Годжо Сатору
Ты ненавидишь его всей душой. — Просто сдайся… — он томно шепчет тебе на ухо, словно ласковый любовник. Ты щуришься. Во тьме подвала тебе мерещатся монстры, с которыми ты общаешься, когда его тут нет. И, честно надо признаться, компания этих монстров кажется тебе куда более привлекательной, чем его. Он думает, что может тебя сломать. Он предлагает тебе всё. Весь мир будет у твоих ног, только если ты сдашься, позволишь ему любить тебя, признаешь, что принадлежишь ему… Иногда это кажется хорошим вариантом. Гораздо лучше, чем валяться в холодном, темном подвале, позволяя ему ломать тебе кости, выкручивать суставы… Ты скалишься, показывая несколько уродливых дырок в ряде своих зубов. — Пошёл… Нахуй… — с трудом выдыхаешь ты, плюя в его холеную рожу. Голубые глаза, в которых только секунду плескалась нежность, становятся холодными. Ты видишь, как темнеет в них ясное небо, превратившись в мутную воду из грязного озера. Урод. Ты уже не кричишь, когда твои кости трещат под его сильными пальцами. На глазах застывают бессильные слёзы, из груди вырываются болезненные вздохи… Ты не сдашься. Не позволишь этому ублюдку получить то, чего он хочет. Всё, что он хочет — это ты. Твоё послушание, твою любовь, даже если она рождена из сумасшествия и боли. Он хочет, чтобы ты в нём нуждалась также, как он нуждается в тебе. Никогда. Всё, чем ты владеешь сейчас — это твой разум и душа. Даже тело тебе уже не принадлежит. Ему этого мало. — Ты так плохо себя ведёшь… — он разочарованно стонет. — Всё должно быть не так! Ты почти слышишь в его голосе плаксивые нотки. Твоё сердце радуется. Если ты можешь причинить страдания этому ублюдку — а ты можешь — ты счастлива. Он никогда не сможет получить то, чего действительно желает всей душой. Никогда он не получит твоей верности. Ты его не признаешь. Он кладёт голову на твою тяжело вздымающуюся грудь, вслушиваясь в биение твоего измученного сердца. Его пальцы почти ласково поглаживают твои сломанные ноги, будто бы не он их только что ломал. У тебя всё болит. Даже если он выведет тебя из этого подвала, то ты уже вряд ли сможешь ходить сама, а если каким-то чудом и сможешь, то явно хромая. Нормальная жизнь закончилась в тот момент, когда ты решила бороться. Этот подвал станет местом твоего погребения — ты уверена. Твоя тёмная, грязная, холодная могила, где никто, кроме него, не услышит твои болезненные крики, слёзы и стоны. Монстров из теней ты не боишься. Они не способны тебе навредить. Истинный монстр сейчас лежит над тобой, вслушивается в твоём сердцебиение и молит о снисхождении, словно ребёнок. Он единственный урод здесь. Не кривые рожи и неправильные изломы порождённых твоим больным разумом монстров. Ты видишь уродство в его неземной красоте, чувствуешь гнилую вонь его души. Ты никогда не видела ничего более уродливого. Что за женщина выносила это? — Ты так жестока… — он всхлипнул. — Я просто люблю тебя. Ты ему нужна. Но он тебе нет. Пусть он может творить с твоим телом всё, что ему вздумается. Ломать кости, вырывать органы, отрезать конечности или погружать свой уродливый член внутрь тебя. Но он никогда не добьётся от тебя тех трепетных слов, ради которых живёт. Это всегда больно, но в этой боли ты видишь некое… Удовольствие. Ты сильнее, чем ему хотелось бы. Не настолько, чтобы сбежать отсюда, но настолько, чтобы сохранить свою глубокую ненависть к этому уродливому сыну шлюхи. Ты не поддашься внутренним демонам, своими руками задушишь маленькую девочку внутри, которая любила его. Ты встретишь свою смерть с достоинством. Ты смеёшься хрипло. Он приподнимается и смотрит на тебя с интересом. В его мутных глазах ты видишь застывший вопрос: «Ты всё ещё можешь смеяться?». Ты улыбаешься. От этого болят