В тебе наша жизнь, наша смерть. Любовь твоя — это алтарь мой. 270. Еврепид. Алькеста
Лу лежит под самым тёплым покрывалом — оранжевым солнцем. Бабье лето или ещё одна возможность вдоволь погреться, понежиться в воде и полюбоваться ещё не совсем увядшей природой. Она гладит земляной матрас — трава сочная, зелёная, так и не скажешь, что совсем скоро иссохнет, оставив голые стебельки. И всё же воздух уже иной, осенний, обманчиво тёплый. — Загораешь? — звучит неожиданно и глухо, словно случайное слово в голове. Подкравшийся гость не пугает. Лу даже век не приподнимает. — Ричард, — протягивает с напевом, подтягиваясь. Ни матери, ни тем более отцу, ни одной девушке — никому не доводилось так произносить его имя. До этого времени всё звали будто незнакомца, лживую тень. А сейчас он, Ричард, настоящий, живой. Принимая это за дозволение присоединиться, он медленно подходит ближе, присаживаясь неподалёку на тёплую землю. — Тебя потеряли, — на эти слова девушка отзывается с ленцой, смеясь. И смех её, как струящийся густой мёд. Завораживает. — Какая глупость. Они, скорее, заметят потерю штопора, чем хватятся меня. Тонкая, но в то же время правдивая насмешка. Их здесь не то чтобы ратуют. Ричард заранее понимал, что участь у него как у новенького незавидная, хотя шанс хороший. Всего-то перетерпеть неловкость, дать свыкнуться, и вот он свой. Хотя иногда посещает наваждение, будто это какая-то проверка на пригодность стать удостоенным чести быть в кругу эдакой элиты. И пока, кажется, впечатление он производит так себе. Если учитывать, что Лу тоже не приняли в компанию, то у него и подавно нет шансов. Обаятельная, в меру саркастичная, начитанная — список длинный, и неужели ни одна её черта не завладела их сердцем? Надежда на принятие в нём уже не теплится. А может, и к чёрту? Сейчас он впервые за последние два дня дышит не боясь. И дело вовсе не в загородной атмосфере и близости к лесу. Легкие обогащает Лу — она самый настоящий горный воздух, что кружит голову, пьянит свежестью. Она сама кислород. — Ладно. Я тебя потерял. Кавана приподнимается на локтях и с подозрением косится на него. Это не пронзительный, словно игла, взгляд. Дело не в нём. Мягкие черты лица обостряются, дичают. На мгновение необузданную и грациозную кошку откуда-то из глубины сменяет хитрая недоверчивая лиса. Ричард готов клясться: только что перед его носом махнули рыжим хвостом. — Есть предложения? — Лу, поднимая голову, подставляет лицо под яркие лучи. Ричард не в состоянии отвести глаз, будто наблюдает бриллиантовую игру. — Украсть флот? Или, может, обратиться в бега? Лишь спустя пару секунд до него доходит смысл. — Как насчёт обуздать железного коня? Она забавно морщит нос и пожимает плечами. — Никогда не была за рулем. — Я могу тебя выкрасть. Где-то в кронах деревьев щебечут птицы, рядом тихо журчит вода. Вся природа будто вознамерилась подслушать разговор и помешать случиться побегу. — Предпочёл вместо доблестного воина быть грубым наёмником. Какое варварство, — Лу игриво повела плечом. — Тебе такое не идет, Ричард. А что если и да, варвар. Не тянет он ни на воина, ни на политика, ни даже на советника. Может, сгодился бы на роль оруженосца. И всё-таки, если представить. Нет, ни в одной из жизней он не смог бы пленить девушку. Лишь её сердце. И то лишь в мечтах. — А если серьëзно, — осмелился он. — Это так невыносимо? Ну, жизнь с ними под одной крышей. Он и правда не догадывается, каков будет ответ. Отношения между Лу и компанией их курса прохладные. Не ненависть, а скорее, полное отсутствие реакции. Её предпочитали не замечать, забывать или игнорировать. И Ричарду это слишком хорошо знакомо. Никакого осуждения. Честно признаться, он был даже не прочь обсудить это, пожаловаться, если угодно. — Ричи, я вчера буквально выпрыгнула из лодки с Генри. О, то была отличная потеха. Правда, никто не смеялся, хотя лично Ричарду хотелось. Очередная водная прогулка, на которую Генри пригласил дам присоединиться. Разумеется, он не надеялся, что Лу согласится, однако та любит удивлять. Узнать заранее, что ударит в голову ей, не