Паладин Пьер де Баярд в заметках своему ученику
____________________________
«Они придут во тьме, овеянные сиянием и блеском, их речи будут сладки, как мед. В тебя изольют они один лишь только яд. Не следуй за их страстями, берегись их, чтобы они не соблазнили тебя от части того, что низвёл тебе Ифтар. Имя им Аклат аль-Амаль. Они серы кожей, а головы увенчаны златыми рогами. Их свет обманчив, а глаза черны. Суть их алчность и жестокость, нет в них света и радости, ибо радость им противна, как и сам Ифтар».Сура 56:34, «Мессия»
____________________________
Грустные мысли погрузили в оцепенение. Шафриз плавно откинулась спиной на песок и уставилась в небо, закинув руки за голову. Растревоженная душа болела и ныла. Глупое сердце, — а глупое ли? — рвалось из груди туда, на Ифтар, к сыну. Она должна была быть рядом с ним. В то же время должна была быть на корабле в этой распроклятой экспедиции. Теперь она не на борту, и даже не рядом с сыном. Есть ли вообще смысл в её действиях? Корабль пропал за горизонтом, о его присутствии напоминали только размазанные облака пара в вышине. Ветер сносил их к берегу. Все ещё непрогретый песок с ночи холодил спину и ягодицы сквозь слои одежды, напоминая о реальности. Женщина представила сундук, в который пинком закинула и улицы Альбарата, и Рашада с его гневом, и сводящее с ума беспокойство за сына, и еще немного мыслей, от которых щемило сердце и свербело в носу, прямиком к своему импульсивному решению покинуть корабль. Прикрыла глаза, вызывая в памяти имена и связанные с ними последние события. Старпом Рахамим, друг и навигатор Фаруз, безбашенный маньяк Талгомок, снова Рашад, капитан Клим, помешанная на железках Дженне, медик Сарам, вздрагивавший при виде деревьев… Нити, связывающие её с этими людьми, истончились до разрыва. С этого берега их дороги разошлись. Стопку имен Фриз горстью ссыпала в сундук. Стыд покрывалом лег сверху, и она заправила концы по краям сундука. Слезы наворачивались на глаза от жалости к себе и беспомощности. Мерзко и отвратительно, безжалостно заключила Шафриз. Мысленно она захлопнула крышку и, надавив воображаемым сапогом, утопила сундук в глубинах памяти. Разбираться со всем этим она будет вечером, когда сумрак растворит маски и сдернет всё притворство. Сопли к шакалам. Абу-Танзиль Шафриз бинт Рами ад-Дарр арифи — в миру она все равно предпочитала пользоваться коротким «Шафриз» в исключительных случаях «Шафриз арифи» для демонстрации статуса, обладающей мистическим знанием, — никогда и ни при каких обстоятельствах не ныла. Даже когда пропала сестра, доведенная до ручки поведением отца. Шафриз рывком встала, прогоняя оцепенение. Она принялась перекатываться с ноги на ногу со сжатыми руками у груди, выпрямляя поочередно ноги и растягивая мышцы. Покрутила руками и ногами, разгоняя кровь. Из одного свертка достала доспехи: стеганный поддоспешник, остроконечный шлем, кольчуга, зерцало с выпуклой шишкой в центре, набедренники, наголенники и саббатоны. Закрепив все элементы на ремнях, пока сняла шлем и замоталась в просторный халат с лазурной оторочкой и схематичными розами, давным-давно потерявшим свою белизну. Перчатки решила оставить на потом. Надо хотя бы примерно прикинуть план действий. Расстелила на песке лист с наброском береговой линии и небольшого участка земли, который она исследовала во время прошлой высадки на берег. Один край придавила тубусом, а второй — молитвенником. Из футляра, сшитого из прочной ткани, выудила исцарапанный, потемневший от времени, циркуль. Скорость корабля составляла четыре узла. Последняя остановка была