Доля демонов. Том 2

Милош стоял у выхода из главного здания особняка и разглядывал украшающую перила статую лежащего тигра, посылая ядовитые взгляды в ответ каждому, кто проходил мимо. Увидев Идзуми, он слегка улыбнулся и повернулся к нему. Чародей почувствовал облегчение: похоже, Темный не обижен. Во всяком случае, не обижен на него. Возможно, за то время, что он стоит тут один, он уже успел переварить свой гнев, так что даже неплохо, что не получилось выйти к нему сразу же после окончания приема. Подойдя ближе, Идзуми обратил внимание на то, что Милош специально принарядился к празднику. Это вызвало у него невольную улыбку: в быту Темный был очень экономен и неприхотлив, на службе он появлялся не иначе как в форменном синем кимоно или изредка в подаренном Идзуми черном с ивовыми листьями, дома и вовсе носил полотняные штаны и косоворотку, но сегодня озаботился тем, чтобы выглядеть соответственно случаю. Изысканное темно-фиолетовое кимоно с широкими рукавами, расшитое пенными брызгами морских волн, и перехваченное на талии туго повязанным широким черным поясом с серебряным орнаментом, делало его как будто выше и стройнее. Когда только он успел его достать? Вместо хакама, которые Милош так и не приучился носить, на нем были обычные штаны северного кроя, из-за чего его костюм походил на одежду студентов Девятого Магистрата. Длинные волосы, которые он обычно носил свободно распущенными, были собраны на затылке в низкий сложный узел, полностью закрывающий шею, и закреплены несколькими крупными серебряными бусинами с чернеными узорами. Остановившись прямо перед Милошем, Идзуми замер, с восхищением разглядывая его. Рука сама потянулась к украшенному серебром узлу волос. Милош отстранился, недовольно посмотрел на него: – Если ты просто хотел меня потрогать, то давай не у всех на виду хотя бы. И держись подальше от волос. Цирюльник добрых три часа с ними провозился, пока понял, чего я от него добиваюсь. Я не переживу, если еще хоть кто-нибудь сегодня к ним прикоснется. – Должен признать, он не зря старался, – улыбнулся Идзуми, обходя Темного вокруг и рассматривая прическу. Милош строго посмотрел на него: – Если хоть одна прядь выбьется, тебе конец. – Пойдем! – скомандовал чародей и, не решившись взять Милоша за руку, просто пошел вперед. – Нужно место потише. Он провел Темного по засыпанным белым камнем садовым дорожкам между зарослями олеандров и дикой сливы. Они обогнули главное здание, прошли мимо нескольких резных летних беседок, пересекли квадратный внутренний двор, который явно служил тренировочной площадкой, и наконец вышли к небольшому отдельно стоящему павильону. У входа горели несколько фонариков, и их теплый оранжевый свет в густых южных сумерках придавал этому месту вид уютный и умиротворенный. Чародей остановился под растущим прямо у входа высоким деревом, сглотнул, с трудом собираясь с духом: – Я хочу извиниться за слова моего отца… – Перестань, – Милош поморщился. – Терпеть не могу, когда ты начинаешь разыгрывать из себя правильного южанина и разводить этикет. Мне все равно, что о нас думает все министерство, весь Ланмин и сам Император, и уж точно абсолютно наплевать, что скажет твой отец. Я, конечно, не рассчитывал на публичную порку, когда ехал сюда, но раз уж так вышло, не буду делать из этого трагедии. Так что, если это все, что ты хотел сказать, то я, пожалуй, пойду. – Подожди! – быстро сказал Идзуми. – Традиция требует, чтобы я провел здесь несколько дней, и я был бы рад, если бы ты согласился быть моим гостем хотя бы еще на день. Это может прозвучать для тебя немного странно, но… В этом доме прошло мое детство, я хочу показать тебе его. Для меня это очень важно. – А твой отец не будет против? – А тебе разве не все равно? – Идзуми хитро улыбнулся. – В ближайшие дни он будет слишком занят другими делами, чтобы быть против. – Аса?.. – Аса на женской половине, она давно не виделась с Маки и с моей мачехой. А когда женщины заняты друг другом, мужчины им только мешают. Да и мне ни к чему слушать женские разговоры. Большая часть гостей завтра разъедется, поэтому у меня будет много свободного времени и никакой компании. Останешься? Предложение было чертовски заманчивым. Впрочем, для Милоша все связанное с Идзуми было заманчивым. – Конечно, останусь, – Милош слегка улыбнулся. – В таком случае, – Идзуми вежливо поклонился, – чувствуй себя как дома. Эти гостевые покои я предоставляю тебе. Он повернулся, собираясь подняться по ступеням, но Милош остановил его: – Подожди! Я хочу еще кое о чем поговорить. – Мы можем сделать это внутри. Но Милош покачал головой. Что бы ни говорил Идзуми, никаких сомнений, что хозяину дома очень даже есть дело до того, как проводят время его гости, в особенности Темный архимаг. Слуги наверняка будут следить за каждым его шагом, и о том, где проводит время старший сын главы дома, вскоре будет известно всем. Одно дело невинная беседа у всех на виду, и совсем другое – общение за закрытыми дверями. Идзуми, похоже, понял его настроение, и чуть склонил голову, готовый слушать. – Помнишь проклятое томесоде? Я тут узнал о нем кое-какие подробности. Рассказать? – Конечно, рассказывай! – оживился Идзуми. – Служители монастыря Глойне в Фуяне просмотрели летописи, связались с монастырями в других городах, я тоже отправил несколько запросов в соседние магистраты… Словом, там целая история, почти легенда. О девушке из рыбацкой семьи. С раннего детства она была обручена с одним юношей, тоже из очень простой семьи, они хорошо знали и любили друг друга. Однако у него в достаточно позднем возрасте проявился Дар, и он отправился в Девятый