Доля демонов. Том 2

Долгие летние сумерки начали сменяться белесой северной ночью. Небо сияло серебром с красноватым отблеском по кромке, заглядывая в высокие стрельчатые окна зала, где сегодня пировали в честь возвращения Лиама, хоть никто и не говорил об этом. И в честь Хрольва, которого давно уж никто не видел, а многие и не надеялись увидеть. В зале зажгли факелы, на длинные столы поставили свечи. Милош, наевшийся и напившийся медом и сладким вином, которое по приказу Лиама принесли специально для них двоих из привезенных им запасов, начинал уже клевать носом. Некромант то и дело пихал его в бок, чтоб не спал, но это уже не помогало. Неизвестно почему, в сон клонило неумолимо, будто его опоили. В конце концов, видимо, чтобы не краснеть за него дальше, Лиам извинился перед матерью, растолкал задремавшего вновь архимага, и вместе с ним покинул зал, желая лично убедиться, что его сокровище доберется до комнаты в целости и безопасности. Без единого упрека довел он Милоша до отведенной ему комнаты на третьем этаже замка. – Раздевать не буду, уж извини, – усмехнулся он. – Мне нужно поскорее вернуться. – Я сам разденусь, – проворчал Милош, принимаясь медленно, неуверенными движениями стягивать с себя верхнюю одежду. – Иди, раз спешишь. Лиам не стал заставлять себя упрашивать, с усмешкой проследил за действиями архимага и вышел вон. За дверью его уже поджидали. Крошечная служанка с убранными под косынку черными волосами поклонилась ему и тихо прошептала: – Госпожа Ингольд просит вас прийти к ней для разговора. – Мне нечего обсуждать с этой шлюхой, – бросил Лиам. – А ты не смей ее называть госпожой, поняла? Девушка присела, глядя на него испуганными голубыми глазами, затем снова поклонилась, и прошептала: – Она велела передать вам это, если откажетесь идти, – протянула обеими руками неаккуратно сложенный клочок плотной бумаги. – Сказала, вы все поймете. Что ж, прислуга едва ли грамотная, так что, если мачеха и задумала передать какой-то секрет, то такой способ вполне надежен. Лиам нехотя развернул записку, поднес к глазу. В ней было лишь одно слово, но оно заставило его спину покрыться липкими каплями пота, а руку дрогнуть. На клочке бумаги выведено было лишь одно слово: «Птаха». – Отведи меня к ней! Скорее! – Приказал Лиам, щелчком пальцев испепелив записку. Служанка повела его за собой. У двери в комнату Ингольд стояли двое стражников, которые при его появлении сначала схватились за мечи, но разглядев хозяйского сына, встали навытяжку. Лиам приветствовал их кивком и велел открыть дверь. – Не выйдет, молодой ярре, – пробормотал один из них, разводя руками. – Ключа у нас нет. Лиам закатил глаз и фыркнул. Оттеснил плечом охранника, повернул перстень с аметистом на левой руке камнем к ладони и приложил к замочной скважине. Спустя несколько мгновений замок с громким щелчком открылся. – В моем доме для меня нет запертых дверей, – прищурился Лиам на оторопевших охранников. Вот так. Пусть лучше боятся, чем ухмыляются, да руками разводят. Зачарованный перстень он себе еще в Девятом Магистрате купил, а когда домой приехал, настроил. Взял тогда такие же для отца и старшего брата, но подарить не пришлось. Когда отец увидел, как он двери открывает, страшно разозлился. Руку на себя поднять Лиам бы не позволил, да отец и не пытался. Перстень отобрал, а Лиама заставил две недели на кухне работать вместе с девчонками из прислуги. Против девчонок он ничего не имел и даже неплохо поразвлекся, но вот рыбу потрошить и котелки чистить целыми днями было унизительно. Все руки тогда в кровь стер. Дверь в комнату мачехи открылась, и прямо под ноги Лиаму высыпался ворох ярких цветных лоскутов. Бархат, парча, атлас, тончайший расписной шелк, искусной работы невесомые кружева с вплетенными в узор золотыми нитями, прозрачный шифон и плотная шерсть – все изрезано, разорвано и растоптано, пересыпано осколками фарфора, тонкого, как яичная скорлупа, и острыми кусками редких стеклянных зеркал. Лиам замер на пороге, поднял недоумевающий взгляд на стоящую посреди комнаты между раскрытых и разворошенных сундуков женщину. Ингольд в исступлении резала на полосы длинное расшитое серебром бордовое платье крошечными серебряными ножницами, которыми вышивальщицы обычно обрезают нитки. Видимо, все остальное, хоть немного похожее на оружие, из ее комнаты забрали. Ее светлые волосы выбились из прически и колыхались над головой спутанным золотым облаком, яркие губы изливали грязные проклятия и ядовитый шепот: «Ты ничего не получишь, все равно вы ничего не получите». Лиам шагнул вперед, на мягкий ворох тканей. Под сапогом с легким хрустом лопнула крупная жемчужина. Женщина встрепенулась и уставилась на него с непонятным торжеством во взгляде. Лиам вошел в комнату, оттирая в сторону любопытно просунувших головы в дверной проем стражников, осторожно закрыл за собой дверь. – Хотела поговорить? – невозмутимо произнес он, старательно пряча клокочущий в