Небо и земля

      Юджи стонет во весь голос, кусает пальцы, пытаясь удержать в голове навязчивую мысль — они не одни, нужно быть тише, нужно держать себя в руках. И все равно надрывается, когда Сатору одним резким толчком выбивает из него всю душу. Сильно, грубо, почти безжалостно и тут же замедляется, скользит ладонями по его дрожащим бедрам, наклоняется, целуя между лопаток — он балансирует на грани, поддается ближе, насаживается до самого упора, покачивая бедрами и прячет пылающее лицо в подушке. А потом Сатору просто вбивает его в кровать, обхватывая за поясницу. Он едва не плачет от того, как остро ощущается каждый толчок, как его заполняет до краев, как сильные пальцы сжимают его бедра, удерживая, не давая отпрянуть, когда ощущений становится так много, что от дикой боли удовольствия между ног хочется свести колени. Кровать скрипит под ними, ударяется перегородкой об стену всякий раз, а Юджи цепляется за скомканую простынь, бесстыдно выгибается, вскидывая бедра и прячет немой крик в подушку.       — Сатору... — он сдавленно шепчет, дрожащей рукой пытаясь вытереть слюну со щеки. Звуки не складываются в слова, льются несвязным потоком с исцелованых губ, когда он хочет развернуться, хочет обнять и касаться его влажных от пота волос. — Подожди...       Он касается его члена своими длинными пальцами и Юджи шумно выдыхает, толкается в раскрытую ладонь, утопая в ощущениях, пока комната вязнет во влажных шлепках от соприкосновения их тел. Он сжимается, накрывает ладонь Сатору, что обхватывает его и роняет хриплые стоны на подушку. Кончает с дрожащим стоном, чувствует как по бедрам струится липкая влага и этот гортанный вздох за его спиной, как Сатору наклоняется и целует его спину, поясницу, целует между бедер, ведя языком по внутренней стороне ляжек и оставляет целомудренный поцелуй на выпирающей косточке, наконец укладываясь рядом. На его губах такая счастливая, безмятежная улыбка... Итадори с вялым смущением смотрит на его опавший член, на длинные ноги, ступни которых свисают с края постели, поднимается взглядом на вспотевшую грудь и размазывает прозрачные капельки по коже, устало улыбаясь.       Их окружает уютный полумрак: одежда беспорядочно раскинута по полу, в углу притаилась единственная заженная лампа, которая была опасно накренена набок от того, что здесь происходило ранее, а ночные огни Токио пестрили разноцветными пятнами, отражаясь с влажных поверхностей.       — Дождь кончился, — говорит Юджи, расслабляясь в любимых руках. Сатору гладит его ладонью по взмокшей спине, дышит в растрепанные волосы и Юджи так хорошо, так радостно и щекотливо внутри, лежа в этих объятиях, вдыхая запах родного тела и путая ноги на грязных простынях. Ему хочется пролежать так целую вечность. — Не хочу ехать обратно в академию...       — Я тоже, — признается Сатору. Его голос чуть хриплый, полный бархата и любви. — Не поедем.       Юджи оставляет легкий поцелуй на его плече, трётся носом о бледную кожу и прижимается ближе.       Это было обыкновенное свидание. Сатору вытянул его из комнаты под самый вечер, предложил съездить вместе в центр по каким-то делам и составить ему компанию — Юджи натянул на себя первые попавшиеся вещи, выскочил за дверь и с радостным видом шагал следом, воодушевленный тем, что они смогут побыть где-нибудь вдали от чужих глаз. Они добрую половину вечера бесцельно шатались по городу, а Юджи был только и рад, лип плечом к чужому боку, весело улыбался, задирая голову и говорил обо всем подряд, рассказывая, как на прошлой неделе они с Фушигуро и Нобарой пытались утопить друг друга в фонтане, гуляя по Вадакуре. Сатору мягко смеялся, а Юджи игриво толкал его локтем в бок, пряча подбородок в воротнике толстовки. Они остановились возле какого-то ларька и пока Сатору болтал с кем-то по телефону, перенося встречу на завтра, Юджи грыз шоколадную вафлю, смотря на то, как вспыхивает небо над их головами. Раскатистый гром накрыл Токио свинцовым одеялом и кончики волос вились от влажности.       Он смотрел на Сатору влюбленным взглядом, когда тот оставил поцелуй в его волосах, делил вафлю на двоих и с упоением слушал спокойный голос, когда Сатору рассказывал о чем-то своем. И он понимает, что что-то в этом предложении поехать в центр было не так, убеждается в этом окончательно, когда время близится к ночи, они целуются в темном углу улицы — Юджи чувствует привкус шоколада на чужих губах, тянется на носочках, когда Сатору говорит, что снял им номер в гостинице и мило улыбается. Он осторожно приподнимает край повязки и с любопытством заглядывает в голубые глаза.       — Это и был твой план?       — Сюрприз, — уточняет он, складывая руки на его талии. — Хотелось провести этот вечер с тобой наедине, а не прятаться от чужих глаз.       Он понимающе улыбается и моргает, когда на нос падает холодная капля. Дождь стучит по крышам, заливает улицы пёстрым блеском и они, по-дурацки улыбаясь, садятся в первое попавшееся на улице такси, прижимаясь коленями.       