Магистрат. Обещал, что, когда вернется, обязательно женится на ней. Пока он учился, она все ждала его и готовилась к свадьбе – сама шила себе приданое и свадебное платье, забыл, как оно у вас там называется. Словом, как и следовало ожидать, когда юноша вернулся, он тут же получил неплохое место в городе, и богатые невесты выстроились в очередь к его дому. Родители, конечно, запретили ему жениться на бедной девушке. Выбрали другую, назначили свадьбу. Девушка, что ждала его, сходила с ума от горя, заперлась в своем доме и много дней никуда не выходила. А в день свадьбы отправилась поздравить его, и в знак того, что не держит зла подарила невесте прекрасное томесоде, которое сшила сама. Вернувшись домой, она повесилась. А невеста на следующий день после свадьбы надела, значит, это платье, споткнулась на высокой лестнице, упала и сломала себе шею. После ее похорон томесоде исчезло. Возможно, в суматохе его забрал кто-то из прислуги и потом тайком продал. Идзуми задумчиво покачал головой: – Немного странно для невесты было надеть такой подарок, как ты думаешь? – В легенде сказано, что это томесоде отличалось неземной красотой, и она просто не смогла устоять. Я думаю, эта вещь обладает чем-то вроде демонического очарования и может подчинять себе волю человека. Чародей задумался. – Я слышал, что даже обычные люди иногда могут изготовить наделенные магией предметы, но чтобы настолько сильные артефакты… – О, это очень даже возможно, – возразил Милош. – Ненависть, горе, любые сильные чувства привлекают Тьму. Иногда достаточно совсем немного ее направить, чтобы получить проклятие. Девушка вышивала это томесоде много дней, скорее всего, для себя. А когда узнала, что ей не суждено его надеть, это оказалось для нее такой глубокой болью, что достаточно было добавить несколько стежков, чтобы получился мощный темный артефакт. Даже если она этого не хотела. Идзуми кивнул. Теперь ему казалось, что что-то такое им рассказывали во время изучения Темных искусств. Проклятия, стихийные всплески способностей у обычных людей, ритуалы и слова, которые неожиданно обретали магическую силу – все это возможно. Раз уж и Милош так говорит… Тут он посмотрел на Темного с любопытством: – А ты помнишь, как проявился твой Дар в первый раз? И, не дожидаясь ответа, начал рассказывать сам: – Я хорошо помню. Мне было четыре года. Мама ушла, няня тоже на несколько минут оставила меня одного. Я сидел во внутреннем садике наших с матушкой покоев и складывал из бумаги разные фигурки. Я тогда мало что умел складывать, у меня редко что-то получалось как следует. И вот я сидел и пытался сделать журавля. Помню, что очень долго не мог правильно сложить бумагу, но я не злился. Просто пробовал снова и снова. А потом он как будто сам сложился у меня в руке. И вот я стою посреди сада, на моей ладони красивый бумажный журавлик, я зову няню, чтобы показать ей. И тут он взлетел и начал кружить надо мной. Я смотрел на него и смеялся, потому что знал, что стоит мне захотеть, и он сам вернется в мою руку. А еще я в то же время как будто видел себя со стороны, сверху, как если бы сам был этим журавликом. И вдруг раздался крик няни, которая увидела, чем я занимаюсь. Я отвлекся на звук, и журавлик упал на землю. Я очень рассердился, но она кинулась меня обнимать и так плакала, что я оторопел. Я спросил, почему она плачет, ведь я не ругал ее, и она ответила, что плачет от радости, потому что я маг, и от грусти, потому что это значит, что мы с ней скоро расстанемся. А у тебя как было? Ты помнишь? Милош как будто задумался. Первое проявление Дара не у всех такое яркое, не всегда понятно, что именно произошло. И уж, конечно, парящие в воздухе журавлики – это совсем не про него. – Я помню, – ответил он, кивнув для убедительности. – На меня упало тележное колесо. – Что? – Идзуми удивленно моргнул. – Колесо от телеги, – пояснил Милош. – Знаешь, у нас в Дарнице телеги такие есть, самые простые из досок сколоченные: дно да три борта на двух колесах. А колеса эти огромные, высокие такие, взрослому мужчине до груди достают. Ну и я тогда был ниже этого колеса. Года, наверное, четыре мне было, а может и больше, раз помню. Отчим куда-то собирался, то ли на ярмарку, то ли на подработку. Лошадь одолжил у соседей, телега, вроде, наша была. Пока он вещи укладывал, я рядом вертелся с братьями, то подать, это принести. Он торопился, бранил нас. И в суматохе кто-то меня оттолкнул с дороги, и я спиной в это самое колесо прилетел. Так ударился, что аж сел. Под колесами грязь, я пытался встать, да руки-ноги только скользили по ней без толку, даже отползти не получалось. Слышу: скрип такой громкий сверху. Тут-то мне на голову это колесо и упало. С размаху, сильно так ударило, аж надвое раскололось. Телега перевернулась, весь скарб в грязь. А я сижу, головой мотаю, не могу понять, как это меня не убило. Отчим меня потом за это колесо так драл, что лучше бы в самом деле убило… Идзуми улыбнулся. Раньше, когда он только познакомился с Милошем, такой рассказ его бы раздавил, заставил бы много дней корить себя за неуместный вопрос и за то, что заставил коснуться таких неприятных воспоминаний. Но теперь он знал, что такая откровенность со стороны Милоша сама по себе – большая ценность. – Спасибо, что рассказал, – сказал он. – Ерунда, – буркнул Милош. – Может, это вовсе и не оно было. Но мне кажется, что я тогда впервые увидел Тени. Они скользили куда-то прочь от меня, совсем неприметные, но так много. Как будто ветер нес над самой землей черную паутину. А может быть, я тогда просто сильно головой ударился. – Чудесное спасение – одно из возможных проявлений Дара, – улыбнулся