Лично в руки

Дорогой господин Дотторе, Перестаньте. Предлагаете мне определение инфантилизма (спасибо за демонстрацию замечательной работы со словарём!), а сами устраиваете такую выходку, тратя государственное имущество на бесполезное письмо. Очень по-взрослому. Может, вам и самому не мешало бы ознакомиться с перечисленными терминами? И, между прочим, если анализировать их подробнее... Я даже могу согласиться с «дураком», «сорняком» (и как вам это в голову пришло?) и «эгоизмом», но никаких манипуляций в последних моих действиях отнюдь не использовалось... По крайней мере, их там не затевалось. В чём именно, по вашему, заключается выгода, которую я получу, если подарю вам небольшой примирительный подарок или верну наше общение? Я не просил и никогда не попрошу у вас чего-то взамен – кроме, конечно, ваших писем, – так что не нужно додумывать за меня мои собственные планы... По своему опыту говорю – ничем хорошим это не обернётся. Безусловно, я понимаю вашу настороженность: сложно представить живого Регратора, произносящего все те речи, написанные мною для вас в прошлый раз... И вы будете правы, усомнившись, что я на такое способен – в жизни я не проронил бы ни слова из того, что осмелился перенести на бумагу. Я даже сомневаюсь, что сумел бы выдавить из себя извинения – как ни прискорбно, не имею подобной привычки, – что уж и говорить о продолжении моих тирад, которым я занимаюсь сейчас... Но бумага, как вы тоже наверняка уже осознали, раздвигает рамки, и здесь я могу позволить себе больше стыда и унижений (не воспринимайте слишком серьёзно; пишу с иронией). Может, дело здесь уже не только в бумаге... Не могу судить – не пробовал воплотить такие же речи на практике. Как думаете, стоит ли попрактиковаться у Пьеро? Кстати о нём. Впервые за долгие годы дедок действительно оказался относительно полезен: он ни с того ни с сего отправил меня в отпуск, запретив работать. Не успел прочувствовать потерю за два дня, но успел подумать над нашей «перепалкой»... Так что не удивляйтесь таким резким перепадам настроения. Всему есть свои причины, а мне... Мне, должно быть, просто нужно было отдохнуть прежде, чем браться за перо и отправлять вам столько глупостей. Хотите ещё извинений? Что же, в момент написания я не вижу вашего победного лица, так что наслаждайтесь: мне действительно жаль, Доктор. У меня не было прав раскидваться подобными выражениями, пользоваться вашим расположением и пытаться, как выразился ваш Сегмент, ударить значительнее. Я прошу прощения. Не знаю, сколько мольб вас устроит, но вряд ли смогу извиниться за весь Сумеру, задолжавий вам несколько сотен. Вы ведь наверняка отыгрываетесь, не так ли? Мне не сложно поддаться вам совсем немного. Простите, господин Дотторе. И всё же я не смогу просить прощения бесконечно. Вы, между прочим, тоже использовали весьма грубые формулировки, затрагивая ещё и мою личную жизнь. Что уж и говорить о ваших угрозах... Знали бы вы, как(подчёркнуто) я изначально расценил упомянутый визит к Пьеро. Имейте совесть, Доктор, – вы и так достаточно отомстили, добавив на мою голову несколько седых волос. Буду ждать вразумительный ответ и небольшую справку о том, как продвигаются ваши дела. С этими гневными строками вы оставили меня в полном неведении о вашем здравии и безопасности... Выражаю надежду, что всё в порядке. В Снежной дела идут без особых изменений... Если, конечно, вам интересно. (Расправив письмо в руках чуть ровнее, Дотторе скосился назад, глядя на Омегу, который нависал над его плечом, склонившись к письму. – Мнение? – Доктор слегка кивнул в сторону бумаги, не сводя взгляд с подглядывающего. В обычный день Сегменту пришлось бы отбиваться от шквала оскорблений и летящих в его сторону предметов, осмелься он на такой неосторожный ход, но сегодня... Омега даже не пытался скрыть, что действительно вчитывался в текст, ещё раз обращая на него внимание перед ответом; Мастер был слишком дезориентирован в ситуации, чтобы полагаться на одного себя, да и в здравости своего рассудка с недавних пор он очень сомневался. – Я его не понимаю. Господин Панталоне непоследователен. К чему разыгрывать спектакль, если он от вас уже отказался? Дотторе нахмурился только мрачнее, не впечатлённый уже знакомой ему позицией. Его голову посещали схожие умозаключения; поведение Регратора просто не казалось ему логичным и хоть сколько-то обоснованным. Зачем вообще нужны были эти извинения, странные попытки в самом деле