совершена три дня назад. В переводе на понятные цифры, он преодолел расстояние в четыреста шестьдесят девять километров — это, примерно, пятьсот, если идти по берегу. Шафриз провела пальцами по губам в задумчивости. Передвигаясь в привычном для себя темпе, она доберется до реки лишь на двенадцатые сутки. Долго, слишком долго. Эти места не выглядят столь безжалостными, как ифтарские пустыни, но кто знает, что в них обитает и насколько тяжело в них выживать? У неё не так много воды на бессмысленные шатания. Арифи за свою богатую на события жизнь ходила в экспедиции и в пустыни, и в горы, но в них всегда полагалась на умения следопытов. Кто-то может добыть еду чуть ли не из воздуха, а кто-то, как она, осенён божественной благодатью. Порыв ветра швырнул на пергамент песок и капли соленой воды. Угольные линии взбухли и поплыли, указывая куда-то вглубь леса. Шафриз замерла, а затем со вздохом отряхнула лист, пока плоды её трудов последних дней не были окончательно уничтожены. Испокон веков людские планы были любимыми шутками для богов. — Предлагаешь идти в лес, аль-Далиль? — Шафриз коснулась груди, где у прямо у тела покоилась подвеска с эмблемой её бога: синяя роза в окружении буквенной вязи. Шум прибоя был ей ответом. Она свернула испорченный пергамент в трубочку и засунула в тубус. В компанию к нему отправился циркуль в футляре и угольный карандаш. Затем Шафриз собрала свои пожитки и привычным движением подцепила с песка меч. Его знакомая тяжесть в правой руке успокаивала и настраивала на рабочий лад. Прищурившись, осмотрела возвышающуюся стену деревьев невдалеке. Надо обязательно выйти к реке. В бурдюках у нее около четырех литров воды, и еще немного во фляге. Она вполне может растянуть запасы на три дня, но ей необходимо найти воду. «Здесь лес, а не пустыня,» — напомнила себе арифи. Она точно сможет собирать росу или жевать траву, благо здесь не колючие кактусы. Идти на юг или на запад? В крайнем случае можно попытаться взобраться на дерево и сориентироваться по луне или солнцу. Хотя бы попытаться. Все же полагаться на одно лишь Шамс Кабире в вопросах ориентирования непривычно. Ждать ночи, заодно потеряв день и утро, чтобы взглянуть на звезды, тоже не имеет смысла: как она успела убедиться, они здесь отличаются от Ифтарских. Скривившись, Шафриз все-таки достала компас. Караванщики и бедуины всегда находили путь по звездам, нет, надо же было кому-то додуматься и собрать бездушные коробочки, указывающие на север. Да, компасы удобны, но она не обязана их любить. Рашада тоже, как и он её. Она где-то час не думала об этом воине. Рекорд. Стрелка яростно крутилась, как сумасшедшая. Во время редких остановок она, подрагивая, упорно показывала в противоположную сторону от Шамс Кабире. Шафриз в приступе подозрительности испепеляла взором компас. Этот, похоже, сломался. Север определенно точно не там, куда указывала стрелка. Значит, к шайтанам капризную приблуду, она повернется спиной к берегу и отправится в лес, положившись на богов.***
Обувь утопала в подсохшем разнотравье. Земля непривычно пружинила и не проскальзывала под ногами песком. Шафриз берегла силы, шла в размеренном темпе и по возможности обходила густые кусты и буреломы. Светило все еще пекло, хоть и не так сильно, как на Ифтаре. Кольчуга давила на плечи. Под тенью густых крон было немного душно. Воздух звенел от щебета незнакомых птиц и насекомых. На коже выступила испарина. Одежда неприятно пропиталась потом и липла к телу. Где-то в густых кронах птицы перепархивали с ветки на ветку. Шафриз повела лопатками, в спину будто бы вонзалось много