Варан-катамаран

— Я совершил преступление, — заговорщически шепчет Антон, включая фонарик на минимальную яркость. Тени ложатся вокруг его лица снова слишком идеально, Арс трет глаза руками, чтобы не залипать. Проклятые чувства. — Ты наступил на своего сородича? И нашу палатку ночью унесут толпы маленьких водомерок, -предполагает Арс. — Тогда у нас будет чем откупиться, — он вытаскивает из сложенной кофты маленькую бутылочку Егермейстера, — хочешь? — Откуда? — Арс отрицательно мотает головой, — Не, наверное, я пас. Не хочу напиваться. — Тебе никто и не даст, я в чай хотел по ложке налить, вроде как, походный колорит, — он отвинчивает крышку с термоса, — и, на самом деле, я спросил разрешения, забирая ее у Эда, так что это не воровство. — Ну, если по ложке, то давай. Главное, не перепутать, чего именно будет ложка, а чего — кружка, — вздыхает Арс, приподнимаясь и опираясь на локоть. В спальнике слишком тепло и классно, чтобы совсем из него вылезать. Антон действует на него успокаивающе, или это просто он привык уже подстраиваться и зеркалить его настроение — не очень понятно, но прямо сейчас хаос в голове почему-то стихает. — Я себя чувствую, как в детском лагере, — помешивая чай, признается он. — И вожатые там у костра, — Антон кивает на доносящуюся тихую музыку, — а мы тут бухаем сидим. — Какое бухаем, Антон Андреевич, — Арс отыгрывает удивленный вид, — мы чай пьем, с пряниками, вы, что ли, не видите? — Ага, — смеется тот, — сейчас пойдем всех пастой мазать, в эту Королевскую ночь! — Я никогда этого не делал, прикинь, — откровенничает Арсений, — всегда было стремно. Наверное, зря не попробовал. — Да ладно? — Антон жует мятный пряник, — Я думал, ты был тем еще хулиганом. — Не особо, — он помешивает чай, пахнущий травами из настойки, — блин, а прикольная кстати тема с этим чаем. — Наслаждайся, — Антон салютует кружкой, — так а чего? Хочешь, Эда пойдем намажем? Бунт на корабле! У нас же реально ночь Королевская, и паста есть. — Он нас убьет, — уверяет его Арс, — хотя на татухах белое смотрелось бы прикольно, наверное. — Как замазка, — фыркает Антон, — ну, как хочешь. — Да серьезно, — чай приятно растекается внутри, и Арс делает еще один маленький глоток, — паста может все испортить. Зачем обламывать людям кайф, они там чиллят, наверное. Палатка стоит далеко от костра, но, прислушавшись, можно различить тихую музыку, и через полог палатки видно тусклое оранжевое пятно — огонь тоже еще горит. Антон молчит, пересаживаясь поудобнее на другой стороне палатки. Места мало для двух высоких мужчин, но он как-то умудряется дать Арсу нужное пространство. Во всех смыслах, похоже, потому что тот чувствует себя в безопасности и вдруг начинает говорить. — Так интересно, — он крутит веревочку на ручке кружки, — как ребята со всем этим живут. Антон обращается в слух, и Арс походя думает, какой правильной идеей с его стороны было притащить сюда чай и предложить разговор. Арс сразу повелся. — Эд вот, например, такой серьезный. Мистер-капитан, — он передразнивает дерзко вскинутый подбородок, — а с Егором такой заботливый, нежный даже. Как ему удается настолько принимать в себе разные вещи? — Арс, — Антон вздыхает, — можно я тебе кое-что скажу, как есть? — Та-ак, — настораживается он. Если Антон сейчас начнет говорить про «то самое», то бутылку с Егерем Арс все-таки у него отберет. — Это просто предположение, и, может быть, я кажусь не тем человеком, с которым можно такие вещи обсуждать, — кружка с Антоновым чаем тоже устраивается на коврике, — но я уверен, что смогу это понять, если, конечно, я прав. — Давай к делу, а? — Арс, — он секунду собирается с мыслями, — тебе не кажется, что ты сейчас проходишь кризис ориентации? Арсений молчит. — Я не в том смысле, что считаю тебя геем, мне вообще не должно быть дела до таких вещей. Просто твои переживания выглядят очень сильно похоже на то, что я уже видел. — Эд? — только и может выдавить он. — Да не суть. Тот факт, что ты видишь сейчас отношения, которые раньше тебе не встречались, может вызывать разные эмоции, и все это — нормально. Но ты что-то внутри себя сейчас ворочаешь, и я это вижу. Здесь очень легко напороться на неприятности. Я очень хочу тебе помочь, если позволишь. Арсений треплет несчастную веревочку на кружке, размышляя. С одной стороны, Антон попал в точку, но как обсуждать свою влюбленность с тем человеком, в которого ты влюблен? С другой стороны, нет у него никакого кризиса. Может, и влюбленности тоже нет. — Я… — собраться с мыслями не получается. — Я просто предлагаю об этом поговорить и могу гарантировать конфиденциальность, — очень серьезно заявляет Антон. — Ты звучишь, как психолог, — усмехается краем рта Арс. — А еще могу гарантировать, что отношения между нами никак не поменяются. «А этого бы очень хотелось», — мысли катятся внутри, пропуская наружу только тяжелый вдох. — И, чтобы совсем по-чесноку, я обменяю секрет на секрет, чтобы мы оба были повязаны, — он смеется и делает голос грозным, — до конца своих дней. «И этого бы тоже хотелось», — добивает сам себя Арс, хотя не верит в собственные мысли. Откидываясь на подушку и запрокидывая привычно руки за голову, он устало выдыхает: — У меня нет кризиса ориентации. Я знаю, что я не гей. — Я понял, ты не гей. Тебе виднее, я не буду с этим спорить, окей? — Антон разговаривает с ним так, как будто бы под его подушкой из двух флисок лежит мегатонная бомба, — И кризиса тоже может не быть, кстати, но я вижу, что ты кое-что подсознательно делаешь, и не замечаешь этого. Если ты заметишь, то разберешься с этим быстрее. — Что я такого делаю? — оживляется Арс. Может, его помутнение насчет Антона тоже к этому относится, и можно будет легко убрать все это сумасшествие? — Напоминаю, что я могу быть не прав. И я, похоже, лезу не в свое дело… — Ты уже начал, Антон, давай, не томи, пожалуйста, — Арс трет переносицу в нетерпении. — Я думаю, что ты тестируешь свои реакции, — максимально осторожно говорит тот. Он устраивается поудобнее и заметно расслабляется, — смотри. Ты узнал что-то новое о мире. О людях. Если быть точным — увидел Эда с Егором и их