__________
— О чем ты мечтаешь, Николас? — прижавшись теплой спиной к груди Вульфвуда, однажды вечером спросил блондин, который не был Вэшем. — Мечты? Ты сейчас философствуешь? Серьезно? — промурлыкал Николас, проводя ладонью по талии мужчины. Покрутившись в его объятьях, блондин что-то пробормотал и кивнул: — Да, серьезно. — Он провел пальцем по бицепсу Николаса и вверх по плечу. — Я хочу знать. — Хех, я ни о чем не мечтаю. Только если не считать того, чтобы свалить отсюда к чертовой матери. — У каждого есть мечты, — сказал он, потягиваясь и сцепляя руки под затылком. — Окончив учебу, я планирую работать в хосписе. — Итак, ты собираешься проводить все свое время в окружении мертвецов? Звучит слегка ненормально, тебе так не кажется? — Они не мертвы. Они умирают. Это большая разница. Прояви немного сострадания; однажды ты мог бы оказаться на их месте, понимаешь? Старение — это непросто, особенно если ты болен и одинок. Я хочу, чтобы они были в безопасности и чувствовали себя любимыми. Это моя мечта. Черт, почему они должны быть настолько похожими? — Нет. Я планирую жить быстро, умереть молодым и оставить после себя чертовски привлекательный труп. Блондин хихикнул: — И ты называешь меня ненормальным. Серьезно, о чем ты мечтаешь? — Нет, тебе это не понравится. — Совсем не впечатляет. Простая глупость. — Ник? — Ничего особенного. — Просто перестань спрашивать. — Николас? Серьезно, я не буду смеяться. — Я правда не хочу об этом говорить… — Ну дава-ай… — простонал он, игриво толкая Николаса в плечо и натягивая одеяло. Черт, почему он должен быть таким настойчивым? Николас долго молчал. Он сел, откинув одеяло; кожу начало покалывать от прохладного утреннего воздуха. Была зима. Их последний год в семинарии. Выпускной состоится через пять коротких месяцев. Он взглянул на обнаженного мужчину в своей постели, с алыми следами от зубов и поцелуев, точно раскаленных докрасна на бледной коже. — Я хочу домой. Рука потянулась, пальцы обхватили и сжали Николаса. Взгляд метнулся на тумбочку, где стояла пустая бутылка «Брайд» и две рюмки. — Ты дома, глупенький; это наша комната в общежитии. У тебя снова похмелье? Николас медленно покачал головой. — Нет. Я не. Мы… мы должны остановиться, пока тебе не стало плохо. — Николасу не нужно было видеть мужчину, чтобы понять: ему уже плохо.__________
Ему совсем не хотелось об этом думать. Он запихнул это внутрь себя. Теперь он дома, его желание исполнилось — это единственное, что имело значение. Время в пути до Декабря прошло гораздо быстрее, чем он надеялся, хотя его мысли были далеко не так сосредоточены на поездке, как ему бы хотелось. Он осторожно вел Анжелику в черте города. Он проезжал по узким переулкам, лавируя в потоке машин и стараясь не задевать рулем стены, людей и транспорт. Вскоре он оказался в само́м городе. Он уже обнаружил несколько неполадок в мотоцикле, которые стоило бы устранить; но Вульфвуд не стал бы ничего больше менять, если этого можно избежать. Даже без дополнительных вмятин от плохого вождения, песок был довольно вреден для покрытия. Хотя внешне город и выглядел величественно, он пребывал в упадке. С течением времени здания постепенно обветшали. Стихии, песок и ветер разрушили останки столетнего корабля, из которого он был создан, как будто негостеприимная окружающая среда вела с ними непрерывную битву, которую они уже давным-давно проиграли. Возможно, так и было; согласно учению церкви, человечество находилось на последнем издыхании. Бог ходил среди них, — утверждали они. Но он чертовски уверен, что это не так. Петляя по широкой четырехполосной дороге, Вульфвуд медленно поравнялся с транспортом, что стоял в ожидании перед светофором; он нажал на сцепление и расставил ноги, чтобы удержать вес байка и приготовится продолжить движение. Пот скапливался вокруг защитных очков, делая кожу липкой, влажные волосы спадали на уши. В пустыне потливость не была проблемой; стояла сухая жара, которая отводила влагу. Но в маленькое пространство города были втиснуты: люди, высотки и небольшие общественные сады, питающиеся от местного геопланта. Из-за того, что жизнь была собрана в таком маленьком пространстве, возникла кипящая, изнуряющая жара и влажность. Он подумал, не стоит ли заскочить в приют, чтобы принять душ и переодеться, прежде чем отправиться в дом Сейвремов. Куда бы Николас ни посмотрел, везде виднелась искра человеческой изобретательности и прогресса. Улицы были заняты строительством, перестройкой, наполнены скрежетом машин и индустриальным шумом. На одной из них он увидел группу мужчин в респираторах и защитных очках, которые взбирались вверх и вниз по строительным лесам и приваривали новые стальные листы к каркасу здания. На другой он наблюдал, как кран на колесах перетаскивает секцию трубы на нужное место и затем опускает ее, чтобы другая группа мужчин могла приварить ее с помощью паяльных ламп. В воздухе пахло резиной, бетоном и асфальтом. В городе хаотично смешались: природа, машины и слишком большое количество людей. Учитывая объем ведущегося строительства, их плант, должно быть, находится в затруднительном положении. Николасу было трудно представить, как несколько десятков лампочек, что они здесь держали, могли удовлетворить такой большой спрос. Загорелся зеленый; он отпустил сцепление и начал поднимать ноги. Двигатель заурчал, но его звук потонул в дюжине гудков и ругательств, доносящихся из транспорта, в основном общественных автобусов, что стояли позади него. — Да, да, отвалите, — прорычал он и снова нажал на кикстартер. Анжелика тронулась вперед; ей тоже не нравилась влажность.__________
Николас избегал определенных районов города. Не из-за того, что он боялся находиться там. Он умел постоять за себя. Но он не хотел, чтобы его узнали. Даже спустя семнадцать лет он все еще боялся, что его узнают по отличительным чертам и вспомнят, что он сделал. Существовал особый тип людей — группа вооруженных лиц, с которыми Вульфвуд не хотел бы встречаться; они затаили злобу и обязательно отомстят, даже если это будет стоить им жизни. Николас сторонился района, где он родился; Вульфвуд был решительно настроен не возвращаться в его глубины и вместо этого направился к отмеченной улице, где, как он знал, пройдет пятничный рынок. Это была модная часть города, по крайней мере, для молодежи, со множеством маленьких независимых магазинчиков, принадлежавших мелким предпринимателям и местным художникам. Здесь можно было найти практически все, что угодно; и в пятницу здесь проходил фермерский рынок. Производители со всех окрестных городков приезжали в Декабрь, чтобы выставить свои товары. Люди, прогуливаясь по улице, болтали друг с другом или осматривали маленькие бутики и магазинчики вокруг фермерского рынка, торгуясь о цене на товары, что попадались им на глаза. Подъехав к бордюру, Николас чуть не ушиб пальцы на ногах, когда вылетел на тротуар; и, не слезая с мотоцикла, он встал рядом с большой группой ярко раскрашенных мотоциклов. Он знал, что с остальными Анжелика будет в безопасности. Мотоциклисты не трогали чужие байки. Николас медленно снял защитные очки и повесил их на руль и, перешагнув через цепь заграждений и оказавшись на оживленном рынке, он почувствовал тяжесть в животе. Николас напрягся, когда люди, болтая друг с другом, невольно задевали его за плечи и локти. Прошло так много времени с тех пор, как он слышал эти звуки и запахи, и все же Николас не мог избавиться от охватившего его чувства страха. Во время учебы в Частной Академии Чапела, стоящей на окраине города, ему запрещалось покидать школьную территорию. Он множество раз сбегал тайком: один раз, чтобы спустится в Старый Город, в ту часть, что предназначалась для определенного круга клиентов; в другой раз, чтобы найти скользкого дилера, который прятался рядом с кампусом; но Николас никогда не успевал уйти слишком далеко, ведь его личный тюремщик, известный как Грей, каждый раз находил его и притаскивал обратно, пока он пинался и кричал. И когда его отправили в Семинарию по приказу Мистера Чапела и Доктора Конрада ( у него был такой большой выбор ), Николас точно знал, сколько пройдет времени, прежде чем они снова лишат его свободы. Ему постоянно напоминали, что нужно думать о приюте. Он так и делал. И он остался. И он играл в их дурацкие игры. Он заслужил их доверие и похвалу. Он спрятал зубы, поджал хвост и ждал. Ожидание. Он не стал бы нарушать условия контракта ради себя. Пока они выполняли свою часть, он выполнял свою. Он купил почти всё по списку мисс Мелани, за исключением нескольких вещей, которые он решил добавить: блокнотов для рисования и цветных карандашей для детей. Вульфвуд улыбнулся, вспомнив отклик Мелани, когда он назвал ее «mamá». Но улыбка быстро исчезла, когда он подумал о словах Ливио: они усердно работают над открытием еще одного детского дома, но Епархия Михаила может встать у них на пути. По спине тут же пробежал холодок, когда Николас подумал о мрачных секретах семинарии Доктора Конрада и о том, как повезло Ливио, что он там никогда не был. Они двое, Ливио и Жасмин, были грешниками в глазах церкви и многих других людей из Декабра, но Николас не мог не восхищаться их усилиями и стойкостью. Он знал, что обеспечить финансирование будет нелегко, если не связать его договором. Но он также знал: усилия стоят того, чтобы оказать помощь всем тем детям, которые в ней нуждаются. Он поможет им всем, чем сможет.__________
