Черничный

Утро оказывается очень жарким для августа, Арс просыпается раньше обычного от яркого света в окно и типичной солнечной душноты. На кухне оказывается остывающий чайник и пара бутербродов на разделочной доске, накрытой тарелкой. Об Арсении так давно никто не заботился, что у него сердце щемит от этого простого жеста. Хотя, может быть, на севере и это тоже принято — не оставлять товарищей без еды. Рядом с доской лежит записка. «Я ушел проверять фотоловушки, вернусь к полудню. Антон.» И записки тоже Арсу не оставляли очень, очень давно, наверное, последний раз это было в деревне у бабушки, или в школе вообще. Он прячет записку в карман, чтобы унести что-то из этого места, когда придется уезжать. Ощущения такие, будто бы он добыл сокровище. Кофе легко находится в шкафчике, и он даже не фыркает от его качества, наоборот, на третий день в лесу все становится изумительно вкусным. Никаких дел ему не дали, так что можно просто попивать кофе и ждать Антона. Арс выходит на веранду с книжкой, которую выбрал на полке. Ироничный «Белый клык» Джека Лондона приятной тяжестью лежит в ладони. На веранде тень и легкий ветер с реки сбивают аномальную жару. В поисках места для чтения он натыкается на странное деревянное кресло-лежак, которое заметил в первый вечер. Оно выглядит, как шезлонг, но на нем не получится ни лежать, ни спать — скорее, сидеть, удобно вытянув ноги и облокотившись на круто наклоненную спинку. Подлокотников на лежаке нет, зато есть регулируемые дощечки-подножки, чтобы не сползать по сидению. Арс стелет случайно найденный в сенях плед и обнаруживает, что подножки идеальны для его роста, хотя обычно он нигде не помещается. Должно быть, лежак регулировал сам Антон, больше, вроде, некому, если, конечно, они не все тут на станции такие высокие. Слева от лавочки он замечает странную конструкцию, полу-полка или, скорее, недо-столик с четырьмя выпиленными аккуратными деревянными штырями внизу. Такие же отверстия он видит по бокам деревянного шезлонга. Конструктор легко собирается, и Арс с удивлением обнаруживает себя в максимально комфортном лежаке с полочкой для книги и подстаканником. «Мсье Антон знает толк в удовольствиях» — думает он. И правда, когда тебе нужно много всего читать и писать, место для работы имеет большое значение. Программисты покупают себе ортопедические кресла и раскладывающиеся наверх столы, а в тайге чудо инженерной мысли придумывает вот такое. Интересно, Антон сам это сделал? Арс открывает книгу и погружается в чтение, удобно устроившись на мягком пледе и держа руку рассеянно на приятно греющей пальцы кружке с кофе. Наверное, способность отдыхать и правда не зависит от места и окружения, потому что он не может припомнить, чтобы в какой-нибудь Испании, например, ему было так комфортно лежать и читать. Он постоянно отрывает взгляд от книги, чтобы посмотреть поверх перил на резные верхушки деревьев и облака. От приятных мыслей его мгновенно отвлекает негромкий звук легких шагов где-то сбоку веранды. Он думает сперва, что это вернулся Антон, но не видит пока никого, и уже успевает прокатать в голове мысль, как ему сейчас лучше развалиться на лежаке, чтобы встретить Антона в какой-нибудь смешной позе. Весь настрой улетучивается, когда в поле зрения попадает собака. Точнее, как Арс уже твердо думает, не-собака. А потом и вторая. Они выходят из-за угла дома, обогнув веранду и останавливаются напротив крыльца. Это определенно точно Нара и Бонни, Арс очень хорошо запомнил, как они выглядят. Но что они тут делают? Может быть, они ушли с утра в маршрут вместе с Антоном и сейчас из-за того же угла выйдет Антон? Арс сидит и не двигается на всякий случай, хотя глупо думать, что волки его не заметили — те стоят у крыльