Главное событие фестиваля – состязание в составлении букетов, началось на закате, когда палящее солнце покидало свои небесные владения, и на смену оглушающе тяжелой жаре пришла долгожданная прохлада. Над площадью полились нежные звуки музыки, которые переплетались с цветочными ароматами так гармонично, что каждый оказавшийся в этом месте чувствовал себя частью завораживающего, почти мистического действа. Кириэ давно отбыл во дворец – ему предстояло сопровождать Его Высочество наследного принца, а тот прибудет только в конце праздника, чтобы выбрать победителей лично и доставить букеты во дворец.
В нескольких специально оборудованных павильонах мастера колдовали над цветочными композициями прямо на виду у очарованной музыкой, ароматами и волнительной атмосферой праздника публики. Люди переходили от павильона к павильону, обсуждали мастерство составителей букетов, потихоньку делали ставки на победителя. Обстановка, одновременно оживленная и безмятежная, заставляла сердце биться все быстрее, разгоняя горячую кровь. Как ни устал за этот день Идзуми, а все же ему не терпелось узнать, кто же станет победителем. Но не только любопытство подогревало его кровь сегодня.
Сразу же после окончания фестиваля он сядет в свой паланкин и уедет к Милошу. Да, сейчас он не сможет забрать его с собой. Милош все еще болен и слаб, дорога сделает только хуже. Но ждать еще дольше он не в силах. Как только Темный поправится, Идзуми заберет его в Ланмин. А до того момента будет ездить к нему сам, хоть каждый день. От этой мысли тело наполнялось тягучим сладким предвкушением. Идзуми торопил время и не мог ни мгновения стоять на месте.
Он прошел вдоль цветочных рядов уже, наверное, несколько сотен раз, и выбрал своих фаворитов уже давно. Нескольким участникам, которые все же пронесли на площадь белые цветы, пришлось сделать замечания. У одного даже с привлечением стражи конфисковали букетик безобидных ромашек, якобы принесенный дочерью. Идзуми и самому было неловко, и он долго извинялся, пока не получил прощение от хозяина букетика. В конце концов сам-то он знал, что его цель вовсе не ромашки. Идзуми почувствовал огромное облегчение, услышав звук гонга, знаменующий кульминацию фестиваля.
На высоком задрапированном цветной тканью и украшенном лентами и гирляндами из цветов помосте установили длинные столы. Едва затих звук гонга, к ним потянулись по одному участники со своими цветочными композициями. Они ставили их на столы и удалялись. Судьи не должны были знать, кто является автором того или иного букета, чтобы их решение было действительно непредвзятым.
Как только последний участник покинул помост, раздался еще один удар гонга, и тут же площадь наполнилась радостными приветственными криками: на фестиваль прибыли Его Высочество наследный принц и пятеро судей. Принц Кириэ ехал верхом во главе процессии, в полном церемониальном облачении. В небо полетели обрывки разноцветной бумаги, зерна риса и мелкие монеты – так подданные приветствовали принцев. Какое-то время вокруг стоял такой невообразимый гам, что Идзуми едва сдерживался, чтобы не зажмуриться и не закрыть уши руками. Он боялся представить, что чувствовал в этот момент Кириэ – ведь он ехал на лошади на виду у всех, под этим нескончаемым дождем всякой всячины, которая, хоть и выглядела красиво, а все же могла больно ударить по лицу и открытым рукам. Наследный принц следовал за младшим братом в своем богато убранном паланкине, с величайшим достоинством и грацией приветствуя подданных.
Первыми на помост взошли судьи. Сейчас они внимательно осмотрят и оценят каждый из букетов и каждый из них выберет три лучших. После этого придет очередь Его Высочества взглянуть на творения участников и сделать свой выбор. Окончательное решение он будет принимать лишь выслушав всех судей. Паланкин остановился у самого помоста, носильщики развернули его таким образом, чтобы пассажир не мог видеть, что делают судьи. И хоть мысли Идзуми последние несколько часов занимали только проклятые лилии и Милош, он все же не смог не почувствовать, как сердце замерло в груди, а глаза широко раскрылись от восхищения при виде Его Высочества наследного принца, счастье видеть которого ему, как и всем подданным, выпадало только во время фестиваля цветов.
Пусть наследный принц и Кириэ и походили внешне друг на друга, все же они были детьми разных матерей, и их различие было не в пользу третьего принца. Чуть более темные волосы, чуть более округлые глаза, едва заметная разница в линии подбородка – Кириэ был, бесспорно, очень красив и хорошо сложен, но до безупречного изящества старшего брата ему далеко. Идзуми и по своему опыту знал, насколько важна материнская кровь, ведь они с Оями очень мало походили друг на друга, хотя окружающие часто уверяли его в обратном. Но если в их случае различия постоянно становились причиной противоречий и взаимной неприязни, сыновья Императора, напротив, питали друг к другу искреннюю привязанность и интерес. Кириэ признавался, что не так уж часто общался с братом, но каждая минута этого общения, похоже, приносила им обоим радость. Идзуми, видя это, немного завидовал Кириэ и, помимо зависти, испытывал неприятное чувство, что будь он сам лучшим старшим братом, отношения с Оями могли быть совершенно другими. Но сейчас время было безвозвратно упущено, и с каждым годом возможностей для сближения между ними оставалось все меньше.
С другой стороны, Идзуми был бы счастлив, если бы его младший брат хоть немного походил на Кириэ. С первого дня знакомства он проникся к принцу глубоким уважением и искренне ценил его дружбу. Их представил друг другу сам генерал Осакура во время внезапного визита Кириэ в военное ведомство.
Тогда Идзуми только поступил на службу в Ланмин и часто наведывался туда с мелкими поручениями и документами, и из вежливости каждый раз заходил проведать тестя. Принц обрадовался ровеснику и попросил провести для него небольшую экскурсию. Он недавно приступил к выполнению своих обязанностей в качестве главного дворцового распорядителя и собирался познакомиться с будущими подчиненными во всех четырех министерствах. Идзуми охотно согласился и провел принца через все служебные ходы, в каждый кабинет, представил ему всех высокопоставленных военных чиновников. Такая удача – появиться перед ними в качестве сопровождающего самого принца! Во время чайной церемонии во внутреннем саду ведомства после завершения экскурсии Идзуми в огромном смущении признался, что сам он служит вовсе не в военном, а в гражданском ведомстве, и его, должно быть, за целый день там обыскались.
– Что ж, значит завтра я нанесу визит в гражданское ведомство! – засмеялся Кириэ. – Это будет достаточным объяснением вашего отсутствия сегодня. Надеюсь, я не слишком побеспокою вас, если попрошу об экскурсии, подобной сегодняшней?
– Нисколько, Ваше Высочество, – с улыбкой поклонился Идзуми.
С этого момента двоих молодых людей связала дружба, насколько она возможна при такой разнице в статусе. Кириэ привлекала сохранившаяся в чародее со времен учебы в Девятом Магистрате непосредственность и простота в общении. Никогда не оказывал он Идзуми официальной протекции и не принимал участия в его карьере, но ведь все знали, кому иногда составляет компанию в увеселениях молодой чиновник. Поэтому дела Идзуми очень быстро пошли в гору, и он сумел получить достаточно высокую должность.
Друзья Кириэ из столичной знати сперва посматривали на него косо. Но Идзуми, хоть и приехал из глубокой провинции, все же был настоящим аристократом из древнего уважаемого рода, к тому же, получившим безупречное образование в Девятом Магистрате, так что им, в конце концов, пришлось смириться с его присутствием в числе приближенных принца. Его прекрасные манеры и при этом легкий, веселый нрав вскоре позволили завоевать многие сердца и завести дружбу со многими молодыми представителями столичной аристократии.
Старшее поколение ожидаемо не питало к нему теплых чувств, кое-кто при знакомстве даже цедил что-то вроде «Катто? Как же, как же, знаю. Наслышан об этом легендарном роде и его магах». И это означало, что люди прекрасно знают о родовом проклятии и о том, что маги из рода Катто склонны терять рассудок. Так что эти слова можно было понять как «вам, юноша, ужасно не повезло и я, возможно, даже вам посочувствовал бы, но постарайтесь держаться как можно дальше от меня и моего сына, когда вами овладеет безумие». Когда слухи о появлении в столице наследника проклятого рода широко разошлись, некоторые «друзья» начали избегать его. Но Кириэ, как бы его ни убеждали в опасности, продолжал питать к нему искреннюю симпатию и демонстрировать ее при каждом удобном случае. Его бесстрашие помогло вскоре погасить общее возбуждение и окончательно примирить окружающих с Идзуми. Никто не желал прослыть трусом.
Его Высочество наследный принц вдруг плавно повернул голову и посмотрел прямо на Идзуми. Тот тут же склонился в глубоком церемониальном поклоне, выставив вперед сложенные руки и не смея поднять взгляд на сына Императора.
– Катто-о! – Его Высочество говорил негромко, но каждое его слово звучало так отчетливо, что, должно быть, даже на самом дальнем конце площади было слышно, как он подозвал к себе молодого чиновника.
Идзуми тут же подошел к паланкину на подобающее расстояние, все еще избегая поднимать взгляд, и снова поклонился.
– Я хотел бы выразить вам свое восхищение, Катто-о, – сказал принц. – Вы и мой драгоценный младший брат приложили много усилий, чтобы организовать этот великолепный праздник.
Идзуми склонился еще ниже. Принц развернул сияющий золотом с киноварной росписью веер и произнес совсем тихо, прикрывая лицо так, чтобы никто не мог увидеть движения его губ:
– Я очень ценю вашу заботу, но Император настаивает, чтобы его покои украшали именно лилии. Что мне делать, Катто-о, можете дать совет?
Идзуми на мгновение задумался и, не разгибаясь, так же тихо проговорил:
– Никто не смеет отказать Императору. Но прошу вас, Ваше Высочество: пусть букет с лилиями будет только один. И проследите, чтобы никто не мог его подменить.
– Благодарю вас, – быстро шепнул принц и с щелчком захлопнул веер.
Несмотря на все старания и ухищрения Идзуми, на фестивале цветов в этом году было полно лилий. В конце концов, любовь Императора к этим цветам ни для кого не была секретом и каждый стремился добиться того, чтобы именно его букет попал в покои правителя. Поэтому красные, оранжевые, желтые, пурпурные лилии заполонили шатры и павильоны на площади Семи Лотосов. Идзуми никогда даже не представлял, что эти цветы могут иметь столько разных оттенков. Тяжелый, душный запах заполнял площадь, некоторые торговцы и работники в шатрах вынуждены были надевать специальные закрывающие нос и рот повязки, пропитанные особым составом. Их примеру последовали и многие аристократы, которые пришли на площадь специально, чтобы полюбоваться состязанием или принять в нем участие. Идзуми смотрел вокруг и понимал, что любой из этих людей мог быть злоумышленником, хитро защитившим себя от аромата ядовитых лилий. Если их все-таки удалось пронести на площадь…
Удар гонга вывел его из задумчивости. Его Высочество наследный принц выбрал пять лучших букетов и ознакомился с выбором судей. Теперь он огласит вердикт. Согласно правилам, Его Высочество должен учитывать мнение судей, и, если трое или более из них выбрали лучшим один букет, он обязан включить его в число победителей. Идзуми вслушивался и всматривался изо всех сил, хотя невысокий рост не позволял ему как следует видеть происходящее на помосте.
Его Высочество называл номера лучших букетов, и на помост поднимались их создатели, принимая символическую наградную ленту с нефритовой подвеской. Наконец, принц провозгласил победителя. На этот раз его мнение и мнения судей сошлись на одном претенденте. Изысканная цветочная композиция с семью лилиями цвета розового заката перекочевала в руки Его Высочества и вместе с ним в его паланкин. С облегчением Идзуми убедился, что это действительно единственный букет с лилиями из числа победителей. Он дождался, пока судьи и Его Высочество покинут площадь, посмотрел начало традиционного аукциона, где распродавались композиции, которые не прошли отбор, но решил не дожидаться его окончания и вечернего фейерверка.
Медленно, с вежливыми поклонами он покинул толпу, нашел глазами дожидавшегося его в стороне Хадзи и, когда тот приблизился, велел:
– Пусть паланкин подадут к северным воротам квартала.
Он хотел добавить что-нибудь вроде «Мы едем в деревню», но не стал. С чего бы ему отчитываться перед слугой? Тот еще, чего доброго, улучит минуту и предупредит Асу или самого генерала. Незачем так рисковать. Пусть все станет известно в свое время.
Хадзи безмолвно поклонился и убежал выполнять поручение. Не обращая внимания на азартные крики продавцов и покупателей за своей спиной, Идзуми двинулся вдоль площади, мимо стремительно пустеющих шатров – за день участники фестиваля утомились и многие из них собирались домой. Грудь его наполняло согревающее не меньше крепкого вина предвкушение скорой встречи с Милошем. Несмотря на усталость, походка была легка, а лицо озаряла счастливая улыбка.
– Устали за день, Катто-о? – донеслось до него.
Он обернулся на приветствие, с трудом сдерживая раздражение от неожиданной помехи. В наполовину разобранном шатре, полном восхитительных ароматных роз, стоял пожилой мужчина и улыбался ему приветливой теплой улыбкой. Идзуми вежливо поклонился ему, узнав Каширо Юту. Этот человек из старой столичной аристократии был одним из немногих, кто без колебаний принял молодого чародея в свой круг. Он хорошо знал одного из давних предшественников Идзуми, которому была оказана честь быть представленными ко двору, и, по слухам, даже был обязан ему жизнью. Старик отличался добрым и покладистым нравом, но свой клан держал железной рукой. Ни один человек из рода Каширо даже косым взглядом ни разу не оскорбил Идзуми или его брата. Чародей испытывал к нему огромную благодарность, которая в этом году оказалась омрачена чувством вины. Каширо Юта много лет разводил розы. Прекрасные цветы разных сортов, с самыми причудливыми формами лепестков и венчиков все были исключительно белого цвета. После смерти супруги Каширо-о даже помыслить не мог о других цветах, кроме ее любимых роз. А белый цвет выбрал в знак памяти и печали о своей утрате. А в этом году Идзуми сам запретил участие в фестивале цветов всем носителям этого прекрасного чистого цвета.
– Рад видеть вас на фестивале, Каширо-о! – улыбнулся Идзуми. – Это огромная честь для меня.
– Да, я слышал, Катто-о в этом году помогал организовать фестиваль цветов, – с улыбкой ответил старик, – и был так занят, что даже не стал участвовать в состязании. Я вот тоже пропустил состязание на этот раз.
Хотя в словах старика Каширо не было и тени упрека, Идзуми почувствовал, как лицо заливает краска. Желая задобрить старика и сделать ему комплимент, он подошел ближе и присмотрелся к розам. Среди них не было ни одной белой. Удивительной красоты цветки имели нежные оттенки розового, персикового, желтого, красного и даже голубого. Широкие лепестки украшали узоры из темных прожилок, а яркие края трепетали на ветру как язычки пламени.
– Ваши розы в этом году просто бесподобны, – проговорил Идзуми, осторожно касаясь высокого продолговатого цветка, нежный оттенок которого мог соперничать с лучами закатного солнца. – Почему же вы не выставили их на состязание? Уверен, ваше мастерство покорило бы судей и Его Высочество наследного принца, как это бывало каждый год.
– Ах, вы льстите старику, Катто-о! – добродушно засмеялся Каширо. – Эти розы… Вы ведь знаете, я развожу только белые. А когда я узнал о запрете... Только прошу вас, не сердитесь на старика. Я сделал это ради участия в фестивале, не хотел все пропустить. Но… я взял свои розы и покрасил их.
– Покрасили? Как? – Идзуми потрясенно посмотрел на старика, затем приподнял двумя пальцами розу и вгляделся в нежный вытянутый венчик. – Вы лукавите, на этом цветке ни следа краски! Это невозможно!
– Конечно, на нем нет ни следа краски. Ведь вся краска находится внутри, – Каширо Юта выглядел по-настоящему смущенным. – Это старая технология окраски цветов, ей пользовались еще при династии Оми несколько сот лет назад. Я лишь хотел попасть на фестиваль. Но я не решился принять участие в состязании с этими цветами. Мне показалось, это будет нечестно.
Идзуми почувствовал, как его руки задрожали от волнения. Осторожно, чтобы не повредить нежные лепестки, он поставил розу на место и ошалелым взглядом посмотрел на старика. Тот, испугавшись, что чародей злится на него за обман, тут же согнулся в глубоком поклоне.
– Прошу вас, простите меня, Катто-о, пожалуйста! Боги свидетели, я не хотел ничего плохого.
Идзуми бережно подхватил старика под локти, заставляя выпрямиться.
– Каширо-о, не нужно, я не сержусь на вас. Послушайте, послушайте же! Я прошу вас, это очень важно, расскажите, как вы сделали так, чтобы краска оказалась внутри цветка?
– Я обрезал стебли специальным образом и поместил цветы в окрашенную воду, – быстро начал объяснять старик, все еще не уверенный в том, что его не ждет наказание. – Последние дни стояла очень сухая погода, цветы хотели пить, и охотно втянули в себя воду и краску заодно. Всего несколько часов. Белые лепестки впитали цвет глубоко и равномерно, так что окраска выглядит как натуральная. Простите меня, Катто-о, я очень вас прошу, не держите зла…
– Каширо-о, – стараясь сдержать дрожь в руках и губах проговорил Идзуми. – Скажите мне, пожалуйста, можно ли таким образом окрасить другие цветы? Или только розы?
– Конечно, можно и другие, – старик заговорил спокойнее. Задумался: – я точно знаю, что так красят астры и хризантемы…
– А лилии? Можно так окрасить лилии?
– Я думаю да, почему бы нет? Главное, чтобы цветы были светлыми, лучше всего белыми… Катто-о? Что с вами? Вы так побледнели. Этот глупый старик вас расстроил?
– Нет, нет, Каширо-о! Вы оказали мне огромную услугу! Мне и Императору. Я прошу вас, умоляю, никому не говорите об этом разговоре. И… Не могли бы вы одолжить мне вашу лошадь?
Старик оглянулся на невысокую крепкую лошадку, привязанную неподалеку.
– Да, конечно, Катто-о, берите ее. Не беспокойтесь, я никуда не тороплюсь.
Идзуми быстро поклонился на прощание. Не без труда он поднялся в седло и кинулся в погоню за кортежем наследного принца, который двигался достаточно медленно, чтобы еще был шанс его догнать.
Охрана Его Высочества наследного принца, состоящая исключительно из боевых магов, едва не испепелила на месте выскочившего наперерез кортежу Идзуми. Кириэ успел остановить их, не без удивления признав во взъерошенном бледном всаднике своего приятеля. Дав знак кортежу остановиться, третий принц подъехал к Идзуми.
– Лилии!.. – выдохнул тот еле слышно, когда тот приблизился.
– Что?
– Краска! – Идзуми задыхался от быстрой скачки и никак не мог собраться с мыслями, чтобы объясниться. Но его лицо говорило красноречивее любых слов.
Кириэ мгновенно все понял. Он спешился и подбежал к паланкину, на ходу подавая знаки охране.
– Ваше Высочество! – позвал он, не решаясь откинуть полог. – Вы в порядке?
– Ваше Высочество! – эхом повторил Идзуми, становясь рядом.
Темно-золотой полог задрожал и ушел в сторону, небрежно откинутый унизанными перстнями тонкими пальцами. Его Высочество наследный принц слегка наклонился, глядя из паланкина на потревоживших его людей. Идзуми выдохнул с облегчением, увидев, что лицо его скрывает повязка из темной ткани, надежно закрывающая нос и рот.