Идзуми. Милош закатил глаза и сменил тему: – Почему твой отец так на тебя взъелся? Неужели действительно из-за меня? Он же знает истинную причину, почему вы с Асой не спешите с наследниками? – Знает, – Идзуми поджал губы. – Мой предшественник, я имею в виду своего дядю, у которого тоже был Дар, умер очень рано и не оставил после себя наследников. Его ветвь прервалась, остался только отец. Понятно, что он беспокоится о продолжении рода, о том, чтобы Дар передавался дальше по нашей линии, а не по одной из побочных. – А Оями, что, не считается? Он, я так смотрю, старается изо всех сил. Идзуми криво усмехнулся. – Мне кажется, отец не уверен в том, что Оями – его сын. Милош расхохотался. Так искренне, что Идзуми стало даже немного обидно. Он нахмурился и молча ждал, когда Темный насмеется и что-нибудь скажет. Наконец Милош чуть отдышался, вытер слезы в уголках глаз и произнес: – Я не знаю, что там думает твой отец, но вы все трое – как отражения одного человека в зеркале. Только волосами и различаетесь! Вы даже хмуритесь одинаково. Вот здесь, в середине, – он указал себе на лоб, – появляется такая длинная складка… Вот, вот как у тебя прямо сейчас! Ты тоже сомневаешься? Брось! Семейное сходство видно сразу! – Я думал, для тебя все южане на одно лицо, – пробормотал Идзуми. – Раньше так и было, – хмыкнул Милош. – Ладно, Первый молодой господин Катто, не знаю, как ты, а я за сегодня устал. Уже поздно. Давай расходиться. – Конечно. Спокойной ночи, – на что бы ни рассчитывал Идзуми, он не подал вида. – Спокойной ночи.

***

Разбудил Милоша деликатный стук в дверь. С трудом разомкнув слипшиеся за ночь веки, Милош приподнялся на локте и рассеянно вгляделся в голубоватый сумрак комнаты. Солнце наверняка еще не взошло. Жаровни погасли за ночь, в воздухе висела неприятная осенняя сырость, едва ли отличавшаяся от уличной. Тихий стук повторился. «Вот же неймется кое-кому показать мне свое роскошное имение», – пробормотал Милош недовольно. – Да? – откликнулся он, стараясь, все же, чтобы голос звучал не слишком сонно: в Южной Империи мужчине надлежит быть ранней пташкой. – Милош-о! Катто-о просит вас прийти как можно скорее! Милош узнал голос Хадзи. Сдернул с ширмы верхнее кимоно, неспеша начал одеваться. – Передай, что я иду! – Я провожу вас к господину! Милош завязал пояс, заткнул за него кривой нож и привычным движением собрал волосы в пучок на макушке. Подвязал лентой – не то чтобы очень изящно, но лучше чем явиться растрепанным после сна. Отодвинул седзи, кивнул слуге: – Я готов. Тот молча поклонился и уверенно повел его через сад. Милош шел за ним, погруженный в свои мысли. В животе шевелилось какое-то неприятное ощущение, словно от дурного предчувствия, но скорее всего, это просто голод. Остается надеяться, что Идзуми, прежде чем начать свою увлекательную экскурсию, не забудет про завтрак. Следуя за Хадзи, Милош с удивлением обнаружил, что они, похоже, каким-то образом оказались на женской половине особняка. В Южной Империи покои женщин обычно располагались отдельно от мужских. В Ланмине и на побережье богатые люди чаще всего выделяли каждой из жен отдельные домики, в северных магистратах обычно строили большие павильоны с отдельными покоями для каждой. И вот сейчас, судя по всему, они находились в одном из таких павильонов. Беспокойство, поселившееся внутри, усилилось. Появиться в этом месте чужому мужчине, да еще в такой ранний час не просто невежливо – совершенно недопустимо. Как бы не вышло чего плохого. Милош уже хотел было спросить Хадзи, какого черта они здесь делают, но тут они свернули в очередной узкий коридор, и он увидел самого господина Катто Хикару, а с ним и взволнованного Идзуми и мрачного Оями. Все трое стояли у закрытой двери. И господин Катто и двое его сыновей, несмотря на ранний час, были опрятно одеты и аккуратно причесаны. Милош со своим нелепым узлом на голове и в небрежно надетом кимоно выглядел на их фоне, должно быть, настоящим пугалом. Завидев Милоша, Идзуми в смятении кинулся навстречу. Ухватил его за рукав и потянул к остальным. Милош послушно последовал за ним, изо всех сил давя свое любопытство, так как задавать вопросы в подобной ситуации, да еще и в присутствии старшего члена семьи, было крайне невежливо – об этом он прекрасно знал. Господин Катто нехотя ответил на его глубокий вежливый поклон. Под поджатой нижней губой пролегла глубокая складка. Такая же, только вертикальная, перечеркивала лоб ровно пополам. Милош хорошо знал этот взгляд. В нем отчетливо читалось «байсин», северный варвар. Милош опустил глаза, радуясь, что именно такого поведения требует от него южный этикет. – Хорошо, что ты пришел, – серьезно сказал Идзуми, как будто у Темного был выбор, приходить или нет. – С Минако плохо. – Я не целитель, – тихо отозвался Милош. Он не мог сообразить, кто такой или такая Минако и чем именно он может помочь. Катто Хикару поджал губы: – Целительница уже у нее. Я удивляюсь как весь дом не сбежался на ее крики этим утром. Цумэ позвала целительницу, а та запретила кого-либо пускать. Милош слегка поклонился в знак того, что понял сказанное. Посмотрел на дверь и только теперь обратил внимание на приклеенные с обеих сторон от нее парные надписи с пожеланиями богатства и благополучия. Так это спальня невесты! В Южной Империи супруги спали раздельно, даже в самом начале совместной жизни. Это на Севере приятно ночами греться, прижимаясь друг к другу, в жарком же климате подобная близость может только раздражать. Быстрая тень мелькнула внизу под самыми раздвижными створками, словно Тьма лизнула бумагу. Седзи разошлись, и сквозь узкий проем проскользнула