Кузьма и барин

Андрей не знал, что можно быть таким счастливым. Радость переполняла его; серый утренний свет казался ласковым, теплым, смыв ватерклозета шумел мелодично, и даже крупная лохматая синица с окровавленным клювиком, присевшая на подоконник, на вид была очень дружелюбной. Он вернулся в комнату. Саша спал, закинув руку за голову, и его широкая грудь мерно вздымалась от глубокого, легкого дыхания. На столе лежали два запечатанных к отправке письма с красными кругами сургуча — видимо, он вставал ночью, писал при свече. Андрей не выдержал и полюбопытствовал, взглянув на конверты. Одно было в Петербург, помощнику управляющего. На другом, в бисерно-изящных строках, Андрей разобрал латиницей «Монтреукс», «санаториум» и имя — «Марие». Пробило уже девять утра. Можно было позвать камердинера, чтобы письма скорее отправили, но Андрей решил не самоуправничать и снова подлез к теплому Саше под бок. Саша пах немного березовым веником из вчерашней парной, и был весь такой сладкий, красивый, что Андрей не выдержал и легонько укусил его в закинутую руку, за внутреннюю сторону плеча. Саша забавно поморщился и руку вдруг опустил, прижимая Андрея к себе. Значит, это как если бы сам Боженька велел им еще поваляться вдвоем. Андрею почему-то всегда казалось, что Бог за них радуется. Не то чтобы он часто думал об этом, просто когда Саша выгибался под ним, такой счастливый, отчаянный, Андрею казалось, кто-то невидимый смотрит и одобрительно кивает, мол, вот так, дети мои, земля же на самом деле для радости. Интересно, что сказал бы на это ученый архиерей?.. Саша пробурчал что-то и улыбнулся, когда Андрей принялся целовать его грудь, а после живот, зарываясь носом в легкие темные волосы. Крепко же он мог спать, оказалось! Еще бы, так устал… Андрей поклялся себе, что несмотря на все происки графа, в Петербурге его барин будет каждую ночь засыпать как убитый. Саша негромко застонал, лишь губы Андрея коснулись головки полу-вставшего горячего члена — и наконец-то проснулся. — Ан… Андрюша, что ты… — пролепетал он. — Утро доброе, барин! — улыбнулся Андрей, высовываясь из-под одеяла, и широко облизнулся. Смеясь, Саша притянул его к себе и они принялись возиться, в шутку бороться, катаясь по кровати. Саша, должно быть, поддавался, потому что вскоре Андрей сидел на нем сверху, прижав руки к постели по обеим сторонам от лица и медленно потираясь о мокрый от смазки член. — Что же ты задумал? — робко улыбнулся Саша. Андрей наклонился к нему и зашептал на ухо, чувствуя, как наливается жаром сашина скула: — Тебя хочу. Как вчера, только наоборот. — Ты… уверен? — Люблю тебя, не могу. Хочу быть твоим тоже. Андрей поцеловал его в губы — а потом, резко выпрямившись, соскользнул с Саши и взял со столика жестянку с остатками мази. Он торопливо растягивал себя. В висках стучало — от того, что сейчас будет, и что барин смотрит на него, стоящего на четвереньках с неловко заведенной за спину рукой, и сам краснеет как девица. Саша откинул одеяло и ждал его, лежа на спине. Он тоже зачерпнул немного мази и равномерно водил ладонью по члену, потемневшему от прилившей крови и такому огромному. Андрею на миг сделалось страшно. Если раньше он был без ума, какой же его Саша большой (и плевать, что уголки рта потом трескались и горло саднило), то сейчас он впервые задумался, а как он весь в нем уместится. Но хотелось уже безумно, и Андрей, мотнув головой, оседлал его, сжал коленками бока и медленно стал опускаться. — Тише-тише, тише, — Саша придержал его за бедро и помог, направляя. Андрей кивнул, выдохнув сквозь зубы. Там снизу было огромное, и казалось, раскаленное как та кочерга, которой однажды чуть не отходила его дочь кузнеца. Крупная головка оказалась у самого входа и Андрей громко ойкнул. Ничего не получалось. Он попытался расслабиться, но вместо этого только испуганно сжался. Колени дрожали от напряжения, а он всё никак не мог решиться. Было обидно и глупо. — Да что… ох… — Нет, милый, так не годится, — Саша покачал головой. Андрей сквозь слезы хотел попросить, чтобы хорошенько взял да и дернул его вниз, может, так всё войдет. Но Саша уложил его напротив