– Мой драгоценный брат. Катто-о, – проговорил он. – Не беспокойтесь, я предпринял некоторые меры предосторожности.
– Прошу вас, Ваше Высочество, передайте мне эти проклятые лилии, – тихо прошептал Идзуми.
Принц послушно протянул ему цветочную композицию, которую бережно придерживал одной рукой, поставив на пол паланкина. Идзуми с глубоким поклоном принял ее и тут же бесцеремонно выдернул одну из нежно-розовых лилий, развернув ее стеблем вверх. Перед удивленными глазами принцев и чародея предстал продолговатый овальный срез, толстые прожилки которого сочились, словно кровью, красной краской.
– Вашему Высочеству немедленно следует показаться целителю, – проговорил Идзуми, все еще не веря своим глазам. Он нашел их! Нашел проклятые белые лилии!
***
– Как ты вообще себе это представляешь? – голубые глаза Оями сверкали от ярости, едва не выпуская молнии. – Привезти его сюда? Сейчас? Да это немыслимо! О чем ты только думал?
Идзуми стоял, гордо подняв голову, и спокойно дожидался окончания истерики младшего брата. Он и сам знал, что привезти Милоша в Ланмин прямо сейчас невозможно, но оправдываться и объяснять свои истинные намерения не собирался.
Пойманные злоумышленники, готовившие покушение на Императора, как один твердили, что белые лилии продали им двое магов с корабля под названием «Птаха». Один из магов, без всяких сомнений, был легендарным капитаном Хольгерном, преступления которого не знали числа. А второй… Второй по описанию точь-в-точь походил на Милоша. До мельчайших деталей – а уж в пыточных камерах императорской тюрьмы знали толк в извлечении из людей мельчайших деталей чего угодно. Длинные черные волосы, черные глаза, светлая кожа – так любой южанин мог описать любого беллата, бейлинга или даже вельта. Но следы порезов на ладонях и запястьях, кривой нож на поясе, простые черные ножны меча – это уже слишком выразительные приметы.
– Ты слишком опрометчив в своих желаниях. Только напрасно погубишь его и себя. И меня тоже!
Идзуми усмехнулся. Так вот чего на самом деле боится его брат.
– Если бы не Милош, мы не узнали бы о заговоре, – твердо сказал он. – Я уверен, что сумею добиться снисхождения.
– О, ну конечно! – Оями всплеснул руками и закатил глаза. – Явка с повинной, сотрудничество со следствием… Дарит сознавшемуся преступнику высочайшую милость в виде замены казни через повешение на отсечение головы.
– Как же, в таком случае, ты предлагаешь поступить? – холодно спросил Идзуми.
Министр вызвал старшего брата к себе рано утром, его люди буквально перехватили паланкин Идзуми по дороге к Восточным воротам, когда тот намеревался покинуть город. Откуда он узнал о Милоше, Идзуми предпочитал не думать. Точнее, возможных вариантов он видел столько, что сложно было остановиться на каком-то одном. Но Оями ожидаемо не стал распространяться о своих источниках, и сразу приступил к делу, вылив на брата все свое презрение и сорвав окончательно его планы.
– Я так понимаю, возможность отправить его куда-нибудь подальше, например, обратно в Беллонию, ты не рассматриваешь? – нахмурил брови министр.
Идзуми покачал головой, холодно глядя ему в глаза. Такую возможность он не только не рассматривал, но и категорически отвергал. Оями напряженно вздохнул и заставил себя сложить излишне беспокойные руки на груди.
– Мы должны дождаться казни заговорщиков, – твердо сказал он. – Тогда никто не сможет опознать его.
Это «мы» звучало одновременно обнадеживающе и угрожающе. Идзуми кивнул. Он и сам думал об этом. Но до казни может пройти еще несколько месяцев. Следствие только началось, основные исполнители найдены, но еще не все ниточки распутаны. А в министерстве внутренних дел у него нет ни одного доверенного человека, ни одной зацепки. Кроме Кириэ. Но Кириэ в такой ситуации ни в коем случае не встанет на его сторону и ничем не поможет. Придется ждать, пока отыщут всех и пока всех казнят.
– Следствие движется быстро, – поняв его мысли, проговорил Оями. – Пираты не интересуют наших дознавателей и Императора – на одно преступление на их головы больше, на одно меньше – уже не имеет значения. Если капитан «Птахи» осмелится прийти в порт Ланмина или другого города Южной Империи, его и всю команду тут же арестуют и казнят. Но появление в такое время неизвестного байсина в деревне так близко к городу, и уж тем более в самом городе, слишком подозрительно. Лучше бы тебе отправить его обратно, туда, откуда он взялся. Я понимаю, что ты многим обязан этому человеку, а теперь ему обязана и вся императорская семья. И я
хочу помочь.
– Хорошо, – Идзуми неожиданно улыбнулся. Той самой своей теплой обезоруживающей улыбкой, которая открывала ему все двери с самого рождения.