побледневшая и взволнованная Аса. Она тут же захлопнула створки, не позволяя мужчинам даже мельком заглянуть в комнату. Милошу показалось, что в том взгляде, который она бросила на старшего господина Катто, скользнуло что-то вроде презрения. Но она тут же взяла себя в руки и вежливо поклонилась мужчинам. – Катто-о, Второй молодой господин Катто, Милош-о, мой драгоценный супруг! У госпожи Минако сейчас целительница, она просила не шуметь. – Что с ней, Аса-то? – тихо осведомился господин Катто. На обычно безмятежном и мягком лице Асы промелькнула тень, глаза сверкнули сталью. Она поклонилась и не поднимая глаз ответила: – У Минако-о ужасные синяки по всему телу, целительница сказала, что внутренние органы сильно повреждены, она может не выжить, – ее голос был тверд и холоден, но все же слегка дрогнул в конце фразы. В тишине Идзуми вскинул подбородок и сделал шаг в сторону отца. Тот повернул к сыну голову и сузил глаза: – Ты думаешь, я мог сделать такое с невинной молодой девушкой? Да как тебе не стыдно! Идзуми задохнулся, опустил взгляд: – Прости, отец. Я не знаю, что думать. Мой долг узнать, что произошло. Господин Катто фыркнул. – Сегодня ночью, если ты хочешь знать, на ее теле не было ни единого синяка. Она была весела и полна сил, – ядовито проговорил он. – Я был с ней до самого утра и за это время ни разу… – Отец, не надо! – Оями тоже шагнул к господину Катто, успокаивающе положил руку на его плечо. Катто Хикару раздраженно дернул плечом, сбрасывая ладонь сына, в ярости повернулся к нему. – Что значит не надо? Родной сын подозревает меня черт знает в чем! Но ему хотя бы хватило смелости не делать вид, что это не его дело. Оями отступил, смиренно опустив голову. Милош еще никогда не видел его таким смущенным. Тут он понял, что совершенно бессовестно глазеет на участников сцены, при которой, по-хорошему, вообще не должен бы присутствовать, и поспешно отвел взгляд. В этот момент створка двери вновь сдвинулась в сторону, и из комнаты невесты вышла невысокая женщина в темном кимоно с короткими рукавами поверх голубой нижней рубашки, узкие рукава которой были закатаны до локтя, открывая всем взглядам Серебряный браслет Девятого Магистрата на правой руке. Целительница поклонилась и, глядя в пол, проговорила: – Господин Катто, к сожалению, ваша супруга покинула наш мир. Катто Хикару, ни слова не говоря, резким движением отстранил целительницу и вошел в комнату супруги, закрыв за собой седзи. – Что с ней случилось? – голос Оями прозвучал жестко и повелительно, словно и не он тут только что смущенный отповедью отца глаза долу держал. Целительница, не глядя на него, снова поклонилась и заговорила: – У госпожи Катто сломаны ребра, кости рук и бедер, поврежден позвоночник, почти все внутренние органы тоже повреждены. Сильное внутреннее кровотечение. Я ничего не успела для нее сделать, только наложила снимающие боль чары, чтобы она не страдала. – В чем может быть причина, как по-вашему, Сато-о? – мягко спросил Идзуми. Целительница покачала головой. – Такое впечатление, словно она упала с большой высоты. Или… - она замялась, словно не решаясь сказать что-то вслух. Например, что молодая женщина была избита. - Или как будто ее тело сдавили тисками. Не знаю, что могло бы сотворить с человеком подобное. – Магия? – быстро спросил Оями. – Я не знаю, я ничего не заметила. Тьма… – от одного этого слова целительница вздрогнула и бросила быстрый взгляд на Милоша. – Я чувствовала Тьму, но рядом с умирающими это часто бывает. Какой бы ни была причина, ее смерть была неизбежной и очень мучительной. В тишине раздался сдавленный всхлип. Милош обернулся на звук и увидел Асу. Та стояла, прижав ко рту тыльную сторону ладони, в глазах ее блестели слезы. Идзуми поджал губы, шагнул к жене, прижал ее к груди, и заслонил плечом, чтобы никто не видел лица. Даже женщинам в Южной Империи не подобает так открыто проявлять эмоции. Публичные объятия тоже не приветствовались, но сейчас это не имело большого значения. Милош подумал, что Аса и долго сдерживалась, ведь она только что помогала целительнице и наверняка одной из первых пришла в комнату невесты. Идзуми тихо сказал ей несколько слов, его голос звучал мягко и ласково, пальцы поглаживали чуть подрагивающую спину, губы едва-едва коснулись волос на макушке намеком на поцелуй. Милош почувствовал, что снова смотрит на то, чего видеть не должен, и отвернулся. – Нужно войти туда и осмотреть тело, – сказал он то, что должен был хоть кто-то сказать. – Иди, – отозвался Идзуми, не выпуская жену из объятий. Милош непонимающе посмотрел на него. Перевел взгляд на Оями. Тот согласно кивнул. – Он хорошо придумал, что позвал тебя, – сказал он. – Ты, хоть и мужчина, но не родственник. К тому же, твоя должность и ранг позволяют осмотреть комнату. И тело. Тут-то Милош и понял все. Опустил голову, чтобы никто не видел его улыбку, такую неуместную в этот тяжелый момент. Два брата борются за благосклонность отца, хотя, казалось бы, делить им нечего. Идзуми наверняка заранее подозревал мать Оями в желании как можно скорее избавиться от соперницы. Оями, разумеется, хочет доказать обратное. Ох, как бы не сам Идзуми придумал позвать Темного архимага на эту свадьбу… И что же ему теперь делать? По всей видимости, южные традиции не позволяют ни Идзуми, ни Оями войти в комнату новоиспеченной мачехи. А он, хоть и гость, все же должностное лицо. Значит, ему и действовать. Милош вздохнул. В любом случае, сначала хорошо бы разобраться, что произошло. – Сато-о, – обратился он к целительнице, – вы не заметили на теле госпожи Катто ничего странного? Необычные родинки, отметины, следы? Может