В номере Юджи опустился перед ним на колени, пьянея от собственной смелости, дрожащими пальцами вытянул ремень из пряжки и смотрел точно в глаза, прижимаясь губами к низу живота. А потом, не давая закончить, его подтянули обратно на ноги и усадили на широкую тумбочку, снося какие-то полотенца и искусственный цветок в горшке. Юджи с жаром отвечал на чужие поцелуи, путался пальцами в молнии на чёрной куртке, неловко защемил подушечку и смущённо улыбался, когда Сатору прижался губами к его ладони, целуя каждый палец поочерёдно. Он гладил руками широкие плечи обтянутые черной футболкой, обнимал за шею и жмурился, когда чужая ладонь пробралась под растегнутые джинсы, сжимая его член. Юджи не был дураком, прекрасно понимал, что все эти иллюзорные дела, по которым Сатору вытащил его в центр, на деле даже не существовали. Просто, как не удивительно, у него тоже есть чувства — он тоже может скучать, чего-то хотеть и вести себя как типичный влюбленный человек, который пытается донести суть своих эмоций через намеки.       Он едва не проваливается в сон, пригревшись под боком у Сатору. Млеет от всех этих прикосновений, от того, как пальцы с осторожностью ведут вдоль позвонков, растирают лопатки широким касанием и поднимаются выше, зарываясь в короткостриженый затылок.       — Надо снять простыни, — Сатору шепчет эти слова в его висок, опаляя кончик уха дыханием. — И в душ сходить.       Юджи неразборчиво что-то бубнит себе под нос, закидывает на него ногу, обхватывает рукой за спину, всем своим видом говоря — будем грязными и вонючими, но я никуда не пойду. Он ловит нежный смешок в свои волосы.       А потом Сатору поднимается. Исчезают объятия, горячие руки на спине и Юджи недовольно щурится, отрывая голову от подушки.       — Ну и куда ты?       — Хочу найти свои штаны, — отвечает Сатору, щеголяя голышом по комнате.       Юджи поворачивается на другой бок, подсовывает руку под подушку, утыкаясь взглядом в окно — на душе так хорошо. Так спокойно, умиротворённо, словно и не было никаких проблем, ни тревог, ни переживаний обо всем том, что его преследовало в последнее время. Чистота разума, теплые чувства и такая сказочная эйфория, от которой хочется закрыть глаза и просто рассмеяться, проговаривая о своей любви к миру. С Сатору всегда было так и он чувствует, что в этот самый момент любит его так сильно... Слыша, как он поднимает их вещи с пола, брякает пряжкой ремня и шаркает босыми пятками по полу — одно его присутствие рядом делало сложившуюся жизнь не такой уж и печальной. Наполняло драгоценными моментами, привкусом шоколада на губах и нежностью, когда лед в чужих глазах тает, превращаясь в теплое море под безоблачным небом. Юджи улыбается от всех этих сравнений, прячет лицо в подушке и переводит на Сатору медленный взгляд, когда тот целует его в обнаженное плечо. Полураздетый и до ужаса довольный.       — Пойдем в душ, — говорит он, прижимаясь губами к его шее. — Потом будешь валяться хоть до самого утра.       — Иди первый, — Юджи безвольно машет рукой в сторону ванной и натыкается на черную ткань, торчащую из-за края подушки. Натягивает чужую повязку на глаза и погружается во мрак, бездумно качая головой. — Как ты вообще хоть что-то видишь через это...       — Магия, — Юджи улыбается такому очевидному ответу и наощупь находит лицо Сатору, касаясь ладонью его щеки. Ловит короткий поцелуй в губы, зарывается в мягкие волосы, не давая отстраниться и возмущенно причитает, когда его без всякого усилия поднимают с кровати. — Попался.       — Ни минуты покоя...       После душа, Юджи с аппетитом уминает лапшу, сидя в одних штанах на мягком диване — эта идиотская привычка что-нибудь съесть после секса, сначала приводила его в замешательство, когда не хотелось никуда идти, даже двигаться и выныривать из чужих объятий, а потом желудок издавал несчастное урчание, ставя его в неловкое положение. Юджи смирился, такова была его особенность — Сатору же находил эту черту умилительной, чем вызывал неподдельную улыбку, когда притаскивал в комнату что-то с кухни. Он сосредотачивает свой взгляд на происходящем на телевизоре, следит, как главный герой бегает по церквям в поисках религиозного маньяка.       — Я тебе оставил, хочешь? — он не глядя протягивает сидящему рядом Сатору баночку с лапшой. И вес из руки пропадает вместе с палочками.       — Я послезавтра уезжаю в Киото, — говорит Сатору и Юджи переводит на него удивленный взгляд. — Надолго. На две недели.       — Почему раньше не сказал?..       — Не хотел портить вечер, сам узнал всего несколько часов назад.       — Что-то серьезное?       — Простые рабочие моменты, — он пожимает плечами, перемешивая лапшу в баночке и поймав озадаченный взгляд Юджи, притягивает его к себе за плечи, мягко улыбаясь. — Я бы взял тебя с собой если бы мог, потому что две недели много даже для меня.       — Две недели, — эхом повторяет он, запрокидывая голову на обнаженное плечо. — Готовься к шквалу сообщений и звонков, я буду скучать, а иногда звонить среди ночи.       Интерес к фильму пропадает моментально. Главный герой что-то кричит, пытается вытащить кого-то из фонтана — Юджи не вникает, он залипает в голубые глаза, облизывает взглядом все эти родные черты лица: прямой нос, тонкие губы, гладкий подбородок и растрёпанные белые волосы. Голубые глаза. Такие светлые, яркие, словно земной шар, словно посмотри в них чуть дольше и потонешь в отражении, в невидимой кромке лазурных облаков, которые плещутся в океане. Он так его любит, так сильно, до трепета внутри груди, что хочется прижать его к себе и никуда не отпускать, чтобы эти две недели длились не дольше секунды, пролетая за одно мгновение. Он так и говорит:       — Я люблю тебя. И сказанное закрепляет робкий поцелуй.