Сладко Увидеться друзьям, хотя бы в сонном Мечтании, и каждая минута Им дорога свидания.
350. Еврипид. Алькеста
Птицы свистят на ветках, солнце так нещадно припекает, что приходится снимать верхнюю одежду и тащить её в руках. Ричард предпочел закинуть свой свитер на спину — пускай пот так и течёт по позвоночнику, ему хочется свободно размахивать руками. Фрэнсис болтает так, словно вовсе не мучается от жажды и никакого дискомфорта от поднявшейся на температуры он не чувствует. — Так считаешь ли ты это правильным? Мне совсем не хочется ломать твой замок иллюзий, но такие вещи считаются болезненными в обществе. — Общество само по себе не может считаться здоровым. По сему это и не дилемма вовсе, а просто глупые выдумки самых сумасшедших из нас. — Поразительный контраст, — Фрэнсис опережает его и начинает идти задом наперед. — О чём ты? — О тебе конечно, Ричард, — смерил его хитрым прищуром. — Ты казался мне конформистом, не способным на такие острые высказывания. Знаю, ни разу не звучит как комплемент, но в своё оправдание скажу, что наше знакомство длится всего лишь месяц. Ричард не совсем понял, какую эмоциональную окраску имело высказывание. Вроде как он должен обидеться, но Фрэнсис совсем, кажется, этого не предполагал. — Это тебя напрягает? — Ничуть. Мне приятно было узнать обратное, — Ричард хмыкнул, и тогда-то до Абернати дошла неоднозначность сказанного. Ухмылка стала шире, он вовсе не злился, тем не менее Фрэнсис извинился. Его копна рыжих волос в лучах солнца выглядит, как пожар. Отнюдь, в этом не читается опасность, напротив, какая-то таинственная притягательность. Было ли дело в манере речи, в повадках держаться, как Мистер Бингли или бесполезном пенсне, которое постоянно спадает, Ричард не знает; как бы его ноги ни гудели, а духота ни теснила легкие, он может следовать за Абернати ещё долгие часы. Они почти дошли до конца арки, когда рядом послышался незатейливый разговор. Некая молодая особа, увлеченная содержимым своей сумки, едва не врезалась в кого-то. Возникшая из ниоткуда преграда — книжное туловище на ножках и с беретом на самой верхушке — сухо и нисколько не искренне извинилась. Странным образом Фрэнсис сразу узнает, кто скрывается за этим «скелетом». Он всучает Ричарду свой портфель, а сам подлетает к девушке. — Бог ты мой, Лу, — он забирает верхнюю бóльшую часть книг, открывая вид на симпатичную наружность. — Ты что, ограбила книжный? — Почти, — Фрэнсис недоверчиво поднимает одну бровь, на что девушка, понизив голос, заговорщески произносит: — Я ненароком прознала, что некая Мэнди из первого корпуса съезжает и устраивает настоящую ярмарку дарения. Она попросила в срочном порядке всех заинтересованных забрать оставшуюся гору книг, которые она не сможет увезти. Пэйпен не хочет вести себя навязчиво. Хоть любопытство и мучает, он терпеливо дожидается момента вступить в беседу, а не молча пялиться со стороны. Но, видимо, получить приглашение и плавно влиться в диалог не получится. Пара, продолжая разговор, стала двигаться дальше. Ричарду, в нерешительности сжимающего доверенную поклажу, ничего иного не остается, как идти следом, держась на небольшом расстоянии. И все же одно преимущество в таком положении имеется — возможность со стороны рассмотреть новую знакомую. Аккуратная короткая юбка плиссе, клетчатый жакет, шейный платок — она олицетворение моды преппи Утонченный образ, будто сошёл со страниц французской поэмы. Длинные локоны растекаются по плечам, как тёмный шоколад. ἁβροκόμης… — Почему не предупредила, я бы помог. Как ты собиралась тащить это в одиночку? Лу на это невинно хлопает ресницами. Кажется, первостепенным для неё была цель, а не последствия её достижения. — Я не лелеяла надежды отыскать там хоть что-то стоящее, но меня ждал приятным сюрприз, — хмурое выражение юноши дает понять, что это нисколько не ответ. Лу лишь вздергивает нос, говоря ровно: — К тому же, рискни я отлучиться, «Игру любви и случая» утащил бы зубрила с педагогики. Незаметно они оказываются уже на парковке, и Фрэнсис рассеяно оборачивает к Ричарду, вспоминая о его существовании. — Дружище, достань-ка, пожалуйста, ключи у меня из сумки. Лу тоже поворачивает голову с видом человека, который даже не подозревал о крадущемся позади разведчике. Ричард, конечно, знает, что его фигура не столь