отношения. Мы так устроены, что пытаемся применить на себя все новое, с чем сталкиваемся. Так дети тащат все в рот, когда осознают, что у них есть такое чувство, как вкус, просто чтобы понять, что им вкусно, а что нет — раз есть такая возможность. — Так себе пример, — не может не вбросить лежащий уже на боку Арс. С другой стороны, в словах Антона что-то есть. — Ладно, — смеется тот, — еще есть пример про обезьяну, которой дали камертон… — Я понял, — Арс поднимается и садится рядом с остывающей чашкой, — я увидел парней и пытаюсь понять, что это все для меня значит. — Ну да, — Антон тоже отпивает из своей кружки, — это что-то вроде эксперимента. Тебе интересно, как они поняли свою идентичность, как они живут. Наверняка интересно, как познакомились, да? Знают ли их друзья и родители? Арс задумчиво кивает. — И ты узнаешь что-то об их личностях, истории. Ты сравниваешь. Ты вчера обнимал меня, например. От резкого перехода к этой теме Арс почти давится чаем. Очень опасная территория. Антон, похоже, тоже смущен, но он очень старается быть спокойным. От такого участия и заботы у Арса колет что-то внутри. Если бы Антон знал… — И я понимаю, что ты был, наверное, пьянее, чем я. Но это могло быть неосознанной проверкой тоже, — он ерзает и шуршит спальником, скручивая его, — сегодня вечером я подошел, чтобы сделать для тебя то же самое — просто видел, что тебе холодно у костра. А ты сбежал. И я понимаю твою реакцию, это все нормально. Антон садится на свернутый спальник — похоже, так и правда удобнее. Арс тоже пересаживается на что-то помягче. Он не понимает, как разговаривать об этих событиях, и просто слушает, окуная нос иногда случайно в чай, пока отпивает по чуть-чуть. — И я прошу простить меня за, наверное, неуместную иногда тактильность. Я общаюсь как обычно, по привычке. А если я прав, — он складывает руки в замок, — то ты сейчас как оголенный нерв, и это все мое… Ты можешь неправильно меня понять. Он заканчивает как-то грустно совсем. И у Арса тоже все внутри опускается куда-то. Ну конечно, неправильно понять. Наверное, Арсовы глаза-сердечки очевидны для всех, у кого вообще есть способность видеть. Антон все понял, и он таким способом Арсу отказывает. Ну пиздец. — Что еще ты про меня знаешь? — бесцветно реагирует он, потому что любую гипотезу надо проверять. Если он сейчас скажет, что знает об Арсовой симпатии, тогда точно всему конец. — Что ты — лучший человек, которого я когда бы то ни было встречал, — припечатывает неожиданно он, вызывая у Арса новую волну противоречий. Они будто играю в шахматы, в которых каждые десять минут произвольно проворачивается доска, — а еще я знаю, что такое исследование не обязательно приведет к тому, что ты осознаешь, что тебе нравится кто-то, кроме женщин. Может быть, в тебе вообще жестко вшит гетеро-фильтр, такая линза, знаешь. И на пляже ты видишь только девчонок, а мужики невидимы. Он смеется с собственной метафоры. — Кстати о линзах. Не возражаешь насчет паузы? Мне надо снять. — Мне как раз нужно пару минут, — рассеянно бросает Арс. Тема с пляжем его цепляет, он раскручивает мысль дальше, вспоминая все свои поездки на море. *** Он ложится, вытягивая уставшие ноги, и размышляет. Пока на лагерном побережье парни-одноклассники, а позже — одногруппники и просто друзья обсуждали женские фигуры и всячески обмусоливали, как, кто, кого и где трахнет, Арс редко включался в разговор, даже когда сидел с ними рядом. Гораздо интереснее было рассматривать парней, если быть честным. У кого где недокачены мышцы, идут ли этому коротышке плавки такого кроя, насколько гармонична походка у того длинного загорелого чувака. Он даже думал, у кого из них член больше, пытаясь угадать это визуально по форме трусов. Тогда Арсу казалось, что это просто потому, что он думает о конкуренции, что он сравнивает себя с другими мужиками. Что-то в этой схеме было не так. — А что думаешь ты, когда лежишь на пляже? — Я? — Антон смотрится в зеркальце, сделав фонарик поярче, потому что готовится снимать линзы, — Полностью гетеросексуальный мужчина, скорее всего, будет с охотой разглядывать женщин, конечно. Мужики, особенно более красивые, чем он, будут его бесить. Помнишь Матвиенко? — Босс продажников? Конечно. — И как он себя ведет на пляже? — Антон щурится одним глазом, примеряясь к освещению. — Надеюсь, что никогда не узнаю, — смеется Арс, — ну он ни одной девушки не пропускает в офисе. — Угу, — хмыкает тот. Арс задумывается дальше, пока Антон доделывает свои процедуры. Тот факт, что напрямую на вопрос он не ответил, проходит мимо его осознания. В памяти всплывают симпатичные киноактеры, просто знакомые, на которых он заглядывался, как раньше казалось Арсу, чисто с эстетической точки зрения. Внезапно вспоминается, что, смотря порно, он иногда отождествлял себя с женщиной, пытаясь понять, что она чувствует. И это ничего не значит, конечно, само по себе, но часть мотивации была точно неспроста. Сюда же в копилку падает школьный дружище Руслан, некоторые эпизоды с которым он всегда относил к категории абсолютно нормальных — так же все делают. А вот выходит, что, может быть, и не все. А еще же была какая-то непонятная хрень с одним преподом в универе. И оголтелые тусовки театралов, где он танцевал на столе в блестках, а потом целовался в туалете с каким-то парнем. А потом еще с каким-то и его девушкой одновременно. Внезапно Арса осеняет. Что за черт! Часть его прошлого будто бы просто была стерта из памяти, он выбрасывал все эти моменты, вешая на них ярлык «бурная молодость», и никак не связывал эти события с тем фактом, что он делал это не случайно. Не для того, чтобы натворить какую-нибудь «дичь», или узнать собственные границы отбитости, он решался на эти не однократные, кстати, поцелуи и даже кое-что еще. Арсений точно делал это не ради экспериментов. А потому что ему нравилось. Но он никогда об этом не знал. Арс замирает, глядя в желтый палаточный потолок. Какие еще потрясения его ждут в этом микродомике для охуеваний? Но ведь женщин он тоже любил — это не было ошибкой. Вернее, некоторые из них были ошибкой, конечно, но череду странных