__________
Футбольный мяч быстро пролетал между ногами детей и по воздуху, пока они бегали туда-сюда, прыгали и уворачивались друг от друга с серьезными лицами, передавая мяч между собой и, наконец, забрасывая его в ворота. Гол! Зрители зааплодировали. Мисс Мелани болела за Николаса, в то время как Ливио и Жасмин в сторонке лечили разбитые коленки и носы. Полуденный зной пустыни был невыносим даже в тени колокольни. Николас уже снял пиджак и расстегнул все пуговицы на рубашке, обнажая грудь и живот. Его брюки были заляпаны землей, а лоферы темно-коричневые от пыли. Зажав мяч под ногой, он провел рукавом по вспотевшему лбу и откинул назад влажные волосы. Несколько человек обратили на него внимание и, к счастью, погода достаточно согрела их, чтобы скрыть покрасневшие лица и блуждающий взгляд. — Я думал, ты умеешь играть? — поддразнивал Вульфвуд. — Пока что я вижу только одного большого неудачника; даже дети тебя перехитрили. — Они дети... они потрясающе проворны. Они когда-нибудь перестают двигаться? — Пфф, отговорки. Не скорость делает тебя хорошим игроком. А стратегия. Найвс глубоко вздохнул, наклонился и упер руки в колени, восстанавливаясь после своего последнего забега. Когда он взглянул на Мелани, заботящуюся обо всех этих энергичных детях, он понял, насколько сложная, должно быть, ее работа даже несмотря на помощь Ливио и Жасмин. — Ты просто целишься и бьешь; это должно быть легко. Какая стратегия используется при ударе по мячу? — Стратегия, которая предполагает быть быстрым. — Но ты только что сказал... — Найвс замолчал, когда Николас ухмыльнулся ему. — Я действительно очень сильно тебя ненавижу. — Нет, это не так. Найвс не успел возразить ему, так как Николас уже сорвался с места, пробежал несколько шагов и выбил мяч обратно на поле. — Разве ты не должен помогать своей команде? — Его голос уже звучал слишком далеко, чтобы Найвс смог ему ответить. С прилипших ко лбу светлых волос капал пот, а парадные брюки и рубашка промокли. Найвсу хотелось сорвать этот прилипший материал и сжечь; его ботинки были изношены до неузнаваемости. В отличие от Вульфвуда, на нем не было дополнительных слоев одежды, которые можно снять для облегчения. Вместо этого Найвс расстегнул рубашку и задрал ее; одним уголком он вытер капли пота с лица и остановился на родинке под правым глазом. Он знал, что Николас наблюдает за ним. Он чувствовал, как темные глаза изучают его гораздо дольше, чем это можно счесть уместным. — Что? — проворчал Найвс, завязывая мокрую ткань на талии и зачесывая назад влажные от пота волосы. — Ничего. — Серьезно, в чем дело? Я устал играть с тобой в эти игры, Николас. Вульфвуд мгновение просто стоял, его расстегнутую рубашку теребил легкий ветерок, ткань соскользнула с одного плеча, подставляя бронзовую кожу лучам поднимающегося солнца. Тени уменьшились, и поскольку игра, казалось, пошла на убыль, большинство людей вернулись в здание, привлеченные запахом подаваемой еды. Эти чертовы солнцезащитные очки, как всегда, скрывали глаза Вульфвуда. Николас медленно спросил: — Почему ты здесь? И не уходи от вопроса, ты понимаешь, что я имею в виду… почему Вэш уехал, а ты все еще здесь? — Зачем тебе это знать? — настороженно спросил Найвс. Он понимал, что в конечном итоге Николас спросит об этом. Найвс прокручивал в голове миллион разных ответов, и каждый из них был подобен очередному порезу на коже, такому же болезненному, как и предыдущий. Раньше он винил в этом Николаса. Раньше он винил Вэша. Какое-то время он даже винил Рем. А потом, наконец, некого было винить, кроме самого себя. Поэтому он так и сделал. Николас наклонился за мячом, когда тот ударился о его лодыжку. Повернувшись, он снова бросил его обратно в сторону детей, крикнул, что они с Найвсом выбывают из игры, и помахал мисс Мелани, которая уносила покормить двух малышей. — Я хочу знать, ведь, если мы собираемся в поездку, чтобы увидеться с ним, я хотел бы узнать, будет ли это счастливое воссоединение. Так я буду уверен, что упаковал достаточно салфеток. — Я не плачу. — Нет, но Вэш плачет. Несмотря на то, что Найвс поморщился, он признал его правоту. Вэш расплачется в тот же миг, когда увидит своенравного священника. Впрочем, Найвс не собирался плакать перед братом, и тем более перед этим идиотом. — Это не мой выбор, — медленно произнес Найвс. — На концерте. Знаешь, на котором ты не появился? Вульфвуд кивнул и провел ладонью по затылку. Убрав руку, он с сожалением вытер ее о рубашку. Сегодня вечером он кое-что постирает и примет душ. — Да, мы уже проходили эту часть прошлым вечером, помнишь? Найвс ощетинился, стиснув зубы. Николас миролюбиво поднял руки: — Продолжай… Я слушаю. Найвс отвел взгляд и потянул за края рубашки, пытаясь заправить подол обратно за пояс: — Мидвалли и Элендира, как мы и думали, были там. Выбрали Вэша, а не меня. Все очень просто. Оу. Это многое объясняло. Вульфвуд думал, что была какая-то другая причина. Возможно, что-то более драматичное? Он представлял себе, что Вэш устал от упрямого характера своего брата и сбежал; или, возможно, поступил в школу-интернат, подобную той, в которой учился Николас, но с гораздо меньшим количеством наркотиков, алкоголя и насилия; или что он влюбился и убежал со своей возлюбленной. Николасу и в голову не приходило, что все настолько просто, что его не выбрали. Так жестоко в своей простоте. Переминаясь с ноги на ногу, Николас не знал, что сказать и нужно ли вообще что-либо говорить. Стоит ли ему извиниться и выразить сочувствие? Это произошло семнадцать лет назад. Ему было девять. Девятилетний ребенок не задумывается о возможных последствиях своих решений… черт возьми, близнецам было всего по двенадцать; это тоже не должно было повлиять на их жизнь, но они были здесь... По крайней мере, здесь был Найвс. — Значит, ты просто остался тут? — решился Николас, проявляя искреннее любопытство. Нахмурив брови и наморщив нос, Найвс одарил его взглядом, который говорил, что Николас снова ведет себя глупо. — Конечно, нет. Я поступил в небольшой колледж в Ноябре, получил степень бакалавра в области музыкального образования и степень магистра в области теории музыки и композиции. — Извини, просто не был уверен. — Николас пожал плечами. Итак, он пошел в школу, последовав своей мечте, просто менее драматичным способом. Вэш любил драматургию, поэтому неудивительно, что он добился в этом больших успехов, но Николаса всё-таки удивил такой выбор. Вэш изумительно хорошо пел; он видел доказательства этого в их детстве и по телевизору в Декабре, но именно Найвс обладал идеальным сочетанием вокальных и инструментальных навыков. Николас видел, как его пальцы грациозно играют по клавишам пианино, словно оно продолжение его самого. Это было не просто его второй натурой; это было частью его существа. Николас заметил, что его мысли блуждают: ему стало интересно, какие ощущения могли бы быть от таких рук на его теле, как эти длинные пальцы могли бы играть на нем. Извлекая звуки, которые, как он знал, он не способен издать без опытного музыканта. Николас втянул воздух, закашлялся и ударил себя в грудь. Он испытывал жажду в прямом и переносном смысле и не мог поверить, что позволил своим мыслям задержаться на Найвсе. Было безумием даже допускать мысль о том, что Найвс что-то чувствует к нему, этот религиозный консерватор, оценивающий все его действия, как нарушение морали. Вульфвуд пришел к пониманию своей веры в свое время, пока была любовь и нежная забота, необходимые для того, чтобы довериться кому-то в такие уязвимые минуты. Конечно, это прекрасно и совсем не греховно. Но Найвс? Нет. Не было никаких шансов, что это произойдет. Это никогда не сможет произойти. Только не с Найвсом. Нет. Никогда, никогда. Вэш — всепрощающий человек; он простил бы Николасу его грехи, если он расскажет ему; если он, наконец, раскроет то, что не мог объяснить, когда они были детьми. То, что не давало ему спать по ночам, кипело в темноте, злилось на мир. Но Найвс ни за что не изменил бы своего мнения. В его глазах Николас был заклеймен грешником ещё в их первую встречу. Найвс наклонил голову, и влажные волосы скрыли его льдисто-голубой глаз. — Ты в порядке? Осознав, что он отвлекся, Вульфвуд выставил руку и жестом показал ему не приближаться: — Я в порядке… все хорошо... просто мне нужно попить и покурить; после всей этой беготни мои легкие требуют никотина. Направляясь к зданию, Николас подобрал с земли пиджак и порылся в карманах в поисках сигарет и зажигалки. — Это действительно необходимо? — спросил Найвс, вплотную подходя к нему. — Да. Это помогает успокоиться. — Ты рассматривал возможность медитации? Йоги? Николас выгнул бровь, глядя на него: — Ты издеваешься, да? Я выгляжу так, как будто занимаюсь йогой? Он прислонился к стене под одним из мозаичных окон Зала братства и щелкнул зажигалкой. Он прикрыл сигарету ладонью, пока пламя не разгорелось, и глубоко втянул дым. — Черт, я нуждался в этом, — выдохнул он, затем взглянул на Найвса. Он не совершит ту же ошибку, что и с Вэшем, и не предложит ему закурить. Вместо этого он посмотрел на Первую луну на краю горизонта и сказал так спокойно, как только мог, пока не растерял мужество: — Хей. Прости, что я не пришел. Я разрушил единственное хорошее, что у меня было, потому что разозлился на тебя, это было по-детски. — Он неосознанно потер переносицу, сдвинул очки на голову, откидывая назад лохматую челку. Он надеялся, что Найвс слушает, потому что ему правда не хотелось бы повторять эти слова. У Вульфвуда уже подгибались колени, пока он слушал, как сам произносит то, что для его ушей звучало как невнятное извинение. Найвс молчал. Николас повернулся, чтобы посмотреть на него, их взгляды встретились. Найвс смотрел на Николаса, на самом деле смотрел на него, и Вульфвуд почувствовал, как по коже пробегают мурашки. Они долго смотрели друг на друга, каждый пытался прочитать мысли другого, но они оба хорошо умели держать лицо непроницаемым, и вскоре им стало неуютно. Николас не вынес этого и с трудом сглотнул; он первым отвел взгляд и пробормотал: — Я имею в виду… ты не обязан принимать извинения. — Я принимаю их, — быстро ответил Найвс. — Я принимаю твои извинения. Ты не хотел причинить боль Вэшу и… — Эй, — Николас схватил Найвса за запястье. Он подержал его так мгновение, после чего отпустил и отступил назад, давая Найвсу достаточно места на случай, если тот начнет наносить удары. — Прости. Нет, я имел в виду, что не хотел причинить боль никому из вас. Найвс посмотрел на него, его челюсти напряглись. Николас видел, что он хотел что-то сказать, но тут Рем вышла из открытых дверей и помахал им рукой: — Най! Твои ученики ждут. Я велела им отполировать и настроить инструменты, пока ты не войдешь внутрь, — сказала она и подошла к ним. — Все в порядке? — озабоченно спросила она, хмуря брови и переводя взгляд с одного на другого. Николас и Найвс кивнули. — Все в порядке, мы просто обсуждали игру, — ответил Найвс. Настала очередь Николаса удивляться. Найвс только что соврал. Но почему? Зачем? Он настолько гордый, что ему пришлось скрыть извинения, которые он принял? К черту это дерьмо. Николас выпустил дым из носа, готовый заговорить, но Рем опередила его: — Хорошо! Потому что. — Она хлопнула в ладоши. — Я получила разрешение забронировать ваши билеты и уже начала все согласовывать! Они оба повернули головы к Рем. — Ты не шутишь? — Серьезно? Они оба спросили с разной степенью недоверия. Рем снова кивнула, улыбаясь широко и восторженно. — Ага! Если вы отправитесь послезавтра с Декабря! На автобусе можно за один день доехать до побережья Таррадиддлс, где вы сможете сесть на пароход, направляющийся в Август. Это давало им всего день на подготовку. Николас задумался над списком вещей, которые нужно сложить и упаковать перед отъездом. Он мог сказать, что Найвс думает о том же; его лицо стало задумчивым, он подпер подбородок, рассеянно постукивая по краю челюсти. Рем продолжила рассказывать об организованном маршруте: — Видите ли, вы пропустите его первое и второе выступление, но по расписанию он пробудет там пять вечеров, так что вы приедете на третий. Вам хватит времени, чтобы встретится с ним. У меня есть кое-какие связи, и я работаю над получением пропусков для прессы, которые позволят вам пройти за кулисы. О, и что касается вашего номера… Николас не слушал, наблюдая, как Рем листает распечатанные ею бумаги. Какие связи имелись у этой церковной леди, как она, что позволят им получить подобный пропуск? Что-то здесь было не так, но Николас не понимал, что именно. Николас сосредоточился на Рем; он был настолько сосредоточен, что даже не заметил, когда Найвс пожелал ему доброго вечера и оставил их наедине, чтобы провести урок в своем классе. — Ты слушаешь? — спросила Рем, вырывая Николаса из мыслей. Он покачал головой: — Нет. Я имею в виду… да. Да. Извини, я думал о том, что мне стоит обсудить с мистером Чапелом и Мелани. Я не могу просто уехать на несколько дней, не уладив все дела. Рем улыбнулась и похлопала его по плечу. — Не говори глупостей. Мистер Чапел справится с одним выходным сам. Я уже поговорила с мисс Мелани и помогу ей в твое отсутствие. В любом случае, нам нужно многое обсудить. — сказала Рем и сунула бумаги ему в руки. — По возвращению в приют спланируй, что возьмешь с собой. Я все подготовлю здесь. И номер, ты не против? Николас рассеянно кивнул, прижимая бумаги к груди, чтобы поднимающийся вечерний ветерок не унес их прочь: — Да. Да, конечно. Делай, что нужно. Все нормально.__________
После восемнадцати часовой поездки на автобусе от центрального автовокзала Декабря до Побережья Таррадиддлс с изнуряющей жарой Найвс определенно не был в порядке. Они вышли из автобуса; суставы хрустели, а мышцы болели после долгой дороги из-за того, что они втиснулись в задние сидения автобуса и устроились под странными углами, чтобы поспать. Найвс никогда так долго не ездил на автобусе и никогда бы не повторил это снова, если этого можно было бы избежать. Его желудок скручивался и бурлил каждый раз, когда они проезжали по песчаным вершинам и впадинам на скорости, которая никак не могла быть безопасной. Светоотражающих указателей, прикрепленных к деревянным столбам на протяжении всего их пути, вряд-ли достаточно, чтобы проложить им маршрут между пунктами назначения. Он подумал, как часто переезды на автобусе такие длительные просто из-за того, что водители угадывают, в каком направлении ехать. Николас заверил его, что они знают, что делают, но Найвс не уверен в этом. И когда автобус подъехал к маленькой станции на Побережье, он был благодарен за возможность опустить ноги на песок. Он бы дошел до Августа пешком, только бы не ездить на автобусе снова. К счастью, Песчаные Пароходы совсем на них не походили. Огромные судна, управляемые плантами, предлагали роскошное плавание по бескрайним пескам; по крайней мере, это предоставляли именно большие. Пароходы класса «Горбач» — самые роскошные, какие только могла предложить Ничейная Земля; они курсировали только между крупнейшими городами: Декабрем, Ноябрем и, соответственно, Июлем; и проводили на песках до шести недель подряд. То, на чем отправятся Найвс и Николас, было немного меньшего размера, но их «Косатка» была в не менее хорошем состоянии. Пароходы