Вкус воды

Юнги показывал Чимину документалку про древнюю керамику. Сам он успел посмотреть ее раза три. Сначала из-за учебы, потом кое-что вспоминал, поэтому, пока Чимин сидел, уставившись в экран, Юнги воспользовался моментом, чтобы нарисовать его еще пару раз: в профиль, внимательного и сосредоточенного. Когда повествование дошло до чернофигурных и краснофигурных сосудов, Чимин как-то явственно вздохнул. Юнги отвел от него взгляд, чтобы узнать, что же там такого. На экране с тщательностью, достойной порнофильма, как раз показывали амфору с изображением оргии на ней. Множество тонконогих стройных совокупляющихся в разных позах тел. Внимание Юнги привлекли двое юношей — не касаясь, они только смотрели друг на друга. Первым из них занимался кто-то еще, а вот второй, держа руку у паха, просто глядел на происходящее. Наверное, все-таки стоило попробовать. — Я бы решил, что это фантастика, — сказал Чимин, — если бы сам не видел в музеях. Такая степень откровенности. — Ну, — Юнги снова опустил взгляд в альбом и почти процитировал диктора: — Эротика является неотъемлемой частью античного искусства. Какая еще тема так будоражит умы? Секс так-то изобрели давно, а праведников и пуританство немного позже. Молчание затянулось, и он поднял глаза — только чтобы наткнуться на укоризненный взгляд. Такой выразительный, что Юнги срочно понадобилось сделать еще один набросок. — Это было риторически, — возмутился Чимин. — Я в курсе. — Прости, — автоматически откликнулся Юнги. — Кроме того, если вдруг помнишь, мы с тобой оба работаем в издательстве, где эротику тоже публикуют. — Потому и удивился. — Просто, — попытался объяснить Чимин, — здесь и сейчас это в специально отведенных местах. А там и тогда было везде и всюду. Как будто его реально переоткрыли заново и посадили в загон. — Строго говоря... — начал было Юнги, но Чимин махнул рукой. — Да знаю я. Если сейчас спросишь, что тогда меня удивляет, я тебя стукну. — Очень жестоко, — пожаловался Юнги, хотя вопрос был совершенно естественный. С другой стороны, он прекрасно понял, что хотел сказать Чимин. Одно дело знать принцип и совсем другое — убедиться на примере. — Покажи лучше, что нарисовал, знаток истории эротики. Юнги ухмыльнулся как-то совершенно по-глупому. Он и не заметил, когда Чимин начал шутить с ним. В скетчах не было ничего особенного. Пару раз Юнги было неловко, а потом беспокоиться он перестал, все равно Чимин это так или иначе увидит. На рисунках он, застигнутый в разных обстоятельствах и настроениях, то сидел, задумавшись, то хмурился исподлобья; мыл посуду, повернувшись спиной к зрителю, с закатанными до локтя рукавами; вытирал лицо, едва успев вынырнуть из стены вечернего дождя. Один набросок был очень удачный: Чимин хохотал, откинув голову, и казался при этом смущенным и очень счастливым. Юнги даже не помнил, что за шутка тогда была, какая-то глупость, и уставший Чимин просто не сдержался. Вопросы мог вызвать только один рисунок — воспоминание о ночи, когда Чимин впервые зажег ночник под одеялом. Он полулежал, опираясь на локоть, мягкое сияние освещало его снизу, бедра терялись в тени, а ближе всего были шар и руки, переплетенные с руками Юнги. Очень хотелось видеть это в цвете, но Юнги побоялся испортить карандаш и пообещал себе, что однажды сделает копию в чем-нибудь долговечном, акриле или даже масле. Он протянул альбом Чимину. Тот задумчиво пролистал страницы. Приятный голос продолжал рассказывать про методы изготовления глиняных красок. — Ты оставишь мне их? Хотя бы некоторые? — попросил Чимин. — Конечно, какие захочешь. Юнги подался вперед. Альбом лежал у Чимина на коленях, действительно раскрытый на рисунке с ночником. — У меня где-то валялись контакты багетных мастерских, с которыми мы работали, — задумчиво сказал Чимин. — Серьезно? — удивился Юнги. — Ты собираешься повесить это на стену. — Почему нет? — ответно удивился Чимин. — В старости продам этот рисунок за много