— Почему ты считаешься грешником, когда такие люди, как я, проповедуют с кафедры? — спросил Николас, отбрасывая от них потухший окурок. Ливио нерешительно пожал плечами. — Мы с Жасмин не женаты, ты в курсе? Николас кивнул и пнул камень подальше от них, наблюдая, как он далеко покатился по песку пустыни. — Да, и что с того? Ты мог сделать вещи и похуже. — Или, возможно, мы могли бы стать геями? — пошутил Ливио, когда Николас с ухмылкой толкнул его в плечо. — Я не гей, мне просто нравятся те, кто мне нравится. Ливио закатил глаза, улыбка все еще не сходила с его лица. — Я не говорил, что ты гей! Но связано ли твое внезапное возвращение в город с неким высоким блондином с голубыми глазами и заразительной улыбкой? Пожалуйста, скажи мне, что ты перестал тосковать по нему. Ты поэтому вернулся? Николас щелкнул зажигалкой и, прикрывая пламя ладонью, прикурил очередную сигарету. Он медленно затянулся и, выдохнув дым, сказал: — Нет и нет. Я здесь, потому что сам попросил об этом. Мой приезд никак не связан с близнецами; он связан только с приютом. — Его тон стал зловещим, и Ливио посмотрел на Николаса с любопытством. Вульфвуд почувствовал, что Ливио хотел спросить больше, но решил лучше этого не делать. Вместо этого он снова заговорил о себе и Жасмин: — Мы открыты, Николас. Поэтому церковь не поддерживает нас. — Ливио улыбнулся ему; его глаза блестели, пока он ждал, когда Вульфвуд поймет, что он имеет в виду. — Оу, — сказал Николас, нахмурив брови. И затем: — О-о-оу… Да, я понимаю, почему это может кого-то возмутить, — Николас поднял руки вверх, сдаваясь. — Но не меня! Я не осуждаю. Черт возьми, ты же меня знаешь. Ливио тихо рассмеялся и похлопал Николаса по спине: — Конечно, мы знаем. Мы знаем тебя... и мы знаем твой типаж. — Черт возьми, я и не подозревал, что у меня это на лбу написано, — огрызнулся Николас, но ему не было неприятно. Он знал, что Ливио просто дразнит его. Ливио расхохотался и хлопнул себя по колену, когда Жасмин вышла из-за угла. — Привет, Мина, — непринужденно сказал Ливио, его лицо выражало искреннюю привязанность. — А я тут просто болтаю с Никко. Николас бросил на него взгляд. Жасмин скрестила руки на груди и притопнула ногой. Теперь она выглядела совсем по-другому, симпатичная; она стала той, кто она есть, и Николас не винил Ливио за то, что он влюбился в нее. — Я почти уверена, что он бы предпочел, чтобы его называли Ником, если это не изменилось? — Нет, — сказал Николас, проглатывая букву «Т». — Все еще Ник. — И... Разло не против этого? — спросил Вульфвуд; Жасмин и Ливио посмотрели друг на друга. Иногда было трудно объяснить отношения Ливио и Разло; два разума в одном теле, ни для кого не было бы комфортно, но Николас знал их обоих и понимал их разные желания, нужду и вкусы. Его это не беспокоило. — Да, не против... ему нравится Жасмин, он считает ее милой, поэтому не возражает против нее ради меня, но она не в его вкусе. У него есть друг в Декабре, который не против подобных отношений; поэтому мы переехали туда. Нужно, чтобы все были счастливы, — ответил Ливио. Жасмин прислонилась к стене рядом с ними и жестом попросила Николаса передать ей только что зажженную сигарету. Он передал ее. Жасмин аккуратно взяла ее между пальцев. Николас приподнял бровь: — Ты куришь? — Нет. — Она выбросила дымящуюся сигарету на кладбище окурков. — Черт! Это последний раз, когда я тебе поверил, — Николас прищурился и поднял сжатый кулак. Жасмин и Ливио рассмеялись, держась друг за друга, и Николас не смог не рассмеяться вместе с ними. Они были хорошими людьми. Церковь не имела права судить их; никто не имел на это права. Он посмотрел на двух своих друзей, смеющихся и болтающих так, словно он никогда и не уезжал. Это было приятно.__________
Собрав последние товары из списка Мелани, Николас потратил некоторое время на покупку вещей для Сейвремов: специй, нескольких перцев, для Рем — большого букета красной герани, а для Мелани — букета нарциссов. Вульфвуд, предвкушая долгую поездку, направился обратно к Анжелике с полными руками, но остановился у ряда телеэкранов в витрине магазина. Пока мало кто мог себе это позволить, и большинство людей, как и он сам, по-прежнему предпочитали слушать радио ( телевизор отнимал слишком много времени и внимания, особенно у человека, который привык находится в разъездах ), но передача привлекла его взгляд, как огромный червь в поле зрения. Вэш стоял на сцене и пел от всего сердца для целого мира. У Николаса отвисла челюсть от изумления; он чуть не уронил свои сумки. Вульфвуд зачарованно наблюдал, как камера переключилась на другой ракурс, как будто хотела убедиться, что Николас точно знает, кого видит. Но ошибки быть не могло. Волосы Вэша выглядели иначе, и он повзрослел, но эти глаза цвета морской волны и родинка чуть ниже левого подтверждали, что он уже знал. Николас быстро прочитал заголовок, бегущий по экрану. Он уловил только половину, но смог выделить самое важное. Всемирно известный оперный певец и пианист Вэш Сейврем... голос ангела... грандиозный тур по всем крупным городам. — Все города?! — выпалил он так громко, что проходивший мимо мужчина подпрыгнул на месте и тут же выругался. — Извините, я просто... э-э… он мой кумир. Экран переключился на выпуск новостей. Там было что-то о новой церкви, которую возводили для размещения многочисленных плантов. Впрочем, его это не волновало. Что его действительно волновало, так это Вэш. Скорее всего, Рем и Найвс знали об этом больше. Аккуратно сложив купленные товары в спортивную сумку и цветы поверх всего остального, он застегнул ее на молнию, понадеявшись, что нежные лепестки не полностью увянут, пока он доберется до приюта. Он положил сумку на заднее сиденье байка, надежно пристегнув ее ремнями, и взялся за руль, чтобы завести Анжелику. Его взгляд привлекло изображение на топливных баках трех других мотоциклов рядом с ним: два скрещенных пистолета в круге, с каждого конца которого выступали три линии. — Черт, — прошипел он и огляделся в поисках знакомых лиц. Было около полудня, и вокруг ходило слишком много незнакомцев, чтобы он мог кого-нибудь заметить. Приезд сюда имел определенный риск, но Николас не мог вечно избегать города; однако сейчас было неподходящее время, чтобы рисковать. Он столкнется с этими демонами как-нибудь в другой раз, если придется. Он вывел Анжелику с тротуара на дорогу, прежде чем взобраться на нее и нажать на кикстартер.__________
