Кузьма и барин

— Бери-бери, — кивнул граф. — Вкусные, кунжутные. Андрей сердито взял сразу два козинака и тут же разгрыз. Осколки он спрятал за щеку. «Если что, оцарапаю ему хуй», — решил Андрей и немного успокоился. Граф смотрел на него — гипнотически-темными зовущими глазами и саркастично кривил полные губы. Сегодня его черные волосы были гладко зачесаны назад, брови, кажется, слегка подведены, и всё лицо являло образ странной, тревожной красоты. Только вот на Андрея все эти фокусы больше не действовали. — Что вам угодно? — сухо сказал он, стараясь не шепелявить. — Решили… завершить со мной начатое? Граф расхохотался и откинулся назад. Его живот под черным складчатым жилетом задрожал. — Фто-о?! — не выдержал Андрей. — Извольте объясниться! — Сейчас мы выедем на взморье, там и будем объясняться, — ласково улыбнулся граф. — Вас найдут. Вас видели… К-кучер!.. — Андрей, едва не выронив защечный козинак, истошно заорал: — Штой! Немедленно оштанови, ты! — Не утруждайся, он глухонемой, — граф, наслаждаясь паникой Андрея, как будто стал еще белей и глаже. — За то его и нанял. — А… как он знает, когда, ну, — задумался Андрей, — остановиться? Или тронуться? Граф показал ему витой шнурок, по сложной передаче ведущий в маленькую дырку в передней стенке. — Механизация. — А-а. — Андрей очень постарался не представлять, к чему крепился другой конец шнура. Карета ехала теперь по редким доскам, то и дело проваливаясь в лужи вязкой грязи. Должно быть, они добрались до западных окраин острова. По этой каше, всё более жидкой, катились уже довольно долго, и Андрей почти решился: резко вскочить, толкнуть дверь и бежать куда глаза глядят, когда они остановились. — Сегодня быстро, — улыбнулся граф. Андрей вдруг понял с ужасом, что позабыл про тот крошеный козинак во рту и незаметно проглотил его. Теперь он был абсолютно безоружен. — Пошли, — кивнул граф и открыл перед ним дверь. Андрей невольно ахнул: за дверью было море. Они стояли на самом берегу, и грязно-серый пенистый прибой в паре шагов лизал песок. Залив, огромный, сизый, уже освобожденный ото льда, казалось, дышал словно больное огромное животное. — Пошли-пошли, — граф как-то по-мальчишески пихнул его в плечо, и Андрей, собрав всю волю, вылез из кареты. Граф, крякнув, тяжко высадился следом. Следующая четверть часа была одним из самых странных эпизодов в жизни Андрея. Даже когда они с супругом впоследствии отправились в Бомбей, и Саша принял (из вежливости) огненное посвящение парсов, Андрей не чувствовал себя так ирреально глупо и неловко. Они с графом пошли вдоль воды по абсолютно пустынному взморью. Казалось, на версты вокруг не было ни одной живой души. Андрей шел ближе к полосе прибоя, и очень скоро ноги у него намокли. Позади медленно ехала карета. Граф Горшенев таинственно молчал, и Андрей содрогался внутренне от смеси страха, ненависти, нетерпения и любопытства. О, граф умел себя подать! Что же он ему предложит — вернее, потребует? Выезд из страны для Саши за особую услугу?.. Андрей был к этому готов. Но граф молчал и лишь змеисто, тонко кривил уголок карминового рта. Песок сменился валунами: они добрались до одного из мест, где то ли была разрушенная пристань, то ли сама природа так разбросала камни. Саша рассказывал, это из-за ледника… Саша. Андрей сжал кулаки. Граф, ловко балансируя, прошел по валунам и замер, глядя в море. Его массивная фигура чернела на фоне водной глади и тумана. — Что напоминает? — не оборачиваясь, вдруг строго спросил он. — Каспара Фридриха, — процедил Андрей сквозь зубы. Судя по