Приют Хоупленд совершенно не впечатлил Николаса, когда он прибыл в него три месяца назад, уставшим и замкнутым. В старом, разваливающимся на части U-образном здании с одной стороны распологались комнаты для мальчиков, а с другой — для девочек. Там была кладовая, снабженная всем необходимым, и стол, за которым хватало места всем двадцати детям. Главная колокольня, что соединяла обе половины вместе, раньше служила церковью, но долгое время ей не пользовались как таковой. Теперь ряды скамей внутри не применялись для богослужений; у церкви десятилетиями не было священника. По словам мисс Мелани, никто не хотел занимать эту роль. Никто, из окончивших семинарию в Ноябре, не желал обслуживать группу маленьких нарушителей порядка за еще более низкую стипендию и комнату с крошечным шкафом. Так что скамьи и алтарь теперь использовались, как импровизированные столы для творчества, как места, где можно посидеть и поболтать с друзьями или растянуться и вздремнуть в середине дня; как места, что использовались не по назначению, а скорее для практических целей.
Они ехали на автобусе обратно в приют по сухой пустыне. Их водитель, единственный взрослый в приюте, что выполнял обязанности смотрителя, следил за дорогой, которую хорошо знал, и одновременно с этим напевал что-то в полудреме за рулем. Было так тихо; Николас слышал его, сидя на заднем сиденье автобуса. На коленях Вульфвуда лежало несколько брошюр и потрепанная Библия. На обложке изображен символ епархии Михаила — круг с тремя линиями, которые расходились в четыре направления из центральной точки. Николас рассматривал ее, проводя пальцами по потрепанному кожаному переплету коричневого цвета. Церковный символ напоминал глаз и вызывал мурашки по коже; ему не нравилось ощущение, что за ним наблюдают. Эта Библия ни в коем случае не была новой: корешок потерт, кожа местами порвалась, а на полях многих страниц были пометки, написанные слишком бойким почерком, чтобы принадлежать Найвсу. Он представлял себе, что если бы Найвс что-нибудь написал, то это было бы ровно и строго, с чувством контроля. Нет, этот петляющий, изменчивый, трудночитаемый беспорядок скорее всего дело рук Вэша.
Положив Библию на пустое сиденье рядом с собой, он провел пальцем по краю одной из брошюр. Он поднес ее к носу и вдохнул аромат чернил и хрустящей бумаги, что приятно пахла новизной. Ему нравился этот запах, и раньше, когда он жил в городе с…
нет, не думай о нем… Николас часто останавливался у газетных киосков, просто чтобы взять ежедневную газету и хорошенько понюхать ее, прямо на сгибе страницы.
Тяжело вздохнув, Николас откинулся на спинку продавленного сиденья и открыл одну из брошюр, чтобы просмотреть содержание.
Он благодарил сиротский приют и мисс Мелани за то, что они ему дали базовое образование. За небольшой промежуток времени, что он прожил там, Николас уже научился читать и почти догнал своих сверстников по математике. Он не любил школу, но и не ненавидел, ведь в ней была своя неотъемлемая ценность. Как только Найвс дал ему копии нот, он с насмешкой спросил, знает ли Николас, как читать ноты. Он умел; Очень давно он сам научился этому. Он читал музыку лучше, чем любую книгу, и доказал это их совместной игрой. До этого Николас не практиковался, но получилось не так уж плохо. И Найвс сдержал большую часть своих претензий; в то время как Вэш с восхищением говорил о том, какой же Николас замечательный, и как это будет потрясающе.
Вздохнув, Николас отложил брошюру; в любом случае в основном в ней говорилось о работе церкви. Ничего из этого его не интересовало. Он взял другую. Внутри было написано много неясных слов о Спасителе таком-то и спасении таком-то, но гораздо больше о вечных муках, чем Николасу стоило бы видеть. На самом деле его не сильно это волновало, он даже не особо уверен в существовании Бога. Если все действительно обстоит именно так, тогда почему
он, она, это, да кто угодно допустил столько боли и страданий? Почему человечество оказалось на этой раскаленной земле? Как и любой другой ребенок, он вырос на историях о Великом грехопадении и о том, как человечество изгнали с небес, отправив умирать на поверхность этой песчаной адской бездны. Сам Николас — яркий пример того, как мир может извратить вас, испортить и заставить делать то, чего вы не хотели, но вынуждены делать просто для того, чтобы
выжить.