класса «Касатка» предназначались для коротких переходов между крупными городами; продолжительность поездок составляла от двух дней до двух недель. Если Рем все спланировала правильно, а Найвс верил, что так оно и есть, они прибудут через два дня, рано утром в субботу. Если все пройдет хорошо, они вернутся на следующем пароходе, отправляющимся в Декабрь, на следующий день или, возможно, через день, при условии, что Вэш и Николас… Найвс отбросил эту мысль. Его не касается, что Николас и Вэш решат делать после своего воссоединения. — Итак, куда дальше, Стиляга? Найвс пронзил Николаса взглядом, пока тот ждал, когда водитель автобуса выгрузит привязанный к крыше автобуса багаж. Мужчина просматривал бирки, называл имена и передавал сумки, когда пассажиры подходили за ними. Они с Найвсом взяли с собой только по одной, так что это не должно занять много времени, но некоторые путешествовали целыми семьями с десятками сумок. — Тебе обязательно продолжать называть меня именно так? — Да. Ты заставишь меня прекратить? — Николас с усмешкой бросил вызов, но Найвс только фыркнул. Развернув леденец, Вульфвуд отправил его в рот, наслаждаясь тут же возникшей сладостью на языке. Это не приносило такого облегчения, как никотин, но на мгновение отвлекало. Курить в автобусах или на пароходах не разрешалось, так что ему придется привыкнуть к этому, по крайней мере, в течение следующих нескольких часов; на пароходе всегда найдется уголок, где можно спрятаться и быстро перекурить. Обычно кухонный персонал и горничные могли подсказать лучшие места; он находил их, когда нужно.__________
Наконец, забрав свои сумки, они вдвоем направились к пароходному терминалу с другой стороны автобусной станции. Побережье Таррадиддлс не было огромным, но оно располагалось на краю каньона и резко обрывалось в Песчаное море. Это место идеально подошло для порта и шумного города, обслуживающего туристов. Вдоль терминала выстроились многочисленные магазины, предлагающие подарки, яркие рубашки и купальники, что продавались для путешественников, направляющихся на ухоженные пляжи Нью-Майами после остановки в Августе. Здесь были магазины с чемоданами, игрушками, одеждой, сумками, рестораны, табачные лавки и большое количество алкоголя. Найвс наблюдал, как Николас задержался у витрины табачного магазина и приподнял солнцезащитные очки, разглядывая серую зажигалку с выгравированным на ней изображением серебристо-черного волка с широко разинутой свирепой пастью. Он был искусно выгравирован на корпусе вдоль соединения с крышкой, поэтому его челюсти раздвигались, когда ее открывали; также с обеих ее сторон витиеватым шрифтом было написано: «Каратель». Найвс заметил, что на зажигалке, которой пользовался Николас, были инициалы, не принадлежащие ему; он не спрашивал, откуда у него эта зажигалка, но у Найвса появилась хорошая идея. Это была та самая зажигалка, которой Николас пользовался с тех пор, как они были детьми. Цена за этот экземпляр оказалась слишком высока, но мастерство изготовления того стоило. Покачав головой, Николас зашел внутрь, чтобы купить несколько пачек сигарет, пока Найвс ждал с их сумками. Николас в последний раз взглянул на зажигалку, забрал у Найвса свой багаж и продолжил путь к причалу. Вдалеке они уже видели пароход, который стремительно приближался к ним. — Хэй, — остановил его Найвс. — Я просто хочу вернуться и взять что-нибудь перекусить в дороге. Николас скорчил лицо, окидывая взглядом. Это заставило Найвса странно смутиться. Он уже чувствовал себя не в своей тарелке в джинсах и расстегнутой рубашке, и особенно потому, что Николас одел свою обычную одежду: серую рубашку на пуговицах, черные брюки, черный пиджак и поношенные мокасины. Найвс подумал, что у Николаса, возможно, и нет другой одежды. — В самом деле? Ты не похож на любителя перекусить. У них не будет кон… Конц… — Концессий? — подсказал Найвс. — Закусок. — Вульфвуд закатил глаза за солнцезащитными очками. — На борту? — Ты был на пароходе? Ты видел эти цены? Это не займет много времени, но я смогу сэкономить нам несколько двойных, — ответил Найвс. Николас на мгновение задумался. — Да. Отлично. Захвати мне тоже что-нибудь. Я верну тебе деньги позже. Вот, дай мне свою сумку. — Найвс передал багаж, уголок его губ дернулся. Николас, всегда сверхбдительный, заметил это и спросил: — Что? — Ничего. Просто... чем дальше мы уезжаем, тем сильнее проявляется твой акцент. — Найвс никогда бы не признался, что считает это довольно очаровательным. Конечно, ни вслух, ни Николасу, но он наслаждался тем, как непринужденно это перекатывалось у него на языке; это смягчало его в остальном плутоватый вид. Вульфвуд ничего не сказал, взвалив на плечи сумки. Он смотрел Николасу в спину, пока тот шел через станцию, где у выхода собрались сотни других людей — одни встречали прибывающих, другие ожидали посадки на борт. Найвс повернулся обратно к рядам лавок и, зайдя в магазин товаров общего потребления, купил в отделе деликатесов несколько завернутых сэндвичей. Он не знал, с каким вкусом нравится Николасу, поэтому взял наугад: с халапеньо и каким-то другим видом перца, с тонко нарезанным мясом тома и сыром. Сам Найвс не ел мяса и выбрал один с разными овощами и каким-то острым соусом. Ему потребовался день или около того, чтобы доесть остатки их ужина, и несмотря на то, что Рем не оценила такое количество перца, Найвс, на самом деле, не возражал против него, хотя и продолжал говорить обратное. Прихватив еще несколько пакетиков чипсов, крекеров и немного сладостей, Найвс услышал характерный гудок парохода. Он приближался. Сжимая по пакету в каждой руке, Найвс вышел из магазина товаров общего потребления и задержался у витрины другого. Он поджал губы, размышляя, и вошел в магазин.__________
Посадка на пароход заняла на несколько часов больше, чем, по ощущениям, следовало, но затем потребовалось смехотворно много времени и труда, чтобы соединить ряд мостов и тросов, которые нужны для обмена грузом и людьми с парохода в порт и обратно. Платформа, нагруженная ящиками с провизией, была поднята в воздух с помощью шкивов и опасно раскачивалась над открытой пропастью между пароходом и пирсом. Корабельный мастер выкрикивал приказы, и люди, что работали под его началом, бежали их выполнять, транспортируя груз на тросах: натягивая одни и ослабляя другие; операция шла полным ходом. Это требовало невероятной аккуратности и слаженности. Они начали высаживать людей, и двое мужчин терпеливо стояли в стороне вместе с остальной толпой и ждали, когда капитан объявит, что судно готово к посадке новых пассажиров. Четыре часа спустя им наконец-то разрешили перейти мост, перекинутый через пропасть. Пока они переходили его, Николас пробежался глазами по огромным буквам, написанным на борту: «NML-07 O.C. БДИТЕЛЬНОСТЬ»; он надеялся, что эта надпись означает, что им никогда не придется иметь дело с бандитами. Нападения на небольшие судна — обычное дело в песчаных просторах. Однако пароход класса «Косатка» все еще достаточно крупный, чтобы доставить много неприятностей. Конкретно этот пароход пережил не лучшие времена; корпус покрывали шрамы от разрывов гранат, и несколько ржавых гарпунов наполовину уходили в песок рядом с его брюхом. Грубо обтесанные куски нового металла, приваренные к ржавому корпусу, напоминали шрамы. Над его головой поворачивались стволы шести скорострельных пушек, стреляющих во всех направлениях; они назывались «Песчаные Струи»; по три были установлены по левому и правому борту. Все мужчины на судне были вооружены винтовками и пистолетами. Николас знал, что этот пароход видел в море не только