денег в частную коллекцию. Или в музей. Он кивнул на экран. На этот раз диктор рассказывал об особенностях сюжетов в разные периоды. Пиры и мифы сменялись бытовыми сценами. — Музей массового искусства начала двадцать первого века, зал гомоэротики? — Древнегреческие гончары тоже поржали бы, скажи им кто-то, что люди из будущего засунут под стекло черепки с их влажными фантазиями, будут ходить, любоваться и изучать в школе. Но, как видишь. Юнги хмыкнул. — А пока буду говорить всем, что как-то моим любовником был талантливый художник. — Вокруг тебя этих талантливых художников хоть жопой жуй, — напомнил Юнги. — Неправда, — возразил Чимин. — Неправда. Мне очень нравится. Он осторожно вернул альбом. — Но тут есть риск соврать, — задумчиво произнес он. Юнги приподнял бровь. — Можно ли тебя считать моим любовником? Так, чтобы прямо любовником, а не разовой... разовым недосексом. Нашими темпами Чеджу случится раньше, чем мы хоть что-то успеем. — Три раза можно прекрасно успеть и за ночь, если тебе так не хочется куда-то съездить за счет Тэхёна. Я уже говорил, что условия вашего спора побуждают скорее проигрывать в нем? — Три? — переспросил Чимин невпопад. — Ты посчитал тот раз за секс? — Мне показалось, что тебе понравилось, хотя бы немного. — Юнги глянул на Чимина, следя за реакцией, и тот легко кивнул. — Мне понравилось тем более, так что. Чимин каким-то несвойственным ему жестом — уж скорее так делал сам Юнги — прижал к губам полусогнутые пальцы. — Почему мы вообще продолжаем шутить про Чеджу, — задал Юнги вопрос, — когда можем просто попробовать снова? Он протянул руку Чимину, дав уцепиться за себя, и повел его в спальню. За их спинами экран светился молочно-белым: рассказ продолжали каолиновые сосуды Китая. — У меня есть одна мысль, — сказал он сразу, чтобы не пугать Чимина. — То есть секса все равно опять не будет? — хмыкнул тот без особого сожаления. Юнги привычно погасил свет. — Это как посмотреть. Чимин дотянулся и включил ночник. Юнги обнял его со спины, поцеловал в шею, убедившись, что он теперь куда спокойнее и охотнее откликается на такие безопасные прикосновения, и спросил: — Ты ведь получаешь удовольствие наедине с собой? Напрямую речь не заходила, но из оговорок Чимина Юнги сделал вывод именно такой. Еще он замечал эти моменты — когда в душе включена была вода, но под этим самым душем явно никто не стоял. Чимин кивнул. — Ты хочешь?.. — Да. Позволишь мне поприсутствовать? Не раздевайся, или я могу даже отвернуться, просто побуду рядом. Чимин сначала оглянулся на него через плечо, а потом развернулся полностью, и Юнги сцепил руки у него за поясницей. — Я уже устал смущаться, — сказал Чимин со вздохом. — Я совсем не хочу, но вроде как... Не знаю. Тебе это понравится? — Это не для того, чтобы мне понравилось. Это для тебя, чтобы тебе было проще со мной. Юнги беспокойно потеребил складки ткани, попавшие под пальцы, стараясь не дергать их и не вытаскивать. — Юнги, — сказал Чимин с нажимом. — Да? — Ответь на мой вопрос, пожалуйста. Мне нужно знать. — Мне понравится, — сказал Юнги и, подумав, решил быть совсем честным: — Особенно если я смогу тебя услышать. Мне нравится понимать, что ты возбужден, у меня самого встает от этого. Чимин перевел взгляд с его лица вниз, как будто ожидал немедленно увидеть стояк. Ничего такого в трениках Юнги — точнее, это были треники самого Чимина, обвисшие, широковатые для его бедер — пока не наблюдалось. — Хорошо, — медленно проговорил Чимин, — тогда ты разденешься тоже. Разденешься и отвернешься. Юнги кивнул. Конечно, он предпочел бы смотреть, но сейчас было достаточно и этого. Чимин принялся снимать с себя одежду, не отстраняясь, все еще в руках Юнги — осталось только замереть, чтобы не спугнуть это неожиданное проявление доверия. Потянул вверх футболку, обнажив живот, выпутался из нее, кинул на пол. Юнги смотрел на него во все глаза. Опомнился и сделал полшага назад, только когда Чимин, потянувшись