Книга Вожделений

Аристократия любит званые ужины. Любит красоваться, блистать, перебирать сплетни и перетирать чужие кости. Герцог Чёрный Ворон был именно таким — покачивая в изящном бокале шампанское, он с удовольствием поглощал все сплетни, что мог уловить его слух. Он с удовольствием вступал в диалог и был так увлечён и доволен всей атмосферой... …пока его взгляд не пересёкся с огромной фигурой. Чудовище, тварь — так привыкли называть подобных созданий. Но мир менялся и если столетий пару назад их лишь боялись и гнали прочь, то сейчас общество старалось терпимее быть и принимать «монстров» как соседей своих. Пусть и всё ещё плевало каждый раз в лицо или морду. И Чёрный Герцог так же поступал, запихивая как можно глубже разные потаённые желания. Он лишь фыркает, и Белый Герцог фыркает ему в ответ, чуть скаля зубы, и они расходятся по углам, каждый твёрдо решая более не пересекаться. То было мудрым решением. Правда, его могла нарушить совсем одна маленькая деталь — алкоголь. Проходит час, проходит другой. И тот ударяет в голову, ведь выпивают куда больше и чаще, чем обычно. За разговорами совсем незаметно, когда в руке появляется ещё бокал, один за другим. Шампанского плещется в желудке больше, чем канапэ, которые Черный Герцог, вообще-то, тоже не стеснялся подъедать. Чужие голоса сливались в один комок шума. В зудящий фон. И он совсем не заметил, когда сплетни и слухи привели его к тому огромному созданию, что тоже подвыпило и теперь было навеселе. Слово за словом, и у них получился разговор, в которым были перетёрты кости всем, даже королевской семье, и в тела была влита ещё парочка бокалов. Разум плыл, становясь всё больше похожим на белый туман, в котором едва получалось выцепливать мысли. — Слушай, а ты так-то не такой уж плохой… — прочистив горло, признаётся птичий монстр, — когда гонору в тебе не так много… выбить бы только из тебя всю эту дурь… — А ты попробуй! — Чёрный Ворон уж совсем не думает мозгами. Его язык говорил то, что хотел. — Или даже, вернее, выебать из тебя всю эту дурь… — задумчиво причмокивает Белый Герцог. А Чёрный, конечно, дурак. — А ты попробуй! Конечно, то кончилось роковым для Герцога Чёрного фиаско. Ибо Герцог Белый Ворон, не желая ударять в грязь своим белым лицом, попробовать, безусловно, согласился. И теперь от аристократичных особ исходило совершенно тупое гыгыканье, пока один подначивал с звенящим тем «Ну давай же, попробуй!», пока второй с не меньшим весельем отвечал: «И попробую!». На них уже начали прилетать косые взгляды. То явно станет поводом для сплетен и в верхах, и в низах. А то, может, и выйдет в какой скандальной газетке. Ибо, в конце концов, они и правда решились вместе с званого вечера уехать в более укромном место. Реши они таким безумием заниматься в здравом уме, то, безусловно, гнездом любовным был выбран бы чей-нибудь особняк. Но пьяные мозги были слишком тупы для очевидных решений и нашли другое — отель. Кошелёк Чёрного Герцога сильно схуднул, ибо пьяница выдавал всем щедрые чаевые и улыбался. Алкоголь развязал те путы приличий, что держали его руки за спиной, а язык — на замке, не позволяя мыслям уходить никуда, кроме бумаги. Чёрный Герцог писал. Писал анонимно и много — как хоррор-новеллы, что расходились в широких кругах, так и «книжки для извращенцев». Ему, если честно, нравился Белый Герцог. Не характер его, но внешний вид. Просто то было необходимо скрывать, чтобы не прослыть чудаком и безумцем. И вот алкоголь отшиб все мысли о том, что подумают другие и что же напишут в газетах. И, учитывая, как Белый Герцог пёкся о своей репутации — отшиб им обоим. Им всё равно на шепотки работников отеля, и они смеются вместе, как закадычные друзья, а не заклятые враги. Хотя, учитывая их отношения, было ли лучше сказать закадычные враги? Оба Герцога бы признали — им было бы скучно без другого. Им практически не нужны прелюдии — бутылка вина на двоих (видимо, чтобы добить свой разум), перемешивающийся смех, чокнувшиеся бокалы и стремительно исчезающая алая жидкость с тем, как слетает один за другим элементом одежды. Хрупкий человек располагается между мягких простыней и подушек, улыбаясь как коварный лис и зазывая к себе. Тело уже разгорячено и возбуждено — хватает одних только мыслей, а когда ему открывается правда — какой же всё-таки Белый Герцог под всеми этими одеждами — эмоции ударяют в голову лишь сильнее, словно