маленьких взглядов. Стоял густой запах хвои, земли, смолы. Какой-то разозленный рыжий зверек швырнул шишку и скрылся, когда арифи нечаянно сшибла головой ветку. Шишка ударилась о куфию и упала. Женщина подняла её и осмотрела, покручивая пальцами за черенок: небольшая, с растопорощенной чешуёй и пустая. Зверёк выгрыз из неё всё, что только можно было выгрызть. На мгновение Шафриз представила, как зверь кормит своих детенышей. Насколько она сама была хорошей матерью? Её сыну, Танзилю, уже шестнадцать лет. Она нашла его в разрушенном доме, когда была ещё юной стражницей. Малыш лежал в колыбели, всё еще спеленатый по самые уши, хотя в его возрасте уже одну или две руки оставляли свободными. Надломанная балка, щитом накрыла его и приняла на себя удары остальных обломков. Ребенка нашли по его отчаянному плачу. То, что он выжил, что ему так повезло, нельзя назвать никак иначе, кроме как чудом. У крохи не осталось никого из родных, никто не знал его имени: его родители были найдены под завалами, размазанными в кашу. Чауш-баша с радостью усадил Шафриз за письменную работу. Обаяшку Танзиля воспитывали и растили всей казармой. Одна мать и много-много отцов. У неё возникло впечатление, что командир только и ждал момента, когда можно охладить пыл не в меру ретивой девчонки, стремящейся кому-то что-то доказать. В те далёкие дни в её жизни не было шайтанов и свихнувшихся от смрада Первоначала людей. Да, относилась к Танзилю как к родному сыну. Да, давала кров, пищу, одежду, любовь и заботу. Но могла ли она назвать саму себя хорошей матерью? Танзиль вырос в нормального парня, пошел в стражники, как его мама и друзья, чтобы «защищать людей и помогать страждущим» (он, скорее, прочувствует все оттенки охраны мостовой, чем получит геройства, о которых мечтал). Шафриз вместе с ним дневала и ночевала в казарме. Когда же сын подрос, стала пропадать на расследованиях, зная, что за десятилетним пацаном обязательно кто-нибудь из сослуживцев присмотрит. Может, он вырос в нормального, хорошего парня вопреки? Наверняка он втайне курил, пил и ходил по девочкам, но кто в его-то годы не пробавлялся подобным? Была ли Шафриз рядом во все те моменты, когда ему это было действительно необходимо? Положа руку на сердце, она не ведала, что творится на душе у её сына. «Ты, конечно, вовремя решила заняться самокопанием,» — она грузно опустилась на поваленное дерево, давая отдых ногам, — «Смысл? За тысячи миль друг от друга мы разве что можем вспоминать что-нибудь хорошее». Сняла куфию и с наслаждением протерла волосы и лицо. С не меньшим наслаждением, она бы сняла доспехи и бросила все вещи. Нельзя. Женщина покрыла голову обратно, затем отправила в рот кусок суховатой лепешки и глотнула воды. Ей повезло, что она не наткнулась на диких зверей в своей праздной сентиментальности. Совсем расслабилась, раз растеряла бдительность. Что толку трепать себе нервы, если на данный момент ничего нельзя изменить. Мысли так и норовили утечь в сторону. Шафриз проглотила разжеванную лепешку и легла на ствол дерева. На мгновение позволила гомону птиц, шуму листвы и ветра проникнуть в себя. Позволила себе просто дышать и ни о чем не думать. Завела руку за спину, просовывая под голову. В латах у неё так бы не получилось сделать. Пальцы мазнули по гладкому краю ствола. Интересно. Постыдную плаксивость мигом сдуло, а мозг со скрипом заработал. Арифи слезла с дерева, быстро на ходу убирая еду и воду в мешок. На самом краю обнаружила многочисленные следы топора. Сидя на корточках, провела кончиками пальцев по срубу. Очевидно, это точно не могли сделать дикие