Вкус воды

Машины ныряли под навес, глотали и выплевывали пассажиров — и снова исчезали в дождливой ночи. В ожидании своего такси Юнги и Чимин успели проводить уже несколько оранжевых и одну черную машину. Из холла вышел человек, одетый так, что взгляд на нем невольно останавливался: оверсайзный мешок настолько яркого салатового, что даже в ночи он почти светился; торчащий из-под него край полуюбки, кружевной, по последней уличной моде; брюки оставляли щиколотки голыми; бини не скрывала светлых прядей на висках и затылке. Юнги при всем желании не смог бы сказать, какого человек гендера. Сам он, в резиновых шлепанцах, джинсах и серой худи под самым скучным в мире плащом, и Чимин с таким же серым смарт-кэжуалом, выглядели на этом фоне малозаметным темным пятном. — Как они тебе? — спросил Юнги. То, что он не представлял, мужчина перед ним или женщина, заинтересовало его куда больше наряда. Чимин в непонимании обернулся. — Он, она, они, не знаю наверняка, — пояснил Юнги. — В целом привлекательные, но не то, что мне близко, — отозвался Чимин, глядя вслед отъезжающей машине. Стоило ожидать. Откуда-то сбоку засигналили. Машине в очереди под навесом пришлось проехать дальше, и только сейчас Юнги понял — это и было их такси. Пришлось догонять, но даже нескольких метров по лужам и под дождем хватило, чтобы вымокнуть от ступней и до колен. Дождь забрался за воротник и заполз в рукава, мокрые волосы облепили лицо. В салон они залезали уже влажные и дрожащие, неуютно молчаливые. С каждой минутой Чимин становился все мрачнее и мрачнее. Все, сказанное им вчера, и то, как он вел себя сегодня, совершенно не вязалось со словами Хосока. С одной стороны, Юнги прекрасно понимал, что такие сплетни едва ли стоило принимать в расчет, с другой — на пустом месте обычно возникали немного иные слухи. Потому что поливать кого-то грязью куда интереснее, чем хвалить. Чтобы не вдаваться в эти мысли сильнее, Юнги принялся считать короткие повороты — похоже, они уже подъезжали, — и где-то на шестом машина остановилась у темной многоэтажки с закрытым двором. Еще одна короткая мокрая перебежка, а затем они оказались в сухой и неожиданно просторной квартире. Юнги скинул шлепанцы и в нерешительности замялся у порога — для его ног ламинат выглядел слишком чистым. Чимин, заметив его смущение, кинул ему тонкие тапочки, явно гостевые. — Иди в душ, — предложил он сразу. — Можно мне что-нибудь переодеться? — попросил Юнги. — Да тебе не пона... — Чимин вдруг замолчал и кивнул: — Сейчас. В ванной тоже оказалось очень чисто, баночки и тюбики на полках были выстроены аккуратными рядами, и Юнги стал всерьез опасаться, что Чимин прибирался перед его приходом. Возможно, тщательно прибирался. Его рабочий стол в офисе никогда образцом чистоты и порядка не был. Одежда, принесенная Чимином, подошла по размеру. Быть может, футболка была немного узка в плечах и натягивалась на груди, но так зато можно было разглядеть грудные мышцы, о существовании которых у Юнги обычно никто не подозревал до момента ощупывания или раздевания. Наверное, Юнги ожидал, что Чимину тоже понадобится немного времени. Что они поговорят или выпьют. И уж точно не того, что Чимин, едва заслышав звук открывающегося замка, вытянет Юнги наружу и прижмет к стене. От все еще влажных волос и лица Чимина пахло городским дождем и чем-то косметическим, на языке горчили остатки мятной конфетки. Чимин давил мягко и сильно, удерживал запястья, глубоко и настойчиво целовал, а потом, не успел Юнги опомниться, — опустился на колени и вжался лицом в его пах, шумно втянул воздух. Юнги никогда не был особенно активным или требовательным, не любил контролировать, но и за партнерами своими не помнил такой решительности, особенно поначалу. И не сказать, чтобы ему не нравилось, но было странно, так странно, будто перед ним на коленях — уже с членом за щекой — стоял совсем другой человек, не вчерашний дерганый Пак Чимин и не сегодняшний, пытавшийся занять на сиденье машины как можно меньше места, а какой-то новый, уверенный в себе, с плавными движениями, крепкой