Когда Николас открыл дверь в приют, его встретил уже привычный приветливый хаос. Двадцать четыре возбужденных ребенка дергали его за одежду, за куртку, цеплялись за ноги и неоднократно спрашивали, что в пакетах. Зайдя на кухню, Николас увидел, как Мелани и Жасмин готовятся к обеду. — О, я не думала, что ты вернешься, — удивленно сказала Мелани, когда Николас открыл спортивную сумку и достал букет нарциссов, все еще довольно свежих. Она покраснела, принимая их, и рассмеялась: — Какой ты милый! Когда мой маленький негодяй успел научиться такому обаянию? Николас только ухмыльнулся и подмигнул Жасмин, которая покачала головой в притворном негодовании. — Негодяй все ещё тут; он просто становится мудрее, — ухмыльнулся он. — Товары, которые тебе были нужны, и кое-какие подарки для детей здесь, — сказал он, убирая все, кроме красной герани. К счастью, она, похоже, тоже пережила поездку. Он оставил ее в сумке. — Сейчас я быстренько приму душ и оставлю тебя в покое на этот вечер, — объявил он. — Теперь ты взрослый, mijo. Ты не обязан рассказывать мне все подробности своей жизни. Твоя работа не требует заботы о сердце этой пожилой женщины. — Нет, — ответил он без колебаний. — Но я все равно это сделаю.__________
Николас был рад, что принял душ и надел свежую рубашку, потому что дом Сейвремов оказался слишком чистым для такого человека, как он. Их небольшой дом располагался в самом дальнем конце церковной территории, простой, всего с двумя комнатами. Одна принадлежала Рем, а другая раньше принадлежала близнецам, но теперь принадлежала только Найвсу. Внутри все было свежим, чистым и функциональным. Это было очень в стиле Рем и Найвса. Вульфвуд смущенно вручил Рем букет, когда увидел, что вокруг их дома уже стоит несколько горшков с цветами, но она все равно с благодарностью приняла его и пригласила Николаса войти. Зайдя в дом с пакетом овощей в руке, он был встречен аромат специй, разносящийся в воздухе. Пикантный запах указывал на то, что Рем уже начала готовить ужин. — Ты заметил, что я начала без тебя? Прости, я надеялась избавить тебя от хлопот. Я помню, что ты настаивал на помощи, но ты гость, Николас. — Она улыбнулась. — Хотя мне правда не помешает помощь. Я хочу приготовить что-нибудь острое… Я не уверена. Проследовав за Рем на кухню, он увидел, как она уже помешивает деревянной лопаткой рис в сковороде. Рядом на тарелке лежал кусок сырого мяса тома, готовый для запекания. Тепло от плиты наполняло комнату, но оно не было неприятным. Николас снял пиджак и, повесив его на спинку стула, положил солнцезащитные очки на столешницу; он надел фартук, вымыл руки в раковине и занял место у разделочной доски. Он взял у Рем нож и быстро нарезал немного лука, перца и помидоров; на лбу у него выступил пот. И когда Николас, наконец, закончил подготовку ингредиентов для ужина, он разложил их по отдельным тарелкам: рис, овощи, томатный соус, свеженарезанную кинзу, лимон и лайм. Он размял мясо и щедро посыпал его смесью приправ, добавил немного овощей и, поставив в духовку, установил таймер. Твердой рукой он высыпал на сковороду еще риса; масло громко зашипело, когда он добавил его, помешивая рис и перец легкими движениями кисти. Деревянная ложка скребла по краям, пока он быстро перемешивал. Как только Николас убедился, что весь рис покрыт маслом, он снял сковороду с огня; накрыв ее крышкой, он аккуратно перевернул содержимое и затем вернул обратно, чтобы получить максимальное покрытие. Воздух наполнился запахом перца, и у него заурчало в животе. Под пристальным взглядом Николаса рис стал золотисто-коричневым; он улыбнулся, добавив немного соли, щепотку кинзы и лимонный сок. И, в последний раз перемешав ингредиенты, он снял сковороду с огня. Николас всегда любил готовить, особенно по ночам, когда чувствовал себя наиболее беспокойным. Ритмичное позвякивание металла о металл и шипение пищи на раскаленной сковороде успокаивали и отвлекали от мыслей, на которых он не хотел зацикливаться. Из духовки доносился запах готовящегося тома. Осталось немного подождать и можно подавать на стол. Николас подпрыгнул от хлопка открывающейся бутылки. Он повернул голову и увидел Рем, которая в одной руке сжимала бутылку вина, а в другой безуспешно пыталась удержать пену, чтобы она не пролилась на пол. — Ты пьешь? Тебе вообще разрешено пить? — Хм, я назову это причастием, если вы это