звери. Судя по выбоинам, они были оставлены обычным топором, который держала человеческая или, прости господи, дворфиская рука. В любом случае, здесь есть люди. По крайней мере, были, что не помешало женщине победно ухмыльнуться. «Выкуси, Клим!» Но почему они оставили дерево? Не говоря уже о том, что это странное место для рубки. Их же еще тащить надо. Логично, что лес постараются валить у реки, так намного легче сплавить. Не то, чтобы Шафриз досконально разбиралась в том, как валить лес, но все же обстоятельства вызывали вопросы. Она оглянулась в поисках… чего-нибудь. Что нужно человеку, который уходит далеко в лес рубить деревья? Еда. Арифи вальяжно стала обходить место своего временного пристанища. Пристальный взгляд привычно, не зацикливаясь, пробегал по земле, кустам, охватывая всю картину и отмечая детали. Казалось бы, за тысячи миль от Ифтара можно расслабиться и перестать во всем искать подвох или место преступления, но стражника просто так из-себя не выгонишь. Из-под охапки травы она выудила разодранную ткань, щедро пропитанную жиром. Судя по запаху, из-под вяленого мяса. Без стеснения припала к земле и стала прощупывать каждую пядь. Поодаль нашла топор, покрытый засохшей грязной кровью. Лезвие уже успело тронуться ржавчиной. Земля изрыта многочисленными следами. Кто это был? Сколько их было? Непонятно. Ещё интереснее. Шафриз выпрямилась, медленно в такт сердцу постукивая обухом по раскрытой ладони и жуя щеку изнутри. Жаль, что её знания не позволяют читать лес, как открытую книгу, но куда делись тела? Если кого-то в итоге убили, то должны же были остаться хоть какие-то следы, даже если звери всё растащили. Пока из следов только топор, обертка и давно впитавшаяся кровь. Хотя, буде здесь задействована магия, дарованная именем Темного Мессии, то тела могли уйти сами. Ветер переменился, и принёс до боли знакомый запах. Запах гари. Арифи быстро задрала голову, кое-как разглядев сквозь ветви положение солнца на небе. Ветер, предположительно, северо-восточный. Она легким движением отшвырнула топор в сторону и отправилась на запах: лишний вес ей ни к чему.***
Быстрым шагом Шафриз пересекала лес, стремясь добраться до источника гари. Чауш-баша их вымуштровал, и его уроки она с благодарностью вспоминала по сей день: не торопись. Если твои ноги и руки будут дрожать от напряжения, а в легкие не пролезет и глотка воздуха, то выигранное время будет бездарно потрачено. Если ты уставшим прибежишь на прямо на место схватки — ты умрешь. Краем глаза Шафриз отмечала, как густеют тени и затихает лес. Облако дыма затянуло пространство между стволами деревьев. Солнечный свет гас, едва касаясь ветвей. Иррациональные приступы ужаса подкрадывались к её рассудку и скребли по нему мелкими коготками. Кислой взвесью лезло в нос, оседало на языке и в глотке, стремилось пробираться все дальше и глубже, разлагающее влияние изначальной силы. Шафриз держала свой разум холодным, как и завещал её бог. Тяжесть доспеха и меча в руках отрезвляла. Яд Первоначала она ни с чем не спутает. Что-бы ни горело, оно сгорело не просто так. Это что-то, наверняка всё ещё там. Сквозь стволы деревьев стали мелькать очертания полуразрушенных домов. К гари примешался запах крови. Еще один запах, который Шафриз ни с чем не спутает. Дым ел глаза до слёз. Возвышаясь над обломками крыш, расправив кожистые крылья, парила худая серая фигура, напоминающая человека, с головой, увенчанной золотыми витыми рогами. Издалека они похожи на нимб. Даже без солнца рога сияли, источая обманчиво теплый и благостный свет. Воительница постепенно замедлила шаг