***
В пятницу шестнадцатого апреля Андрея отвлек от штудирования французского словаря странный шум. Он отчеркнул ногтем на «gendarmerie» и потряс головой, думая, что это у него гудит в ушах от избытка премудрости. Но звук был снаружи — то бормотание, то глухой раскатистый бас, то какие-то тоскливые завывания. Всё это доносилось из квартиры внизу, сливаясь в истинную какофонию ада. Спириты! Андрей хлопнул себя по колену. Эти поганцы вернулись!.. Всхрапнув и прихватив зачем-то кухонное полотенце, он сбежал по ступеням — и на площадке натолкнулся на Берга. Хозяин радостно махнул ему рукой: — Добрый день, добрый день! Андрей, не понимая, поздоровался. Хозяин пояснил: — Раз шумный дух, так, говорят, и то бывает средство! Как от клопов. Я, посмотрите-ка, нашел… ассенизаторов! — он хохотнул и отступил, давая Андрею заглянуть внутрь квартиры. В разгромленной гостиной стояли трое: огромный поп с густою рыжей бородой и золотым кадилом, рядом тощий, препоясанный веревкой патер с блестящей словно зеркало тонзурой, и с ними странный человечек в шелковом халате и белом тюрбане, напомнивший Андрею Маленького Мука с гравюр немецкой книжки. Каждый из них производил мерзкий звук, соответствующий его исповеданию. — Просцице, просцице! Андрей обернулся на шум. По лестнице, отдуваясь, поднимался бритый налысо толстячок, облаченный в оранжевый шелк. — Опоздал, извиняюсць! — Вы как раз вовремя, — смилостивился Берг, пропуская его. Толстяк коротко поклонился коллегам, сложив пухлые ручки в молитвенном жесте, и тоже приступил к ритуалу. Они образовали квадрат — став на равном расстоянии, принялись сосредоточенно бубнить. Поп покачивал дымящим кадилом, католик, закрыв глаза, бил веревкой себя по бедру, а мулла разбрасывал из карманов халата какую-то соль. — Не будем им мешать, — суеверно вздохнул Берг и притворил дверь. — И что же вы, снова намерены сдавать? — спросил Андрей. — Да… В случае успеха, конечно. Небольшой ремонт, и — новые жильцы! — улыбнулся немец. — А этот… домовой пусть ищет себе новый дом. У Андрея что-то упало в груди. В последние дни всё было хрупким, словно из пепла. Мишка так и не прислал им билеты. Саша вчера усердно стирал на кухне платок, а при виде Андрея почему-то спрятал его — почему? И теперь вот новые жильцы… — Вам дурно? — участливо заглянул Берг в лицо. — Да… немного, — Андрей мотнул головой. — Простите, я… пойду. — Конечно. Конечно! — закивал немец, и склонившись у скважины, принялся жадно смотреть на обряд экзорцизма. Не успел Андрей подняться к себе, как снизу донесся грохот, и тут же — испуганный крик. Похоже, у кого-то из демоноборцев не выдержали нервы. Однако, они усилили старания, и эта коллективная религиозная атака принесла успех. Раздался тоскливый нечеловеческий звук — полу-сипение, полу-скрежет, и Андрей узнал в нем искаженный голос бедного полтергейста, который как раз накануне начал разучивать романс «Не искушай меня без нужды». Похоже, ему было сейчас очень больно — домовой метался, бился о предметы с глухим громким стуком: так град в летний ливень стучит о жестяной подоконник. Стены в квартире дрожали, пол, казалось, чуть выгибался от ударов в перекрытие снизу. Андрей своими глазами видел, как вспучивался старый паркет, как подпрыгивали тяжелые стулья и падала посуда в буфете. Он залез с ногами на кухонный табурет и заткнул уши пальцами, но монотонное бормотание и этот страшный хрип всё равно проникали в мозг, а удары отдавались болью по телу, — словно это не домового, а его самого мучили досужие люди внизу. Андрей уже думал об этом: не вечно же Берг будет держать бесплатного квартиранта, и спрашивал у Саши, может, взять полтергейста к себе? Он хороший, после десяти не шумит… Но Саша наотрез отказался. Во первых, он если и был готов терпеть проявления паранормального, то только не в непосредственной близости от себя, а во вторых, как