груди гнев. – Да. Она выпрямилась, неловко взмахнула руками и спрятала их за спину, словно старалась скрыть свою вспышку гнева. И ножницы заодно. – Так говори, – Лиам слегка наклонил голову, черная бровь вопросительно изогнулась. В такие моменты Лиам даже радовался, что половину его лица скрывает повязка, и потому окружающим сложно понять его настоящие эмоции. И хотя больше всего сейчас ему хотелось схватить Ингольд за волосы и бить головой о каминную полку, пока ее самодовольное лицо не превратится в кровавую кашу, он точно знал, что по нему этого не видно, и терпеливо ждал, что она скажет. Впрочем, долго ждать не пришлось. Ингольд справилась с собой достаточно быстро, всего лишь сделав несколько прерывистых вдохов. – Ты ничего мне не сделаешь, – сказала она твердо. – Ты отменишь казнь и отпустишь меня на свободу. И все оставишь как прежде. Иначе это твоя голова будет украшать приемный зал. – Это почему же? – Лиам сложил руки на груди и прищурился. – Потому что я знаю твой грязный секрет, – улыбнулась она. – И не только я, но и несколько моих доверенных людей тоже. Если со мной что-то случится или если ты к утру не отменишь казнь, они все расскажут. И тогда тебе конец. – Что же это за секрет, что я должен так бояться? – усмехнулся Лиам собирая остатки самообладания. Она не могла узнать. Не могла. Как? – О, ты уже боишься. Если бы ты не боялся, не примчался бы сюда так быстро, – рассмеялась Ингольд, делая осторожный шаг вперед. – Секрет твоего корабля, конечно же. Это ведь теперь твой корабль, Лиам? И секрет твоей команды. И то, что ты сделал с отцом. Что ты с ним сделал? – Заткнись! – Лиам тревожно оглянулся на дверь. Не хватало еще, чтобы охранники что-то услышали. – Несешь чушь какую-то. Кто тебе поверит? – Ты сам себя выдал, – она медленно приближалась к нему, рассыпанные по полу лоскуты шуршали под расшитыми жемчугом туфельками. – Если раньше у меня еще могли быть сомнения, то сейчас их не осталось. Я читаю тебя как открытую книгу, мальчик. Твой отец мертв, это я знаю точно, братья и команда, похоже, тоже мертвы. Тебе ничего не стоило превратить их в своих слуг. У меня хранится твой выпускной лист, в котором написано, что ты некромант, маг смерти. И у меня есть свидетель. Последние слова она прошептала, подойдя к нему уже совсем близко. Лиам слегка подался назад – он помнил о ножницах в ее руках. Ингольд метнулась в его сторону неожиданно быстро, метя ножницами в здоровый глаз. Но Лиам ловко перехватил ее запястье, сжав его с такой силой, что ножницы выпали. Второй рукой крепко схватил за волосы. Потянув за них, он заставил ее задрать голову и заглядывая сверху вниз в ее глаза, прошипел: – Ты ничего не сделаешь и не докажешь. В ответ она лишь рассмеялась. – Ты боишься! Ты боишься, а значит, это правда! Даже если не правда, то достаточно твоего выпускного листа, чтобы убедить людей. Не просто так Хрольв его прятал! Лиам, поход может длиться долго, но не десять лет! Ни в одном порту никто не видел членов экипажа, кроме тебя. А мои люди видели, что творится на твоем корабле! Видели! Лиам зарычал, но она засмеялась еще громче. Выпускной лист – официальный документ об окончании Девятого Магистрата. Отец действительно сразу же забрал его и спрятал в надежном месте, велев никогда никому не рассказывать о своем обучении и специальности. Не просто так – в Бейленгерде с недоверием относились к магам, некроманта и вовсе могла ждать самая печальная участь из страха перед гневом предков. Медленно наматывая на руку светлые волосы мачехи он спросил: – Кто с тобой заодно? Кто из ярлов? – Отпусти… Ты ничего не сделаешь. Завтра же о тебе все расскажут… Ай! – Говори! – прошипел сквозь зубы Лиам и встряхнул ее. – Пусти! Ах, ладно. Сноурре. – Я понял про Сноурре и Барно. Кто еще? – Разве их недостаточно? Вспомни всех врагов… и союзников своего отца. Любой не против отхватить кусок земли Хрольва. Сноурре и Барно самые сильные. Не зная, что еще сказать или сделать, Лиам отпустил женщину. Она усмехнулась, медленно наклонилась, поднимая ножницы. – Надеюсь, ты будешь благоразумным, Лиам, и отменишь казнь, – притворно-ласковым голосом сказала она. – А я пока продолжу. Потом пришлешь мне новые платья, в качестве извинений. Лиам усмехнулся и протянул руку ладонью вверх: – Отдай. Она хмуро посмотрела на него. – Отдай, – повторил Лиам. – Я дам тебе один день отсрочки перед казнью. Обещаю. Он ожидал, что Ингольд снова попытается напасть или рискнет проколоть ему руку ножницами, но женщина покладисто улыбнулась и осторожно вложила инструмент в его руку. – Ты обещал. Он кивнул, сжал пальцы – крошечные ножницы утонули в широкой ладони, – и ни слова не говоря, вышел из комнаты. Встревоженный, шел Лиам по коридорам замка, ноги несли его сами, перед глазами все плыло от ярости и смятения, и в какой-то момент он понял, что заблудился. Пустой коридор вывел его к лестнице. В этой части замка никакой охраны не было, вся прислуга была