движению хвоста из темных прядей, перевязанных серебряным шнуром, граф с удовлетворением кивнул. Прибой, шурша, взбежал к его ногам… В следующую секунду граф лежал ничком в воде и бултыхался, отчаянно ревя как зверь и матерясь. Это Андрей со всей силы пихнул его между лопаток — и бросился бежать. Он несся прочь по пустырю, от моря — то есть на восток, туда где город, люди, жизнь. Сухие ковыли хлестали по ногам. Но как назло, за ним в погоню кинулся возница. Спрыгнув с козел, он побежал как пес — словно не на двух даже ногах, а на всех четырех, громко дыша раскрытым ртом. Андрей услышал за спиной это нечеловеческое, страшное сипение, и сердце сжалось от тоски. Теперь-то граф его не пощадит… Перед глазами промелькнули яркие картины, как граф с улыбкой запускает в него свою большую руку по самый локоть (тот у графа был в обхвате как голова младенца, не меньше, мог Андрей сейчас поклясться). Как рвёт его крюками… Как… Преданный кучер налетел, схватил его за шкирку как котенка и молча потащил к карете. Андрей пытался выскользнуть, вывернуться из шинели, но громила перехватил его уже за волосы у основания шеи, и так довел до экипажа. Граф сидел на подножке, ужасно злой, и весь дрожал. Кажется, плед, наброшенный на плечи, ему совсем не помогал. По бледному лицу дорожками стекала тушь. — Дурак! — с обидой рявкнул он Андрею. — Сам дурак, — задрал тот подбородок. — Ладно, — граф махнул рукой, вставая. — Вижу, он тебя изрядно приручил. — Он… Саша не… — Так. Едем в город. — Граф сделал кучеру знак, стукнув по ладони двумя пальцами, и громила затащил Андрея вновь в карету. Они поехали обратно, всё так же по песку, грязи и доскам. Граф, заперев двери, деловито спросил: — Ты действительно его так любишь? — Да. Больше жизни, — сказал Андрей. — А почему тогда ты позволяешь ему умирать у тебя на глазах? — Граф стянул сюртук и принялся расстегивать мелкие пуговки жилета. Андрей не знал, что отвечать. Потому что Саша сам так желал? Потому что, по правде, выхода у них и не было?.. — Я хочу вам предложить занятный план. — Граф скинул мокрую рубашку, обнаружив под ней кружевное бюстье. Андрей громко сглотнул. — К сожалению, ты не дал мне рассказать о нем, как он того на самом деле заслуживает, поэтому… Расстегни. Граф повернулся боком, и Андрей дрожащими (но не от холода) пальцами расцепил три пары серебряных крючков. — О-оо, — граф освободился от этой неожиданной детали туалета и с наслаждением принялся разминать свою безволосую белую грудь. — Вы сказали, план? — Да. — Граф откинул сидение рядом с собой и вытащил саквояж, из которого, в свою очередь, извлек большую блестящую флягу. — А какой план? — Можешь на руку вот так, и кругами? — граф отвинтил крышку, и карета заполнилась резким запахом водки. Не веря, что он это делает, Андрей плеснул на ладонь немного из фляги и стал послушно растирать спину графа. Она была гладкая, мягкая, чуть подернутая жирком, и Андрей почему-то подумал, что графу должно быть очень приятно на ней ночью спать. Впрочем, на животе, наверно, было приятней в два раза. Его Андрей тоже растер. — Давай-ка поприлежней, — велел граф, отклоняясь на сидении. — В этой истории довольно одного больного легочной чахоткой! И Андрей, как ни хотелось плеснуть графу из фляги в лицо, растер его всего — от горла, где темнели следы маленьких, должно быть, женских пальцев, до низа живота, округлого и теплого. «Ничего ты не простудишься, — зло думал он. — Жира как на морже». — Итак, план, — вздохнул граф, надевая сухую чистую сорочку из того же саквояжа. — Сегодня вам