Оями едва сдержался, чтобы не поморщиться. Благодаря этой улыбке и чистому взгляду прозрачных голубых глаз, в представлении многих людей Идзуми был прелестен и наивен. И, как ни отвратительно было Оями такое лицемерие, он все же вынужден был поддерживать эту иллюзию. Чтобы, когда придет время, безнаказанно и обоснованно взять на себя заботу о «непутевом старшем брате», который впал в безумие. А после наконец-то избавиться от него. Идзуми тем временем продолжил:
– Я последую твоему совету. А теперь позволь мне уйти. Я хочу хотя бы навестить его и все объяснить.
– Это невозможно, – резко ответил Оями, хладнокровно принимая полыхнувший яростью взгляд старшего брата. – Ты не должен посещать его. Если его вдруг случайно найдут, никто не должен заподозрить, что вы связаны. Он ведь не выдаст тебя?
– Он не знает, – тихо проговорил Идзуми. – Он не знает, что находится в моих владениях.
– Тогда ты тем более не должен больше приезжать туда. Сделай вид, что его не существует, и все сделают то же самое. Община позаботится о нем. Ты должен довериться своим людям.
В глазах Идзуми плескалась такая невероятная мука, что даже Оями, который в любое другое время был бы счастлив заставить брата страдать, почувствовал, как его сердце дрогнуло. Он видел, что творится с Идзуми, не мог не видеть – все же их связывала единая кровь и оба они были магами, а значит, наделены определенной сверхчеловеческой чувствительностью. Оями верил в любовь, не верил только в то, что Идзуми способен ее испытывать. Но, видя сейчас собственными глазами истерзанное, горькое, безумно мечущееся безо всякой надежды на выход чувство, раздиравшее Идзуми на части, он испытывал искреннее сожаление. Но все равно не мог поступить иначе.
– И никаких больше писем! Если ты попытаешься… если ты только подумаешь о том, чтобы пренебречь моим советом, я клянусь, я арестую тебя и запру в клетке до конца твоих дней, – прошипел он.
Почему вместо слов сочувствия с губ его сорвались тяжелые, грубые угрозы? Неужели между ними все настолько бесповоротно испорчено? Оями не знал ответа. Нетерпеливо тряхнув головой, отчего длинный красно-рыжий шлейф забранных в высокий хвост волос взметнулся непокорным пламенем, он жестом велел старшему брату покинуть кабинет.
Идзуми вышел, обессиленный, опустошенный, с трудом переводя дыхание после тяжелого разговора. Оями прав. Он и сам думал обо всем этом, и сам все прекрасно понимал. Но, оказывается, ему нужно было, чтобы кто-то другой подтвердил эти мысли и дал… совет. Который больше похож на ультиматум. Идзуми прислонился плечом к стене и прикрыл глаза. Из груди вырвался прерывистый вздох. Выходит, ему снова придется ждать.
***
Ждать пришлось несколько месяцев. Идзуми даже представить себе не мог, насколько милосердным к нему было решение Оями, и чего оно помогло ему избежать.
Милош восстанавливался очень медленно. Перегрев и отравление, хоть и доставили немало неприятностей, в конце концов отступили. Но на место телесной боли пришла боль душевная. Милош с немалым удивлением понял, что тоскует по Лиаму. Сейчас он никак не мог бы списать это на действие любовного зелья – его остатки вышли из тела с жаром и лихорадкой еще в первые недели. Но в том, что изначально было обманом, случайно зародилось нечто настоящее. Все произошло слишком быстро, чтобы Милош успел по-настоящему возненавидеть Лиама и желать ему смерти, и поэтому его потеря стала для него настоящим тяжелым, непереносимым горем.
Никто не гнал Милоша из деревни, и он сам не спешил больше покинуть ее. Со временем силы восстанавливались, и вскоре он мог бы, пожалуй, уйти оттуда через Тьму в любом направлении. Но Милош, как всегда, плыл по течению, пока оно его несло, и не торопился что-то менять. Простой и тяжелый крестьянский труд был ему привычен и в чем-то даже мил. Архимаг вместе с жителями деревни собирал урожай, распутывал и чинил сети, ловил и потрошил рыбу и искал любой возможности занять руки и отвлечься от тяжелых мыслей.
В середине одиннадцатого месяца последнего из найденных заговорщиков казнили. А спустя две недели после этого события Оями, наконец-то, дал свое разрешение забрать Милоша в Ланмин.
***
С улицы донеслись незнакомые голоса, потом последовало несколько громких выкриков, и на ведущей к дому дорожке послышались шаги. Это была не легкая поступь Сару, не быстрые семенящие шаги женщин, не степенная походка старейшины деревни. Милош скинул с плеч одеяло, взял со стола нож и подошел к двери, кутаясь в тонкое хлопковое кимоно. Теплой одежды у него не было. Старейшина не разрешал ему выходить за пределы деревни, так что ни продать, ни купить что-то для себя архимаг не мог. Сару обещал раздобыть что-нибудь подходящее, но судя по тому, что сам до сих пор ходил в дырявом кимоно из грубой ткани и гэта на босу ногу, едва ли мог в этом преуспеть. Однако одеяло он все-таки достал, пусть пыльное и дырявое (Милош подозревал, что оно до этого лежало в чьем-то курятнике), чем заслужил бесконечную благодарность и две недели ел у Милоша сколько влезет.