и, не доходя до открытого пространства, остановилась. Шайтан вещал, пафосно разводя сучковатые руки наслаждаясь своей властью. Его торжествующий голос не смог перебить испуганные вопли людей, беготню, грохот и чей-то откровенно злой ответ. Дыхание не сбила. Она скинула на землю поклажу, надела поверх куфии шлем конической формы и опустила наносник. Расправила бармицу, нервно и торопливо проверила ремни доспехов. Целы. Держатся крепко. Потратить пару минут на шлем не вредно. Жемчужно-белые искривлённые когти шайтана выглядели так, словно могли рассечь голову, как нож пахлаву. Словесная перепалка продолжалась. «Пусть, пусть, эта мразь болтает,» — злорадно думала она. Минуты текли, Шафриз отточенными движениями намотала саван на шлем. Горький опыт научил не пренебрегать тюрбаном. Ткань смягчит удар в голову, когда как без него она рисковала оглохнуть. Она бросила ножны на землю, обнажая меч, и пошла вперед в полуприсяде. Взяла левее, обходя едва ли не единственный целый дом в деревне. Стены опалены, сбоку от разворошённого загона для скота разметаны взрывом туши с вывороченными наружу нутренностями. Повизгивающая от боли изменяющаяся тварь отдернула голову, демонстрируя безносое лицо и отсутствие кожи, ринулась к женщине. Без лишних телодвижений Шафриз снесла ей голову. Шайтан прибыл в деревню вместе с толпой уродов. Язык не поворачивался назвать их иначе. Каждая под два метра ростом не была похожа на свою убитую товарку. Они извивались и корчились, пока на их телах вспучивались образования, чтобы, истекая лимфой, лопнуть и явить на свет новые руки и ноги. Старые конечности неожиданно врастали в тело, продолжая тошнотную фантасмагорию. Шафриз передернуло, и она поспешно отвела взгляд. Время от времени та или иная тварь намеревалась наброситься рвать и драть плоть с металлом, но всякий раз невидимые путы жестко отбрасывали их на землю. Всё это время с парящим шайтаном перекрикивался высокий мужчина в защитной стойке, полностью закованный в броню и в сюрко. Полуторный меч в его руках влажно блестел от крови и бог-знает-чего ещё. У ног валялось располовиненное безносое чудовище. Арифи тихо и быстро подбиралась ближе, молясь, чтобы у мужика помимо меча и решимости был план (но почему она требует от других того, чего нет у неё? Это тема для размышлений на вечерней молитве). Время для разговоров закончилось. Со вспышкой света, охватившей всё тело, воин ринулся вперед. Шайтан спустил своих цепных «псов». Взяв меч за клинок в латной перчатке, арифи припустила во весь дух к шайтану, пока всё внимание стягивал на себя неизвестный воин. «Держись,» — Шафриз уже не скрывалась. — Умри! — вскинув меч, облачила слова в реальность. Из центра крестовины вырвался иссиня-белый поток каллиграфической вязи. Вильнув, прожег шайтану крылья, и срезал шмат плоти с рёбер. Шайтан с хрустом развернул голову за плечо прямо на Шафриз. До её слуха со стороны воина доносились лишь вой, чавкающий звук, вгрызающегося в плоть и кость меча. Скрежет когтей по металлу. — Зачем ты пришла сюда? — в голове Шафриз раздалось глумливое шипение, стремящееся проникнуть в душу и погасить её пламень, — Ради него? — шайтан царственно указал на воина. Глаза пылали чистым черным пламенем. Арифи молчала, концентрируясь на противнике. Она поудобнее перехватила меч. По движениям твари, как перекатываются мышцы под сухой пергаментной кожей, высчитывала, как он сейчас нападет. Она выставила ногу вперед и отвела левую руку назад, так что рукоять застыла у виска. — Знай же, он работает один. Он всегда работает один. Он бросит тебя. Как только вы закончите