под видом сладостей, которые наш Сашенька ест не по возрасту, доставят дамское траурное платье его размера. Конечно, Саша как обычно будет против, его придется убеждать. Надеюсь, ты как-нибудь с ним справишься. — Граф, нахмурившись, поколебался между пледом и старушачьей вязаной кофтой, и выбрал все-таки кофту. — Да, я смогу. — А вечером часу в десятом к вам придет от меня женщина под видом посыльной-богомолки, в таком же темном платье. Саша должен быть уже готов. Гостья останется у вас, а он через минуту, одетый в женское, покинет дом и отправится по адресу, который гостья назовет ему. В ближайшие сутки он через княжество Финляндское пересечет границы Империи по поддельным документам. — Но это… — Андрей не знал, что именно. Сложно? Опасно? Противозаконно? — Почему тогда вы привлекли внимание полиции, похитив, ну, меня? — Так тебя же. — Но… — Сейчас все будут заняты охраной вас от налетчиков, — тепло разулыбался граф, — и никто не расценит в качестве угрозы какую-то женщину. — А… — Я не понял, ты его любишь или нет? — граф даже возмутился. — Люблю. — Ну вот. — Граф расстегнул брюки, и Андрей с некоторым облегчением увидел там обычные кальсоны, а не кружевные панталоны, как во сне. — Снизу вас растирать не буду, — предупредил Андрей. — А ты пока не заслужил, — хохотнул граф, суча ногами. — И всё-таки я не понимаю, зачем вам… — Что-о. — Почему вы вдруг решили нас спасать? Я думал, вы… с Александром Владимировичем давние враги. — Саша забавный. Ты, кстати, тоже, — граф подмигнул, и плеснув себе на руку, принялся массировать толстое белое бедро. — Будет жалко, если такая уникальная комедия прервется раньше времени. — Я… — набычился Андрей. — Кстати, что касается тебя, — граф снова одарил его месмерически-опиумным взглядом. — Сначала будет буча. Потом уляжется. Возможно, обвинения даже снимут. Вы с его этим, Яковом… как там, Зирбинштейном? — неважно, немного развяжетесь с делами, и ты предпримешь путешествие, допустим, для лечения на Кавказ. Оттуда легче бежать в Стамбул. Ну а оттуда уже во Францию на пароходе, где тебя, являя чудо преданности, будет ждать любезный Саша… Андрей молчал. План казался фантастическим и странным. Но разве не был странным весь этот мир?.. — А почему не напрямую? Если обвинения будут сняты? — Так интересней, — блеснул глазами граф. — А. — Бэ. — Я согласен, — сказал Андрей. — Еще бы ты не был, — хмыкнул граф и отхлебнул из фляжки. — Хочешь? Андрей отпил — и болезненно закашлялся, к великому удовольствию графа. Это была не водка, а чистый спирт. Судя по очертаниям домов за окном, они приехали уже на третью линию. Граф дернул за шнурок, и карета остановилась возле какой-то открытой арки. — Давай, как мышь пуховая, — граф пошевелил двумя пальцами в серебряных перстнях. — Ждите посыльного. — Да… До свидания. — Андрей, вставая, задел коробку. Она перевернулась, и козинаки рассыпались по полу. Андрей поморщился: — Простите, я… не хотел. — Да ничего, — успокоил граф. — Я их уже ронял. Пока-пока! Андрей, шатаясь, вылез из кареты. Сам не свой, он даже зашел на рынок и успел купить немного свежего, на марле, творога. Дома на первой линии у парадной его поджидал давнишний маленький жандарм, уже наплевавший на маскировку под татарку. При виде Андрея он очень обрадовался, подбежал, заламывая руки: — Это вы! А я не знал, что делать, право… Пропустил, винюсь, не уследил… — Ничего, — сказал Андрей. — Меня ж вернули. — А что… — Карточный долг. Вы кипятка хотите? Жандарм захлопал круглыми желтушными глазами. — Могу вам вынести попить. — Не откажусь.