к резинке штанов, подсказал: — Ты тоже. Юнги занял правую, уже привычную ему, половину кровати. Устроил под щекой прохладную подушку. Чимин опустился рядом и неожиданно выбрал лечь под одно с ним одеяло. — Слушай. — Чимин потянул его за плечо. Юнги перевернулся на спину, чтобы видеть его. — Мне странно вот так сразу. Не хватило кое-чего. Он наклонился ближе и коснулся губ Юнги своими, облизнул нижнюю, толкнулся языком в рот. Похоже, поцелуи были одной из тех вещей, которые действительно ему нравились. Они целовались долго, вдумчиво, не торопясь, пока Чимин не решил: — Все. — И, легко подтолкнув, развернул Юнги обратно. Ладонь Чимина легла ему между лопаток, вторая — скользнула по боку, до бедра. Пальцы сомкнулись на выступе тазовой кости, потом опустились ниже, мягко обхватили ягодицу и снова исчезли. Юнги прикрыл глаза и затаил дыхание, пытаясь почувствовать, что происходит за спиной. Поначалу Чимин был совсем тихим, по натяжению одеяла заметно было, как он медленно двигает рукой. Потом послышались влажные звуки. Чимин подвинулся ближе, закинул колено на бедро Юнги. Места между ними оставалось совсем мало, и запястье Чимина задевало его поясницу при каждом движении. Юнги попытался представить себе, как тот сейчас выглядит: раскрасневшийся, томный, с прилипшей ко лбу челкой. Мог бы Чимин его трахнуть? Рука сама потянулась к паху. Юнги нерешительно сжал в кулаке головку и попытался уловить изменчивый ритм Чимина. Его дыхание стало громче, влажно щекотало шею. Почти непроизвольно Юнги прогнулся, пытаясь оказаться ближе, — и толкнулся обратно в кулак. — Ты дрочишь, — констатировал Чимин сбитым голосом. — Да. Поговори со мной, — попросил Юнги. — О чем? — О чем угодно. Ты мокрый? У тебя чувствительные соски? — Он намеренно избегал слова «грудь», не зная, как Чимин к нему относится. — Почему ты касаешься моей спины? Ты сейчас держишь себя или засунул пальцы внутрь? О чем ты думаешь, когда дрочишь в душе? — Обычно я смотрю порно, — произнес Чимин, проигнорировав все вопросы, кроме последнего. — Но из-за того, что ты у меня дома, смотрю без звука. И взамен я вспоминаю о том, как ты стонал. Юнги шумно выдохнул; возбуждение окатило его, скопилось внизу живота. Член был болезненно твердым. Чимин издавал теперь короткие, тихие звуки, от которых поджимались пальцы ног. Рука, лежащая на спине Юнги, проехалась вдоль позвоночника коротким ногтями, безболезненно, но чувствительно. — Черт, — пробормотал Чимин и попробовал устроиться иначе, навалившись на Юнги частью веса. В таком положении пространства между ними не оставалось совсем. — Если неудобно, давай лягу на живот, — предложил Юнги, и Чимин согласно приподнялся, освобождая его. Юнги подтянул подушку под себя, расставил ноги чуть шире, поправил член. Чимин уселся ему на бедра, легко, не всем весом. Все так же коснулся спины, и на этот раз надавил, оперся, прижимая к кровати. Он снова дрочил, теперь набирая темп медленно, и, кажется, больше двигал бедрами, чем рукой. Юнги чувствовал толчки, скольжение кожи — и очнулся минуты спустя, когда оказалось, что ловя чужие движения, поддавшись ритму, он стыдно трахает подушку под собой, упираясь лбом в скрещенные предплечья. Он попытался было освободить руку, но Чимин отреагировал немедленно. — Юнги, — произнес он на выдохе, — останься так. Я потом сделаю все, что захочешь. На ягодицах, на бедрах между их телами было мокро. Костяшки пальцев Чимина иногда невзначай проезжались по копчику, у основания ложбинки. Юнги не нужно было все, что он захочет. Ему нужно было, чтобы кончил Чимин, короткие высокие стоны говорили о том, что он уже близко, — и кончить самому после этого. — Хочешь трахнуть меня? — не выдержал Юнги. — Позже, — произнес Чимин на вдохе, всхлипнул — и замер, тяжело дыша. Юнги чувствовал отголоски его слабой дрожи. Чимин опустился на него, распластался поверх всем телом. Мокрой липкой рукой скользнул вдоль спины, задел подбородок тыльной