губы, болят мышцы лица, болит грудная клетка. Всё-всё-всё болит. — Поплачешь для меня? — ты смотришь прямо в его удивлённо расширяющиеся глаза. — Ради тебя я готов на всё… — он обиженно надувает губы. Твоя ухмылка безумна. Твои глаза лихорадочно блестят. Ты наслаждаешься этим. Страдай. Ты привлекаешь его поближе. Он с охотой льнёт к тебе, почти соприкасаясь с твоими губами. В его глазах сияет надежда, что ты наконец-то сдашься. Наконец-то признаешь его. Просто позволишь себя любить. Он на всё готов! — Я никогда не будут твоей, — выдыхаешь ему в губы. — Никогда. И раздражаешься безумным хохотом, от которого у любого нормального человека застынет кровь в жилах. Он может вырезать твоё сердце, выломать тебе рёбра, сжать этот орган в своих руках, но осознание, что оно никогда не будет по-настоящему принадлежит ему останется. Пусть оно преследует его вечность. Это меньшее из того, что он заслужил. Сатору с ужасом отшатывается от тебя. Ты слышишь исходящий от него всхлип, полный боли и отчаяния. Ты ранишь его в самое сердце. Из тебя вырывается блаженный вздох: — Я проклинаю тебя, Годжо Сатору. От всего своего сердца. Пусть отчаяние твоё будет вечным. Пусть страдание твоё не закончится со смертью.Гето Сугуру
— Милая, давай успокоимся… — он примирительно поднимает ладони. — Сядем, поговорим… Ты задумчиво стучишь дулом пистолета о свой висок, а когда он дёргается в твою сторону, предупреждающе оттягиваешь курок указательным пальцем. Совсем немного, совсем чуть-чуть. Он останавливается, как послушный пёс. — Заткнись, — холодно бросаешь ты. Он молчит. Ты имеешь над ним власть куда больше, чем думала. Только теперь это смысла не имеет. Этот ужасный мужчина разрушил твою жизнь. Из-за его секты ты потеряла связь с семьёй, деньги, жильё, свои документы, свой рассудок … Ты находилась в полной зависимости от этой секты, от него. Наконец, ты хотя бы можешь вернуть себе контроль над единственным, что у тебя есть – своим телом. Конечно, определённая доля вины за тобой есть… Но нельзя судить людей, которым промывают мозги в сектах. Ведь вы искали здесь спасения. Он убеждал вас, что всё хорошо. Он был для вас богом. Он указывал вам «верный путь». Когда ты потеряла своего сына, жизнь для тебя была кончена… Так тебе тогда казалось. Именно тогда тебе посоветовали одного монаха, который решал чужие проблемы. Деревенские бабушки описывали его как божество во плоти, а ты была слишком истощена, чтобы спорить с ними… Встреча с ним изменила твою жизнь. Сначала тебе казалось, что к лучшему. Ты верила, что он действительно заботится о своих последователях. Видела в нём воплощение Будды. Как же ты ошибалась. Клетка захлопнулась, оставляя тебя гнить внутри этой адской бездны, чётко осознавая, что он способен перекрыть тебе воздух в любой момент. Сжать твою шею, сломать хрупкие позвонки, как будто бы это не требовало никакой силы… Как он сделал с твоим парнем. Как он сделал это с тем милым садовником. Как он сделал это с мальчиком, похожим на твоего сына. Он всегда прижимал тебя к себе, ласково прошептал на ухо, перебирая между пальцев пряди твоих коротких волос. Но ты, как хорошая девочка, отрастишь их для него, правда? — Встань на колени, — требуешь ты, не отрывая от него глаз. Кажется, даже не моргаешь. Прошлая ты никогда так не говорила. Прошлая ты была полна любви к миру, была готова раскрыть для каждого свои объятия. Сделать всё, что в твоих силах для помощи ближнему. Теперь в тебе не осталось ничего. За рёбрами твоими грязна и неприглядна пустота. Он послушно встаёт на колени, смотря на тебя мягким-мягким взглядом. Лицо его выражает мольбу не делать этого. Ты лишь тень прежней себя. — В чем дело, любовь моя? — спрашивает он мягко. — Это всё из-за того