***

Ну а вот Саша отказался. Конечно, по-иному не могло и быть. Он удивительно спокойно воспринял известие, что Андрей опять общался с графом (наверно, потому что Андрей выпустил часть про закидывание в экипаж). Но лишь услышав, что за план был разработан, он замотал кудрявой головой: — Нет. Я не буду. — Саш… — Это совершенно… Нет. Исключено. Он принялся ходить по комнате, сжав кулаки и тяжело дыша. Андрей еще раз попытался: — Ну Саша. Граф, мне показалось, и вправду не желает зла… «Даже похитил меня как-то почти по-доброму сегодня». — О да, он не желает. Он сам есть зло, — Саша безумно усмехнулся. — Пойми! Всё, всё что делает этот человек, служит одной лишь цели — интриговать и унижать других. Хм, это две… В общем, мне не нужна его сомнительная помощь. — А мне нужна, — негромко пробурчал Андрей. Саша всхрапнул и сердито глянул на коробку. Она покоилась на столике в гостиной, распотрошенная Андреем. Под слоем из двух дюжин кексов в розовой глазури (без пары штук, которые стыдливо съел жандарм) был слой таких же в голубой. А вот под ним, из дырки в двойном картонном дне, торчал прозрачно-черный газовый рукав. — Наверное, граф всё задумал, чтоб меня поймали при этой трусливой, стыдной, идиотической попытке, — продолжил Саша. — Он просто хочет максимального позора… Тут у Андрея сдали нервы. Он подскочил и с силой грохнул каблуками в пол. — Ты что? — Саша смотрел, не понимая. Андрей заплакал. Он обнял Сашу, уткнулся ему в грудь и тихо-тихо проговорил: — Я так люблю тебя и не могу тебе помочь… — Я знаю, — Саша погладил его по волосам. — Ну почему всё так?.. За что? Мы были слишком счастливы, да? И вот теперь… Саша уютно загудел ему на ухо, что связи нет, и не бывает расплаты за любовь и счастье, как и кары за грехи. Вся жизнь — лишь цепь случайностей. У них они сложились так. — Ты моя самая лучшая случайность, — улыбнулся он. — А ты моя, — хлюпнул Андрей потекшим носом. — А граф… насколько помню, он делал мне когда-то грубые намеки, что был бы рад меня увидеть в женском среди своих гостей. В знак моей особой преданности, зная, насколько я к подобному не склонен. Должно быть, захотел воплотить и эту шутку. — Саш… — Что? — А если все же… — Нет! Я не оденусь в платье для графа! — А для меня? — Андрей поднял лицо. Саша слабо улыбнулся: — Ты правда хочешь? — Да, — сказал Андрей, мигом охрипший от волнения. — Очень. Саша всё колебался, и Андрей лукаво прошептал: — Да к черту графа. Сделай это для меня. Пожалуйста. Саша, прикусив губу, кивнул: — Давай. Но только для тебя. Судя по тому, насколько быстро Саша согласился, ему тоже было очень любопытно. Черное платье оказалось непростым и явно недешевым. Из тонкого, но плотного мерцающего бархата с коротким ворсом, оно было покрыто легким чехлом — слоем темно-серого, будто дымка над петербургской верфью, газа, местами схваченного искрами жемчужных звезд. Прилагалась и вуаль — короткая, но плотная, из такого же полупрозрачно-угольного газа. Платье было хитроумно сжато, сложено так, что занимало совсем немного места. Извлеченное из-под двойного дна коробки, оно за несколько мгновений расправилось, раздулось почти пугающе. Саша тронул складки пышной юбки. — Матушка, помню, любила именно такие. Всегда сама смотрела, как ей отпаривают платья перед балом, что-то подшивают… — Она бывала на балах? — Андрей немало удивился. — Да. И после моего рождения. Обожала танцевать, отец её возил в наше дворянское собрание… пока она не заболела. Саша машинально проводил рукой по тонкой ткани, смотря перед собой, однако же не на Андрея, а куда-то глубже, дальше. — Она совсем уж не вставала, а всё просила принести ей платье, одно, другое, как будто выбирала, в чем поедет… — голос его дрогнул. — Спрашивала, какое ей к лицу. Я говорил, что все. — Какой ты добрый, Саш. — Они ей правда шли. — Ну и