сделаете, святой отец. Николас ухмыльнулся и решил, что теперь Рем нравится ему немного больше. Продолжая помешивать рис и добавляя специи, он произнес то, что помнил из соответствующего благословения: — Благослови, Господь, этот напиток, который Ты сотворил, да будет он целительным средством для всех причащающихся его, и даруй всем, вкушающим его, призыванием святого имени Твоего, получить здравие телесное и душевное. Через Христа, Господа нашего. Аминь. — Аминь, — эхом отозвалась Рем и разлила вино по бокалам. — Что? Ничего для шеф-повара? — хмыкнул Николас, помешивая рис. Еще немного перца никому не повредит. Он бросил еще один и раздавил его ложкой. — Это для тебя. Най не пьет... даже во время причастия. Мясо он тоже не будет, он вегетарианец, — сказала она, протягивая ему бокал. После этого ему предстояло сесть за руль, но один бокал вина не повредит. — Серьезно? Зануда на вечеринке. Он надеялся, что его стряпня произведет хорошее впечатление, правда, давненько он не готовил больше, чем на себя. Он хотел, чтобы Рем и Найвсу понравилось, хотя и не понимал, почему для него это так важно. Возможно, у него были романтические планы на ее сына, не злого близнеца. Или, возможно, ему просто хотелось увидеть, как другие люди наслаждаются его едой вместе с ним. Впрочем, он добавил еще несколько перцев, и все это под тихую игру на пианино на заднем плане.__________
— Где ты научился готовить, Николас? — спросила Рем, облокотившись на стол и вытирая только что вымытые руки тряпкой для мытья посуды. Она уже достала тома из духовки и, нарезав его тонкими ломтиками, как грудинку, полила его собственным соком. Пахло изумительно, и им не терпелось попробовать. Рем уже заменила готовое мясо в духовке пирогом; когда они закончат с основным блюдом, все уже приготовится. Глядя в свой пустой бокал, он ответил, напустив на себя серьезный вид: — Я не учился. Я просто смешал все ингредиенты вместе, и через некоторое время вкус стал вроде как нормальным. Брови Рем, казалось, взлетели до линии роста волос, и Николас не смог сдержать смеха: — Я шучу. Мисс Мелани научила меня. Я часто помогал на кухне. Я думаю, она уже рассказывала тебе про это раньше? Я просто продолжил это делать. Еда безопаснее, когда знаешь ее состав. Рем кивнула: — Она так и сказала. Ты сильно вырос; она очень гордится тобой. Она часто говорила о тебе, хотя и жалела, что от тебя не было вестей почаще. Она получала всего два или три письма в год. Николас кивнул, чувствуя себя неловко. «Они просматривали мою почту». Он перевел разговор на более обыденные вещи, такие как дети и его учеба в семинарии. Он избегал обсуждения отношений, и Рем была достаточно вежливой, чтобы не давить на него. Они разговаривали еще некоторое время, обсуждая детей, приют и то, как Найвс организовал для них получение новых инструментов, одеял, подушек и различных мелких предметов, которые сделали жизнь мисс Мелани и детей немного комфортнее. У Николаса возник один вопрос, пока он слушал рассказ Рем обо всем, что сделал Найвс. Это были несвойственные Найвсу поступки… Обычно Вэш был тем, кто говорил о помощи другим людям, пел от всего сердца о любви и мире, послание всему человечеству. По его представлениям, Найвс не похож на доброго человека. Для Николаса это больше походило на то, что Найвс пытался что-то исправить. Как будто он искал искупления.__________
Когда Николас готовил, он действительно вкладывал в это все свои силы. Но, возможно, в этот раз он вложил в это дело слишком много себя. Радостно улыбаясь, Рем довольно потерла руки и приступила к своей тарелке с едой; она уже съела половину, и пока она с удовольствием жевала, ее кожа порозовела, а глаза заблестели от слез. Так подействовали специи или вино; она опустошила почти всю бутылку. Николас решил, что скорее всего, и то, и другое. Она сглотнула и, взяв стакан воды, третий по счету, сделала несколько больших глотков, прежде чем смогла заговорить: — Что здесь? Это так остро! Вкус изумительный, Николас, но, возможно, в следующий раз обойдешься без перца? Николас склонил голову в знак согласия; использовать четыре вида перца было многовато даже для него. Его язык будто горел, и Николас был благодарен большому стакану ледяной воды, стоявшему рядом с тарелкой. Конечно, он никогда бы не признался, что причина, по которой он использовал так много специй, была скорее необходимостью, чем что-либо другое… это помогло заглушить запах несвежего мяса. — Да. Прости. Я учту это в следующий раз, — кивнул он, кашлянув в салфетку. — А следующий раз будет? — прямо спросил Найвс. Он сидел на другом конце стола, напротив Николаса; в то время как Рем сидела слева от Вульфвуда. Найвс почти не притронулся к своей тарелке с едой, хотя Николас позаботился о том, чтобы на его тарелке было только вегетарианское блюдо. — Я не понимаю, почему бы и нет? — сказала Рем, делая еще глоток воды. Она промокнула губы салфеткой и откинулась на спинку стула, поглаживая живот. — Это правда было вкусно, Николас. Не позволяй моему привередливому сыну унижать