Николас почувствовал себя неуютно, пока читал страницу, потом он закрыл ее, сложил в несколько раз и сунул в карман. Позже он выбросит ее. Прислонившись лбом к оконному стеклу, он задался вопросом, как много Найвс и Вэш знали о его прошлом, потому что в этой брошюре, что задела его за живое, перечислялись все десять правил,
Заповедей, которые составляли основу их религии.
И Николас уже нарушил по меньшей мере три из них. Возможно, четыре.
«
Ты жив, Николас», — подумал он. Жив, потому что ему приходилось что-то делать, чтобы выжить. Ему пришлось
многое сделать, чтобы выжить, и это не было…
...это не было…
это
не было несчастным
случаем.
Он сделал это умышленно.
Он... на его руках была кровь; он видел ее даже тогда, когда никто другой не мог. Она скользкая, теплая и соленая впитывалась в его кожу. Он тонет, удобряя семена зла, посеянные в его сердце. Корни пробежали по венам и вросли в душу. Перед глазами расцвел алый цветок, отчего в глазах потемнело, а острые шипы, казалось, могли проткнуть кожу. Теперь он другой; он не человек. Он не был... он
был несчастным случаем, который только и ждал того, чтобы произойти.
«
Дыши», — напомнил он себе.
Слишком поздно.
Внутренности Николаса скрутило в узел, а по позвоночнику прокатилась волна тошнотворного чувства, угрожая испортить то, что осталось от обивки автобуса. Кровь выступила вокруг ногтей, когда он с такой силой впился пальцами в ладони, что хрустнули костяшки. Он обхватил себя руками за талию, сжимая;
он не мог дышать. Медленный приступ удушья захлестнул его мысли, пока легкие не загорелись, плечи не затряслись, а челюсти не сжались так сильно, что на зубах заскрежетала эмаль. Металлический вкус прокатился по языку, когда острые края зубов вонзились во внутреннюю сторону щеки. Это все равно, что тонуть; только он думал, что утопление безмятежнее этого медленно накатывающего ужаса.
Дыши, черт возьми!
— Оставайся со мной, mijo! — Мисс Мелани опустилась на сиденье. Николас даже не заметил ее приближения. Она обняла Николаса рукой за плечи и притянула к своей груди, где ее спокойное сердцебиение отдавалось у него в ухе. Он чувствовал тепло другой ее руки на своей голове, когда она провела там пальцами по волосам, приглаживая непослушные волны. Николас даже не понял, что покрылся испариной, пока она не собралась на подбородке и не упала на грудь, оставляя темные пятна на и без того темной ткани. Или это слезы? Он не хочет знать.
Гребаный позор!
Он не маленький ребенок. Но мисс Мелани приятно пахла, ее голос успокаивал, а руки мирно лежали на его теле, когда она напевала песенку, которую он не знал, но которая ему нравилась.
Они долго сидели в тишине. Мисс Мелани крепко обнимала его, утешая и поддерживая, пока его хрупкое тело боролось со своими демонами. У нее в кабинете был заперт шкаф с досье на каждого ребенка, за которым она ухаживала. Иногда подробности печалили, а иногда ужасали. Мисс Мелани пришла на эту работу, зная, что ей придется иметь дело с некоторыми из худших случаев на Ничейной земле. Она думала, что готова ко всему, что церковь обрушит на нее. Но иногда происходили такие случаи, как с Николасом, и она прилагала немалые усилия в эту минуту, чтобы не сломаться и не заплакать вместе с ними. Мелани знала, что Николас выглядел сильным, как будто ему все равно. Но также она знала по личному опыту и по работе с другими детьми, что под этой бравадой Николас — всего лишь маленький мальчик.
— Mijo? — подтолкнула она тихим голосом. — Николас? — Она почувствовала, как его плечи расслабились, и выровнялось дыхание. Все тело Николаса, казалось, облегченно выдохнуло и расслабилось рядом с ней, и она поняла, что его страх прошел. Шмыгнув носом, Николас отстранился и вытер глаза.
— Ладно, я в порядке, — проворчал он.
Мелани посмотрела на стопку бумаг рядом с ним, на Библию, с вложенными в нее листами, и теперь уже смятые брошюры и композиции, на которых она сидела. Нечто из этого спровоцировало этот приступ, и она подозревала, что именно. Возможно, эта идея оказалась не такой уж хорошей. Мелани была в восторге от этого предложения; Николасу было бы полезно пообщаться и заняться тем, что ему нравилось, и на чем он мог бы сосредоточиться. Но он здесь все еще был новеньким, а у нее никак не выдавалось свободной минуты, чтобы поговорить с ним, начать сеансы терапии и помочь встать на путь исцеления.