одинаковых граблей, к счастью, Арс завершил сам. Ровно в тот год, когда встретил Антона. Ну конечно — Арс вздыхает. За эти четыре года у него не было ни одной девушки и даже не одного свидания. Он думал, что это просто период такой — свободный, и шатался с Антоном по выставкам и раскрашенным граффити подворотням, гоняя в отпуск к его родителям и посвящая его в закрытые ото всех тайны его семьи. А это, выходит, был не период. За четыре года он так привык к Антону, что может наизусть вспомнить сейчас все его любимые фильмы, распорядок дня и даже марку какого-то редкого геля для душа, за которым он всегда охотится на распродажах и который Арс уже даже заказал в подарочном наборе, чтобы когда-нибудь сделать сюрприз. А это, выходит, был не сюрприз. Арс очень хорошо помнит, когда они впервые взяли за практику обниматься. Он сам решил, что им нужен такой ритуал. «Потому что британские ученые доказали, что каждому человеку нужно минимум три обнимашки в день», — снова трет он глаза руками и сам себя передразнивает. На самом деле ему просто нравилось касаться его. Вот и все. Все всегда было очень просто. Он давно уже был влюблен в Антона, но не знал, что это такое, списывая все на уникальную, крепкую и самую теплую в мире офигенную дружбу. И сейчас его шарашило не от того, что он вдруг захотел поцеловать мужика, у которого есть член — кстати, чужой член он тоже однажды в руках держал, как услужливо подсказывает разблокированная память, и ничего страшного не произошло. События последних дней ложатся списком железных аргументов на воображаемый белый лист. Эта палаточная неловкость, постоянное желание касаться, глупая ревность к Егору, с которой еще надо будет разобраться, реакции его тела — все выдавало в Арсе человека, который влюбился давно, но заметил это только сейчас. Резко ударило по голове осознание, что в этом походе он ощутил нешуточное влечение, физическое, выглядевшее, как острая необходимость. Наверное, романтические чувства было легко не замечать все эти годы. Но здесь они перевернулись, и страх потери Антона обнажил все истинные чувства. И пробил все защитные барьеры, добавляя к романтике еще и реальное влечение. Арсений подбивает на воображаемом листе итог: скорее всего, Арс — не особо гетеросексуален, это раз. Он дорожит Антоном, дружит с ним и любит его, как родного — это два. А еще влюблен в него по уши, хочет его безумно и хочет быть с ним— больше всего на свете. *** — Ох, блять, — говорит он вслух, снова поднимаясь в сидячее положение. — Ну чего? — Антон закручивает обратно баночки с жидкостями, — Разогнался? Или еще сильнее загнался? — Скорее догнал, — Арс вылезает из спальника, в котором становится душновато, — где там твой Егермейстер? — Одну ложку! — Антон прищуривается в сторону его лица, — Я без линз, конечно, но у тебя глаза красные, ты весь день их трешь. Хочешь капли? — Не, я в норме, — он берет в руки термос и задумывается. Что дальше? — Поделишься? — Антон ложится на освободившееся место, подпирает рукой голову, и тоже толкает под разлив свою чашку, — Будьте любезны, сеньор. — Por favore*! — картинно открученная крышка с бутылки чуть не падает ему в чашку. (*с исп. — пожалуйста — прим.) Парни смеются. — Я не уверен, что хочу поднимать эту тему, — Арс знает, что сгорит от стыда, если признается Антону, но обманывать друга после четырех лет не-дружбы теперь тоже уже не может, — хотя, наверное, надо. Ты прав, разговоры очень помогают. — Тогда давай так. Я обещал тебе секрет в обмен на секрет, — он благодарно кивает, принимая в руки кружку, — раз уж пошла такая микро-пьянка. Арс улыбается. Наверняка Антоновы секретики будут наподобие зарытых в песок стекляшек. Ну что серьезного он мог натворить? Украсть соседские яблоки? — Согласен, — идет Арсений, что называется, олл-ин. — Я так много знаю про кризис ориентации, — Антон отхлебывает чай, — потому что сам его проходил. Этого Арс точно не ожидал. Ошарашенный таким внезапным вбросом он замирает неподвижно, не донеся до лица кружку. Если он правильно все понял, то Антон, выходит, тоже не гетеро. Часть Арсения внутри пляшет джигу, радостно размахивая шляпой, а вторая часть переживает за друга, которому, возможно, не с кем было обсудить важную тему все эти долгие годы. — Ты проходил кризис? — побеждает вторая часть. — Да. Я подумал, что это уже странно, столько лет скрывать от тебя такую большую часть себя. Семья моя знает, друзья тоже. Я хотел тебе рассказать где-нибудь в этом году, попозже, но вот как оно все сложилось, — он снова делает глоток и морщится, — там точно только одна ложка Егеря? Сколько новостей на Арсову бедную психику, и все это — за один день! Невероятно бесит эта невозмутимость и расслабленность, с которой Антон рассказывает такие личные вещи. У Арсения последние нервные клетки держатся за соломинку в самом центре урагана, а Антон спокоен, как удав. Да как так? — Так значит, ты… — Арс все никак не может уложить это в голове и подобрать нормальное слово. — Гей типа? Нет. Я думаю, что бисексуален, — правильно понимает его вопрос Антон, — хотя, на самом деле, я, похоже, просто люблю людей, вне зависимости от пола или чего-то там еще. — А так бывает? Можно просто быть, э-э, — Арс мнется, пытаясь получше сформулировать, — ориентированным на более широкую группу людей? А на более маленькую — тоже можно? Антон бросает на него нечитаемый взгляд. — Дело не во влечении к парням, да? Тебе кто-то нравится, — проницательно и все еще убийственно спокойно спрашивает Антон, делая еще один глоток. Опять у него подскакивает сердце, стукаясь во все углы грудной клетки. Арс молчит очень долго, теребя несчастную веревочку, которую он уже почти полностью размотал. Если говорить, то сейчас. Надо обязательно сейчас, пока не поздно, пока он не охуел вконец от переживаний, пока Антон такой спокойный и, вероятно, они даже смогут обсудить все в случае невзаимности. Антон — в первую очередь друг, он не бросит его в этом пиздеце. Вот он, тот самый момент. «Говори, Арс» — приказывает он сам себе, но очень сложно собраться и выдать три коротких слова. Боже, где вся его смелость? Как