примечательная в массе остальных. Но впервые ему показалось, что дело вовсе не в его невзрачности. Эти двое были столь увлечены друг другом, что не заметили бы и промчавшийся полыхающий лимузин. Если бы не портфель, он бы сразу же улизнул, как мышь. Он и сейчас бы привел свой план в действие, однако, оказавшись во внимании девушки, манеры уйти так просто не позволяли. — О, ты, должно быть, Ричард, верно? — Лу ставит книги на капот, стряхивая с рук ощущение былой тяжести. — Шестой элин. Ричард представился, а взамен был одарен милой улыбкой, заставляющей непроизвольно ответить тем же. Не успевает она продолжить, как её окликает Фрэнсис, веля тащить оставшиеся книги. Девушка тяжело вздыхает, но тут поспевает Ричард, не позволяя даме взять охапку. — Меня зовут Лу. — Рад знакомству, — уличенный момент для того, чтобы красиво уйти. Ричард уже делает три шага назад. —Куда это ты? — строго, словно учитель, спрашивает она. — Ты забыл, что у нас сейчас по плану? Ричарда подобное ставит в неясное положение. Он напрягает ум: неужели и правда что-то вылетело из головы? — Так, давай освежим твою память, — она хлопает себя по карманам, затем, будто что-то нащупав, вытаскивает из-за пазухи пустую ладонь. Жестом, будто листая ежедневник, она тыкает пальцем в невидимую страницу, зачитывая: — Поход в кондитерскую после пар. Вот, пожалуйста, — снова указав на пустоту в руках, она хлопнула в ладоши. — Умираю как хочу бисквитный торт. Не давая и слова вставить против, она разворачивается на носочках и идёт в машину. В настоящем расписании Ричарда, из бумаги, чернил и чисел на полях, после пар особых дел, кроме похода в библиотеку за словарем, не числилось. Тем не менее идти ему не то чтобы не хотелось — перспектива стать третьим лишним и мозолить глаза — неблагодарная услуга, по его мнению. Закончив укладку, Фрэнсис закрывает багажник и на ходу достает сигарету. — Ты её слышал, — хлопает Ричарда свободной рукой по спине. Ни капли ожидаемого раздражения или намёка убраться. — Поехали.***
В эту ночь Ричард, как часто бывало прежде, лежал без сна. За окном глухая ночь, а он лежит, разглядывает джунгли теней на потолке, прокручивая в голове события минувшего дня. Его прогноз о своей роли лишнего элемента оказался ошибочным. Вопреки огромному кошельку Фрэнсиса, они зашли в самую обыкновенную недорогую булочную. Лу ещё в салоне авто ударилась в рассказ о французских балах и не унималась, когда они сделали заказ. Фрэнсис подшучивал, что она всё преподносит под романтическим флером. Девушка согласилась не без мрачного занудства. Её манила идея пышности и праздничного настроя: шелест юбки из муслина или кружева по паркету и заполняющие зал аккорды оркестра, блеск люстр и перебегающие фигуры танцующих. То, с каким блеском в глазах она рассказывала, не оставило Ричарда равнодушным. По ходу хаотичной беседы, в которой не имелось постоянства, он узнал, что Лу учится на курсе истории французской литературы. Языком она владеет в совершенстве благодаря тетке, которая часто забирала племянницу к себе, в Ле-Фуа. Несколько раз она бывала в столице, но всегда проездом, впопыхах, поэтому особых воспоминаний о роскошном Париже не имелось. «Моё сокровище в словах,» — скромно призналась она, и Ричард окончательно оказался сражен наповал. Обычная симпатичная девушка, каких много, но главный её шарм для Ричарда заключался в нежности, балансирующей на тонкой грани ножа с грубостью. И дело не только в сочетании мелодичного голоса с острыми шпильками, слетающими с милых губ. Непринужденность и уверенность в себе — ей впору стать серым кардиналом великой революции. Ni Dieu ni maître! — в ней чувствовался протест, волнение, а вместе с тем контроль и решительность. Глядя на то, с какими глазами Фрэнсис смотрит на неё, Ричард невольно думал, что смотрит в зеркало. Покорность и тихое обожание — нечто подобное наверняка читалось тогда и в его лице. Редкий случай, думает он, когда пара так гармонично смотрится. Апельсин и корица, солнце и сопутствующий ему ветер. Уже светает. Первый багрянец тронул дремлющее небо, а у Ричарда сна ни в глазу. Он упрямствует времени, пытаясь остановить его ход. Чудесный миг, когда метель утихла, сменилась теплом, когда пустота заполнилась смехом — увы, минул. Проклятье иль счастье? Momenta cuncta novantur.