***
Сперва Милош подумал, что ошибся. Из-за закрытых дверей раздавался беззаботный смех и веселые голоса. Но поисковый талисман, который привел его сюда, слегка дрогнул в руке в последний раз и рассыпался тонким серым пеплом. Милош отер руку о подол кимоно и прислушался. Различив в шуме голосов смех Идзуми, покачал головой и усмехнулся. Хитрость чародея была ему понятна с самого начала, разве что вот на шумную компанию он не рассчитывал. Постояв еще немного и убедившись, что все в порядке, Милош повернулся, чтобы уйти. Дверь отъехала в сторону и в проеме показалось улыбающееся лицо незнакомого паренька. — Милош-о! — воскликнул он так радостно, словно знал Милоша много лет. Он раздвинул дверь пошире и крикнул кому-то в комнате: — У нас еще один гость! Освободите место! — Нет, я вовсе… — начал было Милош как можно вежливее, но было поздно. — Не стесняйтесь! Милош-о, здесь все свои, составьте нам компанию, мы будем очень признательны! — зачастил паренек с такой радушной улыбкой, что Милош смешался окончательно. Тут как раз подтянулись основные боевые силы в лице Идзуми. — Милош! Как я рад, что ты решил зайти. Тебе тоже не спится сегодня? — сахарным голосом проговорил он, хватая Милоша за рукав и утягивая за собой. — А мы как раз собрались компанией полуночников полюбоваться молодым месяцем. Только небо, как назло, затянуло тучами. Кодзи-то говорит, что ночью пойдет снег, но я так не думаю. Вот и проверим, кто из нас прав. Правда, ветер действительно холодный, так что садись и укрывайся сразу, а чай тебе поднесут. Так, не замолкая ни на мгновение, Идзуми усадил Темного на подушки за один из стоящих полукругом в комнате низких столиков, подал тонкое шерстяное одеяло, чтобы укрыться от холода, и сам сел рядом. Милош с удивлением обнаружил, что одна из стен комнаты отсутствует, и взору открыт аккуратный сад, освещенный несколькими фонарями, и небо, затянутое серыми тучами, сквозь которые время от времени проглядывает то один то другой серебристый рог молодого месяца. «Чай», который ему поднесли, оказался подогретым сливовым вином. Впрочем, очень легким и ароматным, с нежным, чуть терпким вкусом. И согревал этот напиток отлично. На столе, по южной традиции, стояло множество самых разных закусок, среди которых сейчас, ранней весной, выделялись темные грозди винограда, с мелкими круглыми влажно блестящими ягодами. На некоторых из них видны были крошки опилок, а значит, ягоды хранили еще с осени и сейчас достали, чтобы удивить дорогих гостей. Милош осторожно оторвал одну из виноградин, специально выбрав слегка сморщенную. И не ошибся: рот наполнила особенная сладость увядшей ягоды. Захотелось закусить ее хлебом и Милош взял со стола один из круглых пряников с красивым узором. Пряник оказался с вязкой острой начинкой, но не слишком жгучей, в самый раз к сладости винограда. Едва ли не впервые за все время своей жизни на Юге Милош по-настоящему наслаждался местной едой. И едва ли не впервые его никто не разглядывал как диковинку, не пытался заговорить и не бросал опасливые взгляды. Даже Идзуми, хоть и сидел рядом, не пытался втянуть его в беседу и даже почти не смотрел на него. Разве что внимательно следил, чтобы у его соседа вино в чарке не заканчивалось. Постепенно Милош освоился и начал прислушиваться к разговорам окружающих. Компания подобралась молодежная, веселая, едва ли кто-то здесь был старше Идзуми. Очевидно, старших членов семьи приветственный ужин утомил, и они отправились спать, а младшие, напротив, были так взбудоражены, что никак не хотели расходиться. Хорошо, что в большом имении Раэда нашлась комната для их увеселений, где они никому не мешали. Увеселения, впрочем, были довольно скромными. Когда Милош пришел, молодые люди играли в, по всей видимости, какую-то словесную игру, продолжая друг за другом высказывания. Затем одного из юношей уговорили сыграть на флейте, и он сперва сыграл очень приятную лиричную мелодию, а потом вдруг заиграл веселую, и все, сперва по одному, затем хором принялись петь. В конце концов даже месяц выглянул из-за тучи, чтобы узнать, что же здесь происходит. Тогда быстроглазый юноша, судя по тому, как к нему обращались остальные, тот самый сын хозяев дома, лукаво посмотрел на Идзуми и сказал: — Сегодняшний вечер так красив, что хочется добавить в него немного поэзии. Давайте устроим небольшой поэтическое состязание! Признаться, я хочу воспользоваться тем, что наш гость сегодня — такой утонченный и образованный человек, как Катто-о, и попросить его стать судьей в нашем соревновании и задать тему! — Что вы, что вы, — скромно заотнекивался Идзуми, — я не настолько искушен в стихосложении, чтобы судить кого-либо. Я не против состязания и сам с удовольствием попробовал бы свои силы, но боюсь, Милошу-о будет скучно. Он все еще недостаточно хорошо владеет языком для того, чтобы принять участие. Может быть, придумаем что-то другое, что подойдет для всех? — Катто-о, прошу вас, не отказывайтесь! Когда еще нам представится возможность увидеться с вами? — взмолился юноша. Похоже, он всерьез собирался впечатлить Идзуми своими стихами и не хотел лишиться такой возможности. — Возможно, Милошу-о как раз будет интересно понаблюдать? Идзуми улыбнулся, готовя слова для вежливого отказа, и посмотрел на Милоша. — Если дело только во мне, — медленно проговорил Темный, обводя взглядом собравшихся, которые все как один теперь смотрели на него. — То я, конечно, не настолько хорошо владею языком, чтобы стать судьей в