бита проходится по затылку, вышибая все рациональные мысли. Пальцами хочется впиться в эту огромную широкую грудь, сжать её в своих ладонях, пройтись зубами по шее и оставить на совершенно белой коже следы. Будто пометить — моё, собирая в свою коллекцию диковин новый, любимый экспонат. Но ещё больше, чем вцепиться самому, Чёрный Герцог желал, чтобы вцепились в него, прикусывая его хрупкую шею и прижимая железными когтями к кровати, рыча и показывая то самое легендарное животное из старых баек, легенд и сказок. «Монстр». Его влекло к монстрам, его, чёрт подери, тянуло к запретному плоду так сильно, и алкоголь растворил все замки, как кислота, оставив лишь звенеть упавшую цепь. Его восхищало именно то, как сильно это создание не похоже на него. Ему хотелось вцепиться в его белую гриву и может быть даже выдрать пару белых перьев себе на память в порыве страсти. Хотелось увидеть отражение своего красного стонущего лица в голубых стеклянных глазах. То, что на публике казалось неуклюжим и несуразным из-за множества одежд без них оказывалось изящно и складно сложенным созданием, способным даже быть в своих птичьих движениях элегантным. Перья лишь распушились, когда огромное создание подсело на кровать, разглядывая Чёрного Герцога — хрупкого и слабого по сравнению с ним. Белый Герцог всегда ворчал, что он ненавидел людей, и то, если честно, было-то не беспричинно, но на самом деле «что-то» в них было. Может быть, возможность перекусить в любой момент им шею одним щелчком клюва. Пах огромного создания был покрыт короткими белыми пёрышками, а половой орган — спрятан; до того, как успел прозвучать глупый вопрос, стенки щели разошлись, освобождая тонкий кончик голубого члена. Чёрный Ворон лишь глазами хлопает, наблюдая, как птичье «достоинство» вываливается из своих закромов, уже чем-то капая на пол и простынь. — Вот это у тебя, конечно, хуй... — Завидуешь? Чёрный Герцог усмехнулся. — Нет, восхищаюсь. Он откинулся назад, раздвигая ноги и позвал к себе жестом, улыбаясь, пока птичий монстр столь смешно наклонил голову вбок. Даже пьяный разум создания был сбит с толку… похвалой? Он не верил, что Чёрный Герцог умеет выплёвывать из своего рта что-то кроме оскорблений. Но тот никак не ответил на растерянное выражение морды, так что Белый Герцог решил, что они это просто замяли. Он придвинулся ближе, сминая ткани под собой и возвышаясь всей своей громадной над человеческим телом. Он оценивающе оглядел его тушку ещё раз, будто бы решая заключительно, стоит или не стоит его ебать. Он был не так пьян, как человек, и какие-то зёрна вопящих мыслей о том, что этого делать нельзя, всё ещё звенели в мозгу. Но вино быстро склевало и их, как голодная птица. Они уже здесь. О них наверняка уже пошли слухи. Плевать. Может быть, тот, кто постоянно зовёт его отродьем, ещё умеет красиво стонать. Что же, отказываться от возможности это проверить? Взять его наконец, смять под собой и ебать до тех пор, пока он не будет похож на высушенный лимон? Чтобы аж умолял прекратить — но не потому, что ему всё разодрали. Белый Герцог любил чужую боль, но он не был конченным садистом. Ну. Почти. Он не мог позволить себе «не сдерживаться», но мог быть грубее, чем обычно он был, когда дамы соглашались на ночь с обворожительным в ласковых словах, но «уродливым» созданием. Белый Герцог до сих пор не понял, что у некоторых людей всё-таки есть вкус. Например, можно было почти откинуть ласки и сразу приступить к делу. Огромная лапа легла на грудь человека и придавила её, но вместо того, чтобы отрезветь и вырываться, Орфей лишь развёл шире бёдра и улыбнулся, кидая некий вызов и очень боясь внутри, что сейчас всё обервётся. Нет, не каким-нибудь ужасным вариантом и кровавым убийстом — на том, что чудовище просто передумает и уйдёт. Всё равно самые грязные слухи уже пошли. Два почтенных господина, известные как те, кто терпеть друг друга не могут, сняли одну комнату в отеле. Подвыпивши. О, вывод совершенно ясен! Потому Чёрный Ворон разрешил себе не сдерживаться и взаправду усладить чужой слух своим голосом. Стоном, когда кончик абсолютно мокрого члена раздвигает анус и входит внутрь, столь легко скользя. Выкриком — не останавливайся! Просьбами продолжать, чем-то абсолютно безумным, когда пальцы вдруг решили вцепиться в белую кожу давящей на него лапы, а потом положить руку на громоздкое плечо и попытаться пригнуть. Ему никогда