тебе пойдет, — улыбнулся Андрей сквозь слезы. Если до этой истории он еще сомневался, стоит ли прибегать к благодеяниям графа, то теперь был полностью уверен: Сашу нужно спасать. Он не должен стать еще одним воспоминанием, милым призраком, грустным и светлым, нет… Интересно, а долго от Стамбула плыть до какого-нибудь там Гавра во Франции?.. Саша расстегнул жилет и снял рубашку. Андрей грустно опустил голову, заметив, как сильно выступают ребра и ключицы. Похоже, помогавшие поначалу желтки с молоком совсем утратили действенность. — Тебе помочь? — Наверно, нет… спасибо. Саша нырнул в платье, просунул руки в рукава, и лишь затем избавился от брюк. Андрея это насмешило; он глупо вдруг подумал, а как делают в таких случаях дамы? Но потом вспомнил, что они обычно брюк не носят. Ну, кроме графини Аллы, которая, по рассказам Саши, щеголяла пару раз в костюме жокея и не видела в том причин для скандала. — Ты не поверишь, но мне впору, — покачал головой Саша. — Что очень странно, так как повода узнать наверняка мои антропометрические параметры я ему не давал. Андрей улыбнулся — либо у графа шпионы в ателье Зихлера, либо очень хороший глазомер. Саша выглядел дивно красиво: неглубокий вырез обнажал сверху гладкую смуглую кожу груди (тут Андрей испытал укол ревности, потому что граф — или его портной — каким-то образом знал и где у Саши начинаются волосы). Длинные рукава скрывали широкие мужские запястья, но доходя до середины ладони, подчеркивали изящные пальцы. Шуршащие юбки касались самого пола. В черно-искристом бархате, с уже отросшими немного темными кудрями, он был как древнее божество ночи — высокая, статная Диана или сама предвечная Геката. Андрею захотелось опуститься на колени и целовать край расшитого подола — если богиня дозволит. — Скажем графу спасибо, что без корсета, — хохотнул Саша. Андрей зачарованно сказал: — Тебе бы очень пошло. Он смотрел на Сашу, как-то разом осознав реальность странного плана. Вот таким — в этом сказочном женском наряде, останется Саша для него надолго, может быть, навсегда. Неужели он и вправду покинет сегодня их дом, чтобы оказать полностью вверенным милости графа? Безумие. И всё же… Повертев вуаль, больше похожую на фату новобрачной, Саша приладил её к волосам, опустил на лицо. Черты, скрытые полупрозрачной тканью, сделались как будто изящней и тоньше. Совсем неземные, нездешние… — Что ты? Очень глупо? Андрюш?.. Андрей вздрогнул — вот он и увидел Её. Чёрную невесту. Саму прекрасную Смерть. — …Спорю, мой кадык всё равно сияет с пятнадцати шагов. — А если так? — Андрей накинул на лицо второй слой. — Ты что-нибудь видишь? — Без очков — ничего, — рассмеялся Саша. Он на пробу попытался взять со стола кекс, но промазал, и согнулся от хохота пополам. — Нет… — Он швырнул фату на стол. — Определенно, это самый глупый план побега из всех. Я же в первую минуту выдам себя. Ну какая из меня барышня, ох. — Самая настоящая! — вступился Андрей. — У тебя очень хорошо получается, Саш. Давай, это, пройди. Вздохнув, Саша покашлял и попытался продефилировать по комнате. Ходил он по-мужски, немного загребая ногами, но с другой стороны, мало ли косолапых задумчивых женщин? — Вот так, — улыбнулся он. — Замечательно! — Хорошая из меня барышня? — Самая лучшая, — прошептал Андрей. Он склонился в полупоклоне, и Саша подал ему руку для поцелуя, внезапно совершенно по-женски. Андрей припал губами к горячей коже — а потом, резко выпрямившись, обхватил Сашу за плечи и закружил по комнате в странном, несуществующем танце. Как тот немецкий вальс, которому Саша учил его перед отъездом в усадьбе — но быстрее, отчаянней. — Что ты… — смеялся Саша, отклоняясь. Андрей притянул его к себе и с жадностью поцеловал. Как полагается истинной барышне, Саша тут же залепил несильную пощечину, и игра началась. Всё было естественно