состязании. Но стихотворение, пожалуй, сложу. Если только мне напомнят правила. — О, это очень просто! — тут же ответил ему тот юноша, что играл на флейте. — Три строки, первая и последняя одинаковой длины, средняя на один или два слога короче. Правила не строгие, главное, чтобы звучало красиво и соответствовало теме. Тему задает кто-то один. А оценивать давайте будем все вместе? С этим предложением все согласились. — Катто-о, я все-таки попрошу вас предложить тему, — с поклоном проговорил быстроглазый юноша. — Это большая честь для меня, — улыбнулся Идзуми. Обвел глазами комнату, задержал слегка затуманившийся взгляд на серебристом месяце в небе, и продолжил: — близится конец зимы, но здесь, на Севере, еще нет даже слабых намеков на весеннее тепло, а вечер сегодня так красив и полон вдохновения… Мне хотелось бы, чтобы сегодня наши стихи приближали весну и, конечно, отражали самые чистые и нежные чувства, присущие этому времени года. На какое-то время в павильоне наступила сосредоточенная тишина. Молодые люди задумчиво любовались садом и облаками, негромко переговаривались, да попивали подогретое вино из крошечных чарок. Милош особенно не раздумывал над стихотворением, нужные строки подобрались в голове быстро, а уж насколько они укладываются в канон — не так важно, судить всерьез его все равно никто не будет. Так что он просто наблюдал за остальными, да украдкой любовался задумчивым и умиротворенным лицом Идзуми. Он видел, что чародей чувствует себя здесь свободно. Отстраненно-вежливая манера держаться, присущая ланминцам, уступила легкости и простоте в общении северян. Милош про себя посочувствовал юному Кодзи: если действительно удастся выхлопотать для него должность в Ланмине, ему будет непросто. «А ведь Идзуми тоже с Севера, Сенлин совсем недалеко отсюда, — подумал Милош вдруг. — Да еще после Девятого Магистрата, где, по сравнению с Южной Империей, крайне свободные нравы. Ему и Асе, должно быть, тоже тяжело было привыкать к жизни в Ланмине». Милош так задумался, что не заметил, что состязание уже началось и даже прозвучало стихотворение от первого участника. Первым, по традиции, декламировал самый младший. Слушатели встретили его выступление радостными возгласами и аплодисментами, теплыми похвалами и искренними улыбками. Это понравилось Милошу. В конце концов, они ведь собрались здесь не для того, чтобы соревноваться, а просто, чтобы весело провести время. Идзуми тоже негромко аплодировал, коротко взглянул на Милоша, но тут же понял, что тот все пропустил, и не стал ничего спрашивать. Милош подозревал, что все присутствующие четко знают порядок, в котором им надлежит выступать, и следуют ему. Но его никто не принуждал, даже намеком. Так что он с интересом слушал других. Не все слова ему были понятны, хотя общий смысл и образы он все же улавливал. Все говорили о цветах сливы или вишни, о тающих хлопьях снега и полной серебряной луне, и Милош понял, что образ, который он выбрал для своего стихотворения интуитивно, все же верен. Милош хотел дождаться, когда свое творение продекламирует Идзуми, но вскоре понял, что раз тот задавал тему и ему предлагали быть судьей, то и читать он будет последним. Тогда он решил сам попросить слово. В наступившей тишине, под взглядами любопытных, но дружелюбных глаз Милош немного смутился и, сам не понимая, почему, посмотрел на Идзуми, прежде чем произнести:Сливы цветения В этом году Я не заметил.
Щеки чародея вспыхнули, он сцепил пальцы в замок и опустил глаза. Милош не понимал, почему такие простые слова вдруг вызвали такое смущение, но тут Раэда Кодзи издал восхищенный возглас и, перекрывая шум мягких дружеских аплодисментов, сказал фразу, которая объяснила реакцию Идзуми: — Нужно быть очень сильно увлеченным кем-то, чтобы не заметить цветение сливы в Ланмине! Говорят, она там в каждом саду. Милош с улыбкой отшутился: — Я ведь все время на службе. В моем саду слива не растет. Только хурма, но ее я съел еще в начале зимы. Под веселый смех молодых людей очередь перешла к следующему.***
Серебристый месяц выглянул из-за серой тучи, осветив плиты садовой дорожки. Идзуми шел, глядя под ноги, и стараясь не наступать на стыки между ними. Шел и думал, что вот ещё шаг, и он скажет, но вот шаг сделан, а ему нужен ещё один, и ещё один, и ещё. И Милош все так же не спеша шел рядом, Идзуми слышал его размеренные шаги и ровное дыхание, в котором не было ни капли волнения. Сам же Идзуми вот-вот начнет задыхаться, от того, что никак не решится и всё откладывает объяснение, на шаг, на ещё один шаг, и ещё, и ещё. После переезда Темного в Ланмин их общение не выходило за пределы рабочих кабинетов ведомства и людных чайных, и почти никогда не происходило наедине. Первым делом после завершения траура Милош выкупил у Идзуми дом и закрыл туда ход для Хадзи, но старуху Таби оставил. Впрочем, сведения, передаваемые кухаркой, не давали ничего полезного. Милош с ней не откровенничал, а знание того, что Темный ел и в каком настроении пребывал в тот или иной день едва ли могли помочь с ним сблизиться. Отношения между ними вскоре стали совсем формальными, и Идзуми не представлял, что он может с этим сделать. Пальцы сжали нефритовую подвеску на поясе так сильно, что на ладони остался след. От близости Милоша, от того, что они сейчас в саду только вдвоем и никто не посмеет им помешать, сердце колотилось как бешеное. Хотелось смеяться и танцевать. От этой безнадежной близости хотелось умереть. Что он скажет? Попросит прощения