сказал он с горьковатой усмешкой, в их положении не стоит заводить и канарейку, а то и герань, не то что непознанную древнюю сущность. Крики и шум сделались нестерпимы. Андрей смотрел на небольшую корзинку с плетеной крышкой, которую брал в последнее время на рынок. Нет… Нет. Саша будет против. Он должен его слушаться… Снизу грохнуло так, что чернильница на столе подскочила и упала на бок, выпуская на исписанный лист осьминожью лиловую кляксу. «Извини, я не могу тебе помочь… — мысленно твердил Андрей. — Пожалуйста, извини…» Вой стоял в ушах, вода в стакане волновалась мелкой рябью. Оставаться дома казалось более никак нельзя, и к себе пустить бедного духа было невозможно. Андрей, швырнув в чернильного кальмара промокашкой, бросился в прихожую. На ходу надевая шинель, он сбежал по ступеням. — Хорошо идет! — радостно хлопал Берг в пухлые ладоши, приплясывая у дверей. — Этот черт уже лысеет! Андрей молча тронул висок за отсутствием шляпы. В спину ему летело истошное верещание. Сумасшедший дом… Сердце разрывалось от досады, что и в последнем их оплоте — такое. Видимо, нигде на свете не найти им с Сашей покой. И вечно будут завистливые вдовы, попы и жандармы, какие-то графы… Он тихо выругался под нос. На выходе из подъезда Андрей столкнулся с крысовидным посыльным. Тот оскалился мелкими влажными зубками. Андрей заорал ему в лицо: — Что?! Посыльный молча, со значением показал ему длинный конверт с алым кружком сургуча. — Что в письме? — Граф Горшенев предлагает вам билеты на завтрашнюю премьеру оперы… — Я принимаю! — рявкнул Андрей, вырвав конверт из рук юноши. — Графу спасибо. Он сердито посмотрел на молодого жандарма на другой стороне улицы, который при его появлении покраснел так, что было видно с десяти саженей, и направился к проспекту. Там, по счастью, на углу стоял свободный извозчик. Андрей забрался в хлипкую коляску и велел: — В Императорскую Медицинскую академию!***
Андрей не знал, как будет увещевать Цербера-сторожа, но это и не потребовалось. Как раз когда они подъезжали к воротам Академии, там остановилась пара экипажей, из которых выбрались семь или восемь господ. Судя по важным лицам и дорогим черным шинелям, это были уважаемые врачи — или, может, меценаты. Сторож, дремавший в будке, быстро протер глаза и вытянулся в струнку. При приближении первого, самого сурового и осанистого господина, он переломился пополам, да так и остался стоять, носом в чисто метеный тротуар. Андрей, смешавшись с людьми, смог проскользнуть мимо него. Сердце лихорадочно забилось, и вдруг успокоилось. Никто его не окликнул. Он оказался внутри. Чуть отстав, чтобы не вызвать вопросов, Андрей прошел вслед за господами по саду, и перед главным входом с колоннами свернул на боковую аллею. Здание Академии, выкрашенное ярко-желтой, чуть потемневшей от сырости охрой, казалось вырезанной и вставленной в петербургскую серость картинкой. Чахлые деревья в прозрачно-зеленой дымке с грустью напомнили ему о весне в их деревне, о том, сколь же красивой и пышной бывала там в апреле листва. Андрей обогнул корпус и юркнул в какую-то дверь. Гулкая лестница в тускловатом свете круто вела наверх.***
Саша не поверил, когда увидел его в комнате для ингаляций. Андрей стоял на пороге, вдруг застеснявшись своего незваного визита, потупившись. Саша и сам был как будто смущен. — Но ты… Как ты… — Просто соскучился очень, — улыбнулся Андрей, и Саша улыбнулся в ответ. В простой белой кофте из тонкого полотна и таких же штанах он казался еще более желтым, худым. На висках поблескивали капельки пота. Впрочем, и вправду было жарко; воздух дрожал, кристалл соли на жаровне источал запах раскаленного камня и почему-то — глаженых простыней. — Я тоже, Андрюша, скучал… — Я не вовремя? — Нет, всё в порядке, — Саша встал, взял его за плечи. — Знаешь, — Андрей запнулся. Случай с домовым показался вдруг ужасно неважным. Саша