в воду прыгать, это он умеет, а как сказать… Арс набирает воздуха в грудь, решаясь. — Да можешь не говорить, — перебивает его устало вздыхающий Антон, — я догадался уже, твое внимание к нему было с самого начала заметно. Оно и понятно, такой загадочный капитан Эд. — Чего? — у Арса глаза лезут на лоб. — Тебе нравится Эд. — повторяет напрямую Антон. — Нет конечно! — Сказать, что Арс в шоке, значит не сказать ничего, — Какой нахер Эд? — Да расслабься, на него много кто залипает. Не осуждаю вообще. — Нет, Антон, ты не понял, — начинает тот. — Да я шарю, Арс. В мире много несправедливых вещей, — голос его звучит с такой болью, что Арс даже возмущаться перестает, — тебе понравился человек, но он тебя не любит и не полюбит, скорее всего. Сорри, бро, но у Эда с Егором история стара как мир, у тебя нет шансов. Если твоя симпатия мимолетна, то она скоро пройдет. А если нет — что ж… с невзаимной любовью тоже можно как-то жить. — Антон, ты не так понял… — ошарашенный Арсений даже двигаться не может. — Ты справишься, — перебивает он и тоже трогает лицо ладонями, разминая, — как и я. Повисает пауза. Шестеренки у Арса в голове вертятся с удвоенной силой. Он совсем запутался, Антон придумал себе там невесть что, но с этим можно будет разобраться позднее — гораздо важнее то, что он проговорился. Получается, он в кого-то тоже влюблен. Но если бы это был сам Арсений, Антон бы так и сказал прямо сейчас. Значит, он влюблен в кого-то еще. Гипотезы надо проверять, прежде чем в них поверить, и Арсений идет в наступление, собрав всю волю в кулак. Плакать он будет потом. — Тебе тоже кто-то нравится, да? — Арс говорит это в кружку, и звук злодейски прокатывается эхом по ушам, — и это, похоже, невзаимно. Антон смотрит вниз, тоже теребя какую-то вязочку, похоже, от толстовки, и молчит. Значит, Арсений попал в точку. Повисает пауза, и он просто ждет, что будет дальше. Наконец, Антон вздыхает и говорит очень тихо, не поднимая головы: — Я много лет люблю одного человека. Арсений думает. Много лет, много лет. Может ли это быть сам Эд? Вряд ли, они выглядят как уже уставшие даже немного друзья детства, который вросли друг в друга так сильно, что будто бы уже и семья. Это не может быть Эд. Никто из рабочих знакомых, вроде бы, тоже не подходит. Внезапно в голове всплывают яркими пятнами события последних дней — тупые шутки Егора, ласковое «Булка», смешинки и отыгрыши, «нарисуй меня, как француженку», присутствие внутренних секретов, грозные взгляды Эда. Неужели Арс мог быть таким тупым, что не заметил очевидного. Боже, какая разыгрывается драма — Антон сохнет по Егору, с которым у Эда многолетняя история, те двое, похоже, ничего не знают, а тут еще и Арс со своими загонами. Охренеть. — Это что, Егор? — раскрывает свои детективные карты Арсений, — Ты влюблен в Егора? — С чего бы это, — Антон даже приподнимает голову от подушки и изумленно округляет глаза. — Ну, не знаю. Шуточки ваши, например, — Арс загибает пальцы, перечисляя, — ты сказал, что счастлив видеть его. Еще какие-то все время у вас внутрячки, приколы. Он тебя подкалывает на гейскую тему. — Нет, мы друзья, — отмахивается тот, — а счастлив я потому, что этот дуралей вернулся, наконец, к Эду. Там такая драма была, ебнешься. А вечные подъебки — это он просто мне мстит. Антон усмехается воспоминаниям и продолжает: — Он все время думал, что я гей, и пытался меня убедить в этом, а я всерьез не воспринимал, да и он не давил — просто прикалывался. А потом, когда до меня дошло, он бегал и орал, что был прав с самого начала, — Антон отпивает из кружки, — и теперь поддевает уже просто по привычке. Внутри Арса отпускает тревога — это не Егор. Робкая надежда поселяется в душе, что, может быть, это он? Может быть, их дружба и для Антона тоже была чем-то большим, чем просто рабочие отношения. Арс одергивает себя — совпадения случайны, чудес не бывает. А гипотезы надо проверять. Каким образом можно вытащить из Антона правду, не признаваясь при этом самому — совершенно пока не ясно. — А вообще ты к шуточкам не цепляйся, — хитро сощурившись, добавляет тем временем Антон, — на свои шуточки, например, посмотри! Арсений кивает: — Справедливо. — Так что не нравится мне Егор, — заключает Антон, — что за бред. — Такой же бред, как то, что мне нравится Эд, — добавляет Арс. — Это все пиздец какой-то, — ноет он в сложенные ладони. — Я тоже нихера не понимаю, — Арс качает кружкой, в которой плещутся последние полглотка. *** Через пару минут задумчивой тишины Антон снова садится, заставляя Арса невольно подвинуться на другой край палатки, и тянет свой спальник, собирая его и сворачивая в большую улитку. Он держит ее перед собой, сцепив пальцы, как держат обычно «помогающую» подушку в кабинете психолога. Арс думает, что ему тоже сейчас такая нужна. От уверенности и невозмутимости Антона не остается и следа. Он мнет спальниковую улитку пальцами, нервно прокашливается и, кивнув самому себе, снимает с паузы разговор. — Помнишь, ты говорил про Королевскую Ночь? — голос его тоже звучит как-то неустойчиво, — Так вот. У меня есть такая «паста», которая может очень сильно сейчас все испортить. Кажется, он хочет что-то сказать. Воздух в палатке тяжелеет, или Арсу просто это мерещится, потому что они сидят тут уже минут сорок точно, и могли просто надышать. Антон обнимает спальник, покачиваясь тихонько вперед-назад, и Арс знает, что это неосознанный способ успокоиться. Шальная мысль у него в голове включает яркую лампочку. Вдруг у него все-таки есть шанс! Надо решаться — другого такого момента больше не будет уже точно. Арсений теперь — водник, а водники не проебывают моменты. — Знаешь, — начинает Арс, безо всяких помогающих подушек, потому что водники входят в порог с разбега, — я могу тебя понять. Ко всем страшным бочкам и валам водники, как учил его Капитан Эд, встают гордо, прямо носом к волне. А там будь что будет. — У меня, похоже, тоже есть такая «паста», — уверенно говорит Арсений, хотя голос его дрожит, — которую, если выдавил, то все — пиздец, обратно уже никак. Антон смотрит на него, напряженно моргая. Арс прокашливается, с силой