пальцами по густому тягучему маслу, которое вручил предусмотрительный банщик — а потом принялся ласкать языком, наслаждаясь, какой же его Саша чувствительный, как он сладко всхлипывает и прогибается на мраморной скамье. — Мята и дыня-апельсин! Дозвольте подавать? — Пусть войдет? — спросил Андрей. Саша неопределенно всхлипнул. Доведенный до грани, он сейчас хотел лишь одного, и Андрей это знал. — Подавай. Резная дверь отворилась, и вошел банщик — в чем мать родила, невысокий, но ладный, с подносом, на котором красовались зеленая и желтая пиалы. Ничуть не удивившись зрелищу, он изящно поставил поднос на мозаичный столик. — Спасибо, — прошелестел Саша. — Приятного аппетита, — пожелал банщик, весело глядя на Андрея. Тот облизнулся, мол, не жалуемся. Саша снова всхлипнул. — Могу ли я предложить господам свою помощь? — Благодарю… н-не стоит, — проговорил Саша и снова закрылся локтем. — Да, не надо, — кивнул Андрей. Банщик на миг изменился в лице, но тут же вновь улыбнулся: — Ну что ж. В любое время к вашим услугам, — и коротко поклонившись, вышел. На его подтянутой правой ягодице темнел мокрый дубовый листочек. Андрей зачерпнул немного дынного щербета и дал ему тонкой струйкой стечь Саше между ног. — Ах! — тот вздрогнул от внезапного холода. — Тише-тише, — Андрей быстро с силой лизнул его и толкнулся языком внутрь. — А! Андрюша! Ты… — А может, лучше мятный?.. — Ан… дрей… ох… Андрей ухмыльнулся и продолжал. Вода в маленьком фонтане журчала, приглушая сашины стоны. Все-таки два гостя по цене одного — это было весьма выгодное предложение. Петербург определенно Андрею уже очень нравился.***
Когда на следующее утро он проснулся, Александр Владимирович был уже на ногах. Одетый в свой строгий сюртук, он разговаривал с кем-то у черного хода. Андрей накинул одеяло и выбежал посмотреть, осторожно, самым краешком глаза. Это был дворник. Он стоял, лучась, и держал на руках маленькую смуглую девочку с парой тонких косичек. — Поздоровайся с барином. Давай, Дилярка. Девочка недоверчиво молчала. — Узнаешь барина? Это они тебя лечили. Ну? Неужто не помнишь? — дворник качнул дочь на руках. — Барин еще тебе чудо показывали. Шарик летал. Помнишь чудо? Вот. Кто это? Кто делает чудо? Девочка вдруг напряглась, и вспомнив слово, громко провозгласила: — Колдун! Александр Владимирович рассмеялся, а следом за ним и дворник. Девочка что-то радостно пискнула, и барин протянул ей палец, за который она тут же схватилась. — Привет! Как поживаешь? — Хоосо. — Вот и умница. Какая большая стала, сколько тебе лет? — Тии! — Молодец. Больше живот у тебя не болел? — Нет!.. Андрей, заглушив смех краем одеяла, опустился на пол. Солнце светило в большое окно, рисуя на паркете косые длинные полосы. Им предстоял очень ответственный день. Сегодня они должны были поехать за модным платьем для него и купить самые красивые на свете тарелки.