— Николас, если тебе это неприятно, — начала она, поднимая одну из страниц и показывая ему. — Ты не обязан этого делать.
— Я не хотела заставлять тебя чувствовать себя так, будто у тебя не было выбора, — продолжила она, печально глядя на него и проводя рукой по его волосам.
— Просто ты всегда остаешься дома по воскресеньям и пропускаешь веселье... и еду. — Мелани улыбнулась. Хорошее всегда было хорошим. — Но если ты не хочешь помогать с концертом близнецов, мисс Сейврем поймет. Она просто обрадовалась, — сказала Мелани. — Вэш пошел в нее, — добавила она с улыбкой.
—
Фу, даже не произноси его имени. — Николас закатил глаза и поморщился. Мелани улыбнулась. Николас теперь в порядке; с ним все будет в хорошо. — Все в порядке… Я могу справиться с этим чудаком раз в неделю.
Мелани кивнула, положила руку ему на плечо и слегка сжала:
— Хорошо, Ник, но помни, что это твой выбор.
Всегда. Ты можешь потом передумать, если захочешь. Без лишних вопросов. Просто. — Она собрала церковные принадлежности в аккуратную стопку. — Может быть, не стоит слишком зацикливаться на этом? Я знаю, Най бывает немного... напряженным. Но не заставляй себя, mijo.
Кивнув, Николас застенчиво улыбнулся в ответ; ему нравилось, когда она называла его «
mijo». У других такого никогда не было, она не относилась так к остальным детям, и для него это было особенным.
— Я не заставляю себя… Нет, — настаивал Вульфвуд.
— Протяни свою руку, Николас, — мягко сказала она и, порывшись в кармане фартука, достала марлю и рулон медицинской ленты.
Мелани всегда держала пластыри наготове; забота о стольких детях означала, что ей приходилось лечить не только несколько царапин и синяков, а иногда и разбитую губу, не говоря уже о десятках молочных зубов, которые она помогала вырывать. Иногда Николас удивлялся, как она справляется со всем этим в одиночку; был еще смотритель, но он мало чем помогал, кроме как водить автобус, выпивать и флиртовать с дамами. И эти три действия не всегда были взаимоисключающими. Мелани начала обматывать его ладони марлей, все наматывая ее вокруг и вокруг.
— Вымой их, когда мы вернемся домой, — строго сказала она.
Николас увидел в этом материнскую заботу, и это заставило его улыбнуться чуть шире. Приглушенный вопль донесся из передней части автобуса. Это один из маленьких детей проснулся и заплакал. Скорее всего, это Тоби; его посещали ночные кошмары, и он часто просыпался с криком, брыкался, сражался с чем-то, видимым только ему одному. Мисс Мелани сжала плечо Николаса и, оставив ему остальную часть упаковки, поднялась. Она вернулась в переднюю часть подпрыгивающего на дюнах автобуса, огибая торчащие во все стороны ноги и руки детей, что растянулись на сиденьях.
Снова взглянув на стопку бумаг, Николас сжал марлю в ладонях и задумался над словами Мелани. Ему не обязательно читать всю литературу. Можно и только ту, на которой настаивал Найвс. Поскольку, по его словам, если Николас собирался работать с близнецами, ему нужно знать исходный
материал. Этот засранец, еще и поручил Николасу прочитать определенные разделы Библии, что послужили вдохновением для Найвса. Он вложил несколько страниц с нотами между каждым выделенным отрывком, чтобы акцентировать на нем внимание.
Выглянув в окно, Николас увидел вдалеке очертания города Декабрь. Вокруг Николаса большинство детей все еще дремали. Их негромкий храп — приятное напоминание о том, что их животы сы́ты, а мышцы измотаны; сегодня ночью они будут крепко спать. Обычно его друг (
он ещё не привык использовать это слово ) Ливио сидел рядом с ним. Но сегодня он прижимался к Жасмин, которая ободрала колени и нуждалась в заботе. Конечно, она раздражала, но все равно оставалась кем-то вроде друга. Ливио мягкий; заставить его заплакать было нетрудно, и Николас не удивилась бы, если бы Ливио заплакал вместе с ней, прежде чем отключится.
Плакса.