стороной ладони и наконец прижал пальцы к губам — Юнги с готовностью вобрал их в рот. Сейчас ему показалось, что он все-таки чувствует этот запах Чимина, едва уловимый и при этом приторный, где-то у корня языка. Он несколько раз шумно вдохнул, чтобы понять лучше, но ощущение тут же потерялось. — Юнги. — Чимин подтолкнул его бедрами в бедра раз, другой, третий. — Давай же. И Юнги двинулся, зажатый между ним и подушкой. Это Чимин трахал подушку через него? Или просто помогал Юнги трахать подушку? Был еще такой жанр порно... Черт, как же стыдно. — Юнги, — повторял Чимин монотонно и ласково. Он как будто не мог придумать, о чем говорить, но знал, что Юнги хочет слышать его голос. — Юнги, Юнги. Оргазм нахлынул тяжелой горячей волной. Юнги казалось, он совсем выбился из сил. Чимин сам перевернул его на спину, сам вытер. Сел рядом, скрестив ноги. — Это была хорошая идея. — Тихо зевнул. — Давай теперь спать. Юнги дотянулся до его коленки и погладил ее — совсем немного, одним пальцем. — Надо сменить белье, — сказал он. Чимин спал на европейский манер — с наволочками и пододеяльниками. Обкончанную подушку наволочка, конечно, вряд ли спасет, придется стирать ее целиком. — Ох. — Лицо Чимина приняло до смешного испуганное выражение. — У меня нет чистого. Как-то не было времени заняться домашними делами, и... Они вместе готовили и ели, смотрели кино, ходили на то злополучное свидание, в рабочие дни их хватало только на ужин, пообниматься и заснуть. — Я могу поставить стирку, но высушится только к утру. Или можно выйти и купить новое? Да, наверное, так и сделаю. — Поехали ко мне, — сказал Юнги. — У меня куча чистого белья. Я три недели не ночевал дома. — О, — сказал Чимин. — Возьми себе одежду. Утром можно будет уехать от меня — я живу ближе к офису. — Тогда на моей машине, — предложил Чимин. Пока он искал вещи, Юнги нехотя, очень медленно собирал грязное постельное белье в пакет, чтобы потом завезти его в химчистку. На дно легли два комплекта: сегодняшний, серый с бледно-лиловым орнаментом, и позавчерашний, красивого угольного цвета. Дальше, как в слоеном пироге, поместилось еще несколько разномастных наволочек, над ними — светлые простыни. Подушку он запихнул уже с трудом, позорным пятном вниз. Потом Чимин вытеснил Юнги из ванной, занявшись косметикой, и отправил его одеваться. Юнги не предлагал помочь Чимину с вещами, но тот сам вручил ему одну из двух спортивных сумок, побольше и полегче. Парковку под домом Чимина они покидали уже в половине четвертого. Дождь был какой-то невнятный, то накрапывал, то переставал, и дворники двигались почти беспрерывно. Смотреть в темноту сквозь боковое, сплошь покрытое моросью стекло толку не было, и Юнги вместе с Чимином следил за полупустой дорогой. На въезде в район Юнги их встретил баннер с социальной рекламой. Он нависал над шоссе с вопросом: «А ты — на своем месте?» Следующим кадром шел телефон горячей линии психологической поддержки. Зажегся зеленый, машина двинулась, и Юнги так и не узнал, кого и почему хотели поддержать. Слоган был раздражающим. Он предлагал не то помочь найти свое место в жизни — не то поставить на свое место кого-то зарвавшегося. Речь могла идти о карьерном росте — а могла о пользе дауншифтинга для всех этих людей, которые отчаянно стремятся работать больше и лучше в погоне за красивой должностью и некрасивым неврозом. Юнги... Юнги был на своем месте. А вот Чимин... Юнги повернулся к нему. Чимин не был напряжен, но вел очень аккуратно. Честно тормозил на каждом светофоре. Уступал дорогу редким пешеходам. Он даже не включил музыку. Чимин переживал из-за работы, вспомнил Юнги. И переживал о том, как к нему на работе относятся. Как отнеслись бы, знай они чуть больше. В синем секторе был потрясающий в своей парадоксальности сотрудник — Ким Инчхон. Основная версия среди коллег гласила, что он склочный и злой, потому что называться в честь аэропорта не очень приятно. Среди всех авторов