себя, а потом развернул спиной, поцеловал в шею и зашептал: — Главное, не торопиться. Ты вчера какой терпеливый был… Он взял еще мази и протолкнул в Андрея сразу два пальца, приговаривая: — Вот так. Молодец. Ничего тебе не будет больно… Андрей хотел возразить, что он любит, когда Саша ему делает больно, но вместо этого издал какой-то придушенный стон — так было сладко от сашиных пальцев внутри. Его словно подхватило и куда-то несло; он и не заметил, как добавился третий. Стало и вправду чуть больно, вернее, необычно — томно. Никогда раньше Саша так его не растягивал, корень имбиря-то был потоньше, чем три длинных пальца. Другой рукой он ласкал его спереди, и Андрею вдруг сделалось до ужаса хорошо и спокойно. Словно он был натянутой струной или мембраной барабана, и на нем специально играли, играли с расчетом, умело, и это всё было правильно, верно… — Сейчас, — шепнул Саша, убирая пальцы. Вместо них Андрей почувствовал жаркое прикосновение — и снова замер от невольного ужаса. — Извини… — Не бойся, Андрюшенька. Пустишь меня, хорошо? — Саша приподнял его ногу за бедро и мазнул членом, задев сзади яйца. — Давай. Андрей выдохнул и закрыл глаза. Саша толкнулся в него, чуть раздвигая мышцы, но на этом всё и кончилось. — А-ай! — Андрей сжался как-то против собственной воли. Можно сказать, у него случилась судорога в неожиданном месте. Андрей думал, такое бывает только в ногах, если долго плавать в холодной воде. Поистине, чуден и велик божий мир… — Извини, — еще раз всхлипнул он. Саша и сам чуть не плакал. Он сбивчиво проговорил, что всё это неважно, и извиняться не за что, и если Андрей не хочет, меньше всего он бы желал быть насильником… — Но я хочу! — прорыдал Андрей. — Просто не получается! Саша внимательно посмотрел на него — а потом, вдруг смущенно потупившись, сказал: — Возможно, есть одно средство. — Да, какое? — оживился Андрей. Сделав знак, что скоро вернется, Саша накинул свой лиловый халат и ушел в кабинет. Андрей слышал, как он ищет в шкафу с медицинскими инструментами, переставляет предметы. Сердце тревожно, восторженно билось. Саша что-то собирался с ним делать. Каким же окажется средство? Андрей представил почему-то эфир в квадратной темной бутыли, которым барин усыплял одну пугливую крестьянскую девку, чтобы вскрыть нарыв ей на шее. Его немного капнут на марлевую маску — и человек делается слабым, сонным, бесчувственным… Но это был не эфир. Всё еще немного пламенея щеками, барин вернулся с черной коробкой длиною в пол-локтя и поставил её на покрывало. — Я думал вначале использовать speculum, но это не дало бы эффект нужной нам продолжительности, — стеснительно улыбнулся он. — Поэтому вот. Щелкнул замочек, и Андрей увидел на алом бархате внутри четыре странных предмета. Блестящие, черные, обтекаемо-конической формы, они напоминали плоды с глянцевитой кожурой. Самый маленький был толщиной с палец, а самый большой — со сложенные щепотью четыре. У каждого была тонкая ножка, завершавшаяся круглым упором. — А что это, Саш? — Так называемые rectal dilators. Как это по-русски… — Саша задумчиво нахмурился. Внезапно взгляд его упал на стоявший на столике графин с массивной пробкой из цельного хрусталя. — Назовем это «пробки»! Андрей медленно кивнул. Черные предметы разом пугали и завораживали. — Если честно, не думал, что мы когда-либо будем их использовать, потому что я в целом против подобного. Но раз случай исключительный… — Саша провел ладонью по лбу, словно удостоверяясь в отсутствии жара. — Смотри, Андрюша. Они очень гладкие и совсем небольшие. По крайней мере, первые три. Ты легко их сможешь принять. Надо, чтобы ты немного привык… Он достал одну из пробок и покатал на ладони, и Андрея словно молнией пронзило. Он выдохнул: — Значит, они нарочно… для такого придуманы?.. Кажется, Бог попустительствовал гораздо серьезней, чем Андрей мог представить. Саша рассмеялся и сказал, что и да, и нет. Он выписал их еще в Петербурге через один медицинский журнал, из расплывчато переведенного объявления о «Лучшем средстве для успокоения нервов» не вполне уяснив, куда эти чудо-изделия надо прикладывать, считая их чем-то вроде