себя, — поддразнила она Найвса и подмигнула ему; мышцы на его подбородке напряглись, когда Найвс стиснул зубы. — Итак, — сказала она, поднимаясь со своего места и подхватывая тарелку. — Я пойду посмотрю, готов ли десерт! Рем ушла, оставив Николаса наедине с Найвсом. С минуту они сидели в неловком молчании, которое длилось слишком долго. К удивлению, Найвс нарушил тишину: — Я слышал, как ты ранее говорил с Рем о Вэше и его туре. — Прежде чем Николас успел что-либо сказать, он продолжил: — Ты очень громкий человек, Вульфвуд. Я слышал тебя несмотря на игру на пианино. Скрестив руки на груди, Николас дернул подбородком в его сторону: — Итак, теперь ты зовешь меня Вульфвудом? Я думал, мы знаем друг друга? Я думал, мы друзья; ты ранишь меня, Стиляга. Кулаки Найвса сжались по обе стороны от тарелки; Николасу стало интересно, какое давление могут выдержать столовые приборы, зажатые в каждой руке. Найвс явно тренировался и не скрывал этого. Бледно-голубая рубашка, которую он носил с черными брюками, подчеркивала каждый мускул; это не оставляло простора для воображения. Может быть, Николасу и не нравился Найвс, но он мог оценить этот вид. — Мы знали друг друга недолго. Сейчас я тебя не знаю, — проворчал Найвс, снова ковыряясь в своей тарелке и смешивая перец с маслом. О, это будет весело. Николас, поставив локоть на стол, подпер подбородок ладонью. — Ты мог бы узнать меня получше? — сказал Николас, рисуя пальцем другой руки маленькую цифру «8» на поверхности стола. — Я свободен каждый день, кроме воскресенья и понедельника; они отведены под проповеди и исповеди, что напомнило мне, — он закончил выводить круги на столе и, щелкнув пальцами, сложил их в пистолет и направил его на Найвса. — Я еще не видел тебя в исповедальне? Найвс кипел от злости, его плечи напряглись: — И никогда не увидишь! Я обращусь за этим к мистеру Чапелу. Конечно, он так и сделает. — Ну, он уйдет на пенсию, что ты будешь делать тогда? Найвс выглядел сбитым с толку. Николасу стало жалко ложку и вилку, когда Найвс сжал их сильнее. Николас с улыбкой нанес ему еще один удар: — В чем вообще признается идеальный мистер Най Сейврем? — Не твое дело! — Но скоро будет. Может, все-таки признаешься? Я весь во внимании. — Ни в коем случае! — ¿Porqué eres tan necio? — Как ты меня только что назвал? Николас молитвенно сложил ладони: — Ay Dios mío, resguardarme contra el imbécil este… Ничего, ничего. Не беспокойся об этом. — Я все еще не понимаю, почему из всех людей, именно ты стал священником? Что ты сделал? Обманывал в школе? Как у тебя вообще получалось притворяться набожным? Вера? Скорее всего, она была самым большим грехом из всех. — Мне не пришлось ни в чем лгать или хитрить. И я хочу, чтобы ты знал: у меня очень динамическое понимание веры, так что постарайся быть не таким узколобым придурком. — Ты самый невыносимый, эгоистичный человек, которого я когда-либо встречал. — Так ты в последнее время не смотрелся в зеркало? — усмехнулся Николас. — У тебя грязный рот, ты морально невежественный и потакаешь своим желаниям... — Продолжай, я наслаждаюсь комплиментами, — ухмыльнулся Николас, делая еще один большой глоток из своего стакана. — Черт возьми, если ты бросишь мне кость, я, возможно, даже полаю для тебя. Лицо Найвса. Не найдется слов, чтобы описать выражение лица Найвса в этот миг. Николас ничего не мог с собой поделать; он разразился оглушительным хохотом, уронив голову на стол и ударив кулаком по твердой деревянной поверхности. Николас с трудом поднял голову, вытирая слезы. — Ой, да ладно тебе, Най. Избегая этой темы, Найвс перевел разговор в другое русло. Его голос звучал тихо, когда он обхватил пальцами стакан, стирая конденсат: — Почему ты так сильно хочешь увидеть Вэша? Есть ли что-нибудь, в чем ты хотел бы признаться, Вульфвуд? — Нет. Я чист. Я не скрываю свои чувства. Но, отвечая на твой вопрос, возможно, потому, что я не видел Вэша почти двадцать лет, и раньше мы были друзьями? Я бы хотел продолжить эту дружбу, с твоего разрешения, конечно? — Последние слова он произнес чуть более едко, чем хотел. Он не пытался быть злым; он просто хотел немного повеселиться, а Найвс это упростил. — Если у него нет времени на своего брата, почему ты думаешь, что у него найдется время на тебя? Откинувшись на спинку стула, Николас развел руками, одаривая Найвса своими мудрыми словами: — Возможно, потому, что, в отличие от его брата, я не мудак? — Ты шутишь? Ты самый большой… — Хей. Ты меня ударил, помнишь? — А ты не появился! — взревел Найвс, поднимаясь со своего места, его плечи вздымались. Он сердито сел обратно, бросил ложку и вилку на тарелку и отодвинул ее, почти ничего не съев. Ах, вот оно что. Настоящая причина, по которой Найвс так разозлился. Даже если он никогда в этом не признается, Николас понял, что Найвс затаил обиду. Вульфвуд не присутствовал на концерте, но это не отвечало на его вопрос о том, почему Вэш там, а Найвс все еще здесь. Найвсу это явно не нравилось, хоть он и отлично притворялся, что это так. — Что случилось с тобой и… Вопрос замер у