был рядом — и это было главное, и Андрей крепко обнял его. — Впечатляет, да? — Саша кивнул на стены, облицованные белым известняком и создающие видимость настоящей пещеры. — Очень. Андрею в больнице всё и правда казалось чудесным. Огромные светлые коридоры, цветущие апельсиновые и миндальные деревца в кадках… Пока искал Сашу, он набрел на кухню, и там дородная веселая повариха, то ли приняв за ревизора, то ли просто из щедрости вручила ему булку с сахарной пудрой, которую Андрей тут же съел. — Правда, очень! — повторил Андрей. Барин всё как будто был смущен его приходом, но старался это скрыть. Он бросил быстрый взгляд на часы. Песок в прозрачной колбе сбежал вниз, замер острой горкой, и Саша кивнул деловито: — Что ж, всё. Процедура закончена. Они прошли в его палату — маленькую светлую комнату с высокими окнами в сад. На столе были картонные папки и стопы еще не подшитых бумаг, на спинке аккуратно заправленной кровати висел белый халат, а на вешалке — костюм. Чуть заметно, но едко пахло хлорной известью. Первым делом, войдя, Саша посмотрел на свой брегет. — Ты ждешь её, да? — всё понял Андрей. — Да, жду, — сказал Саша, просто и без стеснения. — И мне надо успеть переодеться… Он сел на край кровати и уже стянул больничную кофту, когда дверь вдруг открылась без стука. Это был Альберт — в белом халате и круглых очках, делавших его похожим на милую бабушку. При виде Андрея он замер в крайнем удивлении. Что-то, похожее даже на тень недовольства, коснулось лица. Но он быстро совладал с собой. — Добрый день. — И тут же, обращаясь к Саше: — Графиня здесь. Пока что говорит с Шипулинским. — Отлично. — Саша встал, застегивая пуговицы белой рубашки. — Демонстрационный зал не открывали? Там должно быть чисто. — Нет, не открывали, как ты и велел, — с нажимом ответил Альберт и улыбнулся скрупулезности своего друга. — Хорошо, спасибо. У нас был намечен на сегодня небольшой эксперимент, — пояснил Саша Андрею. — Он не займет много времени. Ты можешь подождать меня здесь. — Нет! — воскликнул Андрей. Перед глазами тут же пронеслись ужасные картины, какие эксперименты могут над Сашей проводить. Этим врачам волю дай, они сразу легкие пробьют и напихают туда каких-нибудь шариков… — Я с тобой! — Это исключено, — быстро сказал Альберт. — Но… — Вы останетесь здесь. Посторонние не могут присутствовать. — Да, Андрюш, так будет лучше. Хочешь почитать про сифилис в Поволжье? Очень любопытная статистика по монастырям. — Нет. — Андрей! — Ну пожалуйста… Я хочу с тобой! Саш… — у Андрея слезы потекли по щекам. Он умоляюще смотрел на любимого. Альберт шумно выдохнул и вдруг вышел из комнаты. Никогда бы Андрей не подумал, что этот милый человек может быть настолько рассержен. Саша горестно поджал губы: — Прости его, он в последнее время волнуется из-за Рени… «И не только», — подумал Андрей. Хотелось вцепиться в Сашу — одной рукой, а другой в привинченную к стене раковину под умывальником, и никуда не отпускать, ни на какие эксперименты. — Пожалуйста, будь умницей, — попросил Саша, завязывая шнурки. — Подожди меня тут. Андрей молча помотал головой. Удовольствие от повиновения было коснулось его, поманило, но тут же исчезло, оттесненное животным страхом за Сашу. В этот момент дверь опять распахнулась. Альберт сердито протянул Андрею белый халат, такой же, как у него: — Извольте, пожалуйста, не выдать себя. Если Сергей Петрович поймет, что в зале есть посторонний… — Я обещаю, я… Спасибо, — Андрей неловко поклонился и принялся натягивать халат. Тот был ему длинноват, так что пришлось собрать в складки под мышками и прижать локтями к бокам. Саша, отвлекшись от мытья рук, оглядел его и хохотнул, погрозив мокрым пальцем: — Ты же натуральный профессор медицины! Смотри-ка, как бы Боткин не увлек тебя в спор о катаральной желтухе. — Я буду со всем соглашаться, — обещал Андрей. — Он ничего не