занята на пиру. Не было даже окон, которые позволили бы хоть немного сориентироваться. Лиам постоял, прислушиваясь, но так и не услышал ни голосов, ни шагов. Медленно начал спускаться по лестнице, когда вдруг сверху, из коридора, который он только что покинул, раздалось негромкое рычание. Он быстро оглянулся. С лестничной площадки на него смотрела огромная черная собака хейсе, похожая на одну из тех, что Сигелла держала в своей комнате. Хейсе надежные охранники, хорошие помощники и на охоте, и в битве. А, кроме того, очень верные и умные животные. В Бейленгерде, где женщины часто остаются без поддержки своих мужчин, многие заводят их для защиты. Собака выжидающе смотрела на некроманта яркими голубыми глазами. Несмотря на грозный рык, выражение ее морды показалось Лиаму скорее насмешливым, чем угрожающим. – Что такое? – спросил он собаку. – Неужели матушка хочет меня видеть? Хейсе фыркнула и повернулась к нему спиной, пушистый длинный хвост нетерпеливо замел по плитам пола. Поняв, что человек не двигается с места, собака оглянулась на него и снова утробно зарычала. В ее голубых глазах промелькнула досада. – Да иду я, иду, – пробормотал Лиам, скорее рассерженный, чем удивленный таким приемом. – Хотя бы выведешь меня отсюда. «Теперь еще собака будет мне указывать», – с раздражением подумал он. Впрочем, высказывать свои претензии животному все равно не имело смысла, так что он просто пошел следом. Хейсе действительно довела его (не подпуская, впрочем, близко к себе) до самой двери в комнату матери. Коротко взглянула на него с явным неодобрением и осторожно поскреблась лапой. Дверь в то же мгновение открылась. Сигелла стояла на пороге, все еще в праздничном платье, только на плечи накинула расшитую серебряными журавлями синюю шаль. – Вот и ты наконец-то! – сказала она, глядя на собаку. – Хелла, почему я должна тебя так долго дожидаться? Мне еще нужно вернуться в зал, приглядеть за гостями. Собака покаянно опустила голову и заурчала, словно извиняясь. Лиам вспомнил, что хейсе не умеют скулить и тявкать, они либо громко лают, либо рычат. Мать коротко взмахнула рукой, и собака с заметным облегчением ушла в свой угол. Сигелла наконец-то посмотрела на него. В ярких голубых глазах сверкал лед. Лиам под этим взглядом почувствовал себя неуютно, словно он маленький ребенок и сейчас его будут ругать. – Не могла прислать слугу? – по привычке перешел он сразу в нападение. – Я не могу доверять слугам, – холодно ответила мать. Она поджала губы и поежилась под шалью. Лиам подумал, что ей должно быть неуютно никому не доверять в собственном замке. Но не успел он ничего сказать, как Сигелла заговорила сама: – Прошу, расскажи мне о своем отце! Что с ним? Ходят слухи, что он умер. Ходят… просто ужасные слухи. В них невозможно поверить, но теперь, когда вместо него приехал ты... Лиам, не подумай дурного, но даже у меня теперь есть подозрения. Отец почти не знал тебя. Он бы не доверил тебе такое важное дело. Скорее, послал бы Бьорна или Сфена. Меня многие спрашивали сегодня, почему он послал именно тебя? – Неужели ты думаешь, что я за столько лет не сумел завоевать его доверие? – тут же вспыхнул Лиам. Совершенно искренне вспыхнул: выходит, мать действительно такого низкого мнения о нем, что не верит в такую возможность? – Я глаз потерял, сражаясь за него и его корабль, неужели этого недостаточно, чтобы заслужить право передать письмо да приструнить жалкую рабыню? Почему все думают, будто отец должен прибыть для этого лично? Не много ли чести для нее? Отец жив и здоров, раз тебя это волнует. Бьорн, Сфен и остальные тоже. Отец поклялся, что не покинет корабль до самой своей смерти. Ему незачем возвращаться в родной порт, он дал зарок. Но он не мог допустить, чтобы тебя или его дочерей притесняли. Сигелла выслушала эту отповедь спокойно. А потом опустила глаза. – Ты прав. Если твой отец дал слово, он его не нарушит. Если он доверяет тебе, значит, ты заслужил. Просто то, что он выбрал именно тебя в качестве посланника, очень удивило нас всех. – У меня было достаточно времени, чтобы доказать ему свою верность, – резко ответил Лиам. – Я веду почти все дела вместе с отцом, многие уже считают меня капитаном «Птахи», а ты все думаешь, что отец не доверил бы мне передать письмо. – «Птаха» много лет не возвращалась в родную гавань. Многих хотели бы видеть здесь. Многих, но не тебя, Лиам. Твой приезд кажется странным. – Придется смириться. Сигелла злилась. Лиам чувствовал, что ее что-то гложет, но ее слова только выводили его из себя. Даже ей он не нужен, она не рада видеть его, а ждет лишь отца. Кулак сам собой сжался, крошечные серебряные ножницы, которые он так и держал в руке, больно впились в ладонь. Гнев разгорался вместе с болью. – И этот человек, этот чужак, которого ты привел с собой... – Сигелла с беспокойством заглядывала в лицо сына, но тот лишь холодно улыбнулся в ответ. – Кто это и почему он оказался на нашем корабле? – Я