бандитов, и он молился, чтобы они благополучно добрались до места назначения. Когда их ноги ступили на палубу, Николас и Найвс последовали указаниям охранников и прошли серию проверок билетов и багажа, после чего их провели на этаж, где располагались их номера, или, точнее, где располагался их номер. В единственном числе. По крайней мере, там было две кровати. Мужчины вошли в номер, переглянулись и бросили свои сумки у кроватей, Найвс слева, Николас справа. — Что ж, теперь я знаю, о чем хотела спросить Рем, — признался Вульфвуд, откидываясь на одеяло. Сняв солнцезащитные очки, он бросил их на прикроватную тумбочку, прежде чем достать подушку из-под одеяла и подложить ее под голову, позволяя кондиционеру медленно охлаждать его. В комнате было уютно, в воздухе витал приятный аромат цитрусовых и мяты. Маленькое окно пропускало немного солнечного света, ровно столько, чтобы за ним была видна бескрайняя пустыня. Это не роскошь, но зато удобно. Белоснежное постельное белье прекрасно сочеталось с обоями в бежево-желтую полоску. Между двумя кроватями стояла общая тумбочка с радио-часами; в ванной комнате имелся душ и шкаф с вешалками для одежды, но если учитывать, что поездка была всего на два дня, Николас сомневался, что кто-то из них воспользуется шкафом. Но душ — это настоящее удовольствие. В приюте имелась одна общая ванная комната с ванной и без душа, и вероятность того, что вода будет горячей, как солнце, всегда была пятьдесят на пятьдесят. Чаще всего дети купались на улице, сначала девочки, потом мальчики; они стояли, пока Жасмин, мисс Мелани или Ливио поливали их из шланга. Что-нибудь прохладнее — приятное облегчение. Взгляды Николаса и Найвса встретились на долю секунды, прежде чем они оба рванули к двери ванной, поскольку им пришла в голову одна и та же идея. Вульфвуд выругался, когда его нога зацепилась за сумку, и он растянулся на полу. Найвс бросился внутрь, захлопнул за собой дверь и запер ее. — Я первый, — крикнул он с другой стороны. — Учитывая, что моя церковь профинансировала эту поездку. Николас медленно сел, потирая живот, поднялся на ноги и раздраженно пнул свою сумку. — Теперь это и моя церковь тоже, ты, эгоистичная задница, — проворчал он и постучал в дверь. — Ты даже проповеди правильно прочитать не можешь, — возмутился Найвс — И ты пренебрег моими заметками. Николас слышал, как он ходит по ванной, раздевается и отбрасывает обувь в сторону. Ему стало интересно, как он выглядит; Вульфвуд мельком видел его, пока играл в британский футбол, как настоял Найвс, чтобы это называлось. — Да, что ж, я могу провести тебе ритуальный обряд прямо по памяти, если ты предпочитаешь, чтобы я взял на себя роль похоронщика? — Почему меня это не удивляет? — Звук падающей на керамику воды эхом отдавался за дверью. Все, чего хотелось Николасу, так это освежиться под холодным душем. Прижавшись спиной к двери, Николас прислонил к ней голову. — Хех, мы всегда можем поделится? Я не буду смотреть, если ты не будешь? Найвс молчал. Николас ухмыльнулся, представив, как он хмурится, пытаясь придумать какой-нибудь остроумный ответ, который так и не пришел. Вместо этого Найвс просто сказал: — Я кое-что оставил для тебя в коричневом бумажном пакете. Теперь Вульфвуду стало любопытно; он попросил Найвса купить что-нибудь перекусить и надеялся, что тот догадался взять немного виски или какой-нибудь выпивки, что угодно, с чем ему не пришлось бы делиться. Николас неохотно оттолкнулся от двери ванной и неторопливо пересек комнату, на ходу скидывая мокасины и не обращая внимания на песок, застрявший между пальцами ног. Он обнаружил неподалеку пластиковые пакеты из-под продуктов Найвса, и внутри на дне оказался помятый коричневый пакет. Николас взял его и нахмурился; он оказался недостаточно большим, чтобы быть бутылкой. Черт, в этот раз никакого алкоголя. Тем не менее, пакет довольно тяжелый. Он отступил назад и сел на край постели; его намеки остались незамеченными. Хотя пакет увесистый. Он развернул его и вытряхнул содержимое на ладонь. Дикий и свирепый волк, с шерстью и клыками, свернувшись калачиком, лежал на его руке. Зажигалка. Он восхитился ее весом, щелкнул, и пламя вспыхнуло. Скользящие линии «Николас Каратель» гармонично вписались в существующий дизайн. То есть, конечно, если у него не получится ее вернуть. — Я не могу себе ее позволить, — сказал Николас достаточно громко для того, чтобы, как он надеялся, Найвс его услышал. — Если бы я мог, то купил бы ее сам. Мне понадобятся следующие три года стипендии, чтобы вернуть деньги. Дверь ванной открылась. — Это подарок. Николас подбросил зажигалку в воздух и умело поймал ее, снова поджег, прежде чем выключить и погасить пламя. — Да? Зачем? — Он не смог подавить легкую нотку раздражения в голосе. Раньше люди не предлагали ему подарки по доброте душевной, в его мире вещи всегда имеют цену. — Я... я должен кое в чем исповедаться, Вульфвуд, — сказал Найвс через крошечную щель в двери ванной. Николас хотел сказать что-нибудь язвительное, но когда он взглянул на лицо Найвса, на его опущенные глаза и мокрые волосы, скрывающие некоторые черты лица, то понял, что сейчас не время для юмора. Найвс был серьезен. — Ммм, хорошо. Конечно. Проходи, присаживайся. — Николас сглотнул и указал на кровать Найвса. Но тот покачал головой: — Я бы предпочел не смотреть на тебя. Николас вытащил зажигалку и нервно пощелкал колесиком. Затем он медленно кивнул, убрал зажигалку в карман и подошел ближе к двери. — Тогда ладно. Господи, в любом случае, мне без разницы. — Это конфиденциально, верно? Я имею в виду, это всего лишь ванная, — быстро проговорил Найвс с нотками беспокойства в голосе. Опустившись на пол, Николас прислонился спиной к двери и кивнул, хотя Найвс не увидел бы этого. Найвс закрыл глаза, глубоко вдохнул и медленно выдохнул. Собравшись и приготовившись ко всему, что бы ни произошло, он совершенно точно почувствовал, что ему сейчас нужно сказать, вместо того чтобы выходить из этой чертовой ванной и позволять Николасу принимать душ. — Сейчас, — заверил Вульфвуд, — я благословенный слух Божий. Не мои уши слушают, и не мой язык говорит, это Бог, и только Бог.… так что заканчивай уже; мне хочется принять душ перед ужином. И я хотел бы узнать, что заставило тебя потратить столько денег на зажигалку. — На днях я солгал Рем. Николасу потребовалась некоторое время, чтобы вспомнить, когда Найвс солгал Рем, и даже тогда он все еще не был уверен, почему. Ему не нужно было спрашивать; Найвс продолжил: — Я солгал Рем, потому что не хотел, чтобы она задавала вопросы. Я очень люблю свою маму, но иногда она слегка перегибает. Она знает, что мне трудно двигаться дальше после того, что случилось… и если бы она узнала, что я принял твои извинения, это бы все усложнило. — Значит, ты предпочитаешь, чтобы она продолжала думать, что ты меня ненавидишь? Он скорее почувствовал, чем увидел, кивок Найвса. Дверь между ними была тонкой, и Вульфвуд мог поклясться, что чувствует, как тепло чужого тела просачивалось сквозь пластик и впитывалось в его спину. — Справедливо. Ты мог бы просто сказать мне и… — Это еще не всё! — У меня были кое-какие мысли, — медленно начал Найвс. Его слова были взвешенными. Николас слышал через тонкую дверь, как он ходит по комнате, с беспокойством постукивая пятками по полу. Прошло еще одно долгое мгновение, Найвс молчал. — Хорошо, ну, тебе вроде как нужны мысли, чтобы функционировать? — Вульфвуд хихикнул. — Но, продолжай. Какого рода мысли? — подсказал Николас, скрестив руки на груди и вытянув одну ногу, пытаясь устроиться поудобнее на твердом полу; кровати были мягкими, ковер — нет. Николас попытался своим обычным подшучиванием разоружить Найвса и помочь ему развязать узел, в который тот сам себя завязал. Но, похоже, это не сработало. — Тревожные, беспокоящие мысли... — Прекрасно, ты отпущен. Сейчас… — Но ты не слышал их. Ты должен услышать их, чтобы Бог мог услышать, Padre. — О, пожалуйста, не называй меня так. Где ты вообще… — Я пытался учить... У Рем есть несколько книг. — Ну, не стоит. Если ты хочешь что-то узнать, просто спроси. А ещё лучше спроси мисс Мелани. Теперь продолжай. Что это за тревожные мысли, которые не дают тебе спать всю ночь, сын мой? Из-за чего твои трусики завязались в узел так туго, что ты даже готов обратится к этому покорному слуге? — Николас, пожалуйста! Это и так достаточно сложно. — Хорошо. Продолжай. —У меня были мысли, что я. — Найвс кашлянул, не совсем выговаривая слова, но, так или иначе, он продолжил: — Испытываю вожделение к кое-кому. Если бы мой брат знал... — Какое Вэш имеет отношение ко всему этому? — Он бы так разочаровался во мне. Я держал его в такой строгости и… — Какое Вэш имеет к этому отношение? — Никакого. Вэш уехал не только из-за Академии. Он устал от того, что я контролировал его, говорил ему, что можно и чего нельзя делать. И он сказал, что я лицемер, и… Я просто понял, что, возможно, я действительно один из них… — Хорошо? Почему же? — Я не думаю, что могу тебе рассказать об этом... — Нет, нет. Продолжай, теперь ты полностью завладел моим вниманием. Говори так, чтобы Бог простил, и все такое. — Я лицемер, потому что есть мужчина. Он… Я знаю его с детства. Как бы. И он самый несносный, эгоистичный, упрямый, наглый, заядлый курильщик из всех, кого я когда-либо встречал, и все же я не могу выкинуть его из головы. — Заядлый курильщик? Сколько заядлых курильщиков ты знаешь? Найвс долго молчал. Николас слышал звук его шагов. Напряжение повисло в воздухе, как невидимый занавес. Песок за окном проносился мимо, пока пароход набирал скорость; казалось, наступила темнота, хотя в окно ярко светило солнце. — Только одного, — медленно произнес Найвс, ожидая, пока Николас поймет. — Ох, черт... блядь. — Николас? Тебе обязательно так выражаться? — Черт! — сказал он снова, громче. — Повтори мне пятьдесят раз «Радуйся, Мария» и положи двадцать двойных долларов в коробку для пожертвований, когда мы вернемся домой, и мы будем считать, что ты отпущен, — почти кричал Николас, надевая мокасины и выскакивая из номера. Ему нужно выйти и проветрить голову, даже если для этого ему придется сорок восемь раз обойти променад, пока он не упадет в обморок от изнеможения, просто чтобы не находиться в этой комнате с Найвсом. Найвс! Из всех людей! Мысль о том, что Найвс питает к нему чувства, казалась нереальной. Как долго это продолжается? Не поэтому ли он всегда вел себя с ним как придурок? Найвс действительно настолько плох во флирте? Нет, могли быть и другие причины. В последнее время Найвс изменился, и Вульфвуд подумал, что это из-за Рем. Возможно, у нее состоялся с ним один из тех разговоров, которые она вела с Николасом. Но опять же, возможно, и нет. Совершенно не помогало то, что Николас все это время думал о Найвсе. Это было почти какое-то сожаление о поэтической справедливости? Или пародия? Черт возьми, он не знал. Они оба думали друг о друге, но ни о чем не догадывались. Николас поднимался по дрожащим металлическим ступенькам лестничного колодца, пытаясь справится с бешеным биением сердца. Его руки и ноги онемели и ослабли, голова шла кругом, когда он, наконец, добрался до палубы и толкнул дверь на открытый воздух. Порыв ледяного ветра захлестнул его, обжигая лицо, дергая за рубашку и волосы и угрожая поставить на колени. Было на удивление холодно, несмотря на ярко горящее солнце. — Эй! Вам нельзя здесь находиться! — закричал один из охранников, хватая его за плечо. — Это опасно! — Слушай, мне просто очень нужно покурить, ладно? Мужчина покачал головой с твердым выражением лица: — Никак нельзя, сэр. На такой скорости это слишком опасно; с заходом солнца мы снизим скорость до крейсерской и откроем палубу для публичного посещения. Тогда возвращайтесь. — Да ладно, можно я просто постою в дверях? Мужчина покачал головой, крепче сжимая его плечо для пущей убедительности: — Не заставляйте меня провожать вас обратно в ваш номер, сэр. Николас отмахнулся от него. Последнее, чего он сейчас хотел, так это находиться в номере. Встретиться лицом к лицу с Найвсом, когда сейчас он даже не мог посмотреть в лицо самому себе. — Ладно, я ухожу, — проворчал он и спустился обратно по лестнице. Свернувшись калачиком и прижавшись спиной к лестнице и стене, он возился с зажигалкой, той, на гладкой поверхности которой было выгравировано его имя. Его пальцы онемели от волнения и трепета, тревоги и страсти. Он не знал, почему; или скорее, он пока что просто не хотел вникать в это. — Черт, че-е-ерт, — выдохнул он, позволяя никотину успокоить его расшатанные нервы. У него могут возникнуть неприятности, если его застукают здесь курящим, но черт с ним. Ему нравилось открывать и закрывать зажигалку, наблюдая, как пламя вспыхивает, и затем несколько раз гаснет. Держа ее на раскрытой ладони, он уставился на гравировку «Каратель» рядом со своим именем. Это было уместно, ведь Николас ничего так не любил, как наказывать себя и, очевидно, других тоже. Черт возьми, у него даже не хватило смелости остаться и встретиться с этим человеком лицом к лицу, поговорить напрямую. Хуже того, он даже не знал наверняка, что чувствует к нему. Он ему нравился... но любит ли он его. Николас сидел, постукивая каблуком по перекладине лестницы, и молился, чтобы его никто не обнаружил; он выкурил одну сигарету, а затем другую. В итоге, он убежал.__________
Найвс ожидал отказа; он — не Вэш, но от этого было не менее больно. Правда, чего он никак не ожидал, так это того, что Николас выскочит из комнаты, как дикий том. В какой-то степени он был готов к тому, что его чувства окажутся не взаимными: он видел выражение лица Николаса, когда тот говорил о том, как увидел Вэша по телевизору в Декабре. Волнение в его глазах, когда он узнал от Рем, что они собираются навестить Вэша. Во время тех немногих встреч, которые у него были с Ливио и Жасмин, Найвс узнал, что Николас никогда не привязывался какому-то определенному типу людей. Однако, как только его сердце привязалось к кому-то, ему было трудно отпустить их, пока у него имелась эта привязанность. Или, по крайней мере, это то, что они узнали из тех нескольких записок, которые Николас прислал в приют. Но, тем не менее, знать, что произойдет отказ, далеко не так плохо, как пережить его. Найвс долго сидел на полу в ванной в темноте после ухода Николаса. Слезы сердито капали на полотенце, обернутое вокруг его талии, и впитывались во влажную ткань. Ему не стоило ничего говорить. Ему стоило продолжать жить с этой тайной. Его религиозные чувства противились этой идеи, но сердце твердило ему обратное, и он молился об этом. Ничто в мыслях или чувствах не говорило ему кроме спокойного принятия правды; ему нравился Николас Д. Вульфвуд. Он стремился сблизиться с этим человеком, проводить с ним время и приглашать на ужин так часто, как ему хотелось. Он хотел играть с ним в футбол и слушать его ужасно бестолковые проповеди. Он хотел смотреть, как он бренчит на гитаре и поет со страстной сосредоточенностью. Возможно, Николас бы ответил ему взаимностью — это надежда, которую Найвс лелеял в своем сердце. Ему не стоило прислушиваться к этому. Ему стоило поступить иначе. Но теперь это невозможно. Найвс был в ужасе от того, что могло бы произойти, если бы ему пришлось стать