сектора он был безусловно самым продаваемым. Редакторы его недолюбливали, зато обожали читатели: увлекательный сюжет, интриги, динамика, неплохой рисунок, страдания и, главное, эти классические пейринги, состоящие из нежного капризного твинка и сурового, ревнивого и в глубине души непонятого самца. В этом определенно было что-то, что находило отклик у самых разных читателей. Полно было и таких, которые кривились, но оторваться не могли. Все это Юнги узнал еще в те годы, когда ему было интересно копаться в сети в поисках чужих реакций. Чего греха таить, у него тоже был аккаунт с доступом к той самой группе с голубым лотосом. От Джина Юнги выгодно отличало то, что, во-первых, он туда ничего не писал, а во-вторых, потерял пароль от него давным-давно. В общем, это подчинялось бы всем законам природы и общества, если бы не одно но — Ким Инчхон не любил геев. Скорее даже ненавидел. Не было ни дня, чтобы он не отмочил какую-нибудь позорную шутку про пидоров, умело закрывая глаза на то, что большая часть сектора гетеросексуальностью похвастаться не могла. Юнги все никак не мог понять, что же Инчхон забыл в синем секторе, пока тот сам не заметил между делом: «А где же еще я заставлю этих тварей так страдать?» На самом деле звучало логично: под соусом страстной любви пытки и изнасилования продавались влет и без лишних вопросов. Чимин прекрасно знал, кто такой Ким Инчхон, и старался с ним не пересекаться. Тем более странным выглядело объяснение «а еще ты работаешь в синем секторе». В синем секторе работали разные люди. Хотя, может, Чимин просто имел в виду, что Юнги терпит этого Инчхона по шесть дней в неделю, а значит, нервы у него железные. Баннер про свое место мелькнул над дорогой еще раз, и Юнги все-таки решил спросить: — А есть какие-нибудь организации, которые поддерживают носителей мутаций? Чимин бросил на него быстрый взгляд. — Почему спрашиваешь? Юнги кивнул головой на еще один пролетающий над ними баннер. Чимин посмотрел на него тоже и вернулся к дороге. — Только ночью транслируют, — сказал он с неожиданным раздражением. — Как будто собрались помогать пьяницам и торчкам. На недоуменный взгляд Юнги он объяснил: — Это и есть проект в поддержку носителей. Бездарный креатив. Юнги не мог не согласиться. — Ты когда-нибудь обращался к ним? — Помедлив, он добавил: — Я не имею в виду ничего конкретного. Просто интересно. — Да я понял, — хмыкнул Чимин. С предыдущего вопроса про его возможную асексуальность прошла будто тысяча лет. — Это, — Чимин указал на баннер, — государственная организация, и там все не очень. Есть несколько некоммерческих, они получше. Врачи, психологи, групповая терапия, юристы — в целом, как и у других. Я обращался к ним дважды. Сначала в Пусане — я тогда еще учился в школе, и мне хотелось понять что-то про себя. Но оказалось, что у меня распространенная мутация. Мне вроде и не говорили ничего плохого, а вроде всегда было ощущение, что я занимаю чье-то место. И этому человеку может быть куда сложнее, чем мне. «А ты — на своем месте?» Вот это ирония. Юнги открыл было рот, чтобы хоть что-то сказать в поддержку, но Чимин уже продолжал: — А второй раз — когда менял документы. Но и тогда мне сказали, что я везунчик, раз не придется менять имя. — Имя? — не понял Юнги. — Мутация базово женская, — объяснил Чимин, рассматривая дорогу впереди особенно пристально. — Меняли только графу «пол». А имя — родители меня специально так назвали, потому что знали сразу. — О. Юнги знал, что генотипирование новорожденных долго запрещали, а недавно наоборот сделали обязательным. В год рождения Чимина никаких законов, скорее всего, еще не было — только хорошие и плохие больницы и богатые и бедные родители. И если родители все знали, не отказались от него, взяли универсальное имя — выходит, ему и правда повезло. — Вроде бы и правда удобно. И та девушка, наверное, ничего плохого не имела в виду. Наоборот, порадовалась за меня. Но... Я тогда