ведь сказал, мы с ним вместе учились, хотя я знаю, что это не самая лучшая рекомендация. Ему можно доверять. Он отличный штурман. И мой друг. – Он смотрит на тебя не как на друга. И не как на капитана, – Сигелла покачала головой. – Берегись, сын. Если я заметила, значит, заметят и другие. Ты знаешь, что тогда будет. Тебе нужно срочно жениться! Несса, дочь Хармонда, давно у меня на примете, хорошая девушка, умная и работящая, будет мне славной помощницей в замке… – Вот это неожиданный поворот! – сверкнул глазом Лиам, всерьез разозлившись. – Я передал волю отца и должен вернуться к нему как можно скорее. У меня нет времени дожидаться, пока организуют свадьбу по всем правилам. Уже послезавтра я отправлюсь в обратный путь и тут же снова уйду в море. – Вы можете обручиться в семейном святилище. Предки одобрят ваш брак, я уже много раз просила их об этом, – твердо ответила Сигелла. – Я даже не знаю, когда вернусь сюда снова! Что толку в такой женитьбе? Или тебе важно только, чтобы люди не болтали лишнего? – Как ты со мной разговариваешь? – Сигелла не повысила голос, но от ее тона у Лиама волосы на загривке встали дыбом. – Как ты смеешь! Но вдруг голос ее надломился, она спрятала лицо в ладонях. Верные хейсе тут же поднялись со своих мест и глухо зарычали, угрожающе глядя на Лиама, готовые напасть, если он попытается причинить хозяйке вред. Сигелла отняла руки от лица и шикнула на собак. Те улеглись на места, но то и дело бросали в сторону собеседников настороженные взгляды. Лиам с недоумением смотрел, как вдруг переменилось настроение его матери. Только что она так искренне беспокоилась о нем, и вдруг впала в ярость, потом чуть не ударилась в слезы, а теперь, заламывая руки, ходит по комнате из стороны в сторону, точно отказ жениться привел ее в отчаяние. – Что случилось? – спросил он резко. Собаки, почуяв агрессию, вновь зарычали. – Кто-то из этих мерзавцев обидел тебя? Я разорву его собственными руками! Завтра утром я преподнесу тебе не только голову этой грязной рабыни, но и головы всех, кто посмел хотя бы косо взглянуть в твою сторону! – Нет! – вскрикнула Сигелла. Весь ее вид говорил о полном отчаянии. – Нет, дело не в этом. Никто не обидел меня. Во всяком случае, не настолько, чтобы снимать им головы. Некоторые были очень добры ко мне, даже несмотря на все козни сестрицы Ингольд. Иногда даже слишком добры. Мать подошла к нему, осторожно взяла за руку. Она стояла прямо перед ним, сильная, несгибаемая Сигелла, и робела, не зная, как сказать о том, что ее гложет. – Лиам, – начала она тихо. – Ты мой сын и, я надеюсь, поймешь меня. Я знаю, что ты непохож на других, и ты всегда был ближе ко мне, чем к отцу и братьям. И я знаю, какой ты. Ты славный и честный человек, Лиам. Но то, что я сейчас скажу, должно оставаться между нами. Хорошо? – Конечно, мама, – так же тихо ответил он, встревоженный ее тоном. – Твоего отца не было в замке очень долго, ты сам знаешь. Одно время ходили слухи, что он погиб. Я не верила, но поверили другие. Мне нужна была защита. И я сошлась с одним из ярлов… Лиам дернулся, но удержался под ее взглядом. – Это было продиктовано не расчетом, а лишь моим слабым сердцем, сын. Я не скажу тебе, кто он, – она покачала головой в ответ на его немой вопрос. – Но так вышло, что сейчас я ношу его дитя. Лиам задохнулся от ярости, но все же нашел в себе силы сжать ее руку и кивнуть: продолжай. – Я пыталась избавиться от него, как избавлялась от других, – быстро проговорила женщина. – Но этот ребенок оказался очень упорным и сильным. Скоро все станет очевидным. Поэтому я так хочу, чтобы ты поскорее женился. Несса примет моего ребенка, как своего. И мы воспитаем его вместе. Никто, даже его родной отец, ничего не будет знать. Боги послали мне тебя именно сейчас, Лиам, когда еще не поздно это сделать. Если же то, что я сказала, оскорбило тебя, ты знаешь, что как представитель отца, вправе убить меня. Если ты мне не поможешь, мне все равно остается только один путь – смерть. И она покорно закрыла глаза, готовая принять свою участь. Лиам смотрел на нее молча, силясь справиться с вихрем мыслей и чувств. Кто-то из этих дураков ярлов посмел коснуться ее? Втерся к ней в доверие и заставил… Или она и правда легла с кем-то добровольно? А может быть, и не с одним. Лиам закрыл глаза: это было невыносимо и мучительно. Он хотел бы убить ее за то, что она сотворила, и непременно сделал бы это, будь отец еще жив. Но ведь… она ему не изменила. Много лет она живет вдовой и даже не знает об этом. И она нужна ему. Нужна сестрам, которых некому защитить, пока он в море. Нужна, чтобы сохранить замок и поместья, до тех пор, пока он не вернется и не заявит свои права на них. Ее нельзя убить. Нельзя. Лиам посмотрел на мать с мягкой улыбкой и обнял. – Я что-нибудь придумаю, мама, – тихо сказал он. – повремени с моей женитьбой, может быть, я сумею найти другой выход. – Ты никому не скажешь? – Ни одной живой душе! Будь спокойна.