и весело, как будто они делали так уже тысячу раз. Недаром барин рассказывал Андрею, что частенько в детстве наблюдал из окна усадьбы игры девок на лугу, представляя себя с ними — да видно, не только в роли водящего! Саша ускользал, выворачиваясь, Андрей гнался следом. Вокруг стола, в прихожую и обратно, и в спальню… Ему почти удалось прижать Сашу к кафелю печки, но он вырвался и с хохотом бросился на кухню. Там-то Андрей его и настиг. Он жадно целовал шею, покрывал поцелуями-укусами ключицы в вырезе платья. Саша, притиснутый к стене, запрокидывал голову, и Андрею сразу представилась драматичная картина: какая-нибудь прелестная пленница изнывает, допустим, от окруживших её крыс и подступающих к самым ногам потокам воды… Но он отмел этот образ как вредно-сентиментальный, и поцеловал своего милого Сашу за ухом, а потом с удовольствием, дерзко облапал грудь. — Ах, право, что вы творите! — прошептал Саша с деланным негодованием, и они рассмеялись. Андрей не мог поверить: вот, еще четверть часа, может, меньше, и они расстанутся. Саши больше не будет, он уйдет. Хотелось запомнить каждую пядь его кожи, его тепло, его особый, теперь — лекарственный, запах, сам его вкус. Андрей быстро опустился на колени, ткнулся виском Саше в живот. — Что ты, хороший… Андрей, сдерживая слезы, обхватил его за пояс и крепко прижался всем телом. Саша успокаивающе гладил его по волосам, приговаривая: — Ну что ты, что… Андрей, сглотнув, с надеждой поднял глаза: — Можно? Пожалуйста. Саша молча кивнул, и Андрей торопливо принялся закатывать юбки. Никогда еще он не брал так отчаянно. Приспустив белье до колен, Андрей вцепился в сашины бедра и жадно, давясь, насаживался ртом. Почему-то он хотел, чтобы было почти грубо. Саша понял и положил руку ему на затылок. — Так, Андрюш? Так ты хочешь? Андрей опустил в знак согласия ресницы, и подавив рвотное движение, принял его так глубоко как только мог. Голова кружилась, в горле саднило, но он хотел почувствовать своего Сашу до конца — напоследок. Саша помогал ему, притягивал ближе за шею и сам подавался бедрами вперед. Он хрипло дышал сквозь сжатые зубы — но ничего не говорил, да Андрею и не было нужно: сашино дыхание было для него лучшей музыкой. «Я люблю тебя — я люблю тебя — я люблю тебя…» Андрею сделалось досадно до ужаса, что природа сотворила его зачем-то мужчиной. Почему? Ведь храброе сердце или всяческие таланты могут быть и у дам, а вот способность родить… Задыхаясь и плача, он думал: вот бы у них с Сашей был общий ребенок… Что-то, что останется после… после Саши сохранит на Земле его красоту… когда он уйдет… Андрей представил себя с животом, этакой счастливой матроной, и улыбнулся уголком растянутого до боли рта. Вот они с Сашей снова в усадьбе, сидят на балконе за чаем, и белые вишневые ветви колышутся снизу… Рядом бегают дети, два мальчика и девочка. Саша, встав из-за столика, вызывает бонну и велит присмотреть, а сам уводит Андрея в кабинет, и там помогает встать на четвереньки, опереться руками на кушетку. Гладит и ощупывает тугой, беременный двойней живот, а потом берет его сзади… — Андрюша, как же ты, а… А! — вскрикнул Саша. — Бо… же… Андрей отметил: вот при какой степени чувственного распаления перестает барин быть атеистом! Надо, значит, чтобы себя забыл от удовольствия, а там и «боже», и «господи», и «бога душу мать» (хотя это, наверно, не очень по-православному). А умел бы и Саша рожать… Говорят, от деторождения организм обновляется. Может, чахотка б прошла. Андрей представил: теперь Саша беременный, ходит по дому всегда в платьях с распущенной шнуровкой. Волосы длинные, до пояса… Андрей каждый вечер ему их расчесывает. А потом укладывает на бок на широкую кровать в барской спальне, чуть приподнимает его левую ногу… От этих образов Андрея пронзила сладкая судорога — не пришлось