Лично в руки

(Дотторе в полном неверии уставился на содержание ящика. Глаза определённо его подводили; на дне посылки, рядом с документами и анализами отчётов, присланными главнокомандующим, мирно располагались аккуратный чёрный конверт и маленькая коробочка без опознавательных знаков. Доктор с трудом удержался от того, чтобы не броситься со всей дури вслед за посыльным – где это видано, чтобы доверенное лицо самого господина Пьеро подкупали, как какого-то беспринципного оборванца! Но предвестник заставил себя усидеть на месте и, раздражённый так не вовремя вспыхнувшим любопытством, потянулся к проклятому письму) Дорогой господин Дотторе, Знаете, я часто задавался вопросом, как хорошо вы воспринимаете время; сколько событий из прошлого помните, осознаёте ли их последовательность... Вполне вероятно, что очередное десятилетие кажется вам жалкой секундой, а все события внутри него – песчинками, неспособными отвлечь вас от главных стремлений. Не знаю, плохо это или хорошо, но точно уверен, что никогда не смогу понять вас в этом плане, потому что я помню свою жизнь до тошноты чётко. Признаться честно, мне предпочтительнее было бы забыть многие детали давно прошедших дней... Как бы тогда изменилась моя личность? Стал бы я иным человеком, добился бы меньшего, или мой путь остался бы прежним? Мне не дано узнать наверняка, но я отказываюсь сомневаться в том, что некоторые моменты недалёкого прошлого точно причастны к тому, за что некоторые считают меня успешным... И воспоминания о вас входят в их число. Сомневаюсь, что вы запомнили меня новоприбывшим предвестником – мы встречались редко, да и поставленных задач у вас было несоизмеримо больше... Но я всё ещё прекрасно помню то, как смотрел на вас; Второй Предвестник казался мне самым смелым, непредсказуемым и, да простит меня Капитано, влиятельным. Вы были... Не знаю, как стоит выразиться. Но после всего пути, основанного на том, что я задвигал все свои желания и настоящие мысли как можно глубже, лишь бы не сказать чего-то лишнего и не потерять накопленного, было удивительно появиться на том самом первом для меня собрании, где гордый, уверенный в себе и несогласный на уступки учёный открыто высказывал своё мнение и планы, отказываясь уступать давлению Пьеро, недоверчивым взглядам других коллег и наводящим вопросам Её Величества. Вы были первым, кто показал мне, что добиваться необходимого можно по-другому; что к необходимому при должной сноровке можно прибавить и дополнительно-желанное... С опытом я наверняка дошёл бы до этого и сам, но ваше несравненное умение защищать свои интересы ускорило процесс – я научился не просто «нравиться» и «соответствовать ожиданиям», а выстраивать ожидания самостоятельно, действовать раньше противника и ходить первым. Можно сказать, что именно неприступный господин Дотторе когда-то показал мне, что на самом деле значит быть одним из Одиннадцати Предвестников: я наконец понял свою значимость. Всё ещё помню, как спросил о вас у покойной Синьоры, а она рассмеялась мне в лицо, доходчиво объясняя, что Второй Предвестник наверняка посчитает банкиришку одинокой и жалкой пешкой, которую можно разменять за несколько ходов. Я без капли сомнения ей поверил – вы умеете создавать образ опасного, колкого, отстранённого и, прошу прощения, склонного к некоторым наклонностям человека (не спешите злиться, я пишу это не ради оскорблений), но интерес к вашей персоне не угас. Было полезно наблюдать за вашим поведением: подмечать формулировки, жесты, реакцию собеседников. Я не смел подойти ближе, но, скажем так, развивал насмотренность... И даже тогда, когда я совсем освоился в новой должности, некоторая заинтересованность не пропала. Мне, должно быть, было тяжело принять, что когда-то я получу её в ответ. Не хочется утомлять вас драмой (я уже перебарщиваю?), но товарищество с вами казалось мне чем-то невозможным, и, чтобы не лишиться всего из-за удара в спину, я решил сходить первым, как и научился. Ход, как видите, вышел не слишком обдуманным. Плохо помню, что именно вам понаписал, но искреннее сожалею. Я находился не в лучшем состоянии рассудка и перешёл на гадости, которыми не следовало разбрасываться так слепо. Ваша правда – в этой ситуации я точно и бесповоротно показал себя настоящим оленем. Отправляю вам небольшой презент. Знаю, что вы не носите парфюмы, так что считайте это... символической компенсацией за моральный ущерб, скажем так. У меня в коллекции нет резких ароматов, которые подошли бы вам ещё лучше, но этот тоже неплох за счёт падисар: у них крайне настойчивый запах, который здесь сглаживают ромашка и магнолия. Не могу предположить, как он раскроется на вас, но надеюсь, что вы дадите мне возможность услышать однажды. (Небольшой бутылёк хрупко булькнул, когда Доктор потряс его в руках. И какую реакцию Регратор ожидал получить, так нагло подлизываясь к нему, снова врываясь в личное пространство без капли стыда?! Дотторе начало казаться, что Панталоне предпринял попытку откупиться, выбрав что-то элегантнее банальной и слишком красноречивой моры... В чём другом могла заключаться суть этого театра одного актёра? Противоречивые эмоции взрывались новыми вулканами тут и там, и Доктор, чересчур раздосадованный неприятным и нежданным сюрпризом, окончательно перестал понимать собственные чувства. Ну для чего он прислал эти идиотские, в бездну их, духи?! Неужели Регратору обязательно было напоминать о себе, напоминать об уже несколько недель закопанных в груди мыслях?.. Стеклянный флакон теперь блестел в свете холодной лампы не играючи, а насмешливо, и Дотторе на секунду уверился в его абсолютной причастности, в абсолютной вине во всём происходящим с ним сейчас; он взял духи и без капли сожалений отправил их в дальнюю стенку. Бутылёк со звоном разлетелся на сотни мелких осколков, теряющихся на полу, и комнату почти мгновенно заполонил цветочный аромат. Капли впитывались в пол, в древесину шкафа и безжалостно пронизывали каждый неспрятанный лист бумаги, и только после того, как заботливо подобранный самим Регратором парфюм забрал себе всё окружающее пространство, фиксируясь в каждой удачной поверхности, до Доктора дошло ужасающее понимание того, что он только что сделал... А следом за ним – новая порция обиды. – Кретин, – он пробормотал, не уверенный в адресате)