быть, что-то в самой комнате вам показалось подозрительным? – У госпожи Катто все тело в свежих кровоподтеках, это само по себе необычно, – склонив голову, проговорила целительница. – На теле я не видела никаких особых меток, но я не слишком в этом разбираюсь. Что касается комнаты… я была слишком занята с пациенткой, и не обратила внимания на комнату. Присутствие Тьмы ощущалось, но это нормально, когда человек умирает… вы, наверное, и сами знаете. Простите, я должна идти. Здесь я уже ничем не могу помочь. Быстрым шагом, не поднимая глаз, она ушла. Многие целители не переносят присутствие Тьмы и стараются избегать ее. Поэтому и с темными магами мало кто из них соглашается иметь дело. Умирающие привлекают Тьму, ее след остается еще какое-то время вокруг мертвого человека. Конечно, целительнице не хочется сейчас здесь находиться. Милошу совсем не хотелось входить и нарушать уединение супругов, пусть один из них и покинул мир живых. – Аса-то, – обратился он к супруге Идзуми, стараясь не смотреть на нее. – Что случилось утром? – Минако-о готовилась к утренней встрече с супругом, - Аса уже справилась с волнением, ее голос был тихим, но твердым. - По традиции, молодая жена должна первой войти утром в комнату супруга, принести ему завтрак, помочь одеться и привести волосы в порядок. Поэтому Минако-о встала очень рано. Служанка помогла ей одеться, сделала прическу, и ненадолго отлучилась, чтобы принести украшения. И тут Минако-о стало плохо, она упала на пол и громко закричала от боли. Служанка подумала, что та ударилась, когда упала, и тут же побежала за помощью. Разбудила меня и госпожу Катто, мы тут же пришли. Госпожа Катто отправила прислугу за целительницей, а сама пошла будить мужчин, потому что испугалась, что на дом напали. Хотя я сразу же осмотрела комнату и не нашла следов вторжения, мы решили, что так будет правильно. Я все время была в комнате с Минако-о. Минако-о ничего не могла сказать, только кричала от боли – мы не знали, что и думать. Я помогла ей лечь в кровать, сняла с нее томесоде, чтобы легче дышалось. А потом пришла целительница и я помогала ей. Больше расспрашивать не имело смысла. Скоро придут слуги, чтобы унести тело – в Южной империи не принято долго держать покойников в доме. Тогда осмотреть умершую спокойно не получится. Милош отодвинул створку двери и вошел в комнату. Господин Катто сидел у постели своей супруги и держал ее за руку. Выражение его лица было таким, что Милош тут же захотел уйти, а еще лучше провалиться сквозь землю. – Катто-о, простите, – тихо проговорил он. – Убирайся! – голос хозяина дома звучал грубо и повелительно, слишком грубо для обращения с гостем. – Я сочувствую вашей утрате, Катто-о, но я должен осмотреть тело. Здесь может быть замешана магия. Если дело в темной магии или проклятии, то оно может перекинуться на вас или других членов семьи. Я помогу не допустить этого. – Наша семья и без того проклята! – резко сказал господин Катто, оборачиваясь к нему. – А ты… То, что вы с моим сыном задумали, может сделать только хуже. Первое наказание за это уже последовало! Милош покачал головой: – Едва ли это может быть наказанием. Киса… демону не выгодно, чтобы ваш род прервался. Ему нравится, когда есть возможность выбирать. Прошу вас, позвольте мне осмотреть тело. Господин Катто нехотя поднялся и отошел в сторону. – К сожалению, я не могу тебе это запретить. Впрочем, не важно, я слышал, ты не интересуешься женщинами. – Мертвыми уж точно, – пробормотал Милош себе под нос. И добавил чуть громче: – эти слухи несколько преувеличены, но я ценю ваше доверие. Он опустился на колени и откинул с тела покрывало. Целительница нисколько не преувеличивала: травмы выглядели действительно чудовищными, ребра деформированы, предплечья и бедра неестественно изогнуты, по всему телу, рукам и ногам темнели кровоподтеки. Над телом вился след Тьмы, но довольно слабый, какой обычно и бывает у умерших. Постепенно он растает, и к моменту сожжения тела исчезнет совсем. Но в комнате присутствовало что-то еще, не прямая угроза, а какой-то слабый фон, который вызывал у Милоша смутное беспокойство. Он коснулся запястья умершей, запустил легкий импульс, чтобы открыть метки проклятий, если они есть. Ничего. – Простите за беспокойство, – он поднялся и оглядел комнату. Аса права, никаких следов нападения, даже на тонком уровне он не чувствовал постороннего присутствия. И это беспокоило его больше всего. – Хотя на теле нет следов проклятия, но все же это очень подозрительная смерть. Нужно будет допросить служанку. Но сначала нужно как следует осмотреть комнату, во избежание… неожиданностей. Мне нужна помощь. Вы позволите позвать сюда вашего старшего сына? – Не раньше, чем уберут тело, – отрезал господин Катто. – Но тогда может быть уже поздно. – А сейчас разве еще не поздно? Милош заставил свое лицо принять как можно более смиренное выражение. – Катто-о, я понимаю, что вы рассержены и, конечно, расстроены случившимся. И обо мне у вас уже сложилось не самое лучшее мнение. Но здесь явно замешана темная магия. И если не разобраться во всем прямо сейчас, то могут пострадать и другие люди. В доме сейчас много людей: ваши гости, дети, внуки. Я знаю, что вы благородный человек и не допустите, чтобы кто-то из них пострадал. Милош замолк, склонившись в поклоне, должно быть, недостаточно глубоком и почтительном, но тут он ничего не мог с собой поделать – трудно заставить тело выразить то, чего нет на душе. Он старался смотреть в пол, чувствуя на себе тяжелый взгляд господина Катто. Тот долго молчал. Милош уже решил, что он не ответит и просто выставит его за дверь. Возможно, силой. Но