Николаса на губах, когда вошла Рем с десертом и поставила большую форму с яблочным пирогом на середину стола. Она улыбнулась, ее лицо выглядело спокойным, хотя и немного розовым от специй и вина. — Так приятно видеть, что вы двое поладили после стольких лет! — Она перевернула блюдо, взяла нож и стала нарезать пирог. — За моим столом сидят два мальчика. — Лезвие с хлюпаньем погрузилось в пирог, исходящий паром. — Как будто Вэш и не уезжал! — Она снова принялась за пирог. Она надавила на нож немного сильнее, чем хотелось бы Николасу. — Упрямство. — Еще один кусочек. — Спор. — Еще один кусочек, возможно, слишком большой. — Что дальше? Ссора по поводу того, кто контролирует радио? — Нож быстро работал в ее руках. Немного пугало то, насколько хорошо она с ним обращалась. Николас сглотнул. Улыбнувшись, Рем вытащила и подняла нож. — Я только схожу, быстренько помою его и возьму тарелки; я сейчас вернусь. Пока меня не будет, вам следует поцеловаться и помириться! Рем стремительно вышла из комнаты. Их взгляды проследили за ее спиной, а затем встретились над дымящимся пирогом. Найвс тихо кашлянул; Николас скривил рот и отвел взгляд, находя вазу с цветами очаровательной. Это было довольно неловко. Похоже, сегодня вечером он не получит никаких бонусных баллов от мамы. Первый ужин, и теперь это. Николас открыл рот, чтобы что-то сказать, когда Рем вернулась с чистым набором тарелок и вилок. Разложив пирог по тарелкам, она подвинула по столу одну из них Найвсу, а другую Николасу. — Итак, теперь, когда мы разбили лед, — сказала она, махнув рукой в их сторону. — Я должна кое-что сказать. Не то чтобы я подслушивала или что-то в этом роде; вы оба громкие. Но почему бы тебе просто не съездить повидаться с Вэшем? — спросила она, раздраженно топнув ногой. Николас покачал головой: — Я не знаю о… — К сожалению, телеканалы не всегда в курсе последних новостей. Тебе стоит послушать радио. Его тур пройдет в Декабре, Ноябре и Октябре. Он будет в Августе на следующей неделе или неделей позже. Мне нужно это уточнить, — сказала Рем. Найвс молчал, задумчиво скрестив руки на груди. — Очевидно, что это по ту сторону Песчаного Моря. Мне пришлось бы сесть на пароход, — сказал Николас и пожал плечами. Нет и шанса, что это случится. Николас не мог позволить себе билет на пароход. Однако он, возможно, смог бы отработать проезд. На крупных пароходах были большие кухни, и им всегда требовался персонал. Но тогда бы ему пришлось просить отпуск, а он только приехал. Он все еще обустраивался и все ещё общался со всеми важными в своей жизни людьми. Рем кивнула: — Да. Я понимаю. Но Найвс не видел своего брата целую вечность, и я думаю, что он был бы рад снова увидеть тебя, Ник. После того, как ты решил уехать... «Принудительно. После того, как меня принудили уехать». — От тебя не было никаких известий… Вэш на протяжении года ждал почту, которая приходит раз в месяц, и ничего. «Я писал письма каждую неделю под одеялом, руки устали, пальцы сводило судорогой, а мой организм переполняли наркотики. Письма мисс Мелани, Ливио и Вэшу». — Это разбило ему сердце. И он перестал ждать. Я уверена, у тебя были свои причины, Николас. Это непросто. — Рем посмотрела на него. — Но почему? Николас мог представить, как Вэш ждал почтового тома, прибывающего каждый месяц, с полными надежды глазами и широкой глупой улыбкой. И он мог представить его разочарование; хоть Вэш и скрыл бы его за еще более широкой улыбкой после того, как ничего не приходило. Что им сказали? «Я отправлял все письма, в которых было то, о чем мне разрешали писать». — Я так и не получил ни одного ответного письма. — Слова вырвались прежде, чем Николас успел их остановить. Рем замолчала; он чувствовал на себе ее вопросительный взгляд, но он уже не мог остановить свои мысли. «Они сказали мне, что только вы ничего не писали… Я им не поверил. Я знал вас всех гораздо лучше». Заметив отрешенное выражение его лица, Рем подошла и положила руку ему на плечо; она прикусила губу, когда почувствовала, что он дрожит, и его дыхание стало прерывистым. — Николас? Если вдруг… Если вдруг что-то случилось и тебе нужно об этом поговорить? Ты не знаешь, что это место сделало со мной. — Извини. Нет. Но... спасибо. — Он невольно с силой сцепил пальцы на коленях. — Я не знаю… Я не умел хорошо писать. Так что я просто не стал этого делать. — Николас покачал головой. «Ложь — это грех, Николас. Так ты хочешь, чтобы я рассказал им правду? Рассказал про этого чертового Доктора Конрада? Про все, чего они не знают о том месте? Что там сделали со мной? Как мне причинили боль? И на что я пошел, чтобы защитить детей? Нет». Выглядело так, будто Рем не хотела принимать этот ответ, но она только с любопытством посмотрела на него и тихо протянула: — Хорошо. Что ж, я все еще думаю, что это отличная идея. Вы трое могли бы наверстать упущенное. — П-подожди. О чем ты? — Туман в его голове исчез, предложение Рем, наконец, пробилось сквозь облака и полностью рассеяло их, вернув Николаса к реальности и заставив удивится. — Что… ты имеешь в виду, я