поймет. Никто не поймет. — Я надеюсь, — улыбнулся Саша. — Дело в том, что эксперимент, скажем так, специфичного свойства. — Да? — И я очень прошу, не удивляйся ничему, что бы ты ни увидел… — Время! — шикнул Альберт, и они поспешили по светлому длинному коридору. В небольшом зале с прозрачным потолком и полукруглым окном, забранным белыми шторами, уже собрались важные гости. Пожилые господа с благородной сединой на висках — те, с которыми зашел Андрей, и еще трое совсем незнакомых. Среди них выделялся один: он был моложе, как-то несерьезней на вид. Его легкие русые волосы забавно топорщились, а из-за вздернутого носа и коротковатой верхней губы в лице было нечто заячье. — Это Сергей Петрович Боткин, — подсказал Альберт шепотом. — Угу, — кивнул Андрей. Ему не верилось — неужто этот на вид почти студент, ровесник Саши, уже профессор? Да говорят, такой чудесный врач… Гости занимали места на лаковых стульях и оживленно что-то обсуждали. При появлении Александра Владимировича они замолкли, и Андрею сделалось неловко от этой тишины и обращенных к ним взглядов. Однако Саша, казалось, ничуть не был смущен. Поприветствовав собравшихся, он представил им Альберта и Андрея как своих ассистентов. Господа сдержанно покивали. Андрей ничего уже не понимал. — Основное содержание эксперимента вам известно из предшествующих обсуждений. Благодарю вас всех за отклик и поддержку, без которых сегодняшний опыт был бы невозможен. Сейчас мы приступим к практическому испытанию с участием добровольца женского пола. Аппарат уже готов, — Саша дернул за шнур, и шторы плавно раздвинулись в стороны, открывая окно. Как оказалось, оно вело не на улицу, а в соседний светлый зал с белыми кафельными стенами. Там, на небольшом возвышении, боком к зрителю стояло кресло. Андрею оно напомнило о посещении дантиста, только у этого кроме подлокотников была еще пара подпорок для ног. Рядом угрожающе поблескивала колесами в перекрестьях ремней странная машина, нацелившаяся в кресло подобием рыцарского копья. — С чертежами вы уже знакомы, — Саша поправил очки. — Данная версия машины приводится в действие силой ручного труда, то есть, механической энергии через систему ременных передач… — А паровая? — перебил один из господ. — У вас же была еще паровая! — Да, — невозмутимо продолжал Александр Владимирович. — К сожалению, опыты с ней — вхолостую, — быстро уточнил он, — показали, что существует опасность утраты возможности остановить машину по первому требованию. Что, несомненно, крайне важно в подобной ситуации. — Ха! Это точно, — прищелкнул языком старый профессор. Скрипнула дверь, и все обернулись. На пороге стояла прекрасная женщина в длинной белой сорочке, похожая на ангела. Её золотистые волосы были собраны в небрежный пучок на затылке, голубые глаза сияли, на розовых губах играла легкая улыбка. Казалось, в комнате даже стало теплей и светлей — как будто сама Весна с картин итальянских мастеров заглянула в лечебницу. Андрей понял, что это и есть таинственная графиня Алла, столь пленившая Сашу. И теперь он знал, почему. — Я готова, господа, — весело проговорила она мелодичным голосом, от которого у Андрея сладко заныло в груди. И похоже, не у него одного. Все с восхищением смотрели на красавицу, даже самый старый профессор с длинной бородой, завязанной в узел и засунутой в нагрудный карман, одобрительно прищурился. — Графиня Алла, — Александр Владимирович склонился к её руке с поцелуем, — согласилась сегодня нам помочь. Ей коротко, но горячо поаплодировали. Графиня царственным кивком приняла овацию и лукаво взглянула на Александра Владимировича. — Сейчас мы начнем, — важно сказал он. — Ну, с Богом, — перекрестился какой-то старичок. Остальные вежливо промолчали. Александр Владимирович с дамой перешли в соседний зал. Там они сели на кушетку, и он измерил частоту пульса графини, поглядывая на брегет. Результат