мог никто. Что у них там случилось, так не выяснилось, но, не проплыла лодка и пяти метров, Лу покинула судно, нырнув в воду. Оскорблённый подобной выходкой, Генри не проронил ни слова. Даже подначки Банни не сумели развязать ему язык. А его острый язык горазд не то что поддеть — глубоко резануть по самолюбию. Возможно, ему потребуется чуть больше времени и желчи. — Не хочешь испытать удачу и пройтись со мной по округе? — Для чего мне удача? — Я ведь варвар, забыла? — поднявшись на ноги, он приглашающе протянул ладонь девушке. — Так что? Вокруг никого. Их товарищи укрылись дома от зноя и носа не показали. Соседские дома тоже замолкли, казалось, все вымерли. Это вовсе не устрашает. Тем свободнее они чувствуют себя, носясь сломя голову меж деревьев вишневого сада. Лу любит бегать, вдыхая свежий воздух, спустившийся с ближайших гор. Ричард же чувствовал себя освободившимся пленником, словно сняли колодки с ног. Не жалея сил, он гонится за девушкой, невзирая на духоту и палящие лучи. Это редкое и почти незнакомое Ричарду чувство именуют счастьем. Он бы и не знал, если бы после, вернувшись домой с зудящими ногами, грудью, рвущейся пополам от кислорода, и глазами, горящими не хуже пожара, Лу почти шёпотом не произнесла: «Я устала, у меня кровоточат мозоли, но я чертовски счастлива».***
Поздним вечером Фрэнсис вернулся из города и застал дом уже спящим. Света в окнах нет, в коридоре пугающе скрипят половицы. Он вешает пальто и проходит вглубь дома. Думает о том, чтобы выкурить сигарету-другую, что-нибудь выпить, чтоб лучше спалось, и уйти на боковую. В зале потрескивает камин. На широком диванчике мирно спит Лу, заботливо укрытая пледом. Рядом на полу, привалившись спиной к основанию дивана, сидит Ричард. В очках отражается пламя. Он поглощён чтением, не замечая скользящей тени по стене. Завидев наконец позднего гостя, Ричард откладывает книгу. Строгие черты смягчаются. Кажется, даже улыбаются, но в комнате довольно темно, поэтому Фрэнсис списывает это на свою фантазию. Друг вяло машет ему. Привет. Абернати кивает и манит его пальцем на кухню. — Тиртей тебя столь прельщает, что ты готов пожертвовать своим зрением? На самом деле, это шифр. Между строк скрывается: почему не спишь? — Других развлечений нет. Хотел дождаться твоего возвращения. — Кажется, вы сдружились, — Фрэнсис запускает пятерню в волосы, оглядываясь на приоткрытую дверь в зал. — Она обычно не может заснуть в чьём-то присутствии. Лу и правда чутко спит. Сон находит на неё не везде и не с каждым. Скажем, например, живи она в общежитии, то мучилась бы бессонницей. Ей не уснуть в одной комнате с чужаком. Исключением были немногие близкие. До сего дня круг лиц, удостоенный такой чести, сужался до Фрэнсиса. Нередкий случай, когда она дремлет у него на плече или засыпает рядом на кровати, когда делают вместе домашку. Тот факт, что она позволила себе отключиться рядом с Ричардом о многом говорит. И Абернати не знает, что испытывает на этот счёт. Ревность? Радость? Скорее, растерянность. — С ней весело, — на лице мелькает тень улыбки, которая, не успев показать и хвоста, исчезает. Он не думал произносить этого вслух. — Лу просто утомилась. Вовсе нет. Фрэнсис знает подругу. Порой она может быть невыносимо упертой. Ничто не заставит её просто так позволить кому-то стеречь свой сон. Что это с ним? Неужели и правда ревнует? Если и так, затрудняется сказать, кого именно. Вне всяких сомнений, Фрэнсис рад, что у Лу появился ещё друг, кроме него. Да и Ричард, кажется, стал более раскрепощённым. Однако… — Мы думали завтра устроить поход на гору. Уж не знаю, сколько удастся пройти… Ты ведь с нами? Уже мы, а не он и Лу. Уж не пропустил ли Абернати чего? Мысль об этом пришлась тупым острием по груди. А эта последняя фраза — отголоски слов Лу. Она постоянно так ненавязчиво приглашала куда-то, будто говоря тем самым: тебе это может не понравиться, но ты ведь не отпустишь меня одну? На этом моменте он ловит самого себя: «Они могли умыкнуть тайком, лишь вдвоем. Быть может, я снова попросту накручиваю себя?» — Как я могу такое пропустить.