в очередной раз? Попросит не оставлять его? Но ведь все это уже сделано раньше, все между ними сказано, и Милош давно сказал, что простил его и никуда не уйдет. Но откуда тогда это отчуждение между ними? Неужели в сердце Темного больше не осталось места для Идзуми? — Не хочу показаться невежливым, — медленно и мягко проговорил вдруг Милош. — Но мне кажется, мы проходим мимо этого фонаря уже в третий раз. Не то чтобы мне не нравилось гулять с тобой, но, если мы заблудились, может быть, пора в этом признаться? Идзуми споткнулся и остановился, растерянно хлопая глазами. Он и в самом деле не заметил, что все это время водил Милоша кругами. Должно быть, верно говорили древние — когда мысли ходят по кругу, ноги следуют за ними. — Мы не заблудились, — улыбнулся он успокаивающе. И выпалил, прежде чем успел опомниться: — я просто не хочу с тобой расставаться! Надеялся, что это прозвучит шутливо, но голос дрогнул и вышло как-то жалко. Милош стоял прямо перед ним. Холодный ветер трепал его черные волосы. Он не спешил отвечать, но Идзуми видел в его глазах понимание. Он снова сжал подвеску на поясе так сильно, что нефритовый диск до боли впился в ладонь. Милош смотрел прямо в голубые, полные звездного блеска глаза, и молчал, собираясь с мыслями. Наконец он тихо сказал: — Ты ведь понимаешь, что я больше не смогу уйти? Даже если захочу. Идзуми, не отводя от него взгляда, покачал головой: — Почему же тогда… У него не было сил закончить вопрос, не было сил произнести это вслух. Быть отвергнутым — страшно. Но пока слово не сказано, пока он не получил прямой отказ, остается надежда. А что, если сейчас, прямо сейчас надежды не останется? Милош отвернулся и опустил взгляд. Заложил руки за спину и как будто стал чужим и далеким, таким невыносимо недосягаемым. — Идзуми, я… не знал, на что могу рассчитывать, когда отправился в Ланмин. Сейчас я прожил здесь достаточно долго и увидел достаточно много, чтобы понять, что рядом с тобой мне нет места, — голос Милош дрогнул, но он продолжил, жестом попросив вскинувшегося было Идзуми помолчать. — Я чужой здесь, и я знаю, что ни твои друзья, ни твоя семья меня никогда не примут. Даже ведомство по гражданским делам, где я сейчас служу, меня никогда не примет, каким бы полезным ему я ни был. Ты можешь так много потерять из-за меня. Столько, сколько я никогда не имел. И никогда не смогу тебе дать. Я не смею отнимать это у тебя. Пожалуйста, не будем об этом больше. Сердце Идзуми перестало биться, он даже не дышал все время, пока Милош говорил. Ветер дул в лицо, успокаивая вспыхнувший на щеках жар. Идзуми не мог поверить тому, что услышал. Мысли смешались окончательно. — Рядом со мной тебе всегда будет место, — только и смог сказать он. — Я рад, — тихо ответил Темный и повернулся, чтобы идти дальше. — На большее я не рассчитывал. Идзуми дернулся к нему, ухватил обеими руками за рукав и горячо прошептал почти в самое ухо: — А если бы… А если бы ты мог рассчитывать на большее? Чего бы ты хотел? Милош резко повернулся к нему, так резко, что их губы почти соприкоснулись. Он слегка наклонил голову, и заглянул чародею прямо в глаза. — Скажи мне, — упрямо проговорил Идзуми. — Я хочу забрать тебя у них. Хочу забрать тебя у людей, у демона, у всех демонов, — выдохнул Милош резко, почти сердито. — Хочу забрать себе и только себе. Честно ли это? Правильно ли? Можно ли так? Не знаю. Мне кажется, я ничем не лучше Кисамы. Идзуми изо всех сил вцепился в его запястье и зажмурившись, прошептал: — Как ты можешь так говорить? Ты лучше, никого нет лучше тебя, я ни о ком не могу думать, кроме тебя. Я ведь уже говорил тебе: я твой. Забери меня куда хочешь и когда хочешь. Я хочу этого, я мечтаю об этом, пожалуйста, пожалуйста… Милош стоял, оглушенный этим страстным признанием и даже, против обыкновения, не пытался отцепить чародея от своей руки. Сердце билось в груди гулко и тяжело, перед глазами все расплывалось, словно от хмеля. Месяц, смущенный этой сценой, ушел за тучу, и без него Милош почему-то никак не мог разглядеть лицо Идзуми, хотя тот стоял прямо перед ним. Услышав прерывистый вздох, хотел спросить, не плачет ли он, но подумал, что для гордого южанина такой вопрос будет оскорбительным. Поэтому просто слегка наклонился вперед. Идзуми вздрогнул, ощутив на веках легкое, нежное касание губ. Не открывая глаз, не веря, что такое возможно, потянулся, возвращая поцелуй, обхватил шею Темного руками, вцепился в густые тяжелые волосы, прижался к нему крепко, горячо. Темный не стал противиться. Обнял его в ответ, легко и осторожно, словно боялся чего-то. Идзуми чувствовал, как дрожат его руки, и упивался этим ощущением. Но тут Темный прошептал прямо в его губы, прерывая поцелуй. — Вдруг кто-то нас увидит… Идзуми нехотя отстранился, покачал головой: — Никто не увидит. А если увидит, то никому не расскажет. Семья Раэда служит роду Катто почти с момента заключения договора с демоном. Это надежные люди, они никогда не предадут. Милош молчал. Похоже, он не слишком верил в эти слова. Идзуми вздохнул, нехотя выпуская его из объятий: — Пойдем со мной.***