был: шестьдесят восемь ударов в минуту. Тем временем Альберт выкатил из угла железный столик, накрытый белым полотном, и отступил к машине. Андрей подумал, что, должно быть, тоже на правах ассистента должен участвовать в эксперименте, но почему-то не мог сдвинуться с места и лишь нервно впивался ногтями в кромку стула. Александр Владимирович подал графине руку и помог взойти на подиум, где ожидало кресло. Ничуть не стесняясь, она взобралась на него и закинула ноги на подпорки. Александр Владимирович прислуживал ей во всем: поправил левое колено, одернул сорочку, подложил под плечи подушечку… Следующую четверть часа стул под пальцами Андрея покрывался отметинами его ногтей, и после, дома, он вынужден был доставать из-под них кусочки прозрачного лака. Тихо шутя о чем-то с графиней, Александр Владимирович расстегнул её сорочку и измерил гибкой линейкой высоту небольших, с розовыми сосками грудей, ощупал живот, а после переместился между раздвинутых ног, и быстро взяв из кюветы блестящий инструмент, нечто измерил и там. У Андрея закружилась голова. Он представил на месте графини себя: так же беззащитно раскрытым на виду у всех, может даже привязанным… От фантазий его отвлекло гудение ременной передачи. Длинный поршень качнулся, поднимаясь. Александр Владимирович ловко поймал его и закрепил на конце предмет, один из тех, что занимали нижнюю полку столика. Андрей почувствовал, что ноги у него отнимаются. Это был искусственный фаллос, отлитый из темной резины, блестящей и мягкой на вид. На металлическом подносе лежало ещё с полдесятка других, всевозможных размеров и форм. Александр Владимирович щедро смазал его из небольшой прозрачной бутыли и растер от крупной головки до самого конца, а потом еще полил сверху. Графиня что-то тихо сказала, он капнул ей на руку тоже, и она принялась подготавливать себя к эксперименту. Наблюдавшие господа тихо, но дружно вздохнули. Александр Владимирович кивнул Альберту, и тот потянул рычаг вниз, как если бы забирал воду из уличной колонки. Серебристый поршень с грозным навершием качнулся в сторону графини и обратно, и господа невольно ахнули (графиня же наблюдала за этим со сдержанным нетерпением). Александр Владимирович изменил угол наклона, присел, зажмурив один глаз и как следует прицеливаясь, на пару вершков переставил телескопическую подпорку и снова кивнул. Альберт осторожно нажал на рычаг. Все, замерев, смотрели, как темная резина скрывается между раздвинутых ног, потом так же медленно выходит наружу. Графиня знаком попросила Александра Владимировича наклониться и что-то прошептала на ухо. Он серьезно кивнул и еще немного скорректировал положение поршня, направив его чуть-чуть верх. На этот раз графине понравилось больше, и она благодарно улыбнулась, тут же закусив губу. Эксперимент начался. Альберт равномерно давил на рычаг, и странная машина, негромко стрекоча, делала свою работу. Сверкающий поршень без устали ходил взад-вперед, и графиня очень скоро начала постанывать, вскрикивать, впиваясь пальцами в подлокотники кресла. Её ноги дрожали и подергивались, а грудь высоко вздымалась от бурного дыхания. Было в этом нечто языческое. Александр Владимирович всё время находился рядом: то невозмутимо измерял пульс графини и записывал результаты в специальный лист, то прикладывал линейку к твердой, покрасневшей груди, то тихо справлялся о самочувствии. Андрей не мог бы сказать, сколько длился эксперимент — должно быть, и вправду недолго. Время для него прекратило свой ход, застыло гулом в висках. Похоже, притихшие господа вокруг чувствовали себя аналогично. Механизм работал — хотелось сказать, как часы, и это осталось единственным ритмом, гипнотизирующим и равномерным. — Всё хорошо? — в очередной раз спросил Александр Владимирович. — Да… Да! — простонала графиня. — Может, хотите оршада? — Н-нет… Благодарю… А! Один из господ вдруг