даже касаться себя. Это было почти до мучительного сильно и остро, наслаждение сделало его словно лишенным кожи. Всё чувствовалось во сто крат, и горячий, распиравший ему горло член — тоже. Андрей принялся быстро сглатывать, уже не двигая головой. — Да, да… — стонал Саша. Он больше не держал его за затылок, а терзал, комкал платье, мотая головой. — Да, да, пожалуйста… Колени у него затряслись, и не придержи его Андрей, Саша бы, наверно, упал. — Я сейчас… — он попытался отстраниться, но Андрей лишь качнулся вперед, и принял всё до конца, до последней капли. Как жаль, что нельзя навсегда сохранить этот вкус… Саша постанывал и всхлипывал, вздрагивая от движений его языка. Он тяжело дышал, и это тоже хотел Андрей запомнить — потому что так было. И в этот миг он верил: всё у них получится, и Саша еще не раз будет так же загнанно дышать и сладко, сладко стонать из-за него… Вдруг Саша замер, будто бы оцепенел. Андрей поднял глаза. Саша смотрел куда-то за его спиной, испуганно и дико. Андрей быстро обернулся, прикрывая Сашу, и увидел за окном, в темноте двора-колодца лицо, подсвеченное сбоку длинным языком огня. Оно казалось довольно близко и будто бы парило за стеклом, искаженное смертельным ужасом. На секунду кровь застыла в жилах. Живая голова! Летучая!.. — Ищейки, — выдохнул Саша. — В соседнем доме… Андрей мгновенно понял — жандарм. Какой-то бедолага, занявший пост напротив их лишенной шторы кухни. И он всё продолжал нелепо, потрясенно пялиться. Да, не каждый день можно увидеть даму, совершающую столь неженские дела… Недотепа понял, что себя выдал, и потушил огонь. За окном снова сделалось темно — как во все предыдущие вечера, когда Саша драл Андрея на столе, или, усадив голого на табурет на пробку, заставлял спрягать французские глаголы. Должно быть, есть пределы долготерпению человеческому. Часы в гостиной пробили десять. Никто к ним так и не пришел. Осознание наваливалось медленно, неотвратимо. Андрей будто отодвигал его, как отпихивают палочкой жука или лягушку, но мысль всё возвращалась: граф снова победил. Смог выставить их парой извращенцев (не то чтобы они такими не были, конечно…) Саша оказался прав. Как и всегда. И не было вовсе никакого благородного спасительного плана. Андрей не удивился бы, если граф тоже следил за ними, но выше этажом и просто не обнаружил своего присутствия. Как он, должно быть, сейчас смеётся! Как разносится по чердаку, рокочет его голос, словно уханье напившегося крови филина!.. — Ладно, — Саша почесал плечо под платьем и сел на край стола. — Всё равно, в лечебнице на эту пятницу назначен один опыт… — Над тобой? — тревожно перебил Андрей. — Нет, — Саша улыбнулся. — Но требующий моего строгого контроля. — И видя, что Андрей всё еще смятен, добавил: — Да и куда мне ехать без тебя? Так что всё к лучшему. Андрей не был уверен, что это так, но на дно мазутно-черной ямы, где он себя почувствовал, как будто заглянул тонкий лучик света. Конечно, надо вместе. И поскорей. Господи, пусть в эту субботу состоится треклятая премьера, и Миха попросит за них у Императора! И как всегда бывает, стоит только утвердиться в какой-либо надежде, судьба швырнула их опять на дно мазутной ямы. В дверь вдруг позвонили. Андрей открыл. В прихожую вошла высокая мужиковатая особа в платье точно как у Саши. Она откинула вуаль и хрипло пробасила: — Ну что, собрались, цуцики? О, вижу, уже переоделся, — она кивнула на Сашу. — Боюсь, планы немного изменились, — вздохнул он. — Это что значит? — она заметно огорчилась. — Струсил? — Он не струсил! — Как бы вы отнеслись к предложению чая с кексами? — улыбнулся Саша. — Дык, это… гран мерси! — нашлась она. — Я б очень даже отнеслась. — Тогда позвольте ваш палантин. Андрей, поставь-ка свежий чайник, пожалуйста. И Андрей пошел на кухню хлопотать о чае. Что ему еще оставалось?