наконец господин Катто тяжело вздохнул и проговорил: – Мой долг заботиться о гостях. Даже о тех, кто мне не нравится. Зовите, кого сочтете нужным, Милош-о. Милош скрыл вздох облегчения. Он аккуратно закрыл тело покрывалом – осмотр больше не требуется, – и подвинул ширму так, чтобы скрыть кровать от посторонних глаз. Быстро подошел к двери, на мгновение задумался, прежде чем открыть ее, и сдвинул створку. – Первый молодой господин Катто, Второй молодой господин Катто, мне нужна ваша помощь, – он выразительно посмотрел на одного и другого. Покачал головой встрепенувшейся было Асе: – пожалуйста, только мужчины. Они вошли вместе, оба церемонно поклонились отцу, произнеся какую-то сложную вежливую формулу, точного содержания которой Милош не разобрал. После чего Оями тут же подошел к господину Катто, а Идзуми посмотрел на Темного. – Это убийство, – просто сказал тот. – С применением темной магии. Ему не понравился радостный блеск в глазах Идзуми, который появился при этих словах. Юная ни в чем не повинная девушка умерла, а он радуется, что сможет досадить мачехе. И еще не известно, причастна ли та вообще к случившемуся. – Нам нужно найти источник. Или катализатор, – громко сказал Милош, чтобы Оями тоже услышал. – На теле и рядом с ним я проверил, там ничего нет. – Она ела что-нибудь? Или пила? – поинтересовался Идзуми. – Она должна была разделить со мной трапезу, – ответил господин Катто довольно резко. – Конечно, она ничего не ела! – Может быть, ее убила какая-то темная сущность, - проговорил Милош. - Тогда мы еще можем найти следы. Оями-о, будьте готовы на всякий случай. Он и Идзуми начали медленно обходить комнату по периметру. Милош запускал короткие импульсы, не рискуя призывать тени при мертвеце, иначе они могли бы захватить тело. Это не доставило бы особых хлопот, но точно было бы неприятно для господина Катто. Идзуми снял с пояса шелковый шнурок с темно-зеленой нефритовой бусиной и медленно шел, держа его за длинный конец и следя за его движениями. Оями стоял наготове, чтобы в случае опасности защитить отца. Поиски не давали ничего. Легкий фон Тьмы все еще вился вокруг тела и скрывающей его ширмы, но это ни о чем не говорило. В конце концов Оями потерял терпение: – Вы слишком долго ищете! Признайте уже, что здесь ничего нет. Мы попусту теряем время! Милош готов был признать, что Оями прав. Он подошел к кровати, чтобы в последний раз осмотреть все вокруг нее. Неловко задел ширму, но тут же подхватил, не позволив упасть. Вернул на место упавшее с нее черное кимоно. Слегка нахмурился, рукой отряхнул пыль с вышивки на подоле. Быстро подошел к Идзуми: – Нужно закрыть все окна, – тихо сказал он. – Хорошо, – Идзуми с готовностью кивнул, – Ты что-то нашел? – Томесоде, – едва слышно прошептал Милош, глазами указав на ширму, – похоже, то самое. Я узнал узор. Идзуми взмахнул рукой, и окна с громким стуком захлопнулись. Оями и господин Катто вздрогнули от неожиданности. – Нашли что-то? – спросил Оями. Милош приложил палец к губам и покачал головой: – Катто-о, вы знаете, что это за вещь висит на ширме? Она вам знакома? Господин Катто склонил голову набок и посмотрел на томесоде, точно не понимал вопроса. Не решившись подойти ближе, сощурился, разглядывая, затем произнес: – Должно быть, это томесоде, которое моя Вторая супруга собиралась надеть сегодня. Первая супруга специально заказала его для нее в подарок… Оями скрипнул зубами. Милош и Идзуми переглянулись. – Катто-о, прошу вас, выйдите из комнаты, – сказал Темный. – Здесь небезопасно. Но не успел хозяин дома сделать ни шагу, как дверь распахнулась, и в комнату вошла сама Первая супруга госпожа Катто Цумэтомо. – Дорогой, я услышала эту ужасную новость и пришла, чтобы… – начала она. Ширма с грохотом упала. Висевшее на ней томесоде метнулось в сторону женщины. Идзуми молниеносно кинулся к Цумэтомо и вытолкал ее в коридор. С громким стуком сдвинул седзи. Повернулся, закрыв их своим телом. Оями загородил собой отца и замер, направив меч в сторону Милоша. Милош стоял в двух шагах от Идзуми, в его руках билось и извивалось черное томесоде с красным шитьем по подолу, норовя не то выскользнуть из рук, не то обмотаться вокруг своего противника. Но Темный держал крепко, хотя, судя по напряженному выражению лица, это давалось ему нелегко. Густая дымка Тьмы окутывала его руки и вилась вокруг платья. – Идзуми, – позвал он сквозь зубы. – Будь любезен, развяжи мой пояс. Пусть Идзуми и знал, что Милошу проще колдовать, когда на одежде нет узлов и волосы распущены, такая просьба не могла не смутить его. Он невольно взглянул в сторону отца. Тот неприязненно хмурился. – Быстрее, – поторопил Милош. Платье отчаянно вырывалось, он едва держался на ногах. Идзуми решительно подошел к нему сзади, протянул руки и движением, которое не мог назвать для себя непривычным, ослабил узел пояса, сдернул его, а через мгновение колебаний снял и скрепляющую волосы черную ленту. Милош вздохнул с облегчением, когда почувствовал, как по плечам и спине рассыпались тяжелые волосы. – Прости, – едва слышно сказал он, – ты единственный здесь, к кому я мог обратиться с этой просьбой. А теперь отойди. Идзуми отскочил в сторону. Милош взмахнул томесоде, словно хотел подбросить его в воздух, и несколько раз повернулся вокруг своей оси, быстро просовывая в рукава сначала одну, затем другую руку. Замер, обхватив себя руками, чтобы не дать платью соскользнуть. Зажмурился готовый вытерпеть сдавливающую тело пытку. Но ничего не почувствовал. И все же стоило подстраховаться. – Завязывай, – сказал он, глядя на Идзуми. – Только покрепче. Тот быстро подошел к нему, держа пояс на