Небо и земля

      — Руки убери.       Юджи моргает, перекидывая на Сатору удивленный взгляд. Это был всего лишь какой-то приставучий рекламщик: пихнул на улице Юджи цветастый буклет, обхватил за плечи, покачиваясь, и мясным голосом пытался что-то рассказать про новое токийское заведение, расположенное в северном районе. Повис на его плече, дышал в щеку перегаром — Юджи даже не успел среагировать, когда на него вдруг навалилась тяжелая туша, прижимаясь сбоку.       — Чё сказал? — и мужик влажно улыбается, причмокивая сигаретой.                      Это был один из тех редких выходных, когда они могли бы вместе куда-то выбраться — Юджи хотел купить себе новые шмотки, потому что после всех вольных-невольных стычек с проклятиями его гардероб подвергся серьезному ущербу: кроссовки поистрепались от постоянной беготни, носки расходились дырками на пятках, а порванное колено на единственных джинсах хоть и выглядело, как последний писк моды, но Юджи отлично помнит, что когда-то это были нормальные и целые штаны. Он соскреб все свои деньги на карте, с тоской пытаясь прикинуть, на что лучше потратить те несчастные семь тысяч, что остались с прошлой стипендии — можно было купить либо одни джинсы, либо пар сорок носков, и потом уже сшить из них комплект одежды. Либо можно было продолжать ходить в форме академии под знойным пеклом и терпеть до следующей выплаты. А потом Сатору посмотрел на его потуги в финансовую грамотность, вскинул бровь и без лишних слов протянул собственную карточку.       — Нет, — уперся Юджи, возвращая пластик назад. — Я не буду брать у тебя деньги.       — Почему нет? — Сатору лежал на диване, щелкал что-то на своем мобильном, периодически бросая на Юджи заинтересованные взгляды. Он усмехнулся. — Гордость не позволяет брать у своего парня деньги?       — Можно и так сказать. Не хочу потом быть в долгу или обязанным.       Он не вкладывал в эти слова какой-то глубокий или обидный смысл, но в следующую секунду взгляд Сатору показался ему явно уязвленным.       — Это обычная забота, причем тут долг или обязанность?       — Ну, это ведь не мои деньги, — Юджи почесал затылок, силясь подобрать правильные слова. — Не знаю, как объяснить. Это как будто неправильно...       — Я просто хочу, чтобы ты купил себе нормальные вещи, а не считал, сколько тебе там хватает или нет. Бери, — он повернулся и не дожидаясь, пока Юджи протянет руку, засунул карточку в карман его джинс. — Я буду только рад, когда твоя стипендия начнет покрывать все твои расходы, но пока ты себе этого позволить не можешь — просто не отказывай мне в таком простом жесте. Мне ведь тоже приятно.       — Приятно, что я буду тратить твои деньги?.. — Юджи неловко улыбнулся, не зная, как на это реагировать. — Ну, не знаю...       — Приятно порадовать тебя чем-то простым.       — Уверен?..       — Иначе бы не предлагал, — Юджи на секунду замялся, глядя на то, как Сатору откладывает телефон, взирая на него сквозь растрепанную челку. Он смущенно улыбается, наклоняясь и оставляя на его губах легкий поцелуй, тут же отстраняясь. — Купи все, что тебе необходимо.       Он кивнул, разглядывая драное колено на штанине.       — Может, тогда пойдешь со мной? Составишь, так сказать, компанию.       Сначала Юджи считал эту затею безнадежной, по глупому разглядывал ценники, с кислым видом клал вещи на место, когда цена за толстовку или те же джинсы превышала его моральный лимит, две тысячи йен за джинсы — дорого, четыре за толстовку — очень дорого. Он полчаса бездумно ходил по магазину, не решаясь взять вообще что либо, чувствовал на себе тяжелый взгляд Сатору и неловко развернувшись, разводил руками — я не могу позволить быть себе таким наглым, ты же понимаешь. В итоге, Сатору, просто пихнул ему в руки все те вещи, у которых Юджи простоял дольше нескольких минут, разглядывая и толкнул в примерочную.       — Вот эти мне нравятся, — он с внимательным видом оглядел его с ног до головы, выглядывая из-за черной шторки примерочной. — Тебе идёт.       