Комната Идзуми в самом деле напоминала комнату господина в доме слуг, Милош отметил это еще при первом визите сюда. Просторная и светлая, обставленная, хоть и не роскошно, но с большим вкусом. Все в ней было по-южному аккуратно и скромно. На стенах — несколько пейзажей, написанных цветной тушью, в нише в стене и на низком письменном столе — небольшие вазы со свежесрезанными ветвями сосны. Комнату обогревали жаровни, полные красных углей в форме звезд и цветов. От пола тоже поднималось тепло, ступать босыми ногами по толстым циновкам было приятно. В алькове, скрытая за раздвижной дверью и расписанной ветвями цветущей сливы ширмой, стояла кровать. Милош остановился посреди комнаты в нерешительности, не зная, что делать дальше. К счастью, чародей с присущей ему легкостью взял на себя инициативу. — Мы могли бы пойти и в твою комнату, но из моей открывается такой чудесный вид на внутренний сад. Я хотел тебе показать, — улыбнулся он. Идзуми пересек комнату, раздвинул седзи, прошел через коридор, отделяющий спальню от внешней стены, и раздвинул еще одни, открывая их взорам аккуратный внутренний дворик с небольшим прудом. Идзуми посмотрел на Милоша и добавил: — Особенно красиво утром. Милош посмотрел в ясные голубые глаза и улыбнулся: — Я бы хотел взглянуть. Идзуми тихо засмеялся и закрыл седзи. Подошел к Милошу, мягко подтолкнул его к постели. Один за другим два широких пояса скользнули на пол, а следом и остальные одежды. Милош осторожно, словно это всё ещё была открытая рана, прикоснулся к тонкому белому шраму на груди Идзуми. — Почему ты не свёл его? — Чтобы помнить, — Идзуми чуть отстранился, обхватил его пальцы своими и прижал к губам, — помнить, чего может стоить доверие. Милош промолчал, радуясь, что слова Идзуми не требуют ответа. Ему вдруг стало стыдно, что он столько времени и с таким мстительным удовлетворением нес свои шрамы на спине, чтобы показать чародею, но никогда не вспоминал о том, чего южанину стоило его собственное доверие. И разве не вправе Идзуми был получить небольшое отмщение? Битву у замка Эраш надлежало забыть, забыть и простить. — Я доверился тебе, и это спасло мою жизнь, — вдруг продолжил Идзуми. — Разве я вправе забыть об этом? Идзуми подался навстречу так резко и жадно, что вместо поцелуя они стукнулись зубами. Мгновенно отстранившись, чародей улыбнулся и слегка потянул Милоша за волосы на затылке. Тот прикрыл глаза и запрокинул голову, позволяя Идзуми целовать его шею, ключицы, плечи. Пальцы Темного скользили по шелковистой спине и напряженным бедрам, затем правая рука медленно провела по животу и потянулась ниже. Идзуми застонал, перехватил ее за запястье, со сладкой улыбкой положил себе на талию, обхватил Милоша за шею, прижался как можно теснее. «Не надо, — тихо сказал, вдыхая с жадностью горьковатый запах черных прядей, разметавшихся покрывалом по их телам, — просто обними меня. Возьми меня». Милош, который хотел просить чародея о том же самом, не стал спорить. Уложил его на спину, покрывая поцелуями лицо и грудь. На мгновение отстранился, чтобы облизнуть пальцы, которые затем скользнули вниз, бережно прокладывая путь. Идзуми нетерпеливо застонал, подаваясь ему навстречу. Улыбнулся, заглядывая прямо в глаза: — Ты всегда такой осторожный. Но со мной в этом нет нужды. — Мне нравится так, — глухо прошептал Милош в ответ, накрывая его губы своими. Тонкие сильные пальцы, что так ласково гладили его плечи, впились в них до боли, когда он вошел. «Нет нужды, как же» — подумал Милош, изо всех сил стараясь двигаться спокойнее или хотя бы не так быстро, как хотелось. Идзуми обхватил его ногами, с готовностью подаваясь навстречу каждому движению. Несколько секунд он мог только слышать стоны у самого уха и чувствовать ответные толчки, которые усиливались, вынуждая его самого двигаться все быстрее. Сжимавшие плечи пальцы вдруг впились еще сильнее, Идзуми выгнулся под ним и протяжно застонал. Милош не поверил, что получилось так быстро. Слегка приподнявшись, посмотрел в лицо чародея. Голубые глаза закатились, дыхание стало хриплым и отрывистым, даже не прижимаясь больше так плотно к его груди, Милош чувствовал, как колотится сердце. И где-то внизу, там, где их бедра переплетались, сливаясь, отчетливо бился их общий пульс. От удивления Милош замер, и Идзуми тут же приоткрыл глаза, посмотрев на него неожиданно ясным взглядом. — Что случилось? — спросил он обеспокоенно. Милош нерешительно начал: — Ты… — но спрашивать об очевидном не имело смысла. — Мне продолжать? — Да, да. Конечно, — Идзуми говорил отрывисто, ловя воздух раскрытым ртом. — Только не так, дышать тяжело. Милош поднялся, закидывая стройную ногу чародея себе на плечо. Не удержался и поцеловал ямку прямо под выпирающей продолговатой косточкой на щиколотке. Идзуми чуть дернулся: щекотно. Но тут же нетерпеливо качнул ступней: продолжай. Вторая нога обвилась вокруг талии Милоша, слегка подталкивая его. Темный с упоением продолжил двигаться, прижимаясь губами к теплой гладкой коже, чутко ловя каждое движение и каждый стон чародея, и стараясь сосредоточиться на своих ощущениях. По позвоночнику прохладной змейкой заскользила долгожданная дрожь, и Милош закрыл глаза, чтобы не видеть, как Идзуми одними губами беззвучно шепчет между стонами: «Люблю тебя. Люблю. Тебя».***