сжимая кружку в обеих руках. — Но я не хочу проебать и эту Королевскую Ночь тоже. И поэтому вот моя «паста», — он делает еще один вдох, и зажмуривается, будто бы его снова сейчас поглотит вода. — Я не влюблен в Эда, Антон. Я влюблен в тебя. Повисает невероятная по своей оглушительности тишина, и у Арса только стучит в висках, пока он смотрит в пол. Несмотря на сильное напряжение, одной тревогой будто бы становится меньше — он все сказал, карты раскрыты, мячик — на той стороне. Антон слишком долго не отвечает, и Арс, чтобы сделать хоть что-то, осушает в одно движение последние капли из кружки, и только после этого поднимает глаза. — Я тоже в тебя влюблен, — неверяще смотрит на него Антон. Он тоже в него влюблен. Тоже. В него. Антон прямо сейчас, черным по белому, ответил ему взаимностью. «ЧТО???» — орут все части хором внутри Арсения. Они смотрят друг на друга долгие секунды, не говоря ни слова, пока Антон не сглатывает нервно. Дышать тяжело, двигаться тоже, мысли от шока путаются и разбегаются по углам. — Мне кажется, я сейчас умру, — только и может, что выдать Арс, потому что ни один из его органов чувств не в состоянии нормально это переварить. Он накрутил себя так сильно, что у него будто бы выбило пробки — он не ощущает ни одной эмоции, способный только сидеть с открытыми глазами и не двигаться. И не дышать. — Пиздец, — выдыхает Антон, по его лицу тоже видно, что он еле соображает, — там есть еще Егерь? — Не поможет, — решительно открывая выход из палатки, отрезает Арсений, — нам нужен воздух. *** Через пару минут они сидят поперек палатки, завернувшись в спальники и рассматривая в темноте силуэты береговых скал через откинутый тент. — Это правда? — первым подает голос Антон. — Чистейшая, — улыбается Арс, к которому уже возвращается адекватность, а вместе с ней и смущение, — я сегодня понял, что ты мне, похоже, нравился все это время вообще. Все четыре года. — Охренеть, сколько лет мы потеряли зря, — изрекает смотрящий в одну точку задумчивый Антон, — я примерно в тот же период все осознал. — Да ты гонишь? — Как есть. Мой кризис ориентации именно ты и запустил, — он поворачивает голову, но, смущаясь, отводит взгляд снова. — Это как? — подтягивает сползающий с плеч спальник Арсений. — Все началось, когда я к тебе работать пришел, — признается Антон, укладывая подбородок себе на согнутые колени, — и я думал, что схожу с ума. Ночами не спал, смотреть на тебя нормально не мог, не то что работать. — Так вот, почему мы не сразу притерлись, — Арс вспоминает, как тяжело было в самом начале. — Ага. Причем на планерках я, вроде, держался, — он выуживает откуда-то из складок термос и трясет его, прислушиваясь, — будешь? Арсений кивает. — А на ивентах все было очень плохо, я вообще ничего вести не мог, когда ты рядом такой весь, — он изображает что-то руками, — заряженный, счастливый. Охуенный такой. Арсений тоже смущается от таких слов. Приятно. — И я плыл, — вздыхает Антон, косясь на него из-под челки, — штаны эти твои еще узкие. Он ворчит так мило, что Арсений против воли светло посмеивается. — А я думал, они тебя бесят. Даже перестал носить. — Бесят? — Он сперва округляет глаза, но потом, улыбаясь, покачивая головой, — Ох, Арсений, знал бы ты. Мысленно Арс делает себе пометку достать с верхней полки всю коллекцию драных узких штанов. Он теперь из них не вылезет никогда. — В Эдовской тусовке мы проводили так много времени, — продолжает тот, — и я чего только не видел, но сам никогда не пробовал. Думал, что мне нравятся парни только как друзья или личности, никакой романтики. Тусил с девчонками, считал себя гетеро. Пока не встретил тебя. И не охуел. — А я вчера охуел. И сегодня тоже. И позавчера, наверное, хотя мне сложно сказать, когда все это началось, — он забирает из рук Антона последнюю кружку с чаем, — теперь вспоминаю и, кажется, я все время вел себя с тобой не как с другом. — И сводил меня этим с ума, — соглашается Антон. — Черт, не знаю, как ты все это время со мной общался, — Арсу вдруг очень сильно становится жаль, — это же тяжело. — В какой-то момент я привык, — пожимает плечами Антон, — ты был рядом, больше ничего было не нужно. Но потом я понял, что нельзя тебя обманывать. Я бы рассказал уже где-то на днях. Собирался как раз. Так что хорошо все получилось. Арс улыбается, поймав его взгляд, и с удовольствием замечает, как тот смущается и прячет голову куда-то вниз. Он порывается подлезть под кудрявую челку, чтобы снова на него посмотреть, но Антон, хихикая, отбрыкивается. — Ну Арс! Тот только бодает его легонько в плечо. Антон прячет свои красные щеки внутри капюшона. — Мне тоже неловко, — признается Арсений в порыве открытости, — хотя я, кстати, чего-то даже пробовал. С парнями. Но забыл. Вспомнил только сегодня, когда в себе копался. Внезапное желание быть честным до конца заставляет Арса коснуться и этого. Он смутно помнит детали, но кажется важным сказать, что у него был подобный опыт. — Забыл? — Антон смешно поворачивается внутри капюшона, а сам капюшон не поворачивается, и Арс неловко помогает ему рукой, — Это как такое можно забыть? — А как можно четыре года думать, что мы друзья? — тоже смеется Арс. — Я думаю, что мы и не были друзьями в том смысле, как люди обычно дружат. А то, что мы считали за дружбу, уже было, вроде как, отношениями, получается. — Тоже так подумал. Много друзей носят твои трусы, например? — Это было всего раз! — оправдывается Антон, — Потому что Окси перепутала чемоданы! Арс снова пихает его легонько в плечо. Антон морщит свой красивый нос, и Арсу нестерпимо хочется его сейчас поцеловать. Он пока не решается, хотя уже, наверное, можно? — Чай закончился, — допивает Антон последний глоток. — Угу, — выпутывается из спальника Арс, — кстати о чае. Я сейчас. — Ага. Я тоже пойду, — усмехается Антон и вылезает за ним. *** «Максимальная степень неловкости — это весь сегодняшний день целиком», — думает Арсений, шагая по тропинке до ближайших кустов. На пути обратно он прикидывает, будет ли уместным сейчас попросить Антона хотя бы немного пообниматься, когда они лягут спать. Будто бы они никогда раньше