массажных насадок, приборов для прокатывания по скованным мышцам (благо форма располагала). Но получив в свое распоряжение набор и ознакомившись с инструкцией на английском, он понял, что эти резиновые пробки вводятся в anus для стимуляции prostatae и если и массируют мышцы, то лишь немногие и определенные. Андрею сделалось жарко. Он тоже потрогал лоб. — И ты их пробовал, да? На себе? — Да, — признался Саша. — Естественно, я пробовал. — Расскажи, — Андрей подполз к нему и положил голову на бедро, заглянул снизу вверх. — Больно было? — Нет! — рассмеялся Саша. — Но опыт оказался весьма специфичный. Он рассказал, как в одно субботнее утро специально отвел время для апробирования американского новшества. Соответственным образом подготовившись и продезинфицировав пробки, он ввел первую, наименьшего диаметра. Инструкция велела заниматься обычными делами, и Александр Владимирович попытался повторять анатомию на латыни, но это совершенно не получалось, и он решил отправиться на променад, благо пробка была не видна под одеждой. Андрей восхищенно ухнул вполголоса. — Помню, был прекрасный день в конце марта, ветреный и сухой. Снег уже стаял на набережной, и я шел, каждые шагов двадцать заваливаясь боком на парапет. Меня терзал внезапно нахлынувший жар, и ноги подкашивались. Редкие встречные фланеры, должно быть, принимали меня за ветерана Крымской кампании и смотрели с сочувствием. Напротив Кунсткамеры я остановил извозчика и приказал везти через мост, к верфям, и обратно на остров — чтобы совершить таким образом подобие променада. В карете мне на какую-то минуту сделалось легче, но потом основание пробки коснулось сидения; плавная качка на рессорах отдавалась глубоко во мне… Должно быть, стоило по-быстрому вытащить пробку, но меня охватил отчего-то вдруг страх: я представил, что именно нашу карету остановят зачем-то жандармы и увидят меня, со спущенными панталонами и явной эрекцией. Можно было крикнуть вознице, чтобы поворачивал к дому, но я боялся выдать себя сорванным голосом и сбившимся дыханием. Оставалось терпеть, — Саша трагично поджал губы. — Во дворах за Английской набережной карету затрясло на мелкой брусчатке, пробка во мне завибрировала и тогда… это случилось в первый раз. — Он залился румянцем до самых ключиц. — А по дороге домой я испытал подобие высшего восторга еще дважды, и каждый раз с извержением семени. Никогда до этого я не задумывался, право, о состоянии столичных мостовых… Из кареты я выходил, едва держась на ватных ногах. Кучер решил, будто меня укачало, и даже дал лимонную карамельку. Не помню, как я поднялся к себе. Помню главное: тогда я подумал, что нервы мои действительно впервые за долгое время были спокойны, — он сделал красивую паузу — и наконец рассмеялся. Андрей прыснул и уткнулся Саше в живот. Обхватил его за пояс руками и крепко повозил лицом по сине-золотистому шелку. — Я отправил отзыв производителю, как он и просил в объявлении. По моим данным, мышцы полностью приходят в обратное состояние через шесть часов после однократного использования. — Так-таки и однократного? — улыбнулся Андрей. — Да, — серьезно ответил Саша. — Я не считал, что заслуживаю подобных досугов. Он вздернул нос и сдул с лица длинный локон. Вышло очень забавно, и Андрей улыбнулся опять, хотя больше хотелось заплакать. — А я, барин, заслуживаю? — он заглянул ему в глаза, прося «поиграй со мной». — Я ведь хорошо себя вёл? Саша, словно опомнившись, уверенно сказал: — Да. Конечно, ты был хорошим. — И мы можем попробовать?.. — Если ты так хочешь. Андрей серьезно кивнул, и Саша, оглядевшись, велел: — Давай-ка на бок, — он расправил покрывало, чтобы Андрей лег на ровное. — Ноги согни и подтяни немного к себе. Андрей послушно всё выполнял, плавясь от ощущения уверенной силы. Где-то глубоко внутри мелькнул страх, но так же и канул, остались только любопытство и предвкушение. — Ты уже немного подготовлен. Я думаю, мы начнем со второй, — Саша с шорохом переставил коробку поближе. — Да, барин — выдохнул Андрей. — Скажешь, если будет больно. — Хорошо, барин, — Андрей сцепил пальцы перед лицом. — Я скажу. Кровать скрипнула — Саша встал; судя