Ты уже совсем не ты.
Я уже совсем не я
Юрка покинул кровать Володи, которую ему так гостеприимно уступили, ведь негоже Юрочке спать на старом диване. Володя же занял родительскую, хотя с каким же странным и неприятным ощущением он расстилал ее для себя. Совершенно бессовестно было класть свое ненормальное тело в обитель тех, кто это самое тело ему дал. Потом он обязательно постирает это постельное белье. Они не должны замараться Володей. Он почти уснул, скорее даже провалился в сон, но не глубокий, а тот, который посылает беспокойства или дергает тело в падении. Однако сейчас Володя не падал, но его беспокоили — мысли, образ, лицо, глаза. Юра. Сменялись резко картинки, но везде был он. Юра, Юра, Юра. И почему-то только тяжело от этого, неспокойно. Он захлебывался очередным обликом, когда вдруг очнулся от лишнего веса, водрузившегося на его тело. В первые секунды Володя растерялся, не узнал даже комнату, но знакомый голос начал возвращать в реальность. И вес оказался совершенно не лишним. Нужным. — Не могу без тебя, — негромко произнес Юрка, устроился на чужом торсе, а затем твердо добавил: — Не хочу. Володя только крепко сжал его, будто хотел вплавить в свою грудь. Оба не могут, оба не хотят. Но скоро придется. Снова. И не сейчас. Позже. «Не сейчас», повторил Володя мысленно и позволил запаху волос Юрки заполнять легкие. Пожалуйста, только не сейчас. А лучше никогда! Никогда не дайте выпустить его из рук!Между нами полоса,
Опять мы будем врозь
Володя уже стал в полном сознании, хотя дрёму так и не сморгнул. Организм, проникшийся сегодняшними действами и чувствами, настаивал на заслуженном отдыхе. Воспрепятствовать ему нельзя. Посещать пары он продолжит, поэтому перед, на и после них хотелось бы оставаться бодрым, чтобы вновь вернуться к Юрке, обнимать его крепко-крепко и не обмякать. Однако последнее будет всё же непосильным. Мысли стали омывать сонную голову. Опять-таки об этой двуспальной кровати родителей. Закралось ощущение, что находиться в этой комнате нельзя ему. Нельзя сминать их кровать. Да еще и с мужчиной. Запрещено чувствовать себя в своей тарелке. Запрещено открывать свой шкаф изнутри. Но здесь и сейчас он прощупывает границы потенциального разочарования в себе, разочарования родителей в нем. Позволяет на это мгновение себе жить безусловно. Быть категорически с Юркой. Разрешать руке перебирать его непослушные волосы. Дозволять пальцам обводить теплое ушко, слегка сдавить мягкую мочку. Допустить губам подарить поцелуй его макушке. Не один. Два, четыре, десять! Да хоть миллионы поцелуев в эту родную макушку. — Прогуляемся на выходных? — неожиданно спросил Юрка. — Прогуляемся, — с улыбкой в голосе ответил Володя. А Юрке можно всё: забывать покормить кота, занять кровать Володи, войти в воистину святую комнату его родителей, прижимать тело того к кровати. Такому стоит поучиться. Голова тяжелела от мыслей, потому Володя закрыл глаза и постарался ухом уцепиться за что-то. Он уловил приглушенный шум от соседского телевизора. Погружающееся в сон сознание, как проектор, начало генерировать разные ассоциации к нему: здесь была толпа людей, тут под ногами растекался песок, рядом забурлили волны. И солнце грело грудь. Кто-то поцеловал его в плечо, но этого он уже не вспомнит. — Я на море, — пробормотал Володя на выдохе. Юрка не понял, что тот имел в виду. Прислушавшись к его затихшему сердцебиению, он догадался — Володя уже засыпал и произнес это в безотчетном состоянии. — Я с тобой.Видишь сны
Морские ты,
Вижу я
Морские сны