свидетелем того, как его брат забирает у него что-то еще, поэтому он открылся до того, как они достигли Вэша. Он не смог больше сдерживаться. Он боялся, что иначе будет слишком поздно. Во всяком случае, так у него не останется сомнений, что ему откажут, что Николасу больше ничего от него не нужно, несмотря на весьма неоднозначные сигналы, которые, по мнению Найвса, он получил. Это действительно несправедливо. У Найвса нет опыта в отношениях, но он понимал, когда кто-то флиртовал с ним. Он знал, как нужно флиртовать в ответ, или, по крайней мере, думал, что знает. То, что Николас делал последние несколько недель, подозрительно походило на флирт. И Найвсу это понравилось. С судорожным вздохом Найвс встал и закончил вытираться, провел полотенцем по волосам и пальцами уложил их. Он расчешет их как следует позже. Он повесил влажное полотенце на сушилку и вошел в комнату. В отсутствие Николаса он не беспокоился о скромности и, добредя до своей кровати, сел на край. Он достал из сумки чистое нижнее белье и поношенные спортивные штаны. Натянув и то, и другое он плюхнулся на край матраса и погрузился в размышления Ему нужно подумать. Ему нужно решить, как исправить это. Найвс не против подружиться с Николасом; он находил его остроумное подшучивание забавным ментальным испытанием. Раньше это выводило его из себя, но чем больше он привыкал это слышать, тем лучше понимал, что именно так Николас проявляет свою привязанность; он не разговаривал с людьми, которые ему не нравились. Да. Найвс сделает это. Он заставит свое трепещущее сердце не обращать внимания на мужчину, чья темная кожа напоминала ему об одиноких ночах в пустыне. От которого пахло специями и сигаретами. Чей голос звучал грубо, но мелодично. После возвращения Николаса прошло не так много времени. Разве этого достаточно, чтобы почувствовать романтическое влечение к кому-нибудь? Нет, это просто влюбленность; влюбленность можно преодолеть. Он двинется дальше. Он будет наблюдать, как Николас и его брат воссоединятся, и если для них это зайдет дальше дружбы, он поступит так, как всегда — просто отойдет в сторону и постарается изо всех сил поддержать их. Он может это сделать. Он может и он сделает. Дверь открылась, и за ней показался Николас, весь окутанный тлеющей темнотой, с дикими глазами и волосами. Он был так невероятно, безумно красив. Он не сможет этого сделать.__________
Когда Николас вернулся к их номеру, он просто стоял, уставившись на дверь. Он хотел, чтобы она оказалась заперта. Если бы она оказалась заперта, он бы воспринял это как намек, что нужно оставить все как есть и больше никогда не поднимать эту тему. Если бы она оказалась заперта, он бы ушел, нашел скамейку, свернулся на ней калачиком и отоспался. Если бы она оказалась заперта, он бы принял привязанность Найвса не более чем за дружбу. Запертая дверь ясно показала бы, что он не имел в виду то, что сказал. Он просто сказал это, находясь в состоянии некоторого эмоционального потрясения, вызванного его пренебрежением к себе и основанным на религии, ненависти к себе. Но когда Николас взялся за щеколду, она оказалась не заперта. Дверь свободно открылась внутрь. «Черт», — выругался он, войдя в комнату и увидев Найвса в одних только поношенных серых спортивных штанах, который сидел на краю постели и зажал руки между коленями. Было очевидно, что он тренировался; в эту минуту Найвс напомнил Николасу одну из тех древних скульптур, что он однажды видел в библиотеке детского дома — фигуры в стиле Микеланджело, запечатленные в книгах, прикованных цепями к столам; иллюстрации великих достижений человечества, что сохранились между обложками. И Найвс, казалось, тоже принадлежал к этим страницам, неприкосновенное произведение искусства, отлитое по образцу какого-то неизвестного художника. Желудок Николаса сжался, когда их взгляды встретились, а в горле внезапно пересохло. Его пальцы крепко сжимали пустую пачку из-под сигарет, в то время как зажигалка лежала в целости и сохранности в нагрудном кармане. Он снова нащупал ее, просто чтобы перепроверить. — Я-я... Прошу прощения, если побеспокоил тебя. Просто мне была нужна еще одна пачка сигарет, — медленно произнес Николас. Он выкинул смятую пачку в мусорное ведро в комнате. Достав зажигалку, он сунул ее в передний карман брюк, а затем бросил пиджак в открытый шкаф, не потрудившись повесить его. Подойдя к своей сумке, он присел на корточки, расстегнул застежки и порылся внутри. Не глядя на Найвса, он тихо сказал: — Я никому не расскажу о твоем признании. И никогда не буду поднимать эту тему. Честь священника. Если, конечно, тебе не нужно направление на консультацию? — Мне не нужны консультации, — ответил Найвс. — Прости. Я не имел в виду, что они тебе нужны. Я… обязан предложить. — Я в порядке. Его голос звучал хрипло, Николас взглянул на него и наконец-то заметил его опухшие, покрасневшие глаза. Его нос порозовел, и он продолжал им шмыгать, все еще теребя ногти. Найвс плакал. На Вульфвуда словно обрушилась тонна кирпичей, когда он понял правду о человеке, который, как он думал, ненавидел его всю жизнь. Образ Найвса внезапно предстал перед Николасом в неожиданном свете, и в его сознании это не складывалось. Это не тот Найвс, которого он знал, Найвс, который ударил его с такой скоростью и силой, что сломал ему нос и выбил зубы. Найвс плакал. Из-за него. Найвс мог шутить. Он мог смеяться. И он мог плакать… ...из-за кого-то столь глупого, невыносимо и несносного, как Николас. Он почувствовал, что наконец-то увидел в Найвсе все то, чего не замечал раньше, или, скорее то, что он просто отодвинул в сторону, сосредоточившись на другом брате. Найвс — не какой-то бесчувственный монстр; он просто очень хорошо умел скрывать эти части себя. — Най? — Да? — сказал он, на этот раз мягче. Он прижал ладони к глазам, пытаясь смахнуть слезы. — Мне жаль. — Все в порядке. Я ничего не ожидал, — честно ответил Найвс. Он действительно ничего не ожидал. — Мне просто нужно было сказать это до того, как мы увидимся с Вэшем. — До того, как мы увидимся с Вэшем? Нет. Най, просто послушай. «Что ты делаешь, Николас?» — Я слушаю. Я был бы признателен, если бы ты не затягивал это дольше, чем уже есть. — Прости, что я убежал. Это просто... удивило меня. — «О чем ты, черт возьми, думаешь, Николас?» — Честно говоря, меня это тоже удивило. Я не хотел говорить об этом, но я все думал о Вэше, а потом о тебе с Вэшем вместе. И я должен был что-то сказать, — едва слышно прошептал Найвс. Он вернулся к ковырянию ногтей. Теперь Николас приблизился к нему; он опустился перед ним на колени. — Я не знал, как к этому отнестись. Должен сказать, это было не то «признание», которого я ожидал. Но я не возражаю против него. По правде говоря. — Он очистил свои мысли, стараясь не отводить взгляда от Найвса. — Я не сказал нет. «Николас, ты дурак. Тебе лучше не разбивать сердце этому бедному парню. Он просто убьет тебя во сне, если ты это сделаешь». Найвс застыл, его взгляд переместился на Николаса. Вульфвуд осторожно взял руки Найвса в свои, провел по его ладоням, ощущая силу его длинных пальцев, натренированных игрой на фортепиано. Ему не терпелось увидеть реакцию Найвса; язык его тела подсказывал, что он чувствует себя отвергнутым и подавленным. Это было не так. Николасу отчаянно хотелось перевернуть его руки и поцеловать все костяшки пальцев; он мог сказать, что Найвс остро нуждается в этой ласке. Найвс нуждается в ком-то, кто сказал бы ему, какой он красивый, как совершенно сногсшибательно он выглядит, даже когда просто сидел на кровати в какой-то старой пижаме, каким потрясающе красивым он был, когда