Он надул одну щеку, открывая Библию и листая ее. Просматривая различные заметки и страницы с нотами, он подумал, что, возможно, ему не следует этого делать. Но,
черт возьми, как же приятно чувствовать эту гитару в руках и прижимать к груди, когда ее полый живот наполнялся жизнью, а голос пробуждался от прикосновения его пальцев и удара медиатора. Это был простой и красивый инструмент. Если бы не эта прекрасная гитара, он бы вообще никогда ни на что не согласился.
«
Я смогу это делать; это всего лишь раз в неделю».
__________
На следующее утро в понедельник Николас злился. Он сидел, спрятавшись за курятником, с пачкой сигарет и модной зажигалкой, которую стащил у какого-то явно богатого парня в один из редких случаев, когда поехал с мисс Мелани в город за продуктами. Как один из самых старших, он делал дополнительную работу по дому, помогал во время поездок за продуктами, а так же делал то, что нельзя было поручить маленьким детям. Он не возражал; приятно размять ноги в том месте, которое несколько месяцев назад он называл домом. Тем не менее, Николас избегал больших скоплений людей и переулков, оставаясь в пределах слышимости мисс Мелани и детей, что постарше.
И он не ходил туда, где его могли бы узнать.
Николас повертел зажигалку и, перевернув ее костяшками пальцев, сжал в ладони, щелкнул колесиком и нетерпеливо прикурил помятую сигарету, чтобы успокоиться. Он начал курить очень давно; Николас точно и не мог вспомнить, когда выкурил свою первую сигарету, но дым в легких и никотин помогали ему сохранять спокойствие, а пальцам не дрожать. Раньше это помогало забыть, что он голоден, когда не мог раздобыть еду. Но прямо сейчас он нуждался в успокаивающем эффекте, что уже начал проявляться. Ему это нужно, ведь он только что узнал от мисс Мелани, что за ним приедет такси. Затем она сбросила на него огромную бомбу, сообщив, что теперь он будет ездить четыре дня в неделю до концерта в следующем месяце.
— Никто не говорил мне, что я буду ходить туда через день! Как, по-твоему, я вообще туда доберусь? — Он сделал затяжку и передал сигарету Ливио, который, скрестив ноги, сидел рядом с ним. Ливио осторожно взял ее и поднес к губам, сделав слишком сильную затяжку.
— Я не знаю, — ответил Ливио, кашляя от дыма, стряхивая пепел и возвращая ее обратно. — Мисс. Мелани…
кхе–кхе… сказала, что…
кхе, тьфу… мисс Сейврем собирается спонсировать тебя, оплатить такси и все остальное.
— Да, я понял эту часть, дурачок.
Ливио пожал плечами:
— Тогда из-за чего ты так злишься?
— Из-за Ная… с ним трудно.
Покачав головой, Николас сплюнул на землю и выругался. А потом выругался еще раз, когда передал сигарету обратно Ливио только для того, чтобы увидеть, как он уронит ее.
—
Ох, черт. Прости, Ник, — с досадой произнес Ливио и поднял ее с песка, повертел в руках и осмотрел. — Она все еще хорошая?
Николас поджал губы, подумал и покачал головой:
— Выброси ее.
Ливио кивнул. Встав, он перебросил ее через край плоскогорья, на котором стоял сиротский приют. Испорченный окурок скатился с холма в песок, где захоронены десятки других — кладбище улик, которые, как надеялся Николас, мисс Мелани никогда не обнаружит. Она бы с него шкуру спустила. Мисс Мелани добрая и нежная, но умела быть твердой, когда это необходимо.
— Черт возьми! Я знал, что стоило отказаться от этого, когда у меня был шанс.
Ливио пожал плечами, сел и заправил свои длинные волосы за уши. Подтянув одно колено, он наклонился и поковырял свои босые пальцы, потянув за отросший ноготь:
— Я не знаю, другой кажется милым, Вэш, верно? Я имею в виду, ты все еще можешь отказаться.
Николас понял,
кого имеет в виду Ливио, и закатил глаза. Почему все так любят этого парня?
— Да, да. Неважно.— Он встал и засунул руки в карманы, сбрасывая камни с края. — Но уже слишком поздно. Они уже в пути. Какой-то парень по имени Легато заедет за мной, потому что Рем занята, а мисс Мелани не может оставить тебя здесь одного. Я думаю, он музыкальный руководитель или что-то в этом роде.
Ливио оживился.
— О, да! Мистер Блусаммерс. Он действительно классный. Он немного твердолобый, но, кажется, всем нравится. Он преподает музыку и иногда приезжает в детский дом. И, типа, пишет песни и все такое прочее. Я не знаю, но...