*** Милош пошевелил угли в жаровне и раздвинул седзи, впуская в спальню морозный воздух. Высокие стены защищали внутренний двор от ветра, поэтому снег здесь падал неспешно, закручиваясь в плавные вихри у самой земли, оседал на ветвях деревьев и мгновенно исчезал на серых камнях дорожки. Глядя на этот снег, Милош чувствовал себя неловко, как будто это он принес непогоду в теплый южный край. За спиной раздался легкий шорох, и он обернулся. Идзуми раскинулся на кровати и улыбался, щурясь на свет. — Милош… — М? — Иди сюда, — чародей откинул руку в сторону и кивнул, словно приглашая положить голову ему на плечо. — Зовешь под крылышко? — хмыкнул Темный, отворачиваясь. Подобные знаки расположения он не любил. Странное и непривычное чувство они у него вызывали. — Это называется «объятия», — услышал он за спиной ровный голос чародея, — попробуй, может быть, тебе понравится. Милош вздохнул: этого ничем не прошибешь. Дернул плечами, так что небрежно накинутое кимоно упало под ноги, и вернулся в кровать. Идзуми обнял его одной рукой, прижимая к груди, второй подтянул и накинул сверху одеяло, случайно накрыв их обоих с головой. В душной горячей полутьме Милош слышал только свое сердце и чужое ровное дыхание. Лежать было неудобно. — Расслабься, — тихий голос Идзуми раздавался как будто одновременно из его груди и откуда-то над ухом Милоша. — Просто ложись как удобно. — Мне удобно одному, — буркнул Милош, и заерзал, пытаясь освободиться. Идзуми тихо засмеялся и ущипнул его за плечо. Высвободил руку из-под одеяла, отогнув край. Милош вытянул шею и сделал глоток свежего воздуха. В комнате стало заметно холоднее. Темный дернулся: — Нужно закрыть, я сейчас. — Пфф, — Идзуми небрежно взмахнул свободной рукой и седзи захлопнулись. Снова стало темно, как под одеялом. — Не вырывайся. — Тебе тяжело, — Милош предпринял ещё одну попытку освободиться. Он уже пожалел о том, что согласился. — Нет, — Идзуми ответил так резко, что Темный невольно замер. — Что мы теперь будем делать? Лгать и прятаться, чтобы никто не знал? — проворчал он. — Спать мы будем, — недовольно проговорил Идзуми. — Это Ланмин. Все будут знать, а переживать из-за этого или нет — только твой выбор. Теплая рука скользнула обратно под одеяло, поглаживая Милоша вдоль спины. Он невольно улыбнулся: приятно. И вдруг почувствовал, как плечи сами собой расслабились, будто он всё это время нес тяжелый мешок, а сейчас вдруг избавился от него и может отдохнуть. Идзуми, заметив это, снова провел пальцами по его плечам и спине и прижал к себе. — Вот так. А теперь ни о чем не думай и спи, — голос чародея звучал сонно, но хватка оставалась крепкой. Не вырваться. Милош прильнул к нему, устраиваясь поудобнее, вспомнил, как Идзуми когда-то лежал у него на плече, и протянул руку поперек груди, обнимая. Чародей вздохнул умиротворенно, повернул голову и легко поцеловал его макушку. Прислушиваясь к ровному дыханию спящего Идзуми, Милош улыбался. Почему-то сейчас, лежа в теплых объятиях, он чувствовал себя беззащитным, но это не было неприятно. Как будто он может позволить себе ни о чем не думать, ни за что не отвечать и просто… довериться кому-то, кто сильнее, чем он. Ему подумалось, что что-то подобное должны испытывать дети к родителям или Наставникам. Но за собой он такого не помнил. Как будто никого сильнее него никогда рядом не было. Милош закрыл глаза, полностью отдаваясь этому странному чувству, и сам не заметил, как провалился в сон. Несмотря на позднее пробуждение, Идзуми не стал изменять своим привычкам, и день начался для него с тренировки. В маленьком саду, где он едва мог сделать несколько шагов, чародей старательно отрабатывал удары, то и дело норовя случайно срезать какую-нибудь ветку. Милош стал на пороге, с любопытством наблюдая за его упражнениями. — А места попросторнее здесь не нашлось? — спросил он насмешливо. Идзуми улыбнулся, не прерывая своего занятия: — Как правило, мы не можем выбирать место, где начнется бой. Нужно уметь действовать в разной обстановке. — Как правило, в бою нам не приходится заботиться о сохранении в целости деревьев вокруг. Идзуми рассмеялся и повернулся к Милошу. — Зато нужно следить за тем, чтобы не ранить соратника, — ответил он. — В вашем роду все так следят за поддержанием хорошей формы? Не было тех, кто считал, что Обещанный без боевых навыков безопаснее для общества? — Некоторые действительно так считали, — Идзуми опустил катану, быстрым движением стер пот со лба. — Катто Акари, например, после Девятого Магистрата отказался практиковать боевые искусства именно по этой причине. Не изучал семейный стиль боя, не притрагивался к оружию, отказался от должности чиновника. Сперва попытался открыть свое дело в Сенлине, а потом уехал из города и поселился в маленькой деревушке. Как раз здесь, под Инхэ. — И что, помогло? — спросил Милош с любопытством. Странно было слышать, что такой великолепный боец как Акари, телохранитель демона, при жизни не брал в руки оружие. — Как сказать… — Идзуми медленно вложил катану в ножны и сложил руки на груди. — Когда его время пришло, он взял кухонный нож и убил свою супругу и служанку. До детей не добрался лишь по счастливой случайности. Соседи пришли на крики, но ничего не успели сделать, потому что он поджег дом. Началась паника, половина деревни сгорела. Думаю, он применил какую-то магию, поэтому пожар не удалось потушить быстро. Демон все равно получил свою долю невинных жертв. Я думаю, чем лучше я буду владеть своим телом и своим оружием, когда время придет, тем меньше ужасного и бессмысленного вреда нанесу окружающим. Идзуми помолчал и вдруг улыбнулся: — Если честно, я не знаю, зачем тебе понадобились наши семейные архивы, почти все я сам могу тебе рассказать. — Я хочу кое-что проверить. И тебе лучше не знать во всех подробностях, что именно я ищу. — Думаешь, Он узнает? — Если то, что тебя ждет — действительно форма одержимости, то он будет знать то, что знаешь ты. Почти наверняка. Но и до этого момента он ведь может спросить. Идзуми поджал губы, его взгляд на мгновение