встал и с каменным лицом быстро вышел из зала. За ним тут же последовал второй. Остальные словно заколдованные не могли оторвать взгляд от окна. Механизм гудел, как разогнавшаяся прялка, графиня в кресле выгибалась и мелко трясла ладонью, умоляя быстрее. Александр Владимирович попытался что-то объявить, но его голос было не слышно за шумом машины. Тогда он просто махнул Альберту рукой, чтобы тот прекратил — а сам переключил что-то на правом подлокотнике, и дал команду продолжать. Качнулся длинный рычаг, и поршень сам изменил амплитуду. Теперь он входил мелкими и частыми толчками, и Андрею сделалось жарко — до ручейков пота на шее, потому что он узнал тот ритм, с которым Саша любил вбиваться в него под конец. Графиня, запрокинув голову, вся выгнулась, раскрывшись навстречу таранившему её поршню. Александр Владимирович помог ей, подхватив чуть не соскочившую с подпорки левую ногу, и так и остался стоять, заботливо придерживая бедро. Еще один господин быстро вышел с отсутствующим видом. Андрей обернулся на Боткина, ожидая почему-то увидеть недовольство, но тот наблюдал с искренним интересом, перебирая в руке мелкие четки. Эксперимент входил в заключительную фазу. Дыхание графини сделалось прерывистым и быстрым (как и у господ наблюдателей), она постанывала, всхлипывала жалобно, сжимая ладонями грудь. Блестящая от смазки черная резина двигалась с громким хлюпающим звуком… Андрей почувствовал, что его накрывает. Он закусил губами ребро ладони и отвернулся, изо всех сил стараясь не выдать себя. Горячая волна прокатилась по позвоночнику, колени дернулись, и он шумно выдохнул, радуясь, что недаром ему дали сегодня халат. Его складками очень хорошо получилось прикрыть мокрое пятно на брюках, которое растеклось от левого кармана до середина бедра. Наверно, никогда Андрей не изливался так бурно, даже не прикасаясь к себе. Когда он немного пришел в себя, всё уже закончилось. Машина больше не жужжала, Альберт с непроницаемым лицом свинчивал с поршня насадку, а Александр Владимирович держал раскрасневшуюся, счастливую графиню за запястье, сосредоточенно глядя на часы. Пульс оказался: сто двадцать один. Александр Владимирович снова измерил её грудь и аккуратно застегнул пуговки сорочки, и переместившись между ног, уже приступил к ней с неким последним прибором, когда графиня снова вспыхнула. Её колени задрожали, тело выгнулось, и на лицо склонившемуся Александру Владимировичу вдруг брызнуло что-то прозрачное. Он медленно отклонился. Снял заляпанные очки и сидел, хлопая склеенными слизью ресницами. Графиня хихикнула. — Ну что ж… Эксперимент можно считать состоявшимся, — сдавленно проговорил Александр Владимирович. В это мгновение Альберт с артистизмом, который сложно было от него ожидать, проехал по кафельному полу, и вручив коллеге платок, заслонил сцену казуса. — Господа, шампанское? — предложил он, лихо подмигивая. — А, да! — отмерли все. Альберт выкатил столик, на котором красовались ведерко с двумя бутылками шабли на льду и бокалы. Всех охватило приятное оживление, как любых добрых людей в предвкушении выпивки. — Прошу сюда! — замахал Альберт рукой, совсем по-мальчишески, и господа спустились в зал. Все наперебой поздравляли Александра Владимировича с успешным испытанием, целовали ручку графине и поначалу робко, а потом со все большим любопытством разглядывали машину вблизи. Гордый изобретатель пытался зачитать со своего листка, что физиологические параметры испытуемой изменялись в соответствии со средними значениями для обычного coitus, но результат был, скажем так, на лицо. Андрей искоса наблюдал за Боткиным, всё ожидая почему-то неодобрения. Но тот искренне радовался вместе со всеми, и с воодушевлением присоединился к тосту господина с большими усами: — За науку! Науку на благо человечества. — За… как вы изволили назвать аппарат?.. — Автоматический