загладить ситуацию? Доктору сложно было представить, что кто-то может вернуться к нему опять, даже после того, как этот же человек уверился в том, кем он является на самом деле... Даже после всех тех слов, что Второй Предвестник настрочил в ответ, повторяя выходку Панталоне. Как мог Регратор изменить своё решение, когда сам Доктор сделал всё, чтобы притворится незатронутым, безразличным к другой стороне?! Неужели Дельцу не хватило издевательств; неужели ему хотелось надавить на имеющиеся рычаги ещё несколько раз, лишь бы повеселиться над глупым, доверчивым Доктором, каким он наверняка его считал? А если нет... То в чём был смысл возвращаться обратно? Разве Регратор не сделал свой выбор, не завершил свои планы? – Он уже сделал обо мне все необходимые выводы, – Дотторе удручённо прислонил пальцы к вискам, опираясь на локти и горбясь над столом, – либо у Регратора действительно есть план, либо он... «Искренен» – умолчал Доктор, тушуясь. Ему не хотелось произносить такое и даже думать о чём-то подобном в обществе Омеги, более отстранённого от эмоций. Он был хорош тем, что в большинстве ситуаций действительно раскладывал всё по полочкам... Но, похоже, выдрессированный аналитический взгляд и блистательный ум обладали теми же пробелами, что и Мастер: они оба не могли представить малейшую возможность хорошего обращения. – Сомневаюсь в наличии плана, – честно отрезал Омега, – но посоветовал бы ему не доверять. Нужно исключить риски. – Какие риски? – Дотторе усмехнулся, – господин Регратор решит отравить следующие присланные духи, или как ты себе это представляешь? Подставить он не решится – сам выболтал много лишнего. Панталоне не тот человек, который пожертвует всем, чтобы кого-то утопить. – А вы уже знаете, какой он человек... – протянул Сегмент с иронией, – как любопытно. Только вот прошлым «товарищам» вы доверяли не меньше, и чем это обернулось? Доктор замер, и Омега с явным довольством от произведённого эффекта неторопливо обогнул стол, оказываясь напротив. Он с притворной задумчивостью обратился к нескольким пустым колбочкам, постукивая по ним пальцем и начиная буднично размышлять: – Ничем хорошим ваше тесное общение с кем-либо не заканчивалось. В этот раз беда миновала, вот только даже так господин Регратор успел показать себя... И ваше влияние на него. Следующая ситуация такого же сорта может оказаться фатальной, – Сегмент помедлил, прежде чем продолжить тише, – и повезёт, если для вас – опыт имеется. Больше беспокоит, что случится с Панталоне. Вы знаете, кого я имею в ви... – Достаточно, – Дотторе одёрнул Омегу и сменил позу, намереваясь сложить руки на столе, но не рассчитал силы, громко хлопая по дереву со всего размаха. Так сильно, что даже колбочки, излюбленные Омегой, испуганно отозвались фальшивой нотой тонких колокольчиков. Сегмент не дрогнул. Он ожидал подобной реакции и прекрасно осознавал, что Мастер начинает злиться, но Омега чувствовал своей обязанностью напомнить о событиях, начавших медленно испаряться из чужой ранее светлой головы, преобразуясь в тяжёлые облака, мешающие беспристрастному обзору. И раз Дотторе действительно поддался этой сладкой и мягкой неге, только ему оставалось вырулить эту ситуацию в нужное русло... Даже если Сегмент не знал, ради чьего конкретно блага он старался. По какой-то причине ему было сложно отождествлять жизненный опыт Мастера с самим собой, хоть всё это и было его истоками, и это давало возможность посмотреть на многие болезненные события прошлого под более объективным и отрешённым углом, но вместе с этим... Он не мог не заметить закономерность, которую наверняка понимал и сам Доктор: люди не извинялись перед ним, не прощали и не возвращались. А единственный раз, когда выученный жизненный урок был сломлен, всё закончилось только большей расплатой... И заплатить пришлось не только Дотторе. – Как скажете, – Омега равнодушно согласился, развернувшись к двери; он успел сказать всё, что хотел. Воцарило привычное одиночество. Доктор отдал бы всё, чтобы оно поселилось и в его черепной коробке, но бесконечные мысли продолжали жадно продираться сквозь все попытки не думать; сквозь запахи пыли и все ещё парящих где-то рядом духов, фантомно окутывающихся вокруг Дотторе. Разговор с Омегой не помог, и Второй Предвестник только больше влип в паучьи сети неприятной ситуации, теряясь в собственных догадках и возможных действиях Регратора. Доктору всё ещё было сложно осознать его отношение: что, в