Небо и земля

      — Господи, Джоджи, хватит нести херню.       Юджи недовольно морщится в ответ на это обращение. О да, это было одним из тех замечательных последствий, которые преследовали его после свадьбы. Сначала он просто миролюбиво уточнял, что, нет — уже не Итадори, а в итоге выслушивал в речи подобие оскорбления: «Годжо Юджи», что звучало так, как будто кто-то чихнул. И некоторые друзья-знакомые сошлись на том, что нужно быть проще и вместо того, чтобы просто называть его по имени, придумали эту идиотскую кличку. Джоджи. Потому что «гоДЖО» и «юДЖИ», звучат нормально только при таком раскладе. Нобара, как и многие, лишь безобидно потешалась, используя эту кличку в качестве подчеркивания, когда ей было необходимо точечно донести мысль в голову… Годжо. Итадори. Юджи, господи.       Он прокрутил кольцо на безымянном пальце и со скучающим видом уставился за окно. Нобару его реакция ничуть не смутила, хотя бы по той причине, что она не понимала всей проблемы, хотя бы потому, что Фушигуро Нобара — звучит нормально. Он задумывался о том, во что превратилось его имя в паспорте всего лишь раз и это не было какой-то ссорой с друзьями или рефлексией на тему того, что все до сих пор непонимающе косятся в его сторону с мыслями: «Как так, вообще? Учитель Годжо и его бывший ученик — женаты? Да уж…»       Нет, просто однажды попав в больницу, он добрые пять минут пытался выговорить свое имя заплетающимся от боли языком, пока медсестра черкала ручкой на планшетке, то зачеркивая, то вновь записывая. В конце концов, нашла его паспорт в одном из карманов и окинула Юджи сочувствующим взглядом. Да, некоторые наиболее желаемые вещи, в конце концов превращаются в повод для насмешек и сожаления. Но ему было двадцать три, а не семнадцать, чтобы переживать по поводу чужого мнения.       — Так вот, я это говорю к тому, что проводить медовый месяц где-то за пределами Японии — отвратительная, убогая и глупая затея.       — Ты же сама рвалась в Штаты, нет? Всем мозги промыла своим Нью-Йорком и Лос-Анджелесом.       — Да, — согласилась она, поднимая руки и словно уступая. — Но я ожидала другого, понимаешь? Я просто выглядела как идиотка, слушая весь этот разговорный английский, миллион акцентов и не понимала ни слова, когда бариста в кафе, спрашивает меня про молоко, а я не понимаю, причем здесь идиотская «дыня».       — Надо было лучше учить английский?.. — он выдерживает на себе пронзительный взгляд Кугисаки, — извините, Фушигуро — и лыбится в кружку с кофе. — Да и едва ли такие мелочи могут испортить впечатление. В конце концов, вы же туда поехали не с людьми общаться, а… отдыхать?       — Ага. Следующий свой медовый месяц проведу где-нибудь в Киото.       — «Следующий»?       — Ну знаешь, — легкомысленно ответила Нобара, пожимая плечами. — Разведемся с Мегуми, снова поженимся и укатим в очередной отпуск, чтобы никто не приставал. Мы живем в будущем, Юджи.       Он весело усмехнулся, качая головой.       — А потом ты говоришь, что у меня странный брак.       — Не надо. Я не говорила, что твой брак странный — ни разу не было. Я говорила, что у вас… нетипичные отношения.       — Нетипичные отношения, — повторил Юджи, глядя на неё с сарказмом. — Извини, Кугисаки, я забыл, что «здоровые отношения» для тебя — это что-то нездоровое.       — Итадори, — ласково протянула Нобара, неприязненно щурясь. — Я говорю о том, что учитель и ученик — это уже было странно, а директор и учитель — вот это уже попахивает служебным романом, кумовством и всей той прочей чушью, которую обсуждают за вашими спинами. Твои ученики еще не выковыривают тебе мозг? Обращаются к тебе «учитель Годжо» или ломают язык, пытаясь выговорить твое имя? Мне просто интересно, когда вы с Сатору оказываетесь в одной комнате с ними — у них начинает идти пар из ушей или они держатся?       — Они стараются, — снисходительно соглашается он, вальяжно раскинув руки по креслу. — Как минимум, пытаются не сплетничать и не забивать себе голову всякими слухами.       — Вот поэтому я и говорила, что Академия стала скучной. Все пытаются быть такими понимающими и добрыми — бр-р. Где сплетни? Слухи? Обсуждение учителей и что они ведут себя как придурки? Я скучаю по этому! Мне не на кого гнать.       — Просто пока тебя не было, им неоткуда было брать информацию, Кугисаки.       — Итадори, — с нажимом повторила она, тыкая пальцем между ними. — Выучи мою фамилию, за месяц мог бы и привыкнуть.       — Ты спустя три года так и не привыкла, — с обвиняющим тоном отозвался Юджи, весело улыбаясь. — А я за месяц должен?       — Хочешь, чтобы я тебя и дальше «Джоджи» называла?       — Ты и называешь.       — Не всегда, только когда ты несешь чушь. Хотя это одно и то же…       Юджи закатил глаза, облокачиваясь на спинку кресла. Зачесал волосы, глядя в свое отражение в стекле, поправил задравшийся капюшон толстовки и умиротворенно вздохнул. Хоть что-то в этом мире не менялось: Нобара была все такой же, как и шесть лет назад, язвила, снисходительно уповала на чужую глупость и была себе на уме. Все тот же взгляд, та же улыбка и упреки — она отрастила волосы ниже плеч, натянула на левый глаз черную повязку и предпочитала таскать водолазки, скрывая вереницу шрамов на руках и шее. Единственная деталь, которая приводила его в периодическое уныние, это её несъемный брелок с группой крови, именем и телефоном ближайшего родственника.       Война с Сукуной никого не обошла без последствий — кто-то до сих пор страдал от панических атак, кто-то, как Нобара, таскал на себе целую кучу информации, чтобы врачи точно смогли помочь, кто-то ко всему охладел, кто-то, как он — до сих пор боялся взглянуть на прошлое хотя бы краем глаза. Некоторые говорили, что им пришлось сложнее, потому что они были совсем детьми: они не были к этому готовы, они не знали, что смерть может быть настолько близкой и совершенно внезапной, не понимали, что люди, которыми ты восхищаешься, могут в одно мгновение просто умереть от обычных ран. Что могут умереть они сами.       Они изредка навещали могилу Нанами, клали желтые нарциссы на могильную плиту и застывали в каком-то подобии животного страха, словно заново вспоминая все пережитое.       Мегуми целый год провел в больнице, шатался тенью призрака по коридорам, постоянно молчал, когда Нобара или они с Сатору навещали его. Отвечал односложно, в основном кивал или качал головой, большую часть времени — просто молчал и не двигался, вперившись в пространство перед собой. Пил какие-то таблетки, кололся лекарствами и порой его пробирало, он начинал говорить, беспорядочно путаясь в словах, вспоминая о чем-то связанном с прошлым, с Сукуной и складывал руки в жесте, умоляя оставить его в покое, перестать приходить сюда и чтобы все они просто исчезли.       Они с Сатору и вовсе поженились внезапно: просто в момент, когда смерть дышит тебе прямо в затылок и страх настолько отчетливый, что ты уже хватаешься за все вокруг. Шепчешь дрожащую клятву, натягивая кольцо на чужой палец, плачешь, потому что ты уже устал — у тебя не хватает ни моральных, ни физических сил выдерживать все происходящее и ты надеешься, что твоя любовь, заключенная в кольце на родной руке, сможет спасти его от смерти.       Юта смотрел на них, грустно улыбаясь. Стоял сбоку у двери, просто потому что это было необходимо засвидетельствовать, просто потому что он был единственным, кому Сатору доверял их чувства.       — Я клянусь любить тебя. Всегда быть рядом, быть твоей опорой и поддержкой, — быстро и сбивчиво шептал он, не позволяя себе разрыдаться. Сатору мягко сжимал его протянутые ладони в своих. — Я клянусь защищать тебя, быть верным тебе и никогда не отворачиваться.       Он перевел дыхание, чувствуя дрожь в собственных пальцах. У них не было на это времени, это внезапно и просто физически необходимо — Юджи не смог бы объяснить почему, просто он чувствовал, что без этого не выживет. Что если отпустит его в этот бой просто так — всё обязательно закончится плохо.       — Я клянусь любить тебя, — повторил он его слова, проводя большими пальцами по рукам. — Клянусь защищать от всего на свете, клянусь быть рядом и всегда поддерживать. Клянусь, что никогда не обижу. Я клянусь, что вернусь к тебе.       