не обнимались — это даже смешно. Но сейчас любое привычное действие кажется большим шагом вперед. Все обнулилось. Попросить об объятиях, ну надо же. Арс усмехается и мысленно щелкает себе по лбу. — Дурачина, — бормочет он уже вслух, забираясь в палатку. — Чего ругаешься, — возвращается следом за ним Антон, — ты на себя не ругайся, попрошу не оскорблять глубокие чувства Водомерок. — Тебе же не нравится это прозвище, — забираясь в спальник, удивляется Арсений. — Это — нравится. Ты меня так назвал, — тепло улыбается Антон и тянется к молнии на тенте. «О, милостивые боги», — причитает Арс внутри себя, потому что его снова колбасит — шок и ступор уже отступили, и нежность затапливает все его существо. По привычке он готовится изображать покер-фейс, как вдруг понимает — уже нет необходимости. Возясь с фонариком, Антон замечает его глупый взгляд. — Чего, Креветочка? — ласково кивает он лежащему почти по самый нос в спальнике Арсению. Тот пальцами держится за край и тоненько пищит, по-детски взбаламучивая ногами ткань. — Если ты еще чего-нибудь такое же милое сейчас скажешь, я умру от разрыва сердца, — жалуется он смеющемуся Антону. — Ты, между прочим, тоже не представляешь, как на меня действуешь, — он гасит свет и укладывается рядом, накидывая на себя расстегнутый спальник, как одеяло, и тихо говорит, — я, когда пальцев твоих касался тогда ночью, кажется, совсем не дышал. Арсений поворачивается на бок, к нему лицом, все еще прячась в коконе спальника. — Я придумал тогда целых три способа уговорить тебя сделать так еще раз, — радуясь, что в темноте не видно его красных щек, так же тихо отвечает он. — И какой первый? — шепот Антона проникает прямо в уши, будто бы его губы очень близко, хотя между ними и так не то чтобы километры. — Просто спросить. Можно? — несмело сипит Арс, чувствуя себя совсем не взрослым и, кажется, не мужчиной даже. — Прошу тебя, — Антон тоже смотрит на него с надеждой. Неловкость снова заставляет сердце трепетать, и Арс боязливо протягивает из спальника руку, отмечая, как локоть предательски подрагивает. Антон подставляет свою раскрытую ладонь под прохладные пальцы, осторожно сжимает в руке. Его кожа слегка влажная, наверное, от волнения, но для Арса это сейчас ничего не значит, чужое тепло заставляет его шумно выдохнуть не то все еще от смятения, не то уже от удовольствия. Второй рукой Антон нежно обхватывает ладонь с другой стороны, невесомо касаясь и тыльной части тоже. Подушечки скользят по фалангам, поглаживая, цепляя иногда острыми краешками ногтей звенящую от прикосновений кожу. Ладонь будто становится одета в прозрачную электрическую перчатку — каждое касание отзывается на поверхности нервными импульсами, очень похожими на щекотку, но настолько приятными, что хочется залезть целиком между Антоновых ладоней, чтобы эта искрящаяся зарядами вуаль окутала его всего. — Холодная, — шепчет Антон и тянет руки ближе к себе, с двух сторон обхватив своими большими ладонями. Поднеся руки к губам, он тепло дышит на прохладные пальцы, растирая их чуть-чуть, чтобы согреть. Арс залипает, рассматривая медленные движения живущих уже своей жизнью рук, и прикусывает губы, стараясь не выдать ни звука, чтобы не спугнуть это волшебство. Антон уже не касается — он самозабвенно ласкает пальцы, нежно трогая их губами, осторожно держа в руках, как сокровище. Когда легкими прикосновениями он переходит ниже, оставляя едва различимый отпечаток губ на запястье, Арс не выдерживает. Чувства буквально толкают его вперед, он отнимает у Антона свою руку, чтобы положить ее тут же на его щеку, придвигаясь ближе. В одну секунду расстояние между их лицами сокращается, и он ощущает, как горячо успевает Антон выдохнуть ему прямо в губы, перед тем, как Арс влетает в него поцелуем. Зависнув в этом мгновении, Арсений прикрывает глаза. Вот она — точка, самая стабильная константа вселенной. Если сейчас планеты начнут вставать и рушиться, их губы останутся в этом касании навсегда, потому что все уже случилось. Антон набирает воздуха, заставляя и Арса тоже прийти в себя. Губы такие нежные, мягкие, Арс почему-то думал, что у мужчин они совсем другие, вернее, у Антона — другие, потому что весь его прошлый опыт моментально оказывается не в счет. Сейчас его накрывает так сильно, будто бы это первый поцелуй в его жизни. Боясь упустить хоть одну секунду происходящего, Арс двигается еще ближе, касаясь губами с легким нажимом, возвращая Антону это острое электричество. Пальцы хаотично блуждают где-то за ухом, утопая в кудряшках, и свой затылок тоже ощущает нежность чужих рук. И как это оказывается хорошо! Арс приоткрывает рот, чтобы прихватить его верхнюю губу легким касанием, но в этот момент Антон дотрагивается до его языка своим, углубляя поцелуй и прижимаясь ближе. Мурашки пляшут, кажется, прямо на языке, шершавость сменяется гладкостью, Арсу горячо и влажно, и он уже не понимает, где чье движение, следуя в этом танце за собственным желанием и за тяжело дышащим Антоном. Осознание, что это не просто кто-то, а именно Антон, пробирает до самого низа живота, заставляя сердце ухнуть куда-то, а все тело вздрогнуть. Он ползет пальцами шее, ведет по нежной коже под подбородком, которую так нестерпимо хочется поцеловать тоже. Антон, отстраняясь ненадолго, проводит ладонью по его волосам, убирая челку, лезущую в глаза, и целует снова, сразу же глубоко и сильно, проникая навсегда куда-то внутрь его взвинченного сознания. — Стой, — хрипит Арс. — Что такое? — Дышать нечем, — Арсений вдруг понимает, насколько он уже физически горит. — Вылезай, — Антон берется за молнию спальника, и, не дождавшись ответа, просто расстегивает ее широким движением, раскрывая Арсов кокон от груди до самых колен и сразу откидывая верхнюю часть. Распаренное тело Арсения в термобельевых лосинах и водолазке обдает прохладным воздухом, но вздрагивает он не от этого. Перед раскрывшим его Антоном он будто предстает сейчас обезоруженным и обнаженным, хотя одежды на нем полно. Антон нежно тянет его к себе за плечи, скорее приглашая, чем требуя. Арс вынимает одну ногу из спальника, затем вторую, делая