играл на пианино, и что Николас мечтал об этих руках гораздо чаще, чем ему хотелось бы это признать. Он ничего так не хотел бы, как услышать ангельский голос Найвса, выкрикивающий его имя достаточно громко, чтобы разбудить половину парохода и всех ангелов на небесах. Найвс склонил голову набок; его губы сжались в линию, пока он рассматривал Николаса. Это была не та реакция, на которую рассчитывал Вульфвуд, но Найвс не убрал своих рук, это был хороший знак. Найвс сглотнул, его длинная шея покраснела: — Я не могу... это... — Я священник. Я отпущу тебе грехи, — тихо предложил Вульфвуд, пытаясь скрыть, как дрожит его голос. — Если ты беспокоишься... о… том, о чем, я знаю, ты беспокоишься. Я отпущу их всех. — Он старался говорить нежно, но внутри он сжался от смущения из-за того, что так открыто предложил подобное. Тем не менее, он имел в виду то, что сказал. — В самом деле? — фыркнул Найвс, крепче сжимая пальцы Николаса. — Сколько раз тебе позволено это делать, прежде чем это станет просто притворством, за которым не будет никакой правды, — спросил Найвс, хмуря брови, но не убирая рук от Вульфвуда. Николас сверкнул улыбкой, которая, как он знал, нравилась большинству людей, и уверенно ответил: — Столько раз, сколько потребуется, чтобы ты в это поверил. — Ты опасный человек, Вульфвуд, — ответил Найвс, переплетая их пальцы и сильно сжимая. Николас начал задаваться вопросом, кто именно сейчас контролирует ситуацию; когда он только вошел в комнату, казалось, он держал первенство, но в какой-то миг что-то незаметно изменилось, и он этого не заметил. Найвс — боец. Ему не нравилось терять контроль. Это привычка, от которой Николасу пришлось бы избавиться. — Хех, а что, черт возьми, по-твоему, означает буква «Д» в моем имени? Найвс посмотрел прямо ему в глаза; легкий румянец появился на его щеках и носу там, где раньше были следы от слез. Он выдержал пристальный взгляд Николаса и заявил: — У меня были кое-какие идеи. — О? — Николас почувствовал, как его внезапно обдало жаром, и на его теле выступил пот. Он не был уверен, что именно делает Найвс, но он был заинтригован и полон решимости воспользоваться любым возможным преимуществом. Он не знал, какую игру затеял Найвс, но Николас наслаждался этим и тоже не собирался проигрывать. Добиваясь преимущества, Вульфвуд приподнялся на коленях, пока их лица не оказались так близко, что могли бы соприкоснуться, если бы кто-нибудь из них наклонился, и спросил с застенчивой улыбкой: — Правда? Потому что мне было бы интересно услышать, что это? Они сидели неподвижно несколько напряженных секунд, не произнося ни слова. Настроение изменилось. Найвс воздвиг стену, отпуская его руки и отстраняясь от Николаса; он слышал сильное волнение в голосе Найвса: — Я… нет. Это невозможно. Между нами не может быть ничего подобного. От Николаса так быстро не отделаешься. — Я не говорил, что это вообще должно чем-то быть… это может быть чем-то, ничем или всем. Выбирай, Стиляга. — Не говори так. — Я всегда буду называть тебя «Стиляга», привыкай к этому. — Не это. То, что ты сказал ранее. — А почему, черт возьми, нет? Мы оба взрослые люди. Найвс сдвинул брови — это выражение, которое Вульфвуд слишком хорошо знал; оно появлялось, когда Найвс был недоволен тем, что сказал или сделал Николас. Больше всего на свете ему хотелось стереть это выражение с его лица; в идеале — своим языком. — ...ты приводишь меня в невероятное бешенство, Николас. Могу я кое в чем признаться? — Тебе не обязательно спрашивать. Это буквально прописано в моей должностной инструкции. Разве ты сделал недостаточно признаний за сегодня, Стиляга? — Вульфвуд, ты меня раздражаешь. — Опять Вульфвуд. Я начинаю думать, что ты пытаешься задеть мои чувства. — Нет. Просто послушай, пожалуйста. Я-я... это ненормально для меня. Обычно я не бываю таким…Ты заставляешь меня чувствовать то, чего я не хотел бы чувствовать. Когда ты стоишь на скамье и несешь свою чушь, мне хочется влепить тебе такую пощечину, что ты расплачешься. — Ага. В этом на самом деле чувствуется любовь. — Ты когда-нибудь замолчишь? Хоть раз в жизни просто послушай. Мысль о том, что ты плачешь, волнует меня, потому что мне придется найти способ остановить это. Когда я сажусь за пианино, я вкладываю больше эмоций в музыку и повышаю голос в надежде, что только ты услышишь ее, узнаешь и поймешь: то, что я пою, исходит из самых глубин моего сердца, даже если я не понимаю почему. Из-за тебя мне хочется бросить вызов всему, что я знаю. Из-за тебя мне хочется нарушить по крайней мере пять из десяти заповедей. И тогда я оказался бы на полпути в ад. — Итак, позволь мне встретиться с тобой посередине. Я сам уже на полпути к нему. — Вульфвуд, я серьезно. — Я тоже. И не называй меня Вульфвудом. Это не мое имя. Оно принадлежит тому, кто подарил его мне, но я никогда не просил его об этом, не у него. Зови меня Николасом... или просто Ником. — Никко? — неуверенно попробовал Найвс. — Черт, нет, — Николас поежился, скривив уголки губ. — Кто тебе сказал... Хотя, знаешь что? Это неважно. Зови меня просто «Ник». Через мгновение тебе нужно будет дышать через нос. — Что? Почему... Николас придвинулся ближе, пока его бедра не оказались между коленями Найвса. Потянувшись вверх, он провел грубыми ладонями по гладкому подбородку Найвса, притягивая его к себе, и их губы встретились. Найвс не отстранился, как предполагал Вульфвуд; вместо этого он открылся ему, принял в свое пространство и раскрыл губы навстречу его собственным: голодный, настойчивый и гораздо более жаждущий, чем ожидал Николас. Найвс приоткрыл губы, но застыл от внезапного, удивительного вторжения, когда язык Николаса, дразня, прошелся по его нижней губе и прикоснулся к его языку, исследуя рот. Он сжал руками бицепсы Вульфвуда сквозь рубашку, когда растворился в этом мгновении. Тепло, наполняющее тело, усиливалось с каждой новой лаской языка и губ Николаса. Он чувствовал жар, исходивший от них обоих, пока Николас продолжал жадно целовать его, поглощая каждым движением языка и лаская его полуобнаженное тело. Николас провел руками по рельефному телу Найвса, чувствуя каждое сухожилие и мышцу. Он коснулся чувствительных сосков кончиками мозолистых пальцев, прежде чем спуститься ниже и обхватить бедра; волна жара прокатилась по нему, когда твердое тепло Найвса прижалось к нему. Вульфвуд приостановился на миг, раздумывая, стоит ли ему пойти дальше, интересно, как далеко они смогут зайти, но предпочел снова провести руками вверх по его мощной спине, исследуя широкие мускулистые плечи; их грудь и бедра были плотно прижаты друг к другу. — Н-Ник… — простонал Найвс и отстранился, задыхаясь. Он закрыл лицо руками, зажмурил глаза и судорожно втянул воздух, с трудом сглотнув. — Я же сказал тебе дышать через нос, — произнес Николас и чуть отодвинулся назад, держась обеими руками за бедра Найвса. Он посмотрел вниз и улыбнулся, но ничего не сказал; он чувствовал, что в этом нет необходимости. Найвсу явно понравилось, если его член мог что-то об этом сказать. Спортивные штаны парня были неприятно туго натянуты. Найвс прижал руки к груди Вульфвуда, отталкивая его еще дальше и пытаясь дать себе немного пространства, но удивился, что Николас оказался таким твердым под рубашкой. Найвс, конечно, видел его полуголым на игровом поле, но видеть его таким, здесь и сейчас, когда он делал с ним все это; его воображение и близко не подходило к подобному Усмехнувшись, Николас склонил голову набок: — Если ты хочешь, чтобы я снял рубашку, тебе нужно только попросить. — Нет! Это не... просто не делай этого, ощущения… странные, — сказал он, отводя взгляд от его