о.
Это привлекло внимание Николаса. Он развернулся, пытаясь удержать в равновесии камень на ноге:
— Что ты имеешь в виду этим «
о»?
— Просто,
э-э-э. — Ливио, проводя рукой по затылку, пытался подобрать слова. Он серьезно посмотрел на Николаса янтарными глазами. — Ну, большинство людей хорошо ладят с Наем. Я хотел сказать, что если бы тебе хорошо с Наем, то тебе было бы хорошо и с мистером Блусаммерс, но,
эм… да.
— Отлично. Идеально. Люди действительно ладят с Наем?
— Вообще-то, да. Иногда он ведет себя, как придурок, но он не злой. Он просто любит музыку и церковь и
защищает брата. Но, с другой стороны, все остальные
хорошо относятся к Вэшу.
— Черт возьми, — раздраженно выдохнул Николас. Как, черт побери, это случилось? Он все еще пытался разобраться в этом.
Этот глупый блондин просто обязан был оказаться тем, кто помогал подавать обед в тот день. И ему просто нужно было услышать слова Николаса. И Вульфвуд поклялся, что не заставлял Вэша плакать:
— Значит, мне просто каким-то образом удалось наступить на единственную мину на минном поле?
Ливио кивнул и пробормотал что-то в знак согласия.
__________
Эта поездка на такси — самая неприятная из всех, которая только была у Николаса. После краткого представления мисс Мелани отослала Николаса с мистером Легато Блусаммерсом. Он молча сидел в такси рядом с Николасом, скрестив свои длинные ноги, опираясь локтем на дверцу и подперев подбородок ладонью. Его волосы действительно синие. Николас недоумевал, как ему удается сохранять все в таком виде. Хуже того, Легато одет в совершенно белый костюм; удивительно, как он все еще оставался таким накрахмаленным и чистым. Николас задавался вопросом, сколько усилий потребовалось, чтобы его прическа и одежда выглядели именно так. Время от времени Николас оглядывался и замечал, как Легато наблюдает за ним.
— Что? — наконец спросил Николас.
— Твои руки, — ответил Легато; он скривил губы и наклонился к Николасу.
— Мне просто интересно, как ты собираешься играть? — наконец сказал мужчина. Голос Легато был мягким, как шелк, когда взгляд его желтых глаз устремился на бинты на ладонях Николаса. Ранки были чуть больше крошечных щепок, но мисс Мелани настояла, чтобы он держал их завернутыми, пока выполняет работу по дому. Одной из его обязанностей была уборка курятника; она не хотела, чтобы он подхватил инфекцию. Но Николас чувствовал, что этот вопрос касался чего-то большего, чем просто состояние его травм.
— Я умею играть, — ответил он грубее, чем намеревался. Он не хотел выглядеть так, будто защищается, но его день неуклонно превращался в дерьмо. Отношение Легато не помогало.
—
Хм, так сказали мальчики. Но я не могу дождаться, когда увижу это сам, — хладнокровно сказал мистер Блусаммерс с явным сомнением. Николасу потребовалось мгновение, чтобы понять, что именно сказал Легато.
Мальчики сказали, что Николас умеет играть. Не только Вэш,
они оба. По какой-то причине уголки его губ тронула улыбка. Но он мог сказать, что у Легато Блусаммерса уже сложилось мнение о Николасе, независимо от того, что ему говорили. Вульфвуд этого не оценил. Книгу же судят не по обложке, верно? Это станет непростой задачей.
Вызов принят.
__________
И вот, выбросив бинты в мусорное ведро, Николас излил свое сердце на гитарные струны. Легато достаточно сильно удивился и встал рядом с Рем, наблюдая за руками Николаса, когда он менял их положение, внимательно следуя предоставленным нотам. И, к всеобщему удивлению, Николас даже немного подпевал. И еще более удивительно то, что он пел не так уж и плохо. Конечно, он еще молодой. Его голос
мог бы измениться, но Легато обошелся полупохвалой, сказав, что уже примерно понимает, как будет звучать Николас, когда станет старше, и что Вульфвуд — потенциально многообещающий студент.
Николаса все это не волновало; он просто хотел, чтобы ему разрешили играть на гитаре и продолжать это делать.