От последних слов захотелось задохнуться. За дверью послышался чей-то возглас и они все втроем оглянулись. Это не было каким-то красивым и украшенным местом: чертово метро, от которого уже тошнит, темные руины и тесная комната охраны с тусклым светом. Юджи дрожащими руками натягивал кольцо на чужой палец, смотрел на свое собственное, внутренне уже просто захлебываясь от слез.       — Можете поцеловать друг друга, — поспешно уточнил Оккоцу, удерживая ручку двери.       И он даже не глянул на него, просто поддался выше, навстречу родным рукам и впиваясь поцелуем в сухие губы. Цеплялся за шею Сатору, целовал с таким исступлением и отчаянием, словно от этого могло что-то зависеть и он чувствовал то же самое на своих губах, в этой ласковой ладони на затылке и как белые волосы щекочут его лоб.       — Ты поклялся, Сатору...       Потому что он насквозь был пропитан отчаянием, что ему придется отпустить его, придется отпустить его руку и останется лишь наблюдать за битвой на экране. Прижиматься губами к собственному кольцу и шептать молитвы, пряча свои сопли ото всех окружающих. Он уже потерял его однажды в кубе, едва не потерял Нобару, что с трудом дышала под всеми теми препаратами, что ей вкалывала Шоко, уже потерял Мегуми — следил, как лицо близкого человека разрезается черными полосами и дикой ухмылкой, и цеплялся за свою ладонь с кольцом.       Пожалуйста, выживи.       Пожалуйста, вернись.       Ты ведь поклялся мне.       И когда потом рыдаешь в его широкое плечо, чувствуя испачканные кровью руки на своей спине, когда целуешь родное лицо, не обращая на удивленные взгляды внимания. Как будто уже наплевать кто и что скажет, осудят или обвинят — он чувствовал на себе снисходительный взгляд Юты в тот момент, возмущенный — от Чосо, и абсолютно непонимающий — от всех остальных. Разве что Шоко наблюдала за всем этим с довольным видом, неуместно хлопая в ладони и зажимая сигарету в губах.       Через полтора года стало чуть легче. Руки наконец дошли чтобы расписаться в документах, назвать «свадьбу» больше формальной, чем торжественной — не хотелось праздника, не хотелось превращать это в какой-то парад восторга и радости. Они тихонько собрали вещи и укатили в Окинаву на полгода, выключив мобильные. Просто чтобы залечить всё еще кровоточащие раны, просто чтобы убедиться, что мир не сойдет с ума, пока они спят.       Глядя на Сатору, можно было подумать, что он ничуть не изменился — все так же нахально улыбался, озорно вел себя и с самодовольным видом принимал похвалу. Действительно — сильнейший, победил Короля Проклятий и спас этот мир от чертового апокалипсиса. Но Юджи знал, что когда они оказываются за закрытыми дверьми, ужас, таящийся внутри него, ощущается жжением на коже. Ни для кого не пройдет бесследно, что почти все твои друзья и ученики едва не передохли как мухи, пока ты ковырялся в заточении. Ему снились ночные кошмары, порой он вскакивал среди ночи и обливаясь холодным потом, тяжело дышал, глядя на свои дрожащие руки — Юджи обнимал его в такие моменты, прижимался теснее, целовал в плечо, шепча все, что приходит на ум.       Они похоронили тело Сугуру — Юджи понимает, что ему там было не место, стоял чуть поодаль от могилы, старался не смотреть на них и скользил легким взглядом по иероглифам на мраморной плите. Кендзяку, Гето Сугуру — два человека и одно тело, которое теперь лежало прахом в серебристой урне. И он понимал, что Сатору притащил его сюда не для того чтобы оплакать или попрощаться, просто Сатору вцепился в него, как в единственное дорогое и тоскливо улыбался, вспоминая о временах настолько давних, что Юджи мог лишь прижаться к его плечу, переплетая пальцы и говорить, что всё хорошо. Теперь всё будет хорошо.       А спустя еще три года, все наконец-то более менее устаканилось. Да, остались такие приколы, в виде брелка с группой крови и тревожных мыслей при упоминании прошлого, но в остальном — жизнь налаживалась. Они выпустились из академии, разобрались со своими психологическими травмами и наконец могли начать жить заново.       