груди. — Что делать? — поинтересовался Николас. Найвс покраснел, не желая говорить этого вслух, но Николас все понял. — О, ты имеешь в виду это? — В его голосе звучала насмешка, когда он провел большим пальцем по одному из сосков Найвса, сжал его между указательным и большим пальцами и слегка потянул. Найвс выглядел так, словно вот-вот взорвется, все его тело дрожало. — Д-да, э-это, — захныкал он. — Странно плохо? Или странно хорошо? — спросил Вульфвуд, снова нажимая на сосок. Он знал, что это хорошо, но дразнить его было слишком весело, поэтому он продолжил ухмыляться и щипать один сосок, затем другой; затем обе стороны одновременно. Найвс зашипел сквозь зубы, выгибаясь всем телом от прикосновения Николаса. Он ненавидел это, но в то же время любил. Он чувствовал себя так, как будто горит; его затылок и свежевымытые волосы стали влажными от пота. — Чер-р-р, Ник! Я не знаю? — Этот звук, вероятно, был самым близким к ругательству за долгое время. Снова ущипнув его, Николас ухмыльнулся Найвсу: — Что ж, тогда позволь мне продолжить, пока ты не решишь, что чувствуешь. — Н-не смей, — простонал Найвс, уткнувшись лбом в его плечо, и когда Николас поднялся на ноги, он обхватил его руками, и они оба повалились поверх одеяла на кровати. Николас оседлал Найвса, его колени были по обе стороны от его талии, в то время как Найвс прижался к нему. Он вдохнул запах Николаса: мускусный одеколон, песок и сигареты смешались вместе, напоминая ему о темной ночи на песках пустыни; их губы встречались снова и снова, и когда удовольствие волной прокатилось по его телу, он усилил хватку, его ногти впились в тонкую рубашку Вульфвуда. Найвс хотел чувствовать больше, прикасаться к нему сильнее. Если Найвс попросит его снять рубашку, он правда ее снимет? Николас сказал, что снимет. Но затем эта мысль исчезла, когда одна из рук Николаса двинулась вниз, скользнула под резинку его спортивных штанов и обхватила его через нижнее белье, и тело отреагировало совершенно не так, как он ожидал. Он прикрыл рот руками, зажмурил глаза и громко застонал, пока Николас ласкал его. Он понимал, что произойдет, когда дело дойдет до конкретных... действий, подобных этому — он не был дураком — и все же он был ошеломлен. Он прочитал множество книг и посмотрел видео; хотя те, которые он смотрел с Вэшем, предоставила церковь и Рем и в них участвовали мужчина и женщина, а не двое мужчин, поэтому он не знал наверняка, как все работает. Очевидно, Николас знал. Николас ухмыльнулся, почувствовав горячее тело Найвса под собой, отзывающееся на его нежные прикосновения. Его чувствительность граничила с нелепостью, и каждый раз, когда Николас прижимался губами к бледной коже Найвса, какой-нибудь звук или подергивание давали ему все необходимое для продолжения исследования. Они проведут в этом номере две ночи, и Николас точно не позволит им пропасть даром. — Н-Николас, п-перестань! — Найвс вздрогнул. Вульфвуд остановился и встревоженно сел. Найвс приподнялся на локтях. — Я… Я не... это ново для меня... — Все в порядке. Просто наслаждайся моментом. Нам не нужно торопить события. Посмотри на меня, я еще даже не разделся, — рассмеялся Вульфвуд. Это правда. Наибольшим прогрессом, которого они достигли, было расстегивание нескольких пуговиц на рубашке Николаса там, где Найвс сжал ткань пальцами. Сердцебиение Найвса все еще отдавалось в его теле, и он перевел взгляд с груди Николаса на его лицо в поисках поддержки. Когда он вдруг понял, насколько у них растрепанный вид, щеки Найвса залились ярким румянцем. Он позволил своим чувствам — своему телу — взять над собой вверх, и он не знал, что сказать. — Спасибо, что остановился, — прошептал Найвс. — Не нужно благодарности, Стиляга. Мы можем двигаться так медленно или так быстро, как тебе нравится. В любом случае я не против. Найвс нахмурился: — Я бы не хотел, чтобы ты меня так называл, но... — Он мягко улыбнулся и кивнул. — Тем не менее, спасибо за понимание. — Что я могу сказать? Я не святой, — сказал Николас, и ухмылка тронула уголки его губ. — Но я не собираюсь никого принуждать к тому, чего они не хотят. Найвс пошевелился, сильнее погружаясь в матрас. Он взглянул на окно; сколько времени прошло? Солнце почти село, и скоро взойдёт первая из лун. Вульфвуд не двигался; они просто находились рядом в уютной тишине. Николас находился так близко к Найвсу в тускло освещенной спальне, что чувствовалось исходящее от них тепло. Найвс облизнул губы: — Я все же хочу. Я хочу знать, каково это... Я никогда... ни с кем. — Его голос стал немного тише, и он отвел взгляд. Николас неосознанно провел большим пальцем по щеке Найвса. — Хэй, посмотри на меня. — Он подождал, когда Найвс, наконец, снова встретится с ним взглядом. Когда он это сделал, Николас мягко улыбнулся. — Я могу это понять, но я не собираюсь заставлять кого-либо из нас выходить за рамки того, что нам обоим комфортно. Так что давай просто не будем торопиться, ладно? Я никуда не спешу. Я не собираюсь исчезать. Найвс согласно кивнул. Николас встал с кровати и достал из пакета один из сэндвичей. Он бегло осмотрел его; он стал теплым после нескольких часов ожидания посадки на пароход. Вероятно, было не очень хорошей идеей рисковать и есть его. Возможно, ему стоит воспользоваться этой возможностью, чтобы побаловать себя и отправиться в буфет за какой-нибудь роскошной едой и вином или хотя бы за изысканными мини-сэндвичами. Поправив рубашку, он улыбнулся Найвсу: — Ну, я пойду проверю ситуацию с едой. Ты идешь? Найвс покачал головой: — Нет. Я пока не голоден, и я мало ем. Николас кивнул, и прежде чем Найвс понял, что он собирается сделать, Вульфвуд наклонился и поцеловал родинку под его правым глазом: — Просто оставайся здесь, хорошо? Я ненадолго. Сжав губы в линию, Найвс пытался сдержать рвущиеся наружу эмоции, наблюдая, как Николас уходит, и восхищаясь его широкими плечами, тонкой талией... задницей, которую ещё не успел потрогать. Когда дверь со щелчком закрылась, его охватил внезапный страх, что Николас не вернется, но это — глупая мысль. Куда еще он пойдет? Тем не менее, несмотря на легкое колебание, Найвс не смог удержать тепло его кожи и воспоминание о его прикосновениях. Он переместился на кровати и, завернувшись в простыни, почувствовал исходящее от них тепло. Он лежал, не думая ни о чем, но в то же время обо всем и сразу, наслаждаясь ощущением простыней на коже, теплом Николаса и тем, как он пах; как ощущались его губы и руки на его собственных. Найвс почувствовал, как тело расслабилось, он глубже погрузился в матрас и закрыл глаза. Он не смог сдержать легкой улыбки, отчего уголки его губ подергивались при мысле о Николасе. Ему все еще с трудом верилось в то, что только что произошло. И тут он вспомнил Вэша... и Рем... что бы сказал Найвс, что бы сказал Николас? Как бы они отнеслись к этому? Они будут в Августе с Вэшем меньше чем через два дня. Это были мысли на завтра; прямо сейчас ему просто хотелось отдохнуть. Плавное движение парохода позволило легко погрузиться в ленивый сон. Глаза Найвса закрылись, и как только он начал засыпать, все судно затряслось. Громыхнуло так, как будто на пароход опустилось нечто крайне тяжелое. Затем в коридоре за дверью комнаты послышались громкие шаги. Вскочив с кровати и подбежав к двери, Найвс выглянул наружу. Мимо него промчалась вооруженная толпа членов экипажа в броне. Один из них остановился, заметив Найвса. — Сэр, мы должны попросить вас оставаться внутри, — скомандовал он. — Что происходит? — спросил Найвс, но мужчина не ответил; раздался громкий взрыв, и пароход накренился набок. На них напали, а Николас все еще не вернулся.