Шаги приближались. Вот неизвестный посетитель преодолел три ступени и поднялся на деревянный настил, поступь стала громче и увереннее. Милош ждал за дверью, прислушиваясь. Меч ему так и не отдали, кривой нож с костяной ручкой сгинул неизвестно куда. Это была еще одна причина, почему он оставался в деревне так долго – не мог он оставить свое оружие. Судя по звуку шагов, его посетитель не носил гэта, а ходил в сапогах. Едва ли знатный гость снизойдет до того, чтобы постучаться в его бедную хижину. Но он постучал.
Милош сжал нож в руке покрепче и зачем-то сделал пару шагов на месте, как будто только что подошел к двери. Медленно сдвинул в сторону седзи. На пороге стоял молодой мужчина. Медовые волосы забраны вверх и назад, прямые легкие пряди лежат на плечах, прикрывая меховую накидку, белоснежный воротник которой едва может тягаться цветом со светлой кожей. Под накидкой – синее расписное кимоно: хитросплетение ветвей, снежинки, на расшитом поясе пустая лодка в бурном потоке. Пальцы унизаны золотом и драгоценными камнями. Милош осторожно разглядывал посетителя, не решаясь посмотреть на лицо.
– Встречать меня с оружием в руках вошло у тебя в привычку, Милош.
Милош поднял взгляд и замер, не веря тому, что увидел. Голос гостя звучал холодно, но голубые глаза смотрели ласково и чуть лукаво, заостренные уголки тянутся вверх изящным изгибом, радужки без контура, отчего кажутся совсем прозрачными, как стекло. Милош хотел отвести взгляд, да не смог.
Идзуми шагнул к нему через порог. Позади него со стуком сдвинулись седзи. Резко подавшись вперед, Идзуми не столько обнял, сколько упал в руки опешившего Темного. Милош не мог ничего сказать, не мог даже сделать вдох. Он выронил нож и обхватил чародея в ответ, скорее, чтобы не дать ему упасть, чем по собственному желанию. Но в этот момент у Идзуми из груди вырвалось громкое «Ах!». И в этом возгласе было столько несказанного, столько непроизносимого между ними – и боль, и облегчение, и нежность, и желание и черт знает что еще, что Милош почувствовал, как его сердце перестало биться. Он на мгновение прижал к себе Идзуми крепче, стараясь не коснуться губами случайно ни лица, ни шеи. В груди засаднило, и Милош отстранился, бережно придерживая чародея за плечи. Тот смотрел на него сухими глазами, но губы у него дрожали и кривились, словно он вот-вот расплачется.
– Почему ты раньше не пришел ко мне? – тихо спросил Идзуми.
– Я думал, ты меня забыл, – прошептал Милош. Рука сама собой потянулась погладить прохладную щеку, смахнуть с нее невидимую слезинку. Идзуми подался вперед, прикрыл глаза, принимая ласку. – Столько времени прошло… Столько лет.
– Разве я мог тебя забыть? – Идзуми покачал головой. – Как я мог…
С улицы раздался звук торопливых шагов.
– Катто-о, с вами все хорошо? – спросил молодой мужской голос. – Катто-о, отзовитесь!
Идзуми повернул голову и откликнулся, с трудом справившись с севшим от волнения голосом:
– Все хорошо, Хадзи! Сейчас мы выйдем!
Он повернулся к Милошу с улыбкой.
– Я послал за тобой паланкин. А потом понял, что ты постесняешься, и приехал сам. Идем.
Идзуми отвернулся и раздвинул седзи. На пороге стоял невысокий молодой слуга в однотонном, но явно дорогом кимоно и с катаной на поясе.
– Хадзи, собери вещи Милоша-о и отправь следом за нами в Ланмин, – велел ему Идзуми.
– Будет сделано, Катто-о! – тот согнулся в поклоне.
Милош смутился, помахал рукой:
– Да у меня здесь и нет ничего. Нечего собирать. Лучше раздайте все жителям деревни.
Слуга округлил узкие глаза и замер, переводя взгляд с него на чародея и обратно.
– Ты слышал? – Идзуми поджал губы, всем своим видом выражая недовольство. – Делай, как сказал Милош-о. Любое его слово для тебя закон. Он мне как старший брат. Ясно?
– Да, Катто-о! Будет сделано, Милош-о! – оттарабанил слуга, поспешно кланяясь, и побежал в дом.
Милош проводил его задумчивым взглядом:
– Шустрый парнишка.
– Да, довольно толковый, – безразличным тоном ответил Идзуми. Взял его за рукав и потянул за собой на улицу. Негромко добавил: – Шпион генерала Осакуры, правда, но в целом я им доволен.
– А генерал – это?..
– Мой тесть. Отец Асы, – чародей усмехнулся. – Такой человек, конечно же, считает своим долгом следить за супругом дочери.