Сатору оккупировал едва не уничтоженную академию. Нобара трижды подавала документы на кандидатуру наставника в академии, дважды забирала, когда ей показывали потенциальных учеников и предпочитала оставаться просто запасным вариантом, когда другие учителя были слишком заняты, чтобы с чем-то разбираться. Юджи не выбрал для себя ничего лучше, кроме как остаться в академии и присматривать за такими же подростками, какими когда-то были они сами. У него трое веселых ребят-приколистов, с которыми он на одной волне, иногда он находит им лишних проблем, иногда — они ему, сплетничая о чем-то с Нобарой и это не то же самое, как было с Сатору. Они практически одного возраста, понимают друг друга с полуслова и вся эта подростковая непосредственность кажется ему притягательной, расслабляющей. Не важно, что там было — у них планы на будущее, они хотят чего-то добиться, им прикольно просто наслаждаться той жизнью, которая есть сейчас.       Мегуми предпочел забыть о том, что такое магия в принципе и Юджи соврет, если скажет, что жалеет о его выборе. Мегуми впервые за все шесть лет казался просто спокойным: не скрывающим что-то, не апатичным, а просто спокойным и умиротворенным. Он как дурак напился на их свадьбе, вис на шее Сатору, без конца выкрикивая какие-то поздравления и смеялся, потому что чужое счастье было заразительным. Нобара была в искрящемся пышном платье, — не традиционно, но зато безумно красиво — с заколотыми волосами, белой повязкой с кружевными лепестками цветов и они кружились с Мегуми в танце, липли друг к другу, без конца улыбаясь. И это он тоже видел впервые — как Нобара, вечно такая суровая и непробиваемая, счастливо улыбалась, нежно смеялась, стирая с губ Мегуми красный след от помады и как Мегуми, смотрел на неё щенячьим взглядом. Вновь пачкал губы в её помаде и обнимал так крепко, что Юджи хотелось просто удавиться от счастья. Видеть, как твои близкие люди рады и у них все хорошо — лучшее, что случалось с ним за последнее время.       — Вообще не понимаю, чем тебе не нравится «Джоджи».       Он перевел на Нобару взгляд, подпирая подбородок ладонью и пожал плечами.       — Наверное, потому что у меня есть нормальные имя и фамилия.       — Годжо Юджи — реально язык сломаешь. Джоджи гораздо проще и быстрее.       — Мои ученики вообще называют меня «учитель Итадори» и я пока не понял, как к этому относиться.       — Подростки, — Нобара закатила один единственный глаз, махнув рукой. «Подростки», конечно, они сами-то были не намного старше тех, кого учили. — Если меня хоть кто-то назовет «Кугисаки», я найду его и сломаю ему руку.       — Да брось, Кугисаки. Это же просто фамилия! — именно так ему раньше говорила Нобара, когда не желая ломать язык, продолжала обращаться к нему по старой фамилии. — Всё равно разводиться собираешься.       И она смеется, прикрывая рот рукой, не испытывая раздражения.       — Современные проблемы требуют современного решения.       Он обращает внимание на её загоревшийся мобильный, что лежал между ними на столе. На нем появляется уведомление и Юджи видит их общую фотографию на обоях. Как они, все втроем обнимают Мегуми после реабилитации: ладонь Сатору на его спине и радостная улыбка, влюбленный взгляд Нобары и её руки, обвившиеся вокруг шеи Мегуми, он сам — сжимающий Фушигуро в объятиях и весело хохочущий. И сам Мегуми, который неловко отвел взгляд, зажатый между ними. Кажется, их фотографировал Оккоцу, он не помнит точно, потому что за всей этой улыбкой на фотографии скрывались недельные панические атаки, которые выбивали из реальности.       Нобара тут же отвлекается, хватает мобильный, клацая короткими ногтями по экрану. Она на секунду расплывается в нежной улыбке, и её пальцы, с золотым кольцом на безымянном, накрывают телефон ласковым жестом, когда она кладет его обратно.       — Ну, может это и не самое хорошее решение, — в конце концов, отзывается она, убирая челку за ухо. — Можно и не разводиться.