много нервничал: первые курсы, все незнакомое, еще и эта волокита с документами. Я долго думал, что это упрек, пока Тэхён не предложил посмотреть иначе. Но неприятное впечатление все равно осталось. Ну, что-то хорошее Ким Тэхён в своей жизни определенно сделал. Юнги кивнул. — Я еще хотел спросить — в таких организациях, наверное, можно познакомиться с другими носителями? Найти партнера, который сразу будет тебя принимать? Чимин едва заметно поморщился. — Лучше не спрашивать, да? — Ага, — откликнулся он. — Считай, что не сложилось. Я думал об этом, но мне всегда казалось, это будет какое-то соревнование, кто из нас больше не такой, кто несчастнее, кому сложнее живется. А я просто хотел бы считать себя обычным. Наверное, Юнги знал, о чем стоит рассказать Чимину. Может, позже, когда будет не такой сонный и сможет нормально собраться с мыслями. — Могу спросить еще? — Давай, — вздохнул Чимин. Они уже почти подъехали. Юнги пришлось высунуться во влажную ночь, чтобы приложить свою карточку к замку у шлагбаума. — Ты мог бы сделать пластику. Они въезжали во двор на черепашьей скорости, и только поэтому Чимин, затормозив, ни во что не врезался. Он развернулся к Юнги всем корпусом, подался ближе и со злостью проговорил: — Ты в своем уме? Это не пластика, это полостная операция. Она рискованная. И это в любом случае запрещено. Юнги и правда готов был отключиться, от усталости теряя осторожность и здравомыслие. Как если бы он выпил — и выпил прилично. Он дотронулся кончиками пальцев до плеча Чимина. — Я не про гистерэктомию, — сказал он мягко. Чимин дернулся назад, похоже, уже пожалев о своей резкости. — Так это и есть самое главное. Все остальное, — он махнул рукой, — так. Вторично. Нет, я мог бы сделать себе хуй покрасивее и начать ссать стоя наконец, но пизда от этого никуда не денется. — То есть, — сделал Юнги опасное предположение, — твой член тебе вполне нравится? — Мне вообще ничего не нравится, — фыркнул Чимин, складывая руки на груди. — Но он приемлемый. Юнги отстегнулся, сам развернулся к Чимину и сел, прижавшись виском к подголовнику. Глаза закрывались. Может, он даже выглядел томным в таком виде. — Тогда ты трахнешь меня? — спросил он. Удивленный Чимин несколько секунд не мог найтись с ответом. — Так ты серьезно говорил? Ты же не любишь анальный секс, — сказал он наконец. — Это не значит, что я категорически против. Я хотел бы попробовать. — Я не уверен, что это технически возможно, — возразил Чимин снова. — У тебя не стоит на мою тощую задницу? — пошутил Юнги. Чимин скривился. Он снова взялся за руль, аккуратно и медленно повел машину к съезду на парковку. — Чимин? — напомнил о себе Юнги, но Чимин молчал. Тишина не была напряженной или гнетущей, но он не хотел обрывать разговор вот так. Хотел Чимина и хотел быть безрассудным, и потому попытался еще раз: — А отсосать разрешишь? Чимин вздохнул: — Я подумаю. — Юнги поймал себя на том, что улыбается довольно и наверняка глупо. — И не сейчас. — Даже не сегодня, — согласился Юнги. — Просто дай мне знать, когда захочешь. В лифте Чимин привалился к стене и прикрыл глаза. Освобожденный от вождения и неприятного разговора, он успокоился и начал зевать. Некоторое время Юнги держался, но к моменту, когда они оказались на нужном этаже, сдался и тоже прижал ладонь ко рту. Квартира встретила их холодом: последний раз Юнги был здесь позавчера утром. Он включил пол в спальне, запустил кондиционер. Вернувшись из ванной, обнаружил, что Чимин кинул сумки у порога, а сам, уже раздевшись, свернулся клубком под одеялом в центре кровати. Постельное белье на ней оставалось с тех самых пор, когда Юнги последний раз ночевал дома — две или три недели назад. — Я перестелю, — предложил он. — Поменяю на действительно чистое. Чимин высунул нос на воздух: — Да мне без разницы уже, — пробормотал он. — Давай спать. Юнги взял себе второе одеяло, лег рядом, обнял Чимина поверх кокона и мгновенно погрузился в темноту.