бездну, вообще происходило в голове Дельца, когда в один день он, казалось, полностью уверился в гнилостной натуре Дотторе, а потом вновь стал писать лестные тирады, как будто позабыл о собственных осознаниях... Что с Панталоне было не так?! Осознавал ли Делец вообще, как лживо теперь звучало каждое сказанное им слово? Доктору не хотелось представлять, как после примирения предсказания Омеги сбудутся, и Регратор, победно посмеявшись над наивностью, выбросит Доктора, как ненужную, сломанную вещичку... Или Второй Предвестник сам сделает что-то не так, навредив только что обретённому «товарищу». Даже если Делец действительно имел ввиду всё написанное, он просто не отдавал себе отчёт в том, на что подписывался – Доктор не мог гарантировать безопасность никому из них и не мог контролировать ситуацию, без чего Панталоне попросту не мог существовать... Что уж и говорить об этих сладких речах о вдохновении и возвышенности Второго. Регратор всё ещё был несмышлёным, неопытным и запутавшимся человечишкой, не понимающим, в какие моменты ему следовало отступить назад. И Дотторе нужно было быть умнее; зубами вгрызаться в авторитет и сделать всё, чтобы не запудрить мозги Девятого ещё больше... Омега был прав: опасность Панталоне не в потенциальном вреде для Доктора, а во вреде для самого себя, ведь раз однажды он успел осознать, что Дотторе является ничем иным, как чернушным монстром, значит и в следующий раз... – Сложно представить, что следующего раза не будет, когда вы сами уверены в том, что не заслуживаете вторых шансов, – ровно проговорил Гамма, подошедший с каким-то мелким отчётом, – и оттого не хотите дать второй шанс господину Регратору. Доктор сдержался, чтобы не закатить глаза. Он давно заметил подошедшего Гамму, но наивно продолжал надеяться, что Сегмент решит сдержать язык за зубами, чего, конечно же, не произошло. – Я начинаю жалеть, что ты слышишь меня лучше других, – Дотторе угрожающе сверкнул глазами и раздражённо вздохнул, падая на спинку стула, понимая, что деваться некуда, – Панталоне уже сделал выводы. То, что он пишет сейчас, не имеет смысла. – Выводы бывают ложными. Или, точнее, сфальсифицированными, – Сегмент звучал на удивление осторожно, не вываливая на Мастера целую кучу эмоциональных негодований, – вы же знаете, что он написал всё это только для того, чтобы разорвать переписку. «Необыкновенная остроумность» – гаденько подумал Доктор, надеясь, что эта мысль не долетит до серьги Сегмента. Панталоне и сам признавал сказанную сгоряча ложь, но Дотторе сложно было представить, что написанное Дельцом уж совсем не соотносилось с его сокрытыми от чужих глаз мыслями. Да и зачем нужно было пытаться рассориться, если не для того, чтобы избавиться от надоевшего или неприятного собеседника? У Панталоне хватало забот, и он едва ли додумался бы устроить нечто подобное от скуки, рискуя собственными секретами. Может, он просто излил душу, высказав накопившееся, а потом снова решил продолжить общение, развлекающее во время серых и холодных рабочих будней? Что-то здесь определённо не сходилось. – А сейчас пытается её вернуть. В чём смысл? Дотторе чувствовал себя ребёнком, потерявшим две последние детальки пазла. Он мог перекладывать фрагменты как угодно, всё больше портя картинку и уходя от первоначального рисунка, но частичек для завершения работы всё равно не хватало, да и сходиться пазл начинал всё меньше и меньше. Неизвестность чужих настроений и намерений сводила с ума. – Боюсь, мы не узнаем, – Гамма подошёл к столу и занял противоположную сторону от той, где стоял Омега, – Но он явно сожалеет, раз пишет вам во второй раз, снова перешагивая через гордость, – он коротко усмехнулся, съезжая на более привычную манеру, – очень удивительно для Регратора. Интересно, просил ли он кого-то из слуг написать все извинения вместо него... Вы сравнивали почерк? Планируя остаться серьезным, Доктор нахмурился, пытаясь показать неодобрение, но не сдержался и тоже криво усмехнулся, теперь повернувшись к Гамме полноценно и разглядывая его. Сегмент был прав: эту ситуацию продуктивнее было рассматривать со стороны эмоций, а не логики, искажённой пережитым опытом... И всё же Дотторе вздохнул, замечая с долей обиды: – Его сожаления дорого обходятся этому «товариществу». – Все ошибаются, и даже вы, – Гамма улыбнулся одним краешком губ, пододвигая к Мастеру чистый чисток бумаги, – разве вы останавливаете эксперимент после первой неудачной формулы?)