***

Войдя в комнату, Лиам прижался спиной к двери и стоял так некоторое время в полной темноте, запрокинув голову и шепотом извергая поток ругательств в потолок. Не такого приема он ждал в родном замке. Не к такому вороху проблем готовился. По правде сказать, он вообще был уверен, что никаких проблем не возникнет. Отдышавшись, он прошел к кровати и повалился на нее прямо в одежде и сапогах. – Комнатой ошибся? – раздалось рядом. Голос Милоша звучал недовольно, но теплые пальцы, тут же зарывшиеся в волосы Лиама, говорили о том, что недовольство это напускное. Лиам зажмурился, принимая ласку, и позволяя себе на несколько мгновений расслабиться перед неприятным разговором. Милош не торопил, лениво перебирая короткие шелковистые пряди и, видимо, гадая, что же привело некроманта в такой поздний час в его постель. Пальцы нашарили застежку повязки и потянули за ремешок. Лиам отстранился. Снимать повязку он предпочитал сам, и точно не хотел делать это сейчас. Пусть Милош и утверждал, что вид изуродованного лица его не пугает, Лиаму было плевать. Повязка позволяла сохранить остатки самоуважения и скрывать истинные эмоции. А сейчас ему это, пожалуй, пригодится. – Что у тебя случилось? – все так же тихо спросил Милош, убирая руку и поворачиваясь к нему лицом в темноте. Но Лиам только заложил руки за голову, отгораживаясь от него острым локтем, и посмотрел в темнеющий высоко над ними потолок. Надо было хоть подготовиться заранее, что ли, придумать какие-то слова. Поразительно, что сейчас только одному человеку он может по-настоящему доверять. Поразительно, что именно этому человеку. – Спаси меня, Милош. Он почувствовал, как архимаг рядом вздрогнул. Рука снова потянулась к нему, но замерла на полпути, неуверенно легла на плечо. – Забрать тебя отсюда? – предложил Милош. – Прямо сейчас уйдем через Тьму, а здесь пусть все идет как идет. Пусть сами разбираются… – Не выйдет, – раздражение снова всколыхнулось, переворачивая внутренности, заставляя сердце биться быстрее, и добавив в голос неуместные стальные ноты. – Эта шлюха откуда-то знает, что случилось на «Птахе». Кто-то шпионил за мной и моей командой. Давно и успешно шпионил. И, если с ней что-то случится, это станет известно всем. Милош какое-то время молчал. Потом неуверенно подал голос: – И что с того, что все узнают? Что они могут тебе сделать? Мы можем уйти в любое время, только скажи. Лиам сел, закрыл лицо ладонями. Раздражение перекинулось в гнев, и он затмевал взгляд непроницаемой черной пеленой, перекатывался в животе огненными углями, всполохами пламени поднимался к горлу, норовя вырваться наружу неуместными сейчас злыми словами. Он отнял руки от лица и отвернулся, чтобы не смотреть на Милоша. – Ты хотя бы иногда можешь себе представить, что я не только о себе в этой жизни думаю? – это еще не гнев, еще не гнев. Кем он его считает, в конце концов? Как можно не понимать таких простых вещей? – Мне они, может, ничего не сделают. Но дело же не во мне! Если подчиненные отцом ярлы и те, кто заключил с ним союзы, прознают о его смерти и особенно о посмертии… и особенно о том, кто в этом виноват… Ты даже не представляешь, какой ужас ждет мою семью и мои земли после этого. Почтение к предкам – основа нашего общества. Семья – главная ценность. Даже если ты этого не понимаешь, попробуй просто уяснить. Создав «Птаху» и ее команду, я нарушил все возможные запреты, преступил все существующие законы. От моей семьи все отвернутся, никто не протянет им руку помощи, когда ярлы придут со своими войсками грабить замок, когда начнут драться за земли отца, растаскивать их по кусочку, присоединять к своим владениям, когда будут уводить или сжигать его корабли. Все заключенные с моими братьями и сестрами браки будут расторгнуты, все обязательства, все союзы будут признаны недействительными. До меня, может быть, и не доберутся, но всех членов моей семьи, и прежде всего, детей и женщин, ждет страшная мучительная смерть. Смерть в нищете и позоре. Из-за меня. А я должен был заботиться о них и защищать. Слова, к его удивлению, погасили гнев. Раскаленные угли остыли и почернели, и чернота эта была тяжелой и тягучей, как смола, тоской. Нет выхода, нет выхода. Так долго не могло продолжаться, и вот, наконец, закончилось. Паршиво закончилось. – А ты не можешь остаться? Оставить море, стать во главе семьи, ты ведь законный наследник? – Сейчас это будет слишком подозрительно, – пробормотал Лиам. Он и сам думал об этом не один раз, но сейчас ничего не получится. – Занять место главы семьи я все равно не смогу. Для этого нужно, чтобы отец умер и не осталось ни одного наследника, кроме меня. Передо мною в очереди четверо братьев, ты помнишь? А ведь только что я перед всеми утверждал, что отец жив и послал меня передать его письмо. Как теперь объявить его мертвым? Да еще и всех остальных вместе с ним? Это все равно что самому сунуть голову в петлю. Разве что придет известие о том, что «Птаха» утонула, пока я здесь. Но терять свой корабль я пока не хочу. И тогда ведь… нам с тобой точно придется расстаться. Лиам замолчал, выравнивая дыхание, стараясь не позволить гневу снова зашевелиться внутри. Пусть лучше будет отчаяние. Милош тоже долго ничего не говорил. Лиам слышал, как тот завозился, садясь и придвигаясь к нему поближе, как шелестели в темноте длинные волосы. Интересно, сколько времени ему потребовалось, чтобы снять все заколки и разобрать косы? Должно быть, немало. Лиам удовлетворенно улыбнулся. Надо будет в самом деле приучить его убирать волосы. В жарком климате южных морей это придется кстати. Жаль, раньше в голову не пришло. Милош тем временем устроился рядом с ним. – Это не все, – сказал