Юджи с недовольным видом задернул занавеску, чем вызывал шаловливый смех. Что ему шло — вопрос интересный, так как в тот момент он стоял в одних трусах и пытался стянуть с пятки порванный носок.       — Ты смотри, тут наверняка где-нибудь висит камера, посадят. За домогательства.       — Домогательством будет, если я зайду, а так, — он вновь отодвинул краешек ткани и Юджи в отражении видел этот наглый ехидный взгляд. — Контролирую.       — Пялишься ты, а не контролируешь.       — Как будто есть то, чего я там не видел.       — А вдруг?       — Тогда я хочу это увидеть.       Юджи закатил глаза и не желая устраивать спор, с недовольным видом наклонился, продевая ноги в штанины. Черные джинсы плотно обхватывали икры, чуть топорщились в паху и на бедрах, он обернулся, когда взгляд Сатору скользнул ниже по его спине и посмотрел на себя в зеркало со спины, выдерживая лукавый взгляд. Ткань плотно прилегала к заднице, подчеркивая каждый рельеф.       — Я точно уверен, что брал джинсы из мужского отдела, — он цапнул бирку, вновь неуверенно сглатывая, когда посмотрел на цену. — Четыре тысячи за штаны — это ненормально.       — Какая разница, если хорошо смотрится?       — Это дорого…       — Юджи, — он не видел, но отчетливо чувствовал, как Сатору, задернув шторку, вновь закатил глаза. — Бери, если нравится, хватит пялиться на ценники.       — Мне потом придется это как-то отрабатывать, да? Тестами завалишь или класс придется драить?       — Ты это серьезно говоришь?       И это звучало так уязвленно, что Юджи в смятении отдернул шторку. Сатору выглядел оскорбленным, задетым, словно слова Юджи могли быть обидными, а не чем-то, что было сказано в надежде, скрыть собственное смущение. Ну не мог он так, он не привык получать что-то просто так, не привык, что простые жесты могут быть… простыми жестами, лишенными какой-то обратной выгоды. Не привык, что подарок — может быть просто подарком, вот так, без повода, ради которого не нужно что-то делать, чтобы пытаться заслужить. Он понимает, что Сатору предлагает и делает это всё просто потому что хочет, просто потому что ему не жалко, просто потому что он не ждет какого-то ответного жеста и для него это всё обыкновенный способ сделать приятно. Хочешь в кафе — сходим в кафе, не хватает денег — возьми мои, можешь не возвращать. Сатору просто любит его и это его способ сказать об этом, язык, на котором он говорит о своих чувствах.       Юджи виновато опускает взгляд, почесывая мочку уха.       — Прости…       — Ради бога, — Сатору не смотрит на него, оттягивает край легкого свитера и протирает очки. Юджи хочется взять его за руку, обратить на себя внимание и просто извиниться: еще раз, нормально, глаза в глаза. — Просто я тебя не понимаю.       — В смысле?       — Я говорил о каких-то отработках? К чему-то принуждал?       — Нет, просто… — Юджи громко вздыхает, запрокидывая голову. — Я просто не привык, ладно? Не умею я получать подарки, никогда не умел. Когда еще в школе учился и ребята скинулись мне на крутые наушники, я еще несколько месяцев ходил и спрашивал, нужно ли им что-то или типа того и в итоге так всех этим достал... Когда мне что-то дарят, я всегда думаю о том, как потом буду за это расплачиваться и, — он поморщился, неуютно поведя плечом. — Всё такое…       Сатору кивает, разглядывает разводы на своих очках, щурится, увлажняя линзы своим дыханием. Юджи касается пальцами его руки, неловко, неуверенно, так, чтобы никто не увидел.       — Я не хотел тебя обидеть, правда.       — Юджи, я и не обижаюсь.       — Ты на меня даже не смотришь, — и предупреждая его слова, Сатору поднял на него глаза. Может, в них и не было обиды, но энтузиазм заметно приуменьшился. Он легко улыбался, тер темные линзы и Юджи хотелось провалиться сквозь землю от стыда. Было бы ему обидно, если бы он искренне хотел что-то сделать для Сатору, а тот в ответ спрашивал, должен ли он за это как-то расплачиваться? Наверняка. — Мне правда идет?       