Милош кивнул. Влезать во все эти хитросплетения семейных уз ему не хотелось, но раз Идзуми принимает ситуацию как должное, почему бы и ему не поступить так же? Он оглянулся на дом.
– Можно кое о чем попросить?
– Все что угодно, – лицо Идзуми расцвело теплой улыбкой, но говорил он серьезно.
– Тут в деревне есть парнишка, Сару. Он мне жизнь спас. И вообще очень помог. Может быть, я заберу его с собой?
– Сару, Сару… – Идзуми потер подбородок, повернулся к Милошу и остановился. – А! Ты про дочку вдовы Фумико!
– Дочку?
– Угу, – глядя на озадаченное лицо Темного, Идзуми с трудом сдержался, чтобы не рассмеяться. Мягко пояснил: – Ее воспитывают как мальчика. В следующем году ей будет пятнадцать и ее возьмут в гарем одного чиновника евнухом.
– Девушку? Евнухом?
– Да, а что такого? – Идзуми пожал плечом, – некоторые, знаешь, слишком опасаются за своих женщин, чтобы нанимать мужчин в гарем. Если жители деревни подтвердят, что ее воспитывали как юношу, и если я буду не против, то она получит эту должность. Станет, по сути, служанкой, но с чуть более широкими полномочиями. Это неплохое место, так Сару сможет обеспечивать себя и мать. Если ты возьмешь ее с собой сейчас, она лишится этой возможности.
– Я понял, – кивнул Милош.
– Не беспокойся. Если хочешь ее отблагодарить, я придумаю достойную награду, – улыбнулся Идзуми. – А теперь поехали.
За воротами действительно стоял паланкин. Большой деревянный ящик, украшенный резьбой и расписанный золотом, с драпировками из золотой парчи поверх плотных зеленых занавесей. Несколько рослых мужчин стояли неподалеку в ожидании хозяина. Идзуми посмотрел на Милоша с улыбкой:
– К сожалению, Мастера Перемещений сегодня все заняты. Но, уверяю тебя, нас доставят быстро.
Милош только покачал головой. Эта картина и слова чародея в самом деле поразили его в самое сердце.
В мерно покачивающемся паланкине Милош чувствовал себя так, будто он снова плывет по волнам южных морей на борту «Птахи». Идзуми снял меховую накидку и подложил под спину небольшую подушку, а накидкой укрыл их обоих, так что сразу стало тепло. Чародей долго молчал, словно не решаясь заговорить, а когда все-таки открыл рот, Милош его перебил:
– Да знаю я, почему ты раньше не приехал, дай-о. Белые лилии, да?
Идзуми отвел глаза и кивнул.
– Откуда ты про них узнал? – задал он так давно мучивший его вопрос.
– Мы с Лиамом украли их у островитян. Добрались до священного острова, перебили охрану и увезли лилии.
– А Лиам это?.. Капитан Хольгерн?
– Хольгйорн, – машинально поправил Милош. – «Хольгйорн» значит «одноглазый». А то вы это произносите как «однорогий»: хольг-ерн. Глаз-то у него был один, а рогов не было вовсе, так что… Да, это он. Раз ты знаешь о нем, значит, знаешь, как и для чего это было устроено.
– А я не верил, что ты связался с пиратами… – пробормотал Идзуми. – Как же так вышло?
Лицо Милоша дернулось, но он тут же вернул ему спокойное выражение.
– Не хочу об этом говорить, – тихо сказал он, опуская глаза. – Но скажем так… это было не совсем добровольно.
– Он заставил тебя?! – в голосе Идзуми было больше облегчения, чем удивления. И без того узкие глаза вытянулись еще больше и блеснули холодной сталью. Милош не без удивления отметил это новое выражение лица. – Поверь мне, стоит ему показаться в любом порту Южной Империи, его тут же схватят, и он ответит за все сполна…
Милош жестом прервал его:
– Об этом можно не беспокоиться. Можешь поверить мне, капитана Лиама Хольгйорна больше никто не увидит ни у берегов Южной Империи, ни у каких-либо других берегов. И прошу тебя, Идзуми, не будем об этом. Сейчас я не хотел бы говорить о том, что произошло… Лучше ты расскажи мне, кому и зачем в Ланмине понадобились эти проклятые лилии. Если, конечно, об этом можно рассказать.
Идзуми нахмурился: он-то сам надеялся разузнать у Милоша что-нибудь новое об этом деле. Но, похоже, тот действительно не знает, какое преступление предотвратил.
Идзуми рассказал с самого начала, как убедил Оями подключить его к расследованию, как участвовал в организации фестиваля, как распознал хитрость злоумышленников, прибавил к этому все, что узнал от Кириэ, все, что видел в документах и слышал на улицах и в министерствах. Милош слушал его, но, кажется, не слишком внимательно. Он витал в своих мыслях, глядя сквозь щели в занавесях паланкина на проплывающие мимо горные пейзажи, словно там могло быть что-то интересное. И выглядел при этом очень усталым и несчастным.