весу. Обнял за талию, наматывая пояс в два оборота и завязал спереди аккуратный и прочный узел. Милош похлопал себя по бокам, проверяя. Платье село как влитое и сбежать больше не пыталось. – Ты в порядке? – с беспокойством спросил Идзуми. – Кажется да, – Милош неуверенно кивнул. Женская одежда южан, на его взгляд, мало отличалась от мужской, но ему все равно было неловко в ней и еще больше неловко оттого, что на него смотрят. – Похоже, не предполагалось, что эту вещь наденет мужчина, так что сейчас она ничего не может сделать. Но на всякий случай нужно найти безопасное место, где мы сможем ее уничтожить. Оями медленно подошел к нему, смерил холодным взглядом. – Это то самое проклятое томесоде? – спросил он Милоша. – Да, во всяком случае узор похож на тот, что я видел в Фуяне, – ответил тот честно. – Не представляю только, как оно могло оказаться здесь. – Это мы еще выясним. Оями вздернул подбородок и с презрением посмотрел на старшего брата. – Небрежность в расследовании, пренебрежение своим долгом и поручением, которое привело к человеческим жертвам. Я не могу оставить это безнаказанным. – Ваша матушка, драгоценный младший брат, подарила эту вещь невесте отца, – процедил Идзуми, с вызовом глядя на него, – этот случай еще предстоит расследовать, так как злой умысел очевиден. – Не может быть никаких сомнений, что моя мать не могла знать, что за вещь ей продали. Она отдала большие деньги за это томесоде. И, если бы не ваша беспечность, драгоценный старший брат, Минако-о была бы жива, а моя благородная мать, которая относилась к ней с теплотой и любовью, избавлена от грязных подозрений. Так что не надейтесь, что вам двоим удастся избежать наказания. Идзуми молча поклонился, хотя его грудь сдавило от гнева так, что он едва не задохнулся. – Это все только моя вина, Катто-о, – услышал он над ухом голос Милоша. – Приношу свои извинения. Расследование было поручено мне, но я недооценил, насколько серьезно положение, и подверг опасности жизни людей. Готов понести наказание. – Не сомневайтесь, наказание будет суровым. Идзуми слегка приподнял голову, чтобы понять, к кому обращена эта фраза. Милош стоял в смиренной позе, выставив руки вперед в вежливом извиняющемся поклоне и прикрыв глаза, словно бы в искреннем раскаянии. Хотя, кто знает, может быть, это оно и было. Оями смотрел на него с яростью, его лицо побелело, напряженные губы чуть подрагивали. Министр развернулся, резко взмахнул широким рукавом, обдав склонившихся перед ним мужчин ветром с ароматом сандала и лимона и покинул комнату. – Тебя теперь понизят в ранге, – тихо проговорил Идзуми, не разгибаясь. – Свинарники хоть чистить не заставят? – хмыкнул Милош. И дождавшись отрицательного кивка продолжил: – Тогда пусть понижают. Оями покинул родной дом тем же вечером в сопровождении сыновей, своей супруги и Асы, которая все это время присматривала за ней, оберегая от тревожных вестей, и вызвалась сопровождать ее домой. С Идзуми младший брат даже не попрощался, хоть это и было крайне невежливо, но в данном непростом случае рабочие отношения удивительно гармонично совпали с личными и его поступку можно было найти оправдание. Что касается проклятого томесоде, то Идзуми позвал на помощь двоих магов из местных. Вчетвером они заперлись в комнате Идзуми, ко всем входам и выходам приставили охрану и несколько часов по лоскуту срезали и тут же сжигали томесоде в специальных закрытых жаровнях. Милош вытерпел эту процедуру достойно, хотя она не могла его не смущать. К тому же, так долго носить пропитанную Тьмой проклятую вещь даже для него оказалось тяжело, и к вечеру, когда они наконец-то закончили, он совершенно обессилел. Как ни были осторожны маги, все же великолепное новое кимоно Милоша было безнадежно испорчено. Идзуми с сожалением смотрел на испещренную разрезами и прорехами расшитую ткань. – Прости… Так жаль, – сказал он. – Я знаю хорошего мастера, он сможет восстановить. Я оплачу. – Делай что хочешь, – ответил Милош, – мне все равно оно не нравилось. – Неправда, – улыбнулся Идзуми. – Конечно, нравилось. Такое красивое. Жаль, что ты раньше его не носил. – Я привык к своему ивовому. Это слишком торжественное. Идзуми кивнул задумчиво, принес одно из своих кимоно – темного зеленого цвета, расшитое сосновыми ветвями и цветами сливы, и протянул Милошу. Тот отступил на шаг, убрал руки за спину. – Может, не стоит гербовое… Другое, может быть, есть… – начал он. – Ты часть моей семьи, – твердо ответил Идзуми. Милош принял из его рук кимоно, стараясь не обращать внимание на то, как больно кольнуло его в душе слово «часть». Пока он переодевался, чародей открыл седзи во внутренний дворик, где зеленеющая на деревьях листва отбрасывала причудливые тени на гладкие округлые камни дорожек, а подернутый по краям тонкой корочкой льда ручей тихо перешептывался с ветром в кронах. В воздухе пахло сыростью и снегом, но небо оставалось ясным и полным звезд. – Этот сад только мой. Из других покоев его не видно, - пояснил он. Идзуми ушел, чтобы отпустить охрану и проводить своих помощников, а Милош сел поближе к двери в сад, с удовольствием вдыхая прохладный воздух. После нескольких часов в нагретой жаровнями комнате, прохлада не бодрила, а наоборот, усыпляла. Милош хотел пойти в свою комнату, не дожидаясь Идзуми, но понял, что сам ни за что ее не найдет, а проводить его некому. Прошло немного времени и дверь отворилась. Слуги принесли горячее вино и закуски – то, что осталось от богатого свадебного стола. Милош не успел притронуться к еде, как явился Идзуми. Он с изможденным вздохом опустился рядом с Темным, уткнулся лицом в его плечо и простонал: «Как же