потемнел. Может. Конечно, может. Милош посмотрел на него долгим сочувственным взглядом, а потом вдруг сказал: — У тебя ведь была раньше другая катана, да? — Верно, — кивнул Идзуми. — Фамильную пришлось отдать Оями. После поражения у замка Эраш я потерял право ей владеть. Милош молча кивнул. Тот день оставил болезненные воспоминания не только у него. — Вчера я предупредил, чтобы завтрак подали в библиотеку, — сказал Идзуми, переводя разговор с неприятной темы. — Так что пойдем скорее, архивы ждут. Библиотека располагалась в отдельном павильоне и поражала чистотой и порядком. На полках ни пылинки, пол выскоблен и покрыт чистыми циновками, все документы и книги аккуратно разложены по местам. Пока Милош осматривался, Идзуми быстро проглядел опись и прошелся между стеллажей с документами, собирая нужные. Спустя несколько минут на низком письменном столе одна за другой выросли три стопки сшитых тетрадей и свитков. — Вот, — Идзуми довольно улыбнулся. — Это все что есть на эльфийском. Можешь сам просмотреть. Вот эта стопка, — он указал на самую маленькую из трех тонких тетрадей, — должна быть на беллатском. Ты читаешь на беллатском? — Да, — кивнул Милош, прикидывая объем работы. Он задумчиво посмотрел на окружающие их стеллажи. — И еще на бейлю. А остальное все — цзян-цы, да? — Верно, — кивнул Идзуми. — Поэтому я и говорю, что проще будет, если ты сам спросишь, что тебя интересует. — Ну тогда… Можешь мне сказать, среди твоих предшественников были темные маги? Я имею ввиду именно Обещанных? — Нет, — Идзуми качнул головой. — Чистого Темного Дара не было ни у кого. Впрочем, мы это сейчас проверим! Он легко пробежался пальцами по одной из лежащих на столе стопок и выудил тоненькую тетрадь в твердом переплете. Внутри лежала всего пара страниц. — Вот, — Идзуми раскрыл тетрадь и положил перед Милошем. — Список всех Обещанных, начиная с самого первого, тут все указано. На эльфийском. Милош с любопытством заглянул в список. Даже если это был перевод, составлялся он явно разными людьми. Список имен — дата рождения, Дар, год окончания Девятого Магистрата, список занимаемых должностей, количество «дней безумия», дата смерти. Взгляд сам собой тут же выцепил из списка имя Акари. Короткая запись о нем явно была кем-то вымарана и потом аккуратно чьей-то рукой восстановлена. Похоже, род Катто действительно его не жаловал. Что ж, тем лучше, что это взаимно. Милош перелистнул страницу и заглянул в конец списка. «Катто Идзуми, двадцать второе число второго месяца, чародей, заклинатель…» Список пока мало понятных Милошу должностей и рангов примерно вдвое длиннее, чем у предшественников. Судя по всему, карьера чародея и заклинателя сплошь состояла из взлетов и падений. Идзуми встал рядом, заглянул через плечо. — Будешь вести записи? Подготовить тебе тушь? — спросил он заботливым тоном. — Не надо, я умею, — Милош оторвался от списка, взглянул на письменные принадлежности, в идеальном порядке расположенные в деревянном пенале на столе. — Только вот кистью писать неудобно будет… — Я спрошу Раэда-о, у него должны быть беллатские письменные приборы, — тут же кивнул чародей и сделал движение уйти, но Милош остановил его. — Постой… Двадцать второе число второго месяца. Это ведь сегодня? Идзуми пожал плечом: — Я думаю, Оями специально оправил меня подальше из Ланмина, чтобы посетители не отвлекали от работы. Их бывает так много, что это просто парализует работу ведомства. Думаю, меня будут теперь специально отсылать в самый неудобный момент. Надо привыкать. — Я не об этом. У меня, в таком случае… есть для тебя подарок. Милош запустил руку во внутренний карман. Идзуми так и отпрянул от него. — Не надо, не надо! — поспешно заговорил он, отмахиваясь руками. — Это совсем лишнее, не нужно подарков! Мне бы не хотелось, чтобы ты из-за меня… Милош наконец-то выудил искомое. На письменный стол лег аккуратный перстень из черного металла с глянцевым непрозрачным черным камнем. Тайный подарок Акари выглядел так, словно частица Тьмы свернулась кольцом на полированной столешнице. Идзуми уставился на него, забыв закрыть все еще открытый для возражений рот. — Это мне? — выдохнул он наконец. — Нравится? — равнодушным тоном спросил Милош. — Было бы хорошо, если бы ты его не снимал. Идзуми подцепил перстень тонкими пальцами, повертел в руках, присмотрелся. Восхищение сменилось оценивающим взглядом профессионала. — Зачарованный? — спросил он с любопытством. — Разве что совсем немного, — ответил Милош уклончиво. Не рассказывать же в самом деле, что на камне проклятие. — Мне лучше не знать, да? — Идзуми внимательно посмотрел на него, зажав перстень в кулаке. — Именно. Идзуми закусил тонкую губу и кивнул. Медленно снял с безымянного пальца левой руки одно за другим все кольца и надел на самое основание черный перстень. Другие кольца убрал во внутренний карман. Посмотрел на Милоша с улыбкой. — Спасибо за подарок. Милош улыбнулся в ответ, но тут же его лицо снова сделалось серьезным. — Мне кажется, раз сегодня такой день, благородное семейство Раэда надеется, что ты почтишь их своим вниманием и пока что просто не решается отрывать тебя от важных дел. С тем, что ты мне сейчас дал, я могу разобраться сам, но не мог бы ты в двух словах рассказать, что вообще есть в этом архиве? — Да, конечно, — Идзуми кивнул. Сверился с описью и указал на одну из верхних полок. — Здесь несколько исторических книг и документов, в которых есть упоминания о магах рода Катто. Не всегда объемные и не обязательно лестные. Здесь, — Идзуми