хваткой и горячим ртом. Юнги не понадобилось много времени. Стоило Чимину освободить одну его руку, а Юнги — провести пальцами по растянутой нежной коже щеки, как все уже закончилось. Чимину даже не пришлось брать глубоко. — Черт, — пробормотал Юнги. — Ты застиг меня врасплох. Я сражен. — То есть тебе понравилось? — очень серьезно уточнил Чимин, дождался кивка и произнес: — Хорошо. Юнги протянул к нему руки, и Чимин посмотрел с непониманием. — Ты, — объяснил Юнги. — Что мне сделать для тебя? Чего ты хочешь? На секунду Чимин задумался. — Ничего. Уже ничего. Юнги был удивлен, конечно. Чимин и правда не казался возбужденным. На светлой ткани домашних штанов не было заметно пятен. Руки Чимина тоже все это время оставались на виду. С другой стороны, Юнги все еще мало что знал о теле Чимина и совсем ничего — о его кинках и триггерах. Может, у него просто было мало смазки или не там, где это было бы заметно. Он мог успокоиться от того, что кончил Юнги, а мог перехотеть, если его что-то смутило. Ему действительно могло просто нравиться отсасывать и ничего не получать взамен. Даже не физически, а... эмоционально, может быть? Хотя Юнги плохо себе это представлял. Хуже всего, если бы Чимин не хотел ничего из этого с самого начала — ни самого Юнги, ни минета. Юнги решил не настаивать: — Можно тебя хотя бы обнять? Чимин оглядел его с ног до головы, как будто увидел что-то диковинное и сейчас оценивал риски: не укусит? не сожрет? — Ладно, — решился он и сделал шаг ближе. — Не понял, зачем, но ладно. Если Юнги скажет, что так проявляет благодарность, Чимин наверняка поймет его неправильно. Про гормоны рассказывать как-то глупо, да Чимин и сам знает. Сказать, что Юнги любит обниматься? Но Юнги не любит. Ему вдруг просто захотелось обнять Чимина, чтобы продлить иллюзию близости. Показалось, если дать Чимину отстраниться, то он и дальше будет отвечать так же скупо и односложно, быстро отправит Юнги домой, и все произошедшее оставит неприятный осадок у обоих. Так и не ответив, Юнги осторожно уложил ладони Чимину на бока. Тот снова был неподатливым и напряженным, и когда Юнги привлек его ближе, Чимин опустил руки ему на грудь. Он не отталкивал, но будто хотел иметь такую возможность в любой момент. Оказавшись так близко, Чимин не знал, куда смотреть, и просто прикрыл глаза. — Я что-то сделал не так? — спросил Юнги. Чимин покачал головой: — Нет, почему. — Тебе что-то не понравилось? Я не знаю, запах? Вкус? Любишь стрижки под ноль? — Мне скорее без разницы, — произнес Чимин, не открывая глаз. То, что он до сих пор не вырывался и был спокоен достаточно, чтобы оставаться с закрытыми глазами, Юнги уже засчитал за небольшую свою победу. — Странные вопросы. — Я хочу тебя попросить, — начал Юнги осторожно, но Чимин, не дожидаясь окончания фразы, ответил: — Попробуй. — Попросить всегда говорить мне честно, когда чего-то не хочешь. На этот раз Чимин все же отстранился — достаточно, чтобы взглянуть Юнги в глаза. — Я вроде так и сказал только что. Или думаешь, на самом деле я мечтаю, чтобы ты поставил меня раком и выебал прямо здесь на столе? — Нет, конечно, — поспешил заверить его Юнги. Меньше всего он хотел, чтобы Чимин сейчас надумал что-то и разозлился. Потому что скоро он даст ему поводы. На самом деле ответ говорил еще об одной важной вещи — кажется, Чимин не рассматривал возможности быть сверху. Не хотел, не привык или не мог физически? — Хорошо, что ты сказал, — продолжил Юнги. — И если я спрошу что-то, что тебе не понравится, просто скажи, что не хочешь отвечать. Только не надо замалчивать, или врать, или... не знаю. — Собираешься все-таки устроить допрос? — фыркнул Чимин. — Мало прочитал? За окном сверкнуло. Можно было принять за проезжающую машину, но нет — острее и ярче. — Не в этом дело. Ты ведь сам потом на Чеджу захочешь придушить меня голыми руками на второй же день. Загрохотало — раз, второй, третий. Чимин инстинктивно обернулся на звук, нахмурился, спросил: — Я что, выгляжу таким беспомощным, что не могу сказать «нет»? Я слишком много ныл вчера, и ты решил, что