по тихому звону стекла, взял со стола жидкость для дезинфекции. Сердце у Андрея замерло. Он перестал чувствовать узорную ткань под собой, его словно несло в теплом водном потоке. Откуда-то издалека он услышал голос Саши: — Ты готов? — Я готов, — прошептал Андрей. — Сейчас я начну. Саша успокаивающе погладил его поясницу, чуть согнул левую ногу, сильнее притягивая к груди. В следующую секунду Андрей почувствовал легкое давление чего-то прохладного, гладкого — и ахнул, когда оно вдруг оказалось в нём. — Саша… Барин… — пролепетал он. — Вот и всё, — тот наклонился и поцеловал его в шею. — Как, не больно же? — Нет… — Попробуй сесть. Андрей послушно перекатился на четвереньки, а потом сел на пятки. Внутри приятно давило и тянуло, он поерзал — и громко вздохнул, когда твердое основание коснулось постели. Андрей с надеждой обернулся на барина. Тот улыбнулся: — И вовсе даже не страшно, — и поцеловал его в макушку, ласково потрепал по отросшим волосам. Андрей еще раз качнулся, и вздрогнул, когда пробка в нем продвинулась глубже. Барин заметил его страх и погладил по плечу: — Не волнуйся, они специально сделаны так, чтобы не потеряться. Дай-ка, — он жестом велел Андрею снова встать на четвереньки, и взявшись за основание пробки, поводил ею, то проталкивая до упора, то почти вынимая. Андрей коротко хрипло дышал, уткнувшись в подушку лицом. В висках колотился пульс, член дергался каждый раз, когда барин проталкивал пробку, задевая что-то внутри. Андрей словно сквозь вату услышал: — Вижу, ты неплохо растянут. А сейчас мы вставим другую, побольше, чтобы действительно хорошо тебя подготовить. — Да, барин, — кивнул он почти машинально. Снова звук переставляемой бутылки, шуршание жестянки со смазкой, а потом Андрей почувствовал, как из него выскальзывает первая пробка. Но не успел он огорчиться ощущению пустоты, как сзади оказалась другая, пока прохладная, твердая. Барин осторожно покачивал, ввинчивал её, приговаривая: — Вот так, молодец. Уже половина… Какой же ты красивый у меня, Андрюша, ты бы только сам видел. Какой ты сейчас… — Зеркало поставите — всё и увижу, — засмеялся Андрей. Барин тоже хохотнул и протолкнул в него пробку целиком, до широкого основания. Андрея охватил на миг даже страх, когда мышцы натянулись вокруг гладкой резины, и приятная обреченность, когда пробка словно сама по себе встала на место, заполняя его изнутри. Он вскинул голову: — Всё? Уже? — Да, Андрюшенька, — барин погладил его по ягодице и мягко оттянул в сторону, любуясь. — Всё внутри. Андрей бессильно упал лицом в пахнущую травами наволочку. Он смог. Смог ради Саши. Его барин им гордился, и теперь так ласково шептал: — Получаса будет довольно, даже пятнадцати минут. А потом ты пустишь меня, правда, милый? Постараешься еще для меня? — Пущу, барин, — пересохшим горлом просипел Андрей. — Только поскорей бы! Мочи нет терпеть. Его распирало изнутри, будто пробка заполняла его как-то разом всего, хотя казалось бы — шириной в три сложенных пальца; член прижимался к животу, болезненно пульсируя. — Потерпи, — Саша поцеловал его в плечо. — А чтобы легче было, лучше ходить. Вставай-ка. Андрей чуть не заплакал от отчаяния. Какие пытки ему барин придумывал! Он и вздохнуть-то еле мог, не то чтобы куда-то идти. Но Саша добавил в голос строгости: — А ну давай. Или я тебя выпорю. Неслух! Андрей представил, каково будет от каждого удара сжиматься вокруг этой пыточной штуки — хуже, чем в тот раз с имбирем, и повиновался. Он кое-как подполз, пятясь, к краю кровати. Барин помог ему встать. Ноги у Андрея тряслись, как у новорожденного жеребенка, грудь и плечи пошли алыми пятнами. — Всё хорошо? — Саша тревожно заглянул ему в лицо. — Да, — смазанно улыбнулся Андрей. — Очень… Опираясь на руку барина, он прошел несколько шагов до окна. Обратно к кровати уже сам. Задыхаясь, рухнул и полуобернулся. Барин, скрестив руки на груди, непроницаемо смотрел на него и вдруг сказал: — Выпрями-ка спину и пройдись еще раз. Ты слишком сутулишься. Андрей захныкал, но повиновался. Внутри давило, пульсировало, жар накатывал волнами, но он всё же смог пройти до окна и обратно — сам и с ровной