Лиам, сам не веря, что расскажет. В горле тут же снова пересохло, слова продирались сквозь гортань с трудом. – Есть кое-что еще. Очень важное. – Я слушаю, – мягко ответил Милош. Лиам почувствовал благодарность и за этот тон, и за терпение, с которым Милош относился ко всему, что он наговорил сегодня. – Моя мать сошлась с кем-то из ярлов. Я не могу ее осуждать, она уже много лет живет вдовой, даже не зная об этом. Но сейчас у этой связи… зреет плод. И уже поздно что-либо с этим делать. Милош шумно вздохнул. Даже для него эта новость оказалась непростой. – Мы можем забрать и ее тоже, – неуверенно предложил он. – А потом вернуть. С ребенком или без него. – Куда забрать? – разозлился Лиам. – В мой замок? На «Птаху»? Ты хоть представляешь, что с ней будет, когда она узнает правду? Да и некого оставить здесь вместо нее. Сестры не справятся, если мы просто вот так исчезнем без объяснений. Сейчас можно не бояться, что Ингольд снова заберет все в свои руки, но даже она была бы меньшим злом. Мать так надеялась на возвращение отца. Наверняка это она велела написать то письмо. Он нужен был ей, чтобы доказать свою невиновность, чтобы сказать, что ребенок от него. А приехали мы... Придется мне, похоже, жениться. Тогда она сможет на время скрыться из вида, объяснив это заботой о моей супруге и будущем ребенке. А потом выдать свое дитя за мое. Лиам усмехнулся и невольно покосился на Милоша: как он отреагирует? Даже в темноте было видно, как лицо архимага застыло бледной мраморной маской. – Это ничего не значит, – поспешил успокоить его Лиам. – Я все равно буду больше времени проводить в море, с тобой. Просто придется иногда наведываться сюда. Может быть, это даже к лучшему. Не думай, что мне так уж сильно этого хочется. – Да нет, на этом все кончится, – ответил Милош. Голос его дрогнул, едва заметно. – Я знаю, как это бывает. Все заканчивается, стоит кому-то одному найти женщину. – Ты ведь не думал, что… – Лиам осекся и тут же поправился. – Сам-то не думал жениться? Или это не для тебя? Милош усмехнулся. – Я знал разных женщин. И видел от них много добра. Отвечать на добро таким горем как жизнь со мной я не хочу. Если уж на то пошло, мне проще одному. – Я тебя не отпущу, – серьезно сказал Лиам. Серьезно и немного угрожающе. – Даже не думай об этом. Ты мне нужен. – Конечно. Нужен, – буркнул Милош. В этом ответе звучала такая злость и горечь, что даже у Лиама во рту стало кисло. Он слегка придвинулся и обнял архимага, откинув в сторону длинные волосы. Прижался лбом к виску. Тот попытался вывернуться, но Лиам не пустил. – Ну что же ты так, дорогой мой? Перестань. Я еще ничего не сделал, а ты уже обиделся. Надумал про меня невесть что. Может быть, есть другой выход. Давай подумаем. Думать вот так, в теплых объятиях, Милошу, похоже, было непросто. Какое-то время он сидел, не шевелясь и, кажется, не дыша, потом все же приобнял Лиама в ответ. И тут Лиам понял, что дрожит. Даже не так: его трясет. Раздражение, гнев, отчаяние, все смывало холодной волной надвигающейся истерики. Мысль о том, что вот сейчас он потеряет еще и доверие Милоша, такое нужное ему, рушила остатки самоконтроля. Хотелось одновременно расплакаться и сказать что-нибудь гадкое, причинить боль любым способом. Но он не успел. Милош все же вывернулся из объятий, потянул его к себе и уложил головой на колени, бережно покачивая, словно ребенка. От этого нелепого движения начинала кружиться голова, но при этом оно странным образом успокаивало. Лиам вдох за вдохом постепенно выгонял страх и напряжение. Он не знал, сколько они так просидели, прежде чем Милош заговорил. – У меня есть одна идея, – он говорил тихо, словно боялся, что их могут подслушать. – Но это будет сложно. Потребуется твоя помощь. И нам придется уехать сразу же, не задерживаясь.

***

В предрассветном тумане, залившем бухту, кархад смотрелся впечатляюще. Женская фигура на носу корабля с распростертыми крыльями из двенадцати стальных мечей взрезала серебристый туман, как сабля кисейный полог. Клочья тумана цеплялись за мечи, оседали на стали крупными круглыми каплями. В полной тишине кархад подошел к самому дальнему причалу и бросил якорь, не доходя до него. Дозорные у причалов и на башне едва не сошли с ума, не веря, что могли упустить из виду приближение корабля. Засуетились, забегали: каждому хотелось своими глазами убедиться, что перед ним не видение. Кто-то сообразил передать донесение в замок, кто-то разбудил командира. Спустя несколько минут на дозорной башне в порту подняли флаг, извещающий, что ярл вернулся домой. Весть о прибытии «Птахи» переполошила весь замок. Лиама разбудили одним из первых. Слуга барабанил в дверь как умалишенный до тех пор, пока юный ярре не вышел, сонно зевая и придерживая одной рукой на макушке ремешок черной повязки. – Ну что там? – рявкнул он, щурясь на свечу. – «Птаха» в порту! Ваш отец вернулся! – выпалил слуга и собрался уже бежать передавать весть дальше, но молодой хозяин ухватил его за локоть. – Быть того не может! Отец не собирался приезжать! Кто-то сошел на берег? – Пока нет, ярре. Кархад бросил якорь в бухте, не доходя до причала. Идите скорее, сами все увидите! – Разбуди господина Баргона! – велел Лиам. Выругался, отпустил слугу и принялся торопливо застегивать повязку. К моменту, когда они спустились, в приемном зале собралось уже немало народу. Поднятые с постелей ни свет ни заря ярлы потирали раскалывающиеся с похмелья головы, да расспрашивали друг друга о произошедшем, люд попроще жался к стенам кучками и перешептывался. С кухни уже доносились чарующие ароматы. Лиам с трудом удерживал все время неосознанно тянувшегося в ту сторону Милоша. Пришлось ухватить