Лично в руки

(Омега бесцеремонно бросил конверт на край стола, и Дотторе вздрогнул, не ожидая почувствовать подтверждение чьего-то присутствия; он был слишком занят смешиванием химикатов, чтобы вслушиваться в грохот чужих сапог, заполонивший эту секцию лаборатории с минуту назад. Морщинка между бровями стала глубже, когда Доктор обратил на сегмента недовольный взор вспыхнувших тришираитом глаз. Так смотреть мог только Дотторе; вбивал взглядом в ближайшую стену, даже вглядываясь в собеседника снизу вверх. – Отправлю в Снежную за вторым письмом, если это случайно угодит в раствор, – мужчина процедил, отставляя колбы на край стола. Омега недовольно хмыкнул. Ему не хотелось признавать, что угрозы Мастера работали и на нём. – Сомневаюсь, что он бы согласился писать ещё раз. Лицо стоило видеть... – сегмент ответил с нарочитым спокойствием, отворачиваясь к шкафу с пробирками. Дотторе даже не скосился, обращая всё своё внимание на попытки найти в одном из ящиком перочинный нож... Но всё равно пробурчал мгновенно: – Твой состав в 2А, пятая полка... С лицом-то что? Раньше пояснения раздалось позвякивание стекла. Омега ненавидел сидеть без дела, а дни в дороге забрали у него слишком много драгоценного времени. – Дыхание учащённое, глаза бегают. Растерянность, на страх меньше похоже. Не думаю, что он знает. Ты иррац... – Кто сказал, что я дал тебе способность думать? Покажи мне этого обманщика, – Дотторе усмехнулся с иронией, всё ещё возясь с безрезультатными поисками. Если бы сегмент мог закатить глаза, он бы обязательно это сделал. Омега с трудом сдержал себя, чтобы не договорить планируемую фразу. Не хочет слушать голос разума – не надо. Ему же хуже. – Разве не под теми отчётами? – он спросил, кивая на документы острым концом маски. Дотторе поддел пальцами стопку, тут же обнаруживая металлический блеск ножичка) Дотторе. Не уверен, что я уловил, что с вами произошло. Чем вызвана такая резкая смена тона? Какая-то деталь в моём письме вас так рассердила? Не припомню, чтоб я затрагивал там сомнительные темы, но если моё предположение правдиво, вам стоило прямо упомянуть формулировку, которая так вывела вас из себя. К сожалению, я не обладаю сверхъестественными способностями и не могу угадывать, из-за чего вы так злитесь, чтобы объясниться. Всё дело в моих недомолвках? Может, в каком-то из писем вы были правы. Работа действительно обязывает меня использовать любые средства для необходимого мне результата. Врать – неприятная привычка, и до этого я не замечал, что теперь в некоторой степени ей обладаю. Но даже если я использовал ложь с вами – она принимала форму незначительных обманок, мелких уловок... То, в чём вы меня обвиняете, не выдерживает никакого сравнения с этими небольшими недоразумениями. Неужели пара неосторожных заверений заставили вас сомневаться если не лично во мне, то в моей верности, как Предвестника? Предать вас, предать клятву, предать Царицу? Господин Дотторе, ваша оценка не соответствует действительности. Никогда не думал, что напишу подобную фразу вам, но вы необъективны. Даже параноидальны, если учитывать, что вы продолжаете верить, будто я нашёл источник, способный пересказать мне информацию пятисотлетней давности... Даже если так – в чём смысл? Пьеро наверняка знает полную картину вашего прошлого, а народ Снежной... Думаете, есть какой-то резон в том, чтобы порочить ваше имя публично? Да и что может «опорочить» имя Предвестника, слухи о котором включают в себя сборник законов, за которые в Фонтейне назначают пожизненное. Вы не переживали бы, если бы я действительно угрожал рассказать о ситуации, в которой вы поступаете жестоко или нарушаете существующий миропорядок... Значит, дело в другом? Тот случай для вас имеет личный подтекст? Или предположения тоже заставят вас видеть во мне предателя? Увольте – вы так волнуетесь, что я знаю о чем-то лишнем, что сами даёте мне всё больше информации, с помощью которой я могу заключать новые выводы. Неужели не замечаете? С каждым письмом вы оставляете новые детали, будто подсознательно пытаясь заставить меня догадаться. Это какая-то проверка? Вам нужно, чтоб я знал, чтобы увидеть реакцию? Тогда расскажите, что вас беспокоит, прямо. Хватит мучить меня недомолвками и обидами, а себя – подозрениями и паранойей. Академия, Сумеру, Сохре... С чего это вообще должно меня волновать? С чего мне подставлять вас, раскрывая скелеты в шкафу, если вы прекрасно справляетесь с этим сами? Разве мы не согласились, что продолжение переписки – общая инициатива? Мы не очаговские дети: сколько можно играть в эту горячую картошку, перекидывая друг другу ответственность с криками «нет, ты!»? Я продолжаю – продолжал, по крайней мере – отвечать вам, потому что впервые за столько лет я нашёл собеседника, общение с которым... Врочем, может, вы правы? Общение с вами выгодно мне если не материально, то лично. Я, должно быть, слишком воспрял духом от того, что мне не нужно ходить на балы и другие многолюдные мероприятия, чтобы найти повод поговорить с кем-то... В голову даже приходили мысли о том, как жалко, что вы сейчас не в Снежной. Может, это действительно можно считать выгодой... Однако я не планировал вонзать вам нож в спину. И сейчас я говорю честно. Мы оба не подходим для дружбы? Ваша аксиома правдива. Никто не выдержит разгадывать ребус, запрятанный в вашей черепной коробке и в моих лживых речах. Но мне казалось, что у нас обоих получалось. Но знаете? Если голова банкира должна быть занята финансами, то голова учёного должна быть занята его исследованиями, а не пустыми домыслами.