я устал!». Милош обнял его одной рукой, прижал к себе, медленно погладил напряженную спину сверху вниз, и еще раз, и еще, пока сведенные судорогой мышцы не расслабились. Вскоре Идзуми отстранился: минута слабости прошла. Как ни в чем не бывало улыбнулся, налил им обоим вина. – Ты как? – Не хочу ли поплакать у тебя на плече? – улыбнулся Милош. – Нет уж. Сегодня меня трогали столько рук, я боюсь, больше прикосновений я просто выдержу. А после всего, что я услышал вчера… После всех этих взглядов… Мне до сих пор хочется вымыться. Это ты попросил отца меня пригласить, м? Идзуми отстранился, заморгал. – Ты думаешь, это я?.. Но я ведь сказал, я не знал, что ты будешь здесь! Не веришь? Милош с сожалением покачал головой. Идзуми поджал губы. – Я хотел познакомить отца с тобой, да он и сам о тебе не раз спрашивал. Свадьба, конечно, хороший повод. Но… нет, Милош, я действительно не знал. И я бы не стал делать это так. Какое-то время они молчали. В конце концов Милош накрыл руку Идзуми своей и слегка сжал. Идзуми улыбнулся, шевельнул пальцами в ответ: извинения приняты. – Не знаю, что на него нашло. – Для меня это дико, но твоя семья действительно боится потерять благосклонность демона. Твой отец думает, что ты поступаешь неразумно, но… он, конечно, не может ненавидеть своего старшего сына. Куда проще обратить свой гнев на странного нелепого байсина, который к тому же идет кривой дорожкой Темных искусств… – Завтра начнутся приготовления к похоронам, мне придется самому тут всем заниматься, – проговорил Идзуми, обходя неприятную тему. – Аса останется в Ланмине, не хочу привлекать ее еще и к этому. Оями весь в делах, – при этих словах Идзуми почему-то улыбнулся. – Может быть, ты сможешь остаться? Милош покачал головой: – Боюсь, если я останусь, то пропущу нагоняй от Оями. Не могу этого допустить. Идзуми тихо засмеялся и с удовольствием отпил немного вина. Милош задал давно мучивший его вопрос: – Это правда, что твоя мачеха подарила это томесоде? – Это уже не важно. Милош смотрел на чародея и не мог подобрать слов. В конце концов он подавил эмоции и осторожно спросил: – Разве мы не должны арестовать ее или хотя бы допросить, это же явный злой умысел… Идзуми покачал головой. – Нет, Милош, мы никого не будем арестовывать и допрашивать. Это семейное дело. Отец отказался в чем-либо обвинять Цумэтомо. В чем-то он прав, она могла… я сказал, могла, не нужно делать такое лицо!.. могла не знать, что ей подсунули проклятую вещь. Продавца накажут, без сомнений. Ее – нет. – Я не понимаю, почему твой отец так поступает. Он показался мне достаточно разумным человеком… – Как раз потому что он разумный человек, он так и поступает, – Идзуми заложил руки за голову, потянулся, расправляя плечи. – Он только что потерял молодую супругу и не хочет лишиться еще и старшей. По нашим законам, жена принадлежит мужу. Он волен даже убить ее, если захочет. Так что, в крайнем случае, возьмет вину на себя, выплатит штраф ее семье и все на этом. Цумэтомо ничего не грозит. Хорошая новость в том, что нам тоже. Милош с трудом подавил поднявшийся в груди гнев. Никогда он не поймет этих ненормальных южан! Где их честь, совесть, где их высокие моральные качества в такие моменты, когда они нужны по-настоящему? Перерезать себе горло из-за обвинения в слабости – так легко! А наказать человека, совершившего ужасный поступок – сразу же находится столько веских причин этого не делать! Идзуми по-своему истолковал его молчание. – Тебе ничего не грозит, потому что Оями не захочет огласки. А она будет, если он попытается тебя наказать. А мне ничего не будет, потому что я перехожу в военное ведомство, под крыло своего тестя генерала Осакуры. Милош посмотрел на него. Проглотил рвущийся с языка вопрос: «А как же я?». Нельзя такое говорить, нельзя. Он отправил в рот кусочек маринованной редьки, скривился от горечи, и севшим голосом проговорил: – Поздравляю. Избавишься наконец-то от начальника-самодура. – Да это еще как посмотреть, – улыбнулся Идзуми. – Но нам с тобой больше не доведется вместе работать, так что, может быть, Оями и от тебя отстанет. – Да он не то чтобы сильно меня нагружал, – пробормотал Милош, все еще не очень понимая, как ему реагировать на эту новость. – Слушай, а меня-то в военное ведомство могут взять? Идзуми медленно повел плечом и словно нехотя проговорил: – Ты нужнее мне в гражданском. – А, может быть, мы для разнообразия будем учитывать и мои желания? – ядовито поинтересовался Милош. Идзуми промолчал. В другое время он бы обязательно перевел тему разговора, задал бы какой-нибудь вопрос или сделал забавное замечание. Но сейчас у него не осталось ни малейших сил на это. А сказать правду просто не мог. Милош смотрел на него и чувствовал, что за этим молчанием скрывается боль настолько глубокая и настолько неудобная правда, что высказать ее вслух просто невозможно. Идзуми едва заметно вздохнул, собираясь все же что-то сказать, но Милош ему не позволил. Он отвел взгляд и с легкой улыбкой проговорил: – Боюсь, что я недооценил тяжесть своего состояния. Это томесоде вытянуло из меня все силы. Жаль, но завтра я не смогу выйти на службу. Я надеюсь, Оями-о войдет в мое положение и позволит взять выходной. Может быть, твой отец будет так любезен и разрешит мне провести еще день в его доме, как ты думаешь? Идзуми опустил взгляд и улыбнулся. – Отец очень благодарен тебе. Он не будет против, я позабочусь обо всем, не волнуйся. Завтра будешь отдыхать. Если захочешь, я покажу тебе поместье. Сейчас здесь очень красиво. – Буду признателен за заботу. – Останешься со мною сегодня? – Даже если я захочу, я не смогу найти отсюда выход!