такой символический шаг и будто сбрасывая этот спальник, как старую кожу, как больше не нужный ему твердый креветочный панцирь, вверяя свое уязвимое тело в кольцо сильных Антоновых рук. Он прижимается носом к его груди, и шепчущий что-то Антон тепло его обнимает, гладит по вздрагивающей от сбитого дыхания спине, а Арсений чувствует себя таким защищенным. Никогда близость не воспринималась, как уязвимость, раньше он просто брал все, что хотел и так, как хотел, но это — другое. — Арс, — шелестит где-то над ухом, и горячие губы исследуют лоб, спускаются по переносице, заставляя его хихикнуть от смешного ощущения на коже, — мой хороший. — Как считаешь, можно считать мой выполз из спальника за выход из шкафа? — Что? — не находится сразу Антон, поглаживая его нежно по щеке, — А, шкаф. Конечно, если тебе так хочется. Арсений изумляется его серьезности. Он заботится о нем даже сейчас, и принимает его таким, какой он есть, целиком и полностью. — Это же тупая шутка, — улыбается он, касаясь Антона носом об нос, — и ты не будешь меня стебать? — Я люблю все твои шутки, Арс, — он смотрит прямо в глаза, они оба чуть косят сейчас из-за близкого расстояния, но черные омуты Антоновых зрачков видно очень хорошо, — и еще… — И я тебя, — выпаливает Арсений, потому что уверен, что именно это и имелось в виду. Никаких больше хождений вокруг да около, никаких недосказанных слов. Антон в ответ удивляется, трогательно заламывая брови, и улыбается всем лицом сразу, так ярко, так сильно, что все последние не верящие в происходящее нервные клетки хором воют «уву». Кажется, он даже мычит это вслух, когда впечатывается в Антона с новым поцелуем, больше не размениваясь на нежные касания, сразу сцепляясь горячо и влажно, и руками, и ногами обвивая самое нужное сейчас теплое тело. Руки бродят по спине и бокам — теперь удобнее гладить и мять, между ними нет никаких толстых спальников и никаких недомолвок. Арс тонет в ощущениях, слыша теплое дыхание и иногда даже бешеный пульс, когда они соприкасаются, плотно прижимаясь грудью друг к другу. Так приятно сжимать Антоновы сильные руки, бродить пальцами по широкой спине, и этот чудовищно прекрасный перепад между талией и плечами — Арс не может успокоиться, и трогает, трогает, трогает. Перекатывая Антона на спину, он почти наползает сверху, размыкая поцелуй только для того, чтобы коснуться губами шеи, и, наконец, уделить внимание нежной коже под подбородком, ощущая, как Антон от этих движений сглатывает, как двигается вверх-вниз его аккуратный кадык. Кто бы сказал Арсению, что ему будет так хотеться провести языком по изгибу его шеи, он бы не поверил. — Арс, какой же ты, — хрипит тоже, похоже, не верящий в происходящее Антон. Он хаотично перебирает пальцами в волосах и охает, и это оказывается так приятно — осознавать, что в твоих силах доставить человеку такое острое удовольствие. Хочется еще острее. Он смелеет и, наверное, чуточку борзеет, но ему так хочется сделать Антону хорошо, что он, не спрашивая, перекидывает ногу через его живот и устраивается сверху, нависая, но почти не касаясь телом. Антон издает непонятный звук и сам тянется к губам, располагая руки на Арсовой талии. Совершенно не понятно, как можно прекратить целоваться, и как хорошо, что незачем прекращать. С усилием отрывая себя от покрасневших уже губ Арс ползет ниже, снова к шее, и покрывает ее всю целиком поцелуями, наслаждаясь тем, как Антон запрокидывает голову для лучшего доступа. Ему нравится! Ему правда нравится! Он оттягивает ворот толстовки, чтобы лизнуть куда-то в ключицу, и Антон от неожиданности сжимается весь и даже глухо мычит что-то, похожее на стон. — Снимай, — от хрипоты голоса просьба Арса походит не то на рык, не то вообще на приказ. — Ты уверен? — шепчет Антон, и одного только взгляда на его румяное от возбуждения лицо хватает, чтобы понять — его самого о таком спрашивать даже не надо. — Как никогда, — решительно выдыхает Арс и выпрямляется, подцепляя собственную водолазку и ловко стягивая ее в одно движение через плечо. Он задевает палатку, и она шатается, кажется, вся целиком. Антон под Арсением вздрагивает. — Вау, — смотрит он снизу во все глаза на его голую грудь, — так красиво. Арсений снова ловит это чувство — полного доверия и открытости, и дерзкая бравада на миг его покидает — он тянет Антона за толстовку почти просяще, чтобы тот тоже разделся, чтобы он был такой — не один. Чтобы он больше никогда не был один. Антон тоже садится, осторожно сдвигая Арса подальше себе на бедра, и позволяет ему стянуть с себя толстовку, под которой ничего нет. Если раньше казалось, что по венам бежит электричество, то теперь, коснувшись голой кожей, оплетя Антона руками целиком, Арсений превращается в сплошную силовую линию и мычит через сомкнутые губы, чувствуя жаркие поцелуи теперь и на своей шее тоже. Антон возвращает ему обратно всю отданную страсть, вплавляясь горячими губами в ключицы, плотно обхватывая пальцами бока, фиксируя так уверенно и сильно, что Арс даже не хочет никуда рыпаться — дышит и звучно выдыхает, провожая вниманием волны возбуждения, прокатывающиеся по телу. Это даже как-то нечестно, это Арс пытался до него добраться, это он хотел его вот так целовать, но надо быть полным дураком, чтобы обижаться на Антонову инициативу сейчас. Неосознанно двигаясь в темпе поцелуев, Арс качается и танцует на его бедрах, изгибаясь по-змеиному и шумно дыша. Антон легонько кусает его в шею, выбивая приглушенное хриплое «А», и, не давая опомниться, резко опускается ниже и широким сильным движением лижет снизу-вверх возбужденно торчащий сосок. — А-ах, — выдыхает Арс уже в полный голос. — М-м, — гудит в его грудь Антон, продолжая целовать и сжимать сосок губами. Арс запускает пальцы в его волосы, и, когда он смещается на вторую сторону груди, притягивает его за голову к себе плотно-плотно, задыхаясь в ощущениях. Антон легонько царапает его, проводя ногтями по всей спине, и втягивает губами второй сосок, дергая его кончиком языка, как струну. Простреливающее по нервам напряжение заставляет колени дрожать, Арсений снова стонет, уже ничуть не