бой, ваши пути разойдутся в этот же миг… — казалось бы, тварь была в своем выдуманном царственном мире ослепительного блеска и обожания. Вкрадчивый шепот и не-благой свет убаюкивал, принуждал опустить руки. Со взмахом крыльев шайтан ударил. Клинок смог отбить лапы, но когти на крыльях порвали кольчугу вместе с халатом и пробили кожаный поддоспешник. — Только этому не суждено быть, — тихо рассмеялся шайтан, наслаждаясь видом крови на крыльях и влекущим запахом, — Знай же, меня зовут Авессалом. Этот день станет днем вашей с-смерти. Сдайся, девочка. И ты умрешь быстро. От второго удара Шафриз увернулась. Она стиснула зубы. Третий удар содрал набедренник. Четвертый отбила. Пятый пришелся вскользь по ребрам. Болтовня демона начала напрягать, а брешь в защите среди града ударов не находилась. Следы когтей пекло, но боль была терпимой. Пока что. Шайтаны не устают, но каждый рано или поздно захочет показать свое величие. Это их гадкая природа. Надо лишь дождаться этого момента и выжить. — Слуги Эздры, — Шафриз яростно стиснула зубы, едва не послав его в слух, — Всегда такие костные до скучноты. Но как же забавно вас убивать… — едва ли не пропел Авессалом. Его манера говорить не сочеталась со скоростью атаки, дезориентировала и сбивала с толку. Следующим ударом он сорвал шлем. Перекатилась. Саван в полете раскрылся парусом, едва не опутав собой Шафриз. В него должны были заворачивать её бездыханное тело, а не наоборот. Авессалом развел руки и развернул ладони когтями к небу. Они налились чернотой, фигура источала мрак, словно затягивая в себя все чаяния. «Пора,» — кровь кипела, но разум арифи был холоден. Она лихо раскрутила меч, вознося клинок к небу. Острие, прочертив за собой дорожку черной крови, раскроило руку. Легким движением поменяв хватку на мече, она шагнула вперед, и тут же ударила сверху вниз, разрубая живот и продолжая движение. Меч, зацепившись за кости таза, поверг на землю. — Во славу аль-Далиля! — с криком избела-синее пламя охватило фигуру шайтана, вырываясь из глаз, рта и носа короткими вспышками. Он застыл костлявой статуей и рухнул в грязь. Беспокойный разум Авессалома всё ещё был жив и метался, злобой стегая землю и разбрасывая оную в стороны вместе с выдранными камнями. Смотрел и ухмылялся. Шафриз встала над ним и тремя точными ударами пробила плечи и грудь. — Зря стараешься, пешка Эздры, — шипящий смех Авессалома не вязался с его истекающим кровью и тлеющим телом, – Ты вс-с-сё равно умрешь. А я восстану! — Умри, — меч пронзил голову, и наконец-то демон затих. Ярость всё ещё бурлила в жилах, заглушая боль от ран. Это хорошо. Она оглянулась в поисках воина. Тот был залит кровью. На него во всю наседали твари, хоть он успел расчленить нескольких из них, но всё равно оставался в удручающем меньшинстве. Крутился, как мог, скупо и точно нанося удары в ответ. «Дерр-р-ржись…» — вновь быстрым шагом Шафриз направилась к воину, потеря крови давала о себе знать. Бесконечные изменения тел играли тварям на руку, били они непредсказуемо. Арифи вскинула меч, выпуская новый сине-белый кнут из вязи. Срезала твари руку. Второму прожгла дыру в плече, а третьему взорвала голову, забрызгав всех мозгами. Воин немедля разрубил пополам раненую тварь. Его меч охватило жгучее сияние. В следующий миг Шафриз с разбега врубилась в толпу, прошивая очередную тварь насквозь. Поднырнув под руку воина, она прижалась спиной к его спине, словно так и надо. Удивительную правильность момента решила оценить позже. Её помощь оказалась очень кстати. Они быстро разделались с остальными, но последний недобиток всё-таки её