обвел рукой один из шкафов, — дневниковые записи некоторых Обещанных и записки их родителей и воспитателей. В основном о первом проявлении Дара. — И твои есть? — поинтересовался Милош. Идзуми покачал головой: — Только отцовские. И должны быть несколько писем мамы, в которых она рассказывала о первом проявлении Дара. Дальше. Вот эти несколько полок о проявлениях безумия и обстоятельствах смерти. — Это придется изучить особенно внимательно, — вздохнул Милош. — Нужно понять, является это ваше «безумие» помутнением рассудка, ментальным воздействием или формой одержимости. И какой именно формой. — Многое указывает на то, что все-таки одержимость, — серьезно сказал Идзуми. — Я тоже изучал кое-что. — На самом деле, это не худший вариант. Идзуми согласно кивнул, заглянул в опись, затем слегка нахмурился и сделал шаг к следующему стеллажу. — А здесь что? — указал на нижние полки Милош, от которого не скрылась эта перемена настроения. — Ничего особенного, — Идзуми наклонился, вынул наугад одну из потрепанных тетрадей, раскрыл и тут же захлопнул, — вообще не понимаю, как это сюда попало. Так, вот здесь… — Если это касается договора с демоном о службе в обмен на годы жизни, то я бы уточнил кое-какие моменты, — проговорил Милош нарочито медленно, делая вид, что его что-то заинтересовало в списке Обещанных. Идзуми поперхнулся, свиток с описью выпал у него из рук и с легким стуком покатился по полу. — Не надо, — прошептал он, серьезно глядя на Милоша, — пожалуйста. Мне это не нужно. Ты ведь сказал, что больше не уйдешь. — Я и не уйду, — Милош посмотрел ему в глаза. — Я там уже был. И теперь меня интересуют последствия. — Зачем ты это сделал? — покачал головой Идзуми. — Столько лет… Вежливый стук в дверь прервал его. На пороге стоял слуга. — Прошу прощения, что беспокою, Катто-о. Госпожа Катто просила передать, что она прибыла и вы можете навестить ее, если пожелаете. Госпожа Катто? Милош вздрогнул и встревоженно посмотрел на Идзуми, панически припоминая, не оставил ли он что-нибудь компрометирующее в его комнате. — Моя супруга прибыла? — удивился Идзуми. — Разве она не должна была остаться дома и принимать посетителей и поздравления? — Госпожа просила сказать, что Второй молодой господин Катто просил ее оказать честь и передать ему эту обязанность. Список посетителей и список подарков он лично передаст вам после возвращения в Ланмин. — Хорошо. — Госпожа Катто ждет в гостевой комнате на женской половине. Позвольте, я вас провожу. — Передайте моей супруге… — Идзуми! — мягко позвал Милош, у которого при упоминании женской половины отлегло от сердца. — Не заставляй Асу ждать. Иди к ней, я сам здесь разберусь. Идзуми посмотрел на него с благодарностью. — Я пришлю к тебе кого-нибудь в помощь. И письменные приборы! И сам скоро вернусь. Милош закатил глаза: — Иди, пожалуйста, и, ради всех богов, избавь меня от присутствия на еще одном ужине в твою честь! Урок плавания (Экстра) — И зачем ты меня сюда привел? — Милош неторопливо огляделся вокруг и вновь посмотрел на Идзуми, который уже деловито развязывал пояс длинного летнего юката с узором из разноцветных фейерверков. Море, прозрачное и гладкое, как зеркало, расстилалось до самого далекого горизонта. Под лучами закатного солнца белый песок отливал красным, неприятно напоминая красные пески пустыни Сэцу в мире демонов. Дневной зной уже отступил, но от остывающего песка поднимался сухой жар, который ленивый вечерний бриз пока не мог да и как будто бы не пытался разогнать. — Надо научить тебя плавать, — просто улыбнулся чародей, движением плеча роняя юката себе под ноги. — Вечером здесь никого не бывает, так что стесняться нечего. — А днем бывают? — Милош приподнял бровь. Песчаный пляж за пределами городской стены был пуст от горизонта до горизонта. — Днем тоже никого не бывает, — рассмеялся Идзуми. — Гордые ланминцы не плавают в море. — Гордые бейлинги тоже не учатся плавать, — пробормотал Милош в ответ. — Предпочитают быструю смерть долгой агонии. — У бейлингов море холодное. А ланминцы многое теряют. Идзуми выпрямился, подставляя белые плечи солнечным лучам. Привычным движением свернул и заколол яшмовой заколкой длинные волосы в узел на затылке. Разулся и, быстро переступая с ноги на ногу, по горячему песку добежал до воды, почти не оставляя следов на мокром песке. Легкая белая пена прибоя осторожно коснулась босых ног. Идзуми нетерпеливо обернулся: — Раздевайся! — Обожаю, когда ты так говоришь, — проворчал Милош иронично. Чародею он позволял многое, но командовать собой старался не давать, опасно это. — Ну же, Милош, не заставляй себя уговаривать! Тебе понравится! — Очень сомневаюсь, — буркнул Милош, но под взглядом прозрачных голубых глаз всё же принялся медленно раздеваться, нарочито аккуратно складывая одежду. — Здесь очень мелко по сравнению с озерами Сенлина, — Идзуми наклонился, зачерпнул пригоршню воды и смочил плечи. — Песок. Идешь-идешь по дну, а глубже не становится. Чтобы учиться плавать самое то. Милош подошел поближе к воде и только тогда разулся. Ступни погрузились в прохладный мокрый песок. — Представляю, что начнется, когда об этом узнают, — пробормотал он. — Ничего не начнется, — отмахнулся Идзуми. Убедившись, что Темный все-таки полез в воду, он отвернулся и пошел дальше в море. — Я просто учу тебя плавать и всё. В этом нет ничего такого. — Двое мужчин, на пустынном берегу, ночью, без одежды, — хмыкнул Милош. — Совсем ничего такого. — С каких пор ты так переживаешь