стесняясь. Антон поднимает на него взгляд, нежно поглаживая спину там, где секунду назад с нажимом прошлись его пальцы. Он — красный, ошалевший и просто безумно красивый. Толкнувшись бедрами вперед, Арс пересаживается вплотную, прижимаясь членом к члену через тонкую ткань. Антон подхватывает его под ягодицы и закрывает глаза, чуть сжимая ладони. У Арса срывает последние предохранители, а внутри бушует такой ураган из дикого желания и одновременной нежности, что вместо резкого броска он осторожно укладывает Антона на спину, присасываясь к шее и потираясь грудью, и ведет рукой по животу вниз. Забравшись сразу под белье, он накрывает ладонью горячий член, заставляя Антона ойкнуть и распахнуть глаза. Наверное, они оба сейчас думают одно и то же — не слишком ли быстро, но у Арса есть на этот счет одно важное правило. — Боишься — не делай, а делаешь — не бойся, — предлагает он, не двигаясь, так и держа руку поверх. — Я безумно тебя хочу, Арс, но, — Антон переживает, и ему явно тяжело говорить, член дергается под Арсовой рукой, мешая даже нормально дышать, не то что соображать. — Без фанатизма, я понял, — согласно кивает, облизывая губы, змей-искуситель Арсений. Когда это он успел стать таким в себе уверенным? Когда Антон успел провалиться в эту обворожительную беспомощность? — Я хочу — с фанатизмом, — хнычет Антон, толкаясь в Арсову руку и зажмуриваясь, способный выплевывать только короткие фразы, — я вообще всего и сразу хочу! Но мы с утра охуеем, тормози. Антон прав. — Тогда давай заканчивать, — целует его Арсений, стягивая на ощупь одежду ниже по бедрам. Антон быстро выпутывается полностью и ловко снимает все и с Арса тоже. Они прижимаются друг к другу, абсолютно нагие и такие открытые, что медлить дальше Арсений просто не может. Он подается от шеи вниз чередой поцелуев и проводит языком по впалому животу, когда Антон спохватывается. — Пожалуйста, — ловят его за плечи сильные руки, голос сверху звучит так просяще, что можно легко спутать, чего ему на самом деле хочется — прекратить или продолжать. Арсений знает, что надо бы обойтись просто дрочкой, этого и так будет много для первого раза, и именно об этом его сейчас просят — остановиться, но его так соблазняет Антонова отзывчивость, что удержаться никак не получается. Он нашаривает свободной рукой чужую грудь и сжимает в пальцах сосок, отвлекая Антона еще на секунду, чтобы метнуться, наконец, вниз и вобрать в рот его истекающий смазкой член. Шалость удалась! Не вспомнить уже, был ли в пьяном вечериночном прошлом Арсения какой-нибудь подобный эпизод, да и нет никакого смысла — все обнулилось, и он пробует новые ощущения на вкус с чистого листа. И на вкус это очень, очень классно, хоть и ни на что не похоже. Антон стонет долго и в голос, напрягая свои красивые длиннющие ноги, на которые сейчас просто не хватает рук. Жалко. Арс ведет губами вверх-вниз, вылизывая языком головку, и член дергается снова — прямо во рту. Он удовлетворенно хмыкает, пуская, видимо, дополнительную вибрацию, от которой Антон весь подкидывается, буквально отрывая Арса от себя. С каким-то звериным звуком он меняет их местами, в одно движение оказываясь сверху, залезая коленями между разведенных ног, вертя Арсением, как податливой куклой. Обалдев от такого напора, Арс смотрит во все глаза на напряженные, рельефные мышцы рук, которые прижимают его плотно спиной к коврику, и рвано выдыхает. Если бы он мог течь, он бы сейчас потек от такого Антона. Как быстро все меняется! Тот властно сгибает разведенные ноги Арсения и ложится прямо сверху, сгребая его всего в объятия и придавливая своим весом. — Ты хулиганишь, — констатирует он строго, и, если бы сейчас его глаза демонически потемнели, Арс бы ничуть не удивился, — знаешь, что? Он проводит языком по шее плашмя, одновременно потираясь членом о член, не давая ему особо двигаться, поэтому Арс просто стонет, охуительно приятно прижатый к коврику горячим телом. Похоже, он только что разблокировал новый кинк, потому что спазм схватывает низ живота от этих движений. — Я бы тебя вылизал всего, — неожиданно говорит Антон на ухо, снова проезжаясь по всему телу, имитируя мягкий, но сильный толчок, и Арс зажмуривается, стискивая кожу на его лопатках. — А потом, — добивает Антон, переходя на раскатистый бас, — я бы тебя так трахнул, чтобы это был лучший оргазм в твоей жизни, Арсений. Арс выгибается, потому что новый спазм ухает куда-то через спину в пах, и практически воет. Антон высвобождает одну руку, чтобы на ощупь обхватить оба члена, кое-как размазав натекшую смазку, и чуть отстраняется, лишая Арса этого горячего тяжелого контакта. Но и без него все тело пульсирует, Антон размашисто двигает рукой, сбиваясь с темпа и тяжело дыша, Арс пытается помочь и тоже тянет руку вниз. Он проезжается по головке чужого члена как-то так удачно, что Антон вздрагивает, зажмурившись, вскидывает голову с мокрой челкой и кончает беззвучно, приоткрыв от удовольствия рот. Арсений догоняет его почти сразу, не отводя глаз, пока они сами собой не закатываются, когда его пронизывает белой вспышкой с ног до головы, заставляя тело изогнуться. Он выплескивает из себя последние капли, откидываясь на неизвестно когда подложенную под шею Антоном руку. Спермы так много, что она образовывает неровную лужу прямо на животе. «Точно, мы же четыре дня не дрочили» — глупо думает Арс, приходя в себя. Какое-то время они просто тяжело дышат. — Секунду, здесь вроде что-то было, — отлипший первым и снова выглядящий дружелюбным, а не демоническим, Антон разворачивается в поисках салфеток. — Не было, — Арс дышит, стараясь не шевелиться, чтобы не залить спальники, которые нужно завтра сдавать. — В смысле — не было? — размотав рулон туалетной бумаги, Антон посмеивается, — У меня тут есть доказательства, что все у нас было. Он демонстративно отматывает еще, чтобы смахнуть последние капли спермы. — Не было, — еще раз говорит затуманенный разум Арсения, — никогда еще не было. Такого — не было со мной никогда. Антон ложится к нему под бок, целуя с такой невыносимой нежностью, что у Арсения выступают счастливые слезы в уголках глаз.