за локоть и оттащить поближе к окну и свежему воздуху. Выглядел архимаг неважно и с явным трудом удерживал концентрацию. К счастью, и нездоровый вид и блуждающий взгляд можно было списать на все то же похмелье. Лиам огляделся в поисках места, куда мог бы усадить Милоша и оставить на время без присмотра, но тут толпе мелькнула знакомая светлая шевелюра, и Лиам, словно охотничий пес, устремился к ней. Ингольд стояла в окружении нескольких людей, среди которых Лиам без труда узнал Сноурре и Барно, но не увидел никакой охраны. – Какого черта? – взбеленился он. – Кто выпустил ее из-под ареста? Сноурре шагнул вперед, загораживая собой женщину. Лиам заметил, как его рука дернулась, но так и не легла на рукоять меча. – «Птаха» в порту, – сказал Сноурре, дерзко глядя ему в глаза. – Пусть Хрольв сам рассудит своих женщин, раз он здесь. – Он ждет ее голову, и, если не дождется, снимет мою! – рявкнул Лиам. Но эти слова не произвели никакого эффекта. На его плечо легла чья-то рука. – Успокойся, сын, – голос Сигеллы звучал мягко, но тон не терпел возражений. – Пусть твой отец нас рассудит. Тогда не останется никакого недопонимания. Раз он уже здесь, может быть, захочет увидеть и сестрицу Ингольд. Она хотела сказать еще что-то, но в этот момент к ней подошел слуга и с поклоном отдал клочок желтоватой бумаги. – Госпожа, в замок прибежал какой-то мальчишка, передал записку с корабля. Сигелла дрожащими руками приняла у него послание. Слуга отступил на шаг, но уходить не стал, видимо, содержимое записки его тоже интересовало. – Какой еще мальчишка? Как он сюда пробрался? – Сноурре оттеснил плечом слугу и подошел вплотную к Сигелле. – Как ему передали записку с корабля, если он даже не причалил? – Есть великое множество способов это сделать, когда в команде есть маг, – процедил за его спиной Лиам, но Сноурре даже не обернулся. Сигелла подняла взгляд на Лиама и передала записку Сноурре. – Мой супруг желает видеть меня, – сказала она тихо, но Лиам не сомневался, что каждый человек в зале слышит эти слова. – И желает, чтобы ты меня сопровождал. – А как же я? Обо мне он что-нибудь написал? – Ингольд метнулась к ней, схватила за руки, с мольбой заглядывая в глаза. – Нет, ничего, – Сигелла покачала головой. – Но ты можешь поехать со мной, сестрица. – Исключено, – резко перебил ее Лиам. – Она не взойдет на корабль. – Это будет решать капитан корабля, Лиам, – проговорила Сигелла ледяным тоном. – Ты говорил, что Хрольв не собирается возвращаться домой, однако, сейчас он здесь. Может быть и письмо, что ты передал, тоже поддельное. Я бы приказала заключить тебя под стражу, чтобы выяснить это, но отец желает тебя видеть. Так что мы пойдем вместе. Я, ты и сестрица Ингольд. Гордо подняв голову, она прошла мимо сына, на ходу отдавая распоряжения о лошадях и сопровождении. Лиам обернулся к Милошу, услышав его короткий смешок. – Иметь дело с твоей матерью, – тихо проговорил тот, глядя расфокусированным взглядом куда-то мимо него, – все равно что сунуть руку в пасть волчице. Можно даже не гадать: откусит или отпустит. Лиам ткнул его локтем в бок, процедив на эльфийском: «Не смей так говорить о моей матери», и потащил следом за Сигеллой и все еще цепляющейся за нее Ингольд. Его не покидали смутные догадки о том, что Сигелле могло быть выгодно возвышение Ингольд, ведь в этом случае ей было на кого оставить дела, когда придет пора скрыться на время для рождения бастарда. Ингольд умна и честолюбива, но мать тоже не промах, и поставить бывшую рабыню на место ей вполне хватило бы сил и хитрости. Что до писем, младшая сестра и в самом деле могла написать их в тайне от матери, огорченная притеснениями от бывшей рабыни. Но теперь уже поздно было об этом думать.

***

У причала толпились люди. Женщины, дети, старики. Молчаливые и полные решимости они смотрели на перегородивших вход на причал дозорных с мрачным неодобрением. Молодые воины из дружины ярла Хрольва проложили путь через толпу для Сигеллы и ее спутников. Люди расступались неохотно, кто-то цедил сквозь зубы проклятия, некоторые женщины плакали, но плакали тихо, почти беззвучно, только слезы ручейками стекали по замерзшим на ветру щекам. Лиам смотрел на них, пытаясь понять, для чего они собрались, ведь ясно же: никто не сойдет на берег. Неужели надеются, что их мужчины еще вернутся? Глупые, наивные люди, такие легковерные: увидали корабль и готовы сами плыть к нему, лишь бы увидеть тех, кто много лет назад ушел и не вспоминал о них. Смотрят на Сигеллу, как на невероятную счастливицу – весть о том, что она приглашена на борт, уже успела разлететься по всему городу. Но они даже представить не могут, что ждет ее там, иначе и не подумали бы завидовать. Тонущий в утреннем тумане кархад выглядел таинственным и пугающим, как полагалось кораблю-призраку. Ни одного огня, никакого движения на палубе. – Он пришлет за нами шлюпку? – спросила Сигелла, вглядываясь в туман. – Нет, я думаю, нам нужно найти лодку, – Лиам убрал закрывшую здоровый глаз челку и огляделся. Но ему не пришлось ничего предпринимать. Всего один знак Сигеллы, и несколько воинов отделились от их небольшой группы и вскоре пригнали к краю причала крепкую выкрашенную белой краской лодку. Лиам спустился в нее первым, прогнал сидевших на веслах людей и помог Сигелле занять место. Проигнорировал ее строгий взгляд и не пригласил в лодку Ингольд. Та осталась стоять на причале с гордо поднятой головой и глазами, полными страха и надежды. Лиам сел на весла, внимательно посмотрел на Милоша. Тот был бледен сильнее обычного, но еще держался. Кажется, свежий воздух пошел ему на пользу. Длинные черные волосы едва заметно колыхались на ветру – словно