И не дожидаясь ответа, затягивает за собой в примерочную. Сатору лыбится, ведет руками по его обнаженной коже живота, спускается на бедра, просто оглаживая — не сжимая, не тиская. Юджи прижимается губами к уголку его губ, пытается передать через этот жест всё свое сожаление за сказанное, все те извинения, что вертятся на языке, Сатору поддается ближе, залезает ладонью в задний карман его джинс и Юджи тонет в этом поцелуе. Судорожно пытается задернуть края шторки и надеется, что никто не смотрит по камерам в данный момент.       Он с глупым видом стоит на кассе, пока Сатору щелкает пин-код на терминале. Отвоевывает себе пакет со слова, что он, в общем-то, не сахарный и сам может все донести — но всё равно приятно, все равно улыбается, стараясь не думать о сумме, которую Сатору пришлось заплатить.              И теперь это.       Рекламщик, рука на плече и бешеный взгляд голубых глаз, что сверкают опасностью из под черных линз. От него несет алкоголем, каким-то спертым запахом, от которого слезится в глазах. Юджи пытается мило улыбнуться, сгладить острые углы после произнесенной фразы — подумаешь, просто какой-то мужик приложился и стал слишком дружелюбным, он часто видел, как это бывает: сам Сатору становился самым добрым человеком на свете, когда после нескольких бокалов крепкого сётю мог обвить Юджи руками и плести такие романтичные загибы, что вспомни Сатору об этом на утро, Юджи бы его никогда больше не увидел со стаканом в руке; пытается неловко выпутаться, скинуть с себя чужую руку, но та не пропадает, обхватывает за талию, прижимая теснее — его настырно тычут носом в рекламный лист. Юджи пытается различить иероглифы на буклете — какой-то закоулок, заголовок про “счастливый час” и подписи с выходными: суббота — для девушек, воскресенье — для парней.       Это был поздний вечер, прохладный воздух и он впервые за долгое время чувствовал себя хорошо, просто бесцельно шатаясь по улочкам. И как же ему жаль, что этот момент оказывается так нагло испорчен.       — Тебе, парень, там с радостью составят компанию на вечер, — Юджи кривится, всё еще пытается быть милым, удерживая себя от желания зарядить нахалу в лицо от того, как грубо вмешиваются в его личное пространство. Но тот вдруг прижимается губами к его уху и громко шепчет, бросая на Сатору ехидный взгляд. — А если оставишь мне свой номерок, то это могу сделать и я…       Чужая мерзкая ладонь сжимает его задницу.       И Юджи не понимает, кто из них реагирует быстрее. Он, от того что какой-то ублюдок хватает его, грязно ухмыляясь или Сатору, который всё это видит. Он не успевает что-то сделать и заехать кулаком по чужой роже — Сатору отдергивает его и бьет самостоятельно. Мужик верещит, падает на асфальт, хватаясь за залитое кровью лицо — вопит как свинья, хрюкает от наполнившей рот крови и пытается отползти, когда Сатору, скинув пакеты рядом, делает широкий шаг. Юджи просто надеется, что он не убьет его, впивается в его локоть пальцами и пытается оттащить.       — Что ты там ему сказал? — голос Сатору ледяной, сквозит холодом и тихой яростью. — Я тебе номерок сейчас на роже оставлю.       — Сатору, хватит, — он чувствует на себе удивленные взгляды мимо проходящих, не особенно заботится о шмотках, когда сносит один из пакетов, и голубая толстовка вываливается на грязный асфальт. — Прекрати, черт с ним…       Он просто боится, что Сатору его убьет. Потому что чужое прикосновение горело огнем под тканью черных джинс.       — Так это твой пацан? Мужик, я не знал! Я думал…       — Че ты там думал? — Юджи вылезает между ними точно в тот момент, когда Сатору пытается схватить ублюдка за воротник. Давит на плечи, заставляя отойти, бросить этого придурка и забыть. — Отойди, — Юджи упирается, чувствует, как пульсирует под пальцами чужая проклятая энергия. Сатору не просто зол, Сатору в бешенстве.       — Послушай пацана, мужик, я же не знал! Ну прибухнул немного, соскучился по ласке, понимаешь? А тут такой мальчик, че-то я прям…       Юджи жмурится от досады, налегая на Сатору всем телом и не давая ему сделать шага в сторону урода. Одного хотелось заткнуть, ударив по роже еще раз, второго — хотя бы на месте бы удержать. Он смотрит на буклет под их ногами и только сейчас до него доходит, что это одно из тех злачных заведений, которые были раскиданы по Токио редкими точками. Однажды он чуть не оказался в таком — долгая история, после которой он больше не шлялся после комендантского часа один.       Всё это рассасывается само по себе. Мужик, подобрав кровавые сопли, поспешно сбегает, когда голубые глаза начинают светиться неестественно ярко, а рот растягивается в ядовитом оскале. Он чувствует благодарность, поднимая пакеты, заталкивая толстовку с пятнами грязи обратно, чувствует омерзение, когда фантомное ощущение после чужого прикосновения, не дает ему расслабиться. Сатору молча стоит рядом, подтягивает очки обратно на переносицу и играет желваками, глядя в след сбежавшему придурку.       — Наверное, это всё-таки женские джинсы, — Юджи пытается пошутить, сбавить накал и разрядить атмосферу. Поднимается, дергано улыбаясь. — Наверняка бирку перепутали, знаешь, как бывает…       Видит эти напряженные руки, как пульсирует выстраивающийся возле них пустотный барьер. Юджи плюет. Плюет на любопытные взгляды, прохожих, все эти незнакомые лица и просто берет его за руку. Сжимает широкую ладонь крепко, почти со всей силы, возвращая к себе.       — Нет, ну есть же всё-таки придурки еще, да? — он нервно посмеивается, утягивая Сатору за собой, дальше по улице, путаясь в ручках пакетов. — На что он вообще рассчитывал? Что я серьезно дам ему номер, а не в глаз?       — Он уж всяко не рассчитывал, что получит от меня.       Юджи кивает, наконец чувствует себя проще, когда они покидают многолюдную улицу, когда шумный перекресток сменяется темным и тихим проспектом, безлюдным, с одиноко горящими фонарями под собой. Сатору набирает номер Иджичи, диктует адрес, прокатывая большой палец по тыльной стороне его ладони.       — Знаешь… — начинает он, когда чужой мобильный оказывается в кармане. Видит этот пристальный взгляд, видит в нему злобу и такое глубокое волнение, словно произошло нечто более ужасное, чем простой пьяный мужик, который распускает руки. — Спасибо… Типа, я и сам бы мог, но…       Он только сейчас чувствует собственную дрожь. Такую глупую и бессмысленную, дрожь от неприязни, от отвращения к остаточному прикосновению. Он горько улыбается:       — Черт, я правда думал, что ты его убьешь. И я испугался не за него, а что у тебя потом могут быть проблемы.       — Не волнуйся, я знаю, как закапывать трупы.       — Хочу ли я знать?       — Нет, — он вдруг тепло улыбается, качая головой. Ладони обвивают его талию, прижимают ближе. — Не хочешь. Но я всегда здесь, чтобы научить тебя чему-то новому. Например, что бить надо под нос, а не в него, — он чуть отстранился, изображая неприличный жест руками, поддельно сладко улыбаясь. — Косточка ломается и входит в мозг.       — Ты злишься.       — Очень, — игривый тон сменяется на серьезный.       И Юджи глубоко вздыхает, привстает на носочки, обхватывая родное лицо руками и просто целует. Посреди улицы, в ожидании Иджичи, под окнами людей, у которых горит свет. Он просто целует его, благодарно, влюбленно, пытаясь впитать в себя все чужие переживания.       Он не знает, сколько они так стоят и просто целуются. Не знает, в какой момент рядом с ними раздается сигнальный гудок машины и они переводят на нарушителя их минутной идиллии ленивый взгляд. Иджичи ошалело смотрит на них поверх руля.       — Черт, — бесцветно констатирует Сатору, не убирая рук с его поясницы. — Твои джинсы приносят несчастье, Юджи.       Он не спешил отстраняться или стягивать руки с чужой шеи. Потому что Иджичи всё видел, было бессмысленно даже пытаться сделать вид.       — А может ты учишь меня целоваться.       — Так и расскажи это ему, — он открывает перед ним дверь, отстраняясь. И весело машет рукой, заглядывая через пассажирское. — Как ты вовремя, Иджичи! Ещё и подкрался так незаметно, практикуешься в перерыве?       — Это не мое дело, да?.. Мне не лезть и не спрашивать?..       — Именно!