за свою репутацию? — Не за свою, а за твою, Первый молодой господин Катто, — Милош поравнялся с ним. — Далеко идти-то? До темноты успеем зайти хотя бы по пояс? Само обучение Милошу, конечно же, понравилось. Идзуми был внимателен и терпелив, объяснял и показывал все очень толково, поддерживал его и не скупился на похвалу. Милош чувствовал себя любимым ребенком заботливого папочки, и это было такое новое для него и необычайно сладкое чувство, что он просто не мог насытиться им. Урок плавания продолжался до темноты. Они вернулись на берег только когда звезды усыпали черное небо. В полосе прибоя долгие волны накатывали на берег и отступали. Остывший песок холодил и без того замерзшее тело, и прижаться друг к другу для того, чтобы согреться, показалось чем-то простым и естественным. Невинные объятия очень быстро стали не такими уж невинными. Пальцы скользили по влажной коже, лаская все настойчивее, соленые губы соединялись и отстранялись только для того, чтобы вновь соединиться, распущенные волосы окутывали разгоряченные тела прохладой, лезли в лицо, мешали поцелуям. Но едва Идзуми начал переходить к решительным действиям, Милош остановил его. — Не здесь, — пробормотал он в губы чародея, такие мягкие и настойчивые. — Не на пляже, пожалуйста. Песок этот потом выковыривать из… разных мест. Ненавижу песок. Идзуш… Чародей нехотя отстранился. Замечание про песок было верным, он и сам не представлял, как можно этим заниматься на пляже. До этого вечера, по крайней мере. Потому что прямо сейчас желание пересиливало все доводы разума. Жаль, что только у него. Темный лежал, закинув руки за голову и прикрыв глаза. В этой расслабленной позе Идзуми чутко ощущал отказ. И почему-то именно сейчас ему вдруг стало так обидно, что вопрос сам собой сорвался с губ. — Что ты вообще ко мне чувствуешь? Ты любишь меня? Милош открыл глаза. Этого вопроса он не ждал. Никогда. От Идзуми точно. Но чародей лежал рядом, устремив глаза в небо, и сгущающаяся вокруг них темнота и тишина говорили о том, что он ждет ответа. Милош вздохнул. Молчание затягивалось. — Что я чувствую… — начал он осторожно, тщательно подбирая слова. — Искренняя привязанность. Доверие. Благодарность. Страх потери. Желание… Можно ли из этого сложить любовь, я не знаю. По дороге обратно в город они наткнулись на табор кочевников, неизвестно как оказавшийся на берегу под самыми стенами Ланмина. Горел костер, и под резкие, но мелодичные переборы неизвестного Идзуми струнного инструмента кочевники пели свои гортанные песни, женщины танцевали, взметая вверх подолы широких юбок, красные, словно языки пламени. Звенели браслеты и монисты, мужчины подбадривали танцующих возгласами, девушки со смехом отвечали им в тон. Милош, словно завороженный, смотрел на веселящийся табор. — Это майдары, — тихо сказал он. Потянул Идзуми за руку, но тот не пошел за ним. — Иди сам, — кивнул, стараясь сдержать неизвестно откуда взявшееся раздражение. — Я подожду. Милош не смотрел на него. Выпустив руку Идзуми, пошел к костру. Кочевники встретили его, не прерывая песни и танца. Хлопали по плечам и спине, что-то говорили, размахивая руками, и он отвечал им на их наречии, смеялся и сам хлопал то одного, то другого. Красивая кочевница с волнистыми черными волосами и смуглой кожей поднесла ему чарку вина и, едва он принял угощение, увлекла за собой в танец. Стоя в отдалении от костра, Идзуми смотрел, как Милош танцует, так легко и уверенно, словно всю жизнь только и делал что танцевал. Как кружится в паре с девушкой, едва соприкасаясь пальцами, подпевает веселой песне, смеется так легко и беззаботно. Как сияет в огненных бликах венок из оранжевых цветов, неизвестно как оказавшийся у него на голове, как взметаются вслед за движениями мгновенно высохшие у костра черные длинные волосы. Смотрел и понимал: здесь Милош на своем месте. Вот его стихия. А жизнь в Ланмине — просто золотая клетка, которую свободолюбивый майдар лишь терпит. Терпит из-за него. Идзуми терпеливо ждал, когда его спутник навеселится. Спину холодил сырой ветер с моря, жар от костра заливал лицо краской, но заставить себя отвести взгляд он не мог. Одна из девушек подхватила Милоша под локоть и попыталась утянуть за собой прочь от костра, туда, где в темноте стояли полукругом высокие крытые тканью повозки. Милош вдруг повернулся к нему, нашел полным тревоги взглядом. Поднес к губам пальцы девушки, со смехом сказал что-то, и она тут же обвила его шею смуглыми руками, игриво поцеловала в щеку и ушла к подругам. Идзуми почувствовал, что, если бы Милош сейчас захотел, только высказал хоть малейшее желание, он без колебаний отпустил бы его с этими людьми. Но Милош, словно услышав его мысли, вдруг вышел из круга света и подошел к нему, тяжело дыша и выпутывая из волос растрепавшийся на отдельные цветки венок. — Ты замерз? Пойдем к костру, погреешься, — с улыбкой сказал он. — Мне не холодно, — Идзуми и не подумал расплетать сложенные на груди руки. Он изо всех сил старался, чтобы его ответ прозвучал мягко, но лед в голосе царапнул даже его собственные уши. Милош на мгновение замер. Идзуми показалось, что его взгляд потускнел, а плечи опустились. Милош обернулся к табору, махнул рукой и крикнул что-то вроде: — Ахэй, тамлэ! — Ахэй! — отозвался мелодичным многоголосьем табор. Музыка заиграла громче. Жизнь табора продолжила идти своим чередом. — Пойдем домой, — Милош приобнял одной рукой Идзуми за плечи и, развернув его в сторону Ланмина, повел к городским воротам.