и Най? Отправится вместе… повидать Вэша? Это невозможно. Но Рем уже кивала и болтала о том, как она могла бы оплатить им билеты и номера в отелях за счет церкви в рамках образовательного мероприятия. Они могли бы раздать там немного церковной литературы, несколько записей и брошюр, чтобы обогатить город. Это было бы больше похоже на опыт работы, чем на визит к брату Найвса. Когда Николас взял свою куртку и собрался уходить, Рем снова остановила его, протянув пластиковый контейнер с пирогом. — Для мисс Мелани, — сказала она с улыбкой. — И Николас, ты… Еда правда была вкусной, специи мне понравились, ничего не меняй. Я бы с удовольствием пригласил тебя еще раз? Я знаю, что у вас с Наем... какая-то история... но он тоже скучал по тебе. По-своему. — В самом деле? Меня одурачили, — засмеялся Николас, доставая из кармана очки и надевая их на лоб. — Тебе не обязательно врать, Рем. Мы не друзья, и никогда ими не были. Открыв ему дверь и прислонившись к дверному косяку, она тихо ответила: — Нет. Но он хотел бы. Он просто не знал как. Вэш — это все, что у него когда-либо было. И теперь есть только он. Пожалуйста, постарайся быть чуть менее грубым. Николас не знал, что на это ответить. Движение за спиной Рем привлекло его внимание. Найвс на мгновение задержался в коридоре, наблюдая за ними, прежде чем отвернуться и исчезнуть в своей комнате. Несколько секунд спустя Николас услышал тихие звуки пианино. — Николас? — Рем снова привлекла его внимание. — Если тебе когда-нибудь понадобится поговорить о чем-нибудь... даже если тебе это покажется невероятным… Я выслушаю и поверю тебе. Вздохнув, Николас натянул защитные очки на глаза. Он усмехнулся, отгоняя неприятное чувство, от которого у него скрутило внутренности. Но, возможно, это были специи; даже по своим меркам, он переборщил. — Я в порядке. Но, спасибо. Я буду иметь это в виду. — Ладно. Я буду держать с тобой связь и сообщу, что церковь решит по поводу этой поездки. Будь осторожен по дороге домой, уже темнеет, — сказал Рем и закрыла дверь. Запрокинув голову, Николас изучал небо; две из пяти лун уже взошли, а солнца-близнецы опустились далеко за горизонт, окрасив небо в лиловый оттенок с огненно-красными, желтыми и белыми полосами. Вскоре появились звезды.__________
Анжелика урчала, проезжая по сыпучему песку дюн, свет фары указывал путь домой; Николас снова погрузился в свои мысли. Он хотел повидаться с Вэшем и сказать, что ему действительно жаль. Он бы признался, что все еще думает о нем и жалеет о той драке с Найвсом, из-за чего его увезли... Что его дружба с Вэшем, Ливио и Жасмин... мисс Мелани... спасла ему жизнь. Что они помогли ему пройти через каждое испытание. И сохранить рассудок, пока испытания продолжались. Пока Доктор Конрад накачивал его своими экспериментальными препаратами, проверяя их действие. Совершенствуя сыворотку. Снова и снова. Это был тот самый наркотик, которым его отец торговал в подворотнях Декабря. Странные люди входили и выходили из их дома. — Будешь хорошим мальчиком? В его комнате, руки на его теле, жгучая боль в глазах. Слабость на следующий день, когда вместе с рвотой из него выходил весь этот ужас. Тело справлялось с травмами, но разум отказывается принимать это во внимание. Один раз он сбежал. Люди, которые работали на его отца, нашли его. Притащили назад, пока он брыкался и кричал. Снова и снова. Пока однажды Николас не сломался. Он взял пистолет и… Его маленькие руки были слабыми, и палец едва мог нажать на курок. Это был не точный выстрел. Смерть наступала медленно и безумно мучительно. В течение двух дней Вульфвуд сидел и наблюдал, как жизнь медленно покидает глаза этого ублюдка; Николас прижимал пистолет к груди, если вдруг каким-то чудом мужчина снова встанет. Через два дня странные люди вернулись. Он спрятался. Несколько часов спустя приехала полиция и нашла его. Несколько дней спустя он нашел Хоупленд. Поддав газу, Николас прикусил внутреннюю сторону губы. Он почувствовал вкус крови и горячего металла на языке. Достигнув вершины дюны, он слишком быстро спустился с небес. Его желудок свалился во влажную, горькую пыль; это чувство ползет вверх по позвоночнику и… Он снова в той комнате, Он снова в том доме. Десятки глаз наблюдают, как то, что внутри него выходит наружу. Отец сжал его тонкую руку, и игла вонзилась. Доктор Конрад вздохнул; ему нужно больше результатов. Возможно, ему понадобится еще один ребенок. Был кандидат, который пришел бы добровольно. Кровь окрасила его руки и потекла ручейками на пол. — Я м-могу это сделать. — Голос Николаса дрожал. — Н-не нужно другого. Иглы… Капельницы... трубки… Ремни стягивают руки и ноги, пряжки впиваются в кожу. Боль, как от бритв между зубами. Горло саднит от крика… Снова и снова. Все началось с того, что он взял пистолет и… Будь хорошим мальчиком. …ради детей, Николас. Всегда. По приезде в приют Николас убрал пирог в холодильник. Спотыкаясь, он добрался до постели и завернулся в одеяло, внутренне благодаря за то, что у него есть кровать, которую он может назвать своей, и заплакал.