— Я признаю. Ты меня удивил... — тихо произнес мистер Блусаммерс, подперев рукой подбородок. Его желтые глаза изучали Николаса, пока он обходил стул, на котором тот сидел. — Твою осанку нужно немного улучшить. Сидя так, у тебя заболит спина, которую невозможно будет удерживать во время более длительного выступления. — Николас выпрямился; он и не подозревал, что сутулится. Но когда он откинулся на спинку стула, то едва мог дотянуться до струн, а ноги покалывало, точно булавками и иголками.
— Это из-за гитары, она большая девочка, — пробормотал он.
— Это не оправдание. Вот. — Николас дернулся, когда Легато, протянув ладонь, коснулся сгиба его локтя там, где рука лежала на корпусе гитары. Вульфвуд заметно сильнее сжал ее и нахмурил брови.
— Я собираюсь поправить твою позу. С твоего разрешения, конечно?
Николас сжал губы, внезапно осознав, что все в комнате наблюдают за ним. Найвс, скрестив руки, как всегда пристально смотрел на него. Вэш сложил руки на груди и ободряюще кивал с глупой улыбкой на лице. Рем ласково улыбнулась и кивнула:
— Все в порядке, Николас. Ты здесь в безопасности.
— Хорошо, — фыркнул Николас и позволил Легато изменить положение своих рук, прогнуть спину и отодвинул гитару назад, чтобы ее вес не давил на бедра. Со своей стороны, Легато был на удивление хорошим учителем. Стоя сбоку от него во время игры, он поправлял руки Николаса, иногда слегка тянул или толкал его локоть или колено, помогая ему найти правильный угол наклона, чтобы запястья и спина не болели во время игры. Легато назначил несколько упражнений, которые смогут развить силу рук и координацию движений, серию коротких фрагментов для пения дома, чтобы растянуть голосовые связки, и несколько дыхательных упражнений, которые помогут наполнить легкие.
После того, как мистер Блусаммерс: — Зови меня Легато, Николас. — Неофициально объявил его официальным учеником, такси забирало его каждый понедельник, среду и пятницу по вечерам, в то время как по воскресеньям он ездил на автобусе с остальными воспитанниками приюта. Мисс Сейврем всегда готовила много бутербродов и закусок, чтобы у него и близнецов было достаточно еды во время тренировки. На самом деле, она так хорошо его кормила, что он даже немного поправился. Однажды вечером мисс Мелани ущипнула его за щеку, отметив, что он больше не похож на мешок с хворостом:
— Это хорошо! — Она хихикнула, обняв его лицо ладонями. Но через некоторое время он почувствовал себя неловко и после этого тайком положил в карманы несколько пригоршней конфет, чтобы забрать домой.
__________
Прошло три недели; Николас всегда был готов к отъезду и, сидя на ступеньках и барабаня пальцами по коленям, ожидал, когда за ним приедут. Мисс Мелани с искренней радостью наблюдала, как Николас расцветал. Он чаще улыбался, помогал по хозяйству и почти каждый вечер добровольно дежурил на кухне во время приема пищи. Мелани научила его пользоваться ножом, чтобы безопасно чистить и нарезать овощи. Николас обнаружил, что ему нравится готовить, а мисс Мелани была благодарна за помощь с гарнирами; приготовить еду для двадцати с лишним голодных ртов, включая Николаса и ее саму, нелегко.
Николас часто рассказывал о том, чему его научил Легато, о гитаре и о музыке в целом. Несмотря на то, что Вульфвуд не интересовался церковью или религией, его привлекало пение. Он сказал, что подумает о том, чтобы присоединиться к хору в свободное от занятий с близнецами время. Легато сказал Николасу, что поместит его в теноровую группу вместе с Найвсом, хотя в конечном итоге они перейдут на бас. Вэш все еще был чистым сопрано, но со временем мог стать альтом или тенором. Если бы Вульфвуд присоединился, они и другие участники хора прекрасно дополнили бы друг друга. Николас на самом деле не до конца понимал, что это значит; но он сделал вывод, что они хорошо пели вместе.
— В последнее время ты выглядишь таким счастливым, mijo, — заметила Мелани однажды вечером, когда Николас, погрузив руки по локоть в кухонную мойку, чистил картошку и редис, а она бросала свеженарезанный лук в кипящую кастрюлю с тушеным мясом тома. Она вытерла слезы с уголков глаз, что выступили из-за лука, по крайней мере, Мелани утверждала, что это из-за него.
Николас только закатил глаза, сказав:
—
¡No me digas!
Мелани снова рассмеялась и взъерошила ему волосы:
— Será nuestro pequeño secreto!
Но это
действительно так. Впервые за долгое время Николас чувствовал себя по-настоящему счастливым.