даже свежему бризу не под силу побеспокоить эти тяжелые гладкие пряди. Сегодня он не стал их заплетать: это могло помешать ему колдовать. Горсть серебряных бусин-заколок Лиам забрал с собой, покидая ночью комнату архимага. И сейчас гадал, вспомнил ли бы тот сам захватить их с собой перед уходом. Милош наконец-то заметил его взгляд и едва заметно кивнул: все в порядке. Едва лодка подошла к борту кархада, Лиам произнес несколько слов, и с палубы к ним опустилась веревочная лестница. Сигелла поднималась первой, Лиам придержал лестницу и привязал к ней лодку, а затем быстро полез следом, опасаясь, как бы мать не спрыгнула в море, увидев его «команду». Как только Сигелла добралась до вершины, ее запястья обхватили сильные руки и втащили на палубу. Раздался короткий испуганный вскрик. Лиам надеялся, что с причала его можно было принять за крик радости. Он поспешно взобрался по лестнице и бережно обнял со спины перепуганную мать, которая стояла, ловя ртом воздух, и во все глаза смотрела на продолжающего держать ее руки Хрольва. Иллюзия, накинутая на ходячего мертвеца Милошем, выглядела неплохо, но полностью скрыть его сущность, конечно, не могла. Да и мертвенно-холодные руки наверняка выдавали истинное положение дел. Как бы то ни было, Сигелла явно уже обо всем догадалась, и только каким-то чудом держала себя в руках. Лиам склонился к ее уху и прошептал: – Сейчас вам надо подняться на нос, матушка, чтобы все видели, что отец вас встретил. Постарайтесь выглядеть естественно и непринужденно. Туман скроет лишнее. Сигелла молча кивнула и на негнущихся ногах, стараясь как можно меньше опираться на руку мертвеца, пошла следом за Лиамом. На носу кархада расправила плечи, улыбнулась и даже взмахнула рукой, словно показывая на город. Ее мертвый супруг стоял рядом, все еще держа ее за руку. Сигелла зажмурилась, повернулась к нему и обняла, прижавшись к широкой неподвижной груди. Лиам не ожидал такого. Пару мгновений он простоял, пораженный этой сценой, затем опомнился и тихонько свистнул, подавая команду. Мертвец отпустил Сигеллу и повернулся, направляясь в капитанскую каюту. – Пойдемте, матушка, мы показали достаточно, – тихо сказал Лиам. Он взял мать под руку и отвел следом за Хрольвом. Усадил за стол, подальше от замершего в дальнем углу мертвеца, налил в кубок вино. Сигелла молча выпила, руки ее дрожали, зубы стучали о край кубка. Она не спускала глаз с мужа. Лиам не спешил ничего объяснять, терпеливо ждал, что она скажет. Им в любом случае нужно было провести на кархаде достаточно времени, чтобы люди на берегу поняли, что Сигелла и ее супруг не только на носу корабля обнимались. От скуки Лиам налил вина и себе тоже. – Можно сделать так, чтобы он подошел поближе? – хриплым голосом попросила Сигелла. – Конечно. Лиам тихонько свистнул. Мертвец нетвердой походкой подошел к ней и встал на колено. Сигелла протянула руку и провела дрожащими пальцами по его щеке. В ее глазах блеснули слезы. – Он погиб в бою? – Нет, – быстро ответил Лиам. Хотел солгать на этот вопрос, готовился, но язык все равно не повернулся. Сигелла обернулась и долго молча смотрела на него. Затем вновь повернулась к Хрольву, провела рукой по спутанным волосам и тихо проговорила: – Я хочу, чтобы ты больше никогда не появлялся здесь. Ни ты, ни твой проклятый корабль. Лиам молча допил вино, поставил кубок на стол. Что ж, другого он и не ждал. – Я и сам больше не собирался. Если родится сын, то у тебя будет наследник. Если дочь, ты еще успеешь выбрать подходящего зятя, чтобы передать ему дела, – Лиам говорил спокойно, но внутри все переворачивалось, а руки тряслись, как у пьяницы. Он убрал их под стол, сцепил пальцы в замок. – Ты больше меня не увидишь, матушка, будь спокойна. Я лишь хотел защитить тебя. Сигелла никак не отреагировала на эти слова. Спустя некоторое время они разыграли на палубе сцену трогательного прощания. Сигелла вновь обняла Хрольва, он сделал вид, что целует ей руки. Она даже сумела изобразить счастливую улыбку, когда поднялась на причал. Щеки раскраснелись, губы чуть припухли, словно от поцелуев. Только Лиам видел, как в лодке она старательно кусала губы и растирала щеки, чтобы добиться такого эффекта. – Мой супруг дал зарок не сходить с корабля. Ни он, ни его команда больше не вернутся сюда, – объявила Сигелла. – Но мы все равно должны выполнить его последнюю волю, – перебил ее Лиам, пока она не сказала что-нибудь еще. Сигелла обернулась к нему с тревогой. Хотела что-то возразить, но цепкий взгляд прищуренного синего глаза вдруг лишил ее слов. Язык словно прикипел к небу, во рту разливалась едва заметная горечь, видимо, после вина. Лиам улыбнулся уголком рта и посмотрел на мачеху. Ингольд, почуяв опасность, отпрянула и угодила прямо объятия ярла Сноурре. Подняла на него умоляющий взгляд, но тот лишь холодно посмотрел ей в лицо, и заломил ее руки за спину. – Я правильно понимаю, ярре Лиам, что Хрольв желает получить голову своей младшей супруги? – спросил он. – Своей рабыни, – с кривой усмешкой поправил его Лиам. – Вы ведь поможете мне, ярл Сноурре? – Не сомневайтесь, – ответил тот. Вдвоем они скрутили кричащую и вырывающуюся Ингольд. Пока Сноурре держал ее руки, Лиам намотал на запястье длинные светлые волосы, обнажая бледную шею. Сверкнул клинок, и беззвучно разевающая рот голова осталась в его руке. Лиам поднял ее, демонстрируя людям на берегу, и повернулся к кархаду. Мертвец, наблюдавший с носа корабля за этой сценой, сдержанно кивнул, повернулся спиной к причалу и исчез. – Помните, – проговорил Лиам, передавая голову Ингольд в руки Сноурре, – она должна висеть в приемном зале. – Так и будет, ярре Лиам, так и будет, – усмехнулся тот.