не хватило бы силы сдвинуть это чудовище. Но Белый Ворон, всё ещё в смешанных чувствах, повиновался этой просьбе, пригибаясь ближе и облизывая ярким языком лицо, не упуская возможности оставить мокрый след слюны на губах. Тонкие человеческие ладони тут же обвились за шеей, цепляясь за белые перья. — Только аккуратно, чёрт тебя раздери! У Чёрного Герцога был абсолютно пьяный взгляд. Алкоголь смешался с эйфорией от возбуждения. Вместо мозга там теперь была жидкая каша, способная лишь влажно хлюпать. — А то что? Белый Герцог вспыхнул, как сухая спичка, и вцепился в его шею — но то вызвало лишь ещё один громкий стон, пока человек обнял и ногами, столь просто цепляясь к нему. И этот огонь тут же словно облили водой. Он мог бы перекусить ему шею и никогда больше не слышать его оскорблений. Никогда больше не трястись за свой едва утверждённый статус. Никогда больше не бояться, что его, величественного монстра, заменит щуплый человек, что мог бы развалиться от одного удара мощной лапы. Он мог окончить всё здесь и сейчас. Но он не стал. Он продолжил. Отпустил и начал лишь прикусывать, рыча, пока этот безумец просил ещё и пытался поймать его морду, чтобы поцеловать, а темп был взят такой быстрый, что бёдра аж ударились о ягодицы с характерным шлепком. Пьяный взгляд скользнул ниже, чуть вздрогнув от вида своего натянутого живота. Белый Герцог был, чёрт побери, большим — и то касалось его всего. — Э, нет, щегол, — рыкнул он, вновь оставляя красноватый, но не кровавый след на его шее, ключицах и плечах, — смотри на меня. И он, пусть и с трудом, но отрывает взгляд. И действительно смотрит лишь в голубые глаза птичьей морды, что пыхтела и рычала, толкаясь в него всё глубже. Мокрыми были ягодицы, бёдра, особенно с внутренней стороны, и, чёрт возьми, казалось, что вообще всё внутри. Он зацепился рукой за перья, прижимаясь ближе и целуя, совершенно не обращая внимания на то, как Герцог зарычал, что он ебанутый так дёргаться — а Орфей лишь где-то совсем глубоко в мыслях, подёрнутым белым туманом, умилился идее, что за его сохранность заволновались. Он откинулся назад, столь глупо смеясь, пока Белый Герцог пытался добиться от него причины, но так не получил ничего, кроме таинственной улыбки. А тому было, чёрт побери, хорошо.

***

Иногда званые ужины приносят лишь болящую голову и болящую задницу. Что для Чёрного Ворона является сигналом, что вчерашний он о себе сегодняшнем решил не заботиться и покутил от души. Это заставляет стиснуть зубы и простонать от боли во всём теле, вынуждая ватную тушу приподняться на локтях и оглядеться. И, кажется, что всё похмелье уходит сразу к чертям собачьим, стоит завидеть на половине другой не абы кого, а птичьего монстра, альбиносье отродье, что ещё сладко храпело на весь номер и даже лучи солнца не были способны эту тварь разбудить. Осознание ударило очень быстро. Он кое-как встал и теперь разглядывал себя в зеркале, оценивая ущерб. К сожалению, по тому, где болело больше всего, было очень понятно, что именно происходило вчера. На его шее осталась пара уже подзаживших следов от зубов и царапины на бёдрах. Пока он пытался рассмотреть, в каком же состоянии его несчастная плачевная задница, с тяжёлым выдохом зашевелилась живая гора, пытаясь выдернуть себя из одеял. Чёрный Ворон от доброты душевной решил помочь. — Ты вообще понимаешь, что вчера произошло?! Чудовище! — взвизгнул он, — Как я могу показаться публике в таком виде? Посмотри! Посмотри, что ты наделал!! Белый Герцог очень хмуро устремил взгляд на человека. Несмотря на меньшее воздействие, сейчас выпитое туго отдавало в птичью голову. Хотелось пить. И блевануть. Но пить всё-таки больше. И визг кого-то столь крошечного сейчас лишь раздражал. Но общее ощущение… было приятным. Неожиданно. — Ну, а ты мне всю спину расцарапал, но я же не жалуюсь, — то, кстати, было правдой и вчера тупые и короткие ноготки всё же умудрились оставить целые рисунки из алых полос, — а она, вообще-то, и так многострадальная. Чёрный Герцог вспомнил — он касался её, и она была шершавой и более жёсткой, чем, например, руки. Теперь в нём проснулся интерес, почему. Но лицо его пока не изменилось, и Белый Герцог тяжело выдохнул, желая избавиться от этого взгляда и поскорее залить себе в глотку как минимум один графин свежей воды. — Ну, не знаю, хочешь, я еду в номер закажу? Чёрный Герцог блеснул глазами. — А знаешь что? Хочу.