зацепил, на прощание пропоров бок и выдрав смачный кусок мяса. Со стоном Шафриз сползла на землю посреди трупов, зажимая рукой рану, едва не теряя сознание. Все её банки, мази и прочие приблуды для перевязки вместе с остальной поклажей она бросила в лесу. Она три раза отдаст богу душу, пока доберется до своих вещей. Воин вогнал меч в землю и опустился на колено перед ней. Он аккуратно, словно спрашивая разрешения, коснулся её ладони и отнял руку от раны. Кровь ручьем побежала по кольчуге. Взгляд из-под забрала шлема стал откровенно обеспокоенным, и мужчина, зло цедя под нос, быстро вытащил из мешочка на поясе маленькую склянку, внутри которой переливалась черная жидкость, отбрасывающая яркие темно-зеленые искры. Он быстро отогнул бармицу, зубами вытащил плотно загнанную пробку и небрежно выплюнул в сторону. Торопился. Черная жидкость соскользнула по наклоненному стеклу вниз прямо на рваные края раны, испуская снопы искр и въедливый запах перетертых листьев и древесного сока. Боль ошпарила рану, словно на обнаженное мясо плеснули кипяток, высыпали соль и прижгли каленым железом. Фриз выгнулась аж до хруста в спине и тонко взвыла, стискивая зубы. Слезы брызнули из глаз, размазываясь по щекам и затекая в уши. Количество фейрверков, бьющих из раны, уменьшилось. Боль стала постепенно утихать. Что бы там на самом деле не вылил этот мужчина, эта странная черная жидкость стянула края безобразной рваной раны, устранив часть повреждений. Когда все окончательно заживет, на теле останется новый шрам в подарок от безносого ублюдка. У Шафриз зуб на зуб не попадал. Она, как могла, душила в себе позорные всхлипы боли, эти свидетельства постыдной слабости: у неё в руках меч, она пошла сражаться, она обязана мужественно переносить все тяготы и лишения, ведь она не просто женщина — а воин. Иначе зачем зачем она вообще взяла в руки меч? Покрасоваться? Воин задержался взглядом на её лице. Забрало его шлема скрывало лицо, не давая прочесть его выражение: презрительное ли, обеспокоенное ли. Он что-то искал, вглядываясь в её глаза, разделенные наносником шлема, пока в конце-концов не отстранился. Она, опёршись на собственный меч, поднялась следом под пристальным взглядом. Её тело увело в сторону, и Шафриз крепче схватилась за рукоять, практически повисая на своем двуручнике и разглядывая мужчину будто в первый раз. У воина, который её спас, были настолько широкие плечи, что можно было спокойно положить бочку. Без всякого сомнения, его руки и ноги были столь же сильны, а латные рукавицы скрывали намазоленные ладони. Он поднял забрало, открывая окровавленное лицо с грубыми чертами лица и прямым взглядом серо-голубых глаз под густыми бровями. Их цвет напоминал белые горные шапки на фоне чистого неба. Темно-рыжие волосы на бороде и усах от крови слиплись в сосульки. Правый глаз пересекал шрам. Пот со лба стекал на широкую переносицу и кривой нос. Широкий рот с потрескавшимися губами и прямоугольным подбородком. «Альгуль!» — женщину как ошпарило. Быстрее, чем мысль сформировалась в слова, пальцы Шафриз сомкнулись на благословенном елее. Флакон разбился о доспех рыцаря. Осколки фонтаном разлетелись в стороны. Масло заляпало лицо, броню и стекло струями. Елей, соприкасаясь с ошметками и порченной кровью, исходил ароматным паром и пузырился с тихим шипением. Волдырей на белой коже не появлялось. Воин принюхался. Нахмурился. Резво занес руку и засветил по уху со скоростью, которую не ожидаешь от такой огромной туши. Даром, что у Шафриз голова чугунная. Под звон в ушах её глаза закатились. Она пошатнулась и свалилась на землю.