я бедный страдалец со своей несчастной личной жизнью? Он уже готов был предположить что-то еще, но Юнги мягко ответил: — Понятия не имею, Чимин. Ты не выглядишь беспомощным, но я мало о тебе знаю. И ты сам сказал, что собираешься спать с какими-то людьми, несмотря на то... — Я прекрасно помню, что сказал, — отрезал Чимин. — И я в состоянии понять, заставляю себя или нет. — Хорошо, — кивнул Юнги. — И все-таки. — Тогда и ты обещай. Если что-то не понравится — скажешь честно. Не хочется потом узнавать о себе всякое спустя время или вообще от посторонних. — Такое было? — встрепенулся Юнги. В издательстве любили обсудить все, везде и со всеми. Ну конечно, ему же только с утра хотели рассказать какие-то секретные интимные подробности о Чимине. — Было, конечно. — Чимин помедлил. — Только не продолжай. Не хочу об этом. Юнги, открывший уже рот для следующего вопроса, понятливо промолчал. — Ты сам сказал, что я могу просто отказаться отвечать. — Конечно. — В общем, я переживу, если тебе моя грудь покажется слишком полной или слишком плоской, талия слишком узкой или слишком широкой, жопа какой-то толстой, весь я немужественным или слишком мужественным. — Договорились. — Юнги протянул мизинец. — Ты мне говоришь, когда тебе чего-то не хочется. Я тебе говорю, когда мне что-то не нравится. Чимин скептически осмотрел его руку, но за мизинец честно взялся своим. Когда они уже ставили печать, соединив большие пальцы, он произнес: — Ты тоже не делай того, что не хочется тебе. — А ты тогда можешь смело рассказывать все, что обо мне думаешь. Дождь стал сильнее — или Юнги так показалось, когда они разобрались со своим договором и замолчали. Он все еще придерживал Чимина за спину, теперь не такую болезненно прямую, и слушал его тихое дыхание. Машины под окнами издавали звуки, как будто кто-то непрерывно возил в воде огромной ложкой. — Это до утра не закончится точно. Ты можешь остаться ночевать, — сказал Чимин, наконец отстранившись. Все тело обдало прохладой. Юнги и не заметил сразу, какой он был горячий. — Будешь ужинать? «Будешь ужинать?» С предложения поесть обычно начиналось что-то хорошее. Чимин открыл холодильник — типичный холодильник одинокого человека, которому некогда, да и незачем готовить. Верхние полки занимали контейнеры готовой еды, нижнюю — пять банок пива в надорванной упаковке. Рядом лежал почерневший банан. Чимин вздохнул. — Заказывать что-то сейчас негуманно, так что выбирай. — То же, что и ты, — сказал Юнги. Чимин вытащил две коробочки на вид чего-то мясного и чего-то с рисом. — Есть сковородка? Сковородка нашлась. К ней нашлись соевый соус, нож, пожилая луковица, лопатка, упаковка кимчи и половина помидора. — Ты будешь готовить нам готовую еду из готовой еды? — с любопытством спросил Чимин. — У еды много степеней готовности, — философски заметил Юнги. Ему не хотелось ковыряться в пластиковых контейнерах. Хотелось красиво разложенного на плоских тарелках и с веточкой зелени сверху. Ну, тарелки у Чимина были. Закусив кончики палочек, он снова наблюдал, как Чимин ест, и размышлял, стоит спрашивать сейчас или всему придет свое время. Оторвав взгляд от тарелки, Чимин посмотрел на него с такой укоризной, что Юнги передумал спрашивать. Они и так достигли успехов сегодня. Спальня в квартире Чимина была одна, зато с исключительно квадратной кроватью, на которой им даже вдвоем было слишком много места. Юнги долго не мог заснуть, сначала от того, как ворочался Чимин, потом — размышляя о каких-то бесполезных мелочах вроде отсутствия в этой квартире хорошего шкафа для обуви, удачно покрашенной в темные тона спальни, привычки Чимина трогать кончик носа от неловкости. Тогда, в коридоре, прижимая Юнги к стене, он будто действовал по готовому сценарию, в котором знал, что играть и как двигаться. А потом опять стал собой — в разладе с телом и окружающим пространством. Чимин снова завозился. Похоже, даже не просыпаясь, он стащил с себя футболку, в которой лег, и тут же натянул одеяло повыше. Юнги остался виден кусок его голой спины. Совершенно обыкновенной спины.