удовлетворитель, — подсказал Александр Владимирович. — За автоматические удовлетворители! — поднял Боткин тост. — Сегодня, — подхватил другой, — шестнадцатого апреля в шестнадцать же часов мы стали свидетелями исторического события — удовлетворения женщины! Все негромко покашляли и пригубили бокалы. Графиня, которая куда-то пропала, появилась уже одетой в простое темное платье и присоединилась к торжеству. Она что-то сказала на ухо Александру Владимировичу, и он зарделся, потупился и сделался очень мил. Андрей смотрел на это, сидя на кушетке и начиная второй бокал. Голова немного кружилась. Зачем-то он обернулся и заметил в углу Альберта, который, мрачнее тучи, тоже смотрел на графиню и Сашу, держа в руке почти полный бокал.***
Домой ехали весело. Извозчик принял их за гуляк и нарочно вез медленно, иногда оборачиваясь, не вывалились ли от пущей живости из экипажа. Александр Владимирович, который теперь сильно пьянел даже от небольшого количества спиртного, оживленно рассказывал Андрею, что это были не какие-нибудь праздные развлечения и разные извращения, а результат определенного… нарратива, наверно, но он сказал «натива» и на некоторое время перешел на немецкий. Когда он снова вспомнил, что русский, Андрей наконец смог понять, что собравшиеся господа уже давно занимались проблемами женских болезней, одним из факторов развития которых является хронический застой крови в области малого таза. К сожалению, современное общество табуирует… Андрей слушал и любовался, какой же его Саша умный. Глаза у барина увлеченно горели, а на виске была полупрозрачная засохшая капля. Андрей не хотел его огорчать, что исключительный успех данного эксперимента объяснялся непосредственным участием изобретателя. А впрочем, кто знает. — …На самом деле, это почти что халтура… Прототип. Мы… размахались для плавного хода. И с паром получилось не очень. Да. В дальнейшем, надеюсь, получится уменьшить размеры устройства и сделать его компактным и доступным в быту, обыденным, как, например, газовая лампа или вязальная машина! Если воспринимать это как медицинскую процедуру без каких-либо ложных моральных коннотаций… — И для мужчин тоже будет? — спросил Андрей. Саша помолчал. Потом серьезно сказал: — По правде, нет такой необходимости. Хотя, если говорить о массаже определенных желез… Осуществлять его механически, то есть, механизированно? — он потер переносицу и захлопал глазами. Андрей наклонился ближе и зашептал ему на ухо, что пока сидел там, такую машину придумал… Помнит барин, как еще в деревне изобрел доильный аппарат для коров, испытали толком всего пару раз, да бежать пришлось? А если такую же вакуумную колбу, но на уд, чтоб выдаивало, пока сзади вовсю массирует поршень? И машина не остановится, пока не выдашь, эту, физиологическую норму, вот. Сам же, барин, говорили, что застой семени негативно влияет на весь организм. Может, надо механизировать? Доить не коров, а крепких крестьянских парней, чтобы все были здоровые. Каждые три дня, а за плохой удой сечь. И ноги лучше к распоркам привязывать, ремнями, да покрепче… Саша выдохнул и тихо попросил не говорить такие вещи, а то до дома они не доедут. Андрей довольно улыбнулся, чувствуя почти что реванш.***
Квартира спиритов оказалась уже заперта. Андрей, который ни о чем не успел рассказать, метнулся к замочной скважине, но внутри было темно и тихо, только угадывались на полу очертания разбитой балалайки. Саша с неожиданным сочувствием отнесся к изгнанию домового. Послушав Андрея, он вздохнул, что должны существовать методы коммуникации даже с такими формами жизни. Нельзя бесконечно воевать, надо и договариваться… Он не сразу понял, почему Андрей так грустно улыбнулся. Тот показал ему подаренные графом контрамарки. Они оба помолчали. — Ну что ж, — наконец сказал Саша. — Предлагаешь мне договориться и с этой формой жизни? Андрей с надеждой кивнул.