ребёнка? Если ты хочешь ребёнка, я мог бы дать его тебе… Словно о собаке говорит. К твоему горлу подкатила тошнота. Он снимал слой за слоем с тебя, словно сдирал кожу, оставляя обнажённое, кровавое мясо. Он оставил только уродливую пустоту у тебя. Он запер тебя в клетке. Он решал, что тебе есть, с кем общаться, как жить, что и как говорить. Он полностью контролировал твоё дыхание и наслаждался той властью, которой имеет над тобой. Над своей маленькой, милой женой. В тебе больше нет сил на ненависть, но зато находятся силы на отвращение. Ты не можешь простить его ужасное отношение к людям. Никогда. Он не задумываясь отбирал у несчастных их деньги, их рассудок, их жизни… Они верили, что он спасёт их. Они верили, что он их любит. Они верили в его божественную сущность. Ты тоже когда-то верила. Теперь ты видишь перед собой жалкое, ничтожное существо. Не человек, не бог. Грязь под ногами. — Я кажется сказала тебе заткнуться. — Милая, ты же понимаешь, что я единственный, кто тебя любит? — он ползёт к тебе, не решаясь подняться с колен. Ты выдыхаешь, закрывая глаза. Ты отберёшь у него то, что он ценит больше всего… Спуск. Выстрел. Полный боли и отчаяния крик. … себя.Фушигуро Тоджи
Ты упивалась его обожанием. Это не было чем-то здоровым. Любая твоя подруга была бы в ужасе от ваших токсичных, одержимых отношений, только вот вас это полностью устраивало. Неважно, сколько случайных людей умрут от его руки просто за беглый взгляд на тебя. Неважно, что скажут другие… Тебя всё устраивало. Ты была для него целым миром. И когда этот мужчина вставал перед тобой на колени, целуя твои стопы, всё вдруг перестаёт иметь значение. Перед тобой он был таким — очаровательным, мягким, заботливым. Он никогда не предавал сомнению свои чувства и намерения, открыто показывая всю свою любовь. Ради тебя он действительно готов на всё, даже вырезать собственное сердце из груди. К твоим рукам он льнул, как самый настоящий кот. Урчал, кладя голову на твои колени. Требовал, чтобы ты перебирала его короткие, чёрные пряди, массировала нежную кожу головы… Просил, молил сказать три тех нежных слова. Ты всегда шептала их ему на ухо: — Я люблю тебя. Вы действительно нашли друг друга. Тебя родители никогда не любили, видя в рождении девочки какое-то наказания. Тебя всегда нагружали сверх меры, придумывали сотню правил и занятий, которыми ты обязана была заниматься, в то время как твой брат просто наслаждался жизнью, как и положено маленьким детям. Тоджи дома тоже никогда не любили. Всегда хуже других. Маленькая, отвратительная ошибка. Грязное пятно в «идеальной родословной» семьи, существования которого стыдились все. Почти все. Он помнит грязные руки дяди, помнит его мерзкий член внутри… Его первый раз был мерзким, грязным, пошлым, бесконечно травмирующим. Любые отношения после казались ему мерзостью, от которой к горлу подкатывала тошнота. Долгие годы понадобились на то, чтобы он почувствовал себя в безопасности в постели с кем-то. Ты была той, кто позволил ему ощутить эту безопасность. Ты была той, кто позволила ощутить ему любовь. Ты была его ангелом. Как жаль, что ты уже была замужем. Вам пришлось пуститься в бега, скрываться от следующей по пятам полиции, грозящей возмездием. Несмотря на то, что труп твоего мужа был спрятан, вас это не уберегло. Труп был найден, а вы объявлены в розыск. Вы знали, что возмездие рано или поздно придёт. Вы оставляли за собой целую цепочку из трупов, позволяя себе наслаждаться жизнью как в последний раз, даже если после вас ожидала лишь смертная казнь. А ещё дальше — самый настоящий Ад. Но пока ты рядом, Тоджи был согласен на всё. Пока у вас было время, вы остановили машину на пустынном шоссе, окруженным полями с пшеницей, включили радио и