спиной, а потом еще раз, почти не выдавая себя лицом. Он представлял, что идет так в Петербурге где-нибудь на балу средь гостей, и только едва заметно кивает знакомым. О, Государь, какими судьбами?.. — Молодец, — наконец, сказал барин. — Какой же ты у меня сильный, Андрюша. — Это что, — Андрей махнул рукой. — Босиком любой сможет. Вот в тех туфлях я бы, наверно, не смог… — он вспомнил каблуки сашиной тетушки. Барин улыбнулся, сузив глаза. — Смог бы. Если я попрошу. Андрей восторженно зарыдал, рухнув в ноги, но барин был неумолим: — Сейчас я принесу твой дамский наряд и ты полностью оденешь… — он задумался, тряхнув локонами, — наденешь его для меня. И будешь ходить со мной по галерее. Покуда мне не надоест. — Помилуйте, барин! Христом Богом молю… — Не хнычь. Что ты должен сказать? — Да, барин, — простонал Андрей. — Как вам угодно. — Андрюша, ты как? Андрей задумался. К ощущению от пробки внутри он почти притерпелся, а приключений хотелось. — Хорошо, — он пожал плечами. — Очень, Саш! — Я сейчас, — Саша поцеловал его в лоб, и запахнув поплотнее халат, быстро вышел. Андрей повалился на постель и сладко вытянулся. Пробка качнулась внутри, и его всего прошило приятной судорогой, затихшей где-то в лопатках и икрах. Андрей завел руку за спину и попробовал осторожно повращать пробку за основание — то проталкивая глубже, то чуть вытягивая. Рука, конечно, от неудобной позы сразу устала. Андрей с досадой фыркнул. Ему представилась некая машина, навроде английской молотилки или ткацкого станка, которая безжалостно и неустанно крутит, покачивает, толкает в него пробку, а Андрею остается только постанывать и раздвигать ноги шире. Вот бы барин изобрел такую машину! — Я, кажется, не разрешал, чтоб ты себя касался. За этими мечтами Андрей и не заметил, как барин вернулся. Он стоял, раздувая в гневе точеные ноздри, с охапкой розово-белого шелка в руках. Поверх неплотно свернутого платья лежала пара туфелек на лентах. — Но и не запрещали, барин, — Андрей лукаво улыбнулся. Саша отложил вещи на кровать, и размахнувшись, отвесил ему жалящий звонкий шлепок. — Ай-я! — завыл Андрей. — Понял, не буду! — То-то же. Наде… одевайся. И обязательно надень корсет.

***

Они танцевали в розовой рокайльной зале под перезвон музыкальной шкатулки. — Раз, два, три шаг, поворот! Хорошо! — командовал барин. Андрей со смехом проделал то изящное движение, которое показал ему Саша — а потом нарушил этикет и прислонился виском к его груди, обвил шею рукой. По всему телу разливались разом истома и странная легкость, щеки пылали. Пробка внутри смещалась при каждом движении, и Андрею казалось, еще пара шагов, и он то ли взлетит, то ли в изнеможении рухнет на пол. Саша внимательно смотрел на него потемневшими, блестящими глазами, и ловил все оттенки выражения. Какой же он сейчас был красивый, в своем чуть старообразном черном сюртуке и с длинными кудрями, собранными лентой в пышный низкий хвост! Андрей уже почти освоил немецкий вальс, когда в дверь громко постучали. Оба со смехом дотанцевали до диванчика и повалились на него. Саша закатил глаза с выражением «да что там ещё…» и весело спросил: — Да? — Александр Владимирович, — проскрипел камердинер. — К вам изволила пожаловать гостья. — Кто?.. — воскликнул Андрей и осекся. — Графиня Ираклия Зиновьевна Катакази, — раздельно произнес камердинер и милосердно добавил: — Вдова. И Андрей вспомнил. Вдовушка. Лето, пенал с углем и фонтан, который он устроил в саду-лабиринте. О господи… — Скажи, что я в отъезде, — Саша нахмурился. — Никак нельзя. Госпожа Катакази уже оценила ваш каретный сарай и пообщалась с конюхом. Простите, не уследил, — в голосе дворецкого слышалось искреннее сожаление. — Передай ей, что я болен! — Никак нельзя, барин, она настаивает, что дело самое срочное, исключительной важности. — Глупости, — хмыкнул Саша. — Касательно вас и архиерея. И комиссии Священного Синода. Саша с сомнением посмотрел на Андрея. Тот кивнул, мол, прими, что дичиться? Давай, а я потерплю, — и Саша, поджав губы, велел: — Тогда пригласи её в гостиную. Я скоро выйду. Музыкальная шкатулка, доиграв мелодию, замолкла с противным щелчком.