кружились в танце, обмениваясь свадебными клятвами. И пусть рядом нет священника, и пусть вы были не в церкви, и пусть ваши кольца были испачканы в крови… Вы забылись в своём счастье. — Мне жаль, что я не могу дать тебе настоящей свадьбы, — виновато шепчет он. Твоя маленькая ладонь утопает в его большой. — Мне ничего не нужно… — улыбаешься ты. — Я бы сжёг ради тебя весь мир… — он замирает, проводя второй ладонью по твоей спине. — Я знаю, Тоджи. Знаю. Ради тебя он убивал. Его руки по локоть утопили в чужой крови, но тебя, истосковавшуюся по любви, это не волновало совсем. Пока он кидал на тебя такие взгляды, в которых отражалась одна ты, ничего значения не имело. — Я люблю тебя, Тоджи. Я вся твоя… — ты приподнялась на носочки, целуя его в подбородок. — Я тоже тебя люблю. Тоджи позволяет себе яркую, счастливую улыбку. Последнюю. Завтра вас настигнет полиция. Завтра ты испустишь свой последний вздох, будучи подстреленной, как лань. Когда наступит завтра… Тоджи лишится своего сердца.Рёмен Сукуна
Ты ничего о себе не помнила. Лишь знала, что Сукуна — это твоё начало и конец. Ты жила лишь ради Сукуны, лишь ради его удовлетворения дышала… И когда его острые клыки впивались в твою проклятую плоть, ты награждала его благодарной улыбкой. И когда его член болезненно наполнял тебя, ты осыпала его искренними похвалами. Ты не знаешь, что было до, но знаешь, что будет после — ничего. Ты не умрёшь, пока жив он, но как только оборвётся эта нить существования, ты уйдёшь следом. Ты уже давно забыла, как выглядят другие лица. В твоей голове высечено только его прекрасное лицо… Ты годами не видела никого, кроме своего достопочтенного хозяина, будучи запертой в его покоях. Он ненавидел, когда на тебя смотрят другие. Ты принадлежала ему одному. В тебе было лишь желание служить, вбитое в твою пустую голову много лет назад. В конце концов тебе было невдомёк, что плоть твоя давно гнила в земле, рядом с плотью твоей хрупкой, некогда любимой сестры. Нет, ты ничего из этого не помнила. Ты была уверена, что до Сукуны не существовало ничего, как не будет существовать и после. Его одобрение — это всё, что у тебя есть. День прошёл зря, если ты не смогла удовлетворить его желаний. Ах, бедная, маленькая, жалкая… Всё твоё существование было проклято им. Но ты понятия об этом не имела. Весь твой мир был ограничен четырьмя стенами, четырьмя глазами, четырьмя руками… Сукуна — твой хозяин, твоя альфа и омега, твоя жизнь. Под проклятой плотью волнительно бьётся душа, разбитая и сломанная, принадлежащая только ему. Ты уже никогда не вспомнишь свою попытку сбежать. Никогда не вспомнишь своё человеческое я. Для тебя ничего из этого словно и не существовало никогда.Чосо
— Не бросай меня! Ты слышала в его голосе болезненное отчаяние, пока он цеплялся за тебя, словно за спасательный круг в бушующем океане. Словно ты была живительной водой в жаркой пустыне. Ты сглотнула, стараясь не смотреть в сторону, пусть краем глаза ты и замечала багровые всполохи крови. Его сильные руки оставляли на твоём теле синяки, но об этом ты думала в последний момент. В твоей голове болезненно билась мысль о том, что ты можешь быть следующей. Для него убить человека также легко, как есть еду. Как ходить. Как дышать. Ты не могла быть уверена, что нож не окажется в следующий раз в твоей грудной клетке. Это сейчас он утверждает, что любит тебя. Это сейчас он утверждает, что готов ради тебя на всё. Это сейчас он утверждает, что убийство совершено ради твоей защиты… В его больном, искаженном разуме всё было так, как он и говорит. Ты проводишь ладонью по его темным волосам, стараясь придать своему голосу уверенности: — Не брошу. Обещаю… Пожалуйста, пусть поверит. Пожалуйстапожалуйстапожалуйста. Он поднимает на тебя полный больного обожания взгляд, от чего тебя едва не вывернуло наизнанку. От этой его одержимости хотелось скрыться. Хотелось содрать с себя кожу, лишь бы отмыться от него… — Что такое? Ты побледнела… — он провёл ладонью по твоей щеке, оставляя на ней размазанный след крови. Ради собственной безопасности ты давишь улыбку, стараясь убедить его: — Всё хорошо. Я просто устала… И он реагирует быстро. На мгновение отстраняется от тебя, прежде чем подхватить на руки в свадебном стиле. Твой нос утыкается в его испачканную рубашку, наполняюсь мерзким, тошнотворным запахом смерти. — Ты можешь поспать, милая… — тихо шепчет он. Тебе хочется кричать, хочется потянуть его за, как тебе казалось раньше, забавные хвостики. Тебе просто хотелось убежать. Но ты знаешь, насколько это бесполезно. И ты предположить не можешь о том, какие могут быть последствия у попытки бегства. Всё, что тебе остаётся — это закрыть глаза, теряя сознание. Оставить себя на милость маньяка.Зенин Наоя
Ты улыбалась, когда тебе выносили смертный приговор. Ты улыбалась, когда тебя заточили в камере под жёстким наблюдением. Ты улыбалась, давая показания. Ты улыбалась, давая интервью журналистам. Ты улыбалась, когда тебя повели на казнь. Люди испытывали к тебе презрение, называя мерзкой убийцей. Для них ты являлась сущим чудовищем, которое убило поистине заботливого и великодушного мужа, хотя они ничего не знали о твоей жизни. Да, в общем-то, они и не хотели узнавать. Всем было плевать, поэтому ты и не пыталась оправдываться. В глазах общественности Зенин Наоя — щедрый меценат, сердобольный филантроп, отдающий деньги на благотворительность. И, конечно, в их глазах он бесконечно заботливый муж, который заботился о жене инвалиде. Им невдомёк, что именно он отрезал тебе руку. Именно он вырвал тебе глаз, когда увидел, как ты смотрела на другого мужчину. Именно он шептал тебе те отвратительные слова, что такая уродина никому не будет нужна, когда вбивался в твоё тело. Ты не могла не улыбаться, наконец избавившись от своего мучителя. Даже в тюрьме, будучи без руки и глаза, ты чувствовала себя свободной. И пусть иногда во сне тебе виделась эта мерзкая рожа, от которой ты кричала, но эти кошмары ни в какое сравнение не шли с тем, что тебе пришлось пережить в реальности. Смерть тебя не пугала. Если жизнь после смерти действительно существовала, то ты отправишься в Ад, но лишь для того, чтобы ещё разок плюнуть в рожу своего бывшего мужа. Ты кем угодно станешь, лишь бы была возможность отомстить. Быть вдовой оказалось приятно, даже если скоро тебе грозила казнь.Нанами Кенто
Нет. Не-а. Ни за что. Нанами — зелёный флаг.Ураюме
— Всё хорошо? Ураюме заботливо поправили одеяло на твоих ногах, прежде чем продолжить везти твою инвалидную коляску. Ты была искренне благодарна Ураюме за заботу. В конце концов они могли тебя бросить после того, как ты потеряла возможность ходить. Даже если вы встречались, они не были обязаны портить себе жизнь, связываясь с инвалидом. Ты всегда будешь обязана им за эту любовь. — Всё в порядке, — ты поднимаешься плечами. — Иногда вы ведёте себя как мамуля! Ураюме качают головой: — Я просто беспокоюсь за тебя. — Знаю-знаю! Ты никогда не видела тех жадных, алчных взглядов, которые на тебя бросали Ураюме. Ты представить себе не могла, настолько глубока в них эта пропасть желания обладать тобой. Если бы ты узнала… Хотя теперь для тебя все было потеряно. Ведь если задуматься, ты теперь находишься почти в полной зависимости от них. Именно Ураюме контролируют твои лекарства, именно Ураюме оплачивают ваши счета… Ты никогда не задумывалась об этом, но они теперь контролируют всю твою жизнь, не позволяя встречаться со многими людьми. Круг твоего общения теперь очень и очень ограничен. Ты безоговорочно им доверяла, поскольку они не бросили тебя после потери возможности ходить. Разве могла ты подумать, что их желание заботиться о тебе вызвано вовсе не такими невинными вещами? Разве могла ты подумать, что они могут тебе навредить? Нет-нет. Разумеется, нет. Ураюме казались тебе любящими, заботливыми партнёрами, а все нестыковки в их поведении или словах твой мозг автоматически оправдывал или откладывал так далеко, что ты об этом попросту забывала. Они ведь остались рядом! И ты не знала, что именно они были виновны в твоей инвалидности.Хаджиме Кашимо
Ты хотела бы сказать, что ненавидишь его. Возможно, когда-то давно так и было… В конце концов этот ужасный мужчина пришёл на твою свадьбу и устроил кровавую бойню в день твоего торжества. Ты все ещё помнишь оторванную голову своего жениха, которая лежала рядом с тобой на полу, когда этот ужасный мужчина навис над тобой, забирая то, что, как он считал, по праву принадлежит ему. Ты действительно долго вынашивала свою ненависть, отбиваясь от его «ухаживаний». Пару раз ты пыталась отравиться, несколько раз пыталась сбежать, в один раз у тебя почти получилось! Вернее, получилось. Как жаль, что твой новый дом был окружен сплошным лесом, где тебя чуть не сожрали дикие животные. Кашимо так и назвал тебя дурой конченой. Ты в ответ только в рожу ему плюнула. Жаль, но как бы ты не пыталась с ним грубо обращаться, его интерес к тебе вовсе не угасал. Он любил тебя такой — дерзкой, упрямой и абсолютно точно тупой. Кому ещё в голову придёт идея бежать в неизвестный лес? Прошли годы и твоя ненависть стала угасать. Даже несмотря на то, что он держит тебя в одном поместье посреди леса и не позволяет видеться ни с кем, кроме этих мерзких, молчаливых служанок. Даже несмотря на то, что он заключил с тобой брак насильно. Годы притупили твою лютую ненависть. Вот ты уже встречаешь его, когда он возвращается домой. Вот ты уже беспокоишься из-за его отсутствия. Смотришь на пустую сторону постели и думаешь, что с ним могло случиться что-то плохое. Ты ведь знала, как он любит битвы! То, что ты испытываешь к нему — это не любовь. Скорее это привычка. Твоя привязанность была вызвана нескончаемыми, не меняющимися буднями. Ты просто привыкла к тому, какой стала твоя жизнь и, в конце концов, теперь тебе комфортно жить вот так — взаперти. Ожидать возвращения твоего мужа. Кашимо хватало и этого. Возможность владеть тобой — это всё, что ему было нужно. Он уверен, что однажды ты его полюбишь.Оккоцу Юта
— Юта, ты не понимаешь! Его руки были повсюду… – твой голос задрожал и ты снова сорвалась на истерическое рыдание. — Ты видела лицо напавшего? После изнасилования ты заперлась у себя в комнате, никого не впуская. Только твой лучший друг и смог войти, застав тебя в просто ужасном состоянии. Когда он приблизился, ты просто бросилась ему на шею, истерически рыдая. В его присутствии ты смогла хоть немного почувствовать себя в безопасности… Даже если совсем чуть-чуть. Мерзкое ощущение липких прикосновений и чужого мерзкого члена в твоей вагине никуда не исчезло. — Н-нет… — ты всхлипнула. — Я ничего не видела! Твой насильник смог скрыть своё лицо. После изнасилования, когда тебя бросили — грязную и использованную — в тёмном переулке, ты сразу же направилась к себе домой. Ты даже не нашла в себе силы добраться до полицейского участка, чтобы написать заявление. Тебе было страшно просто покидать свою комнату, а уж покинуть свой дом… Ты не могла себя заставить. Ведь где-то там снаружи может быть он. — Мы его найдём, – он провёл ладонями по твоей спине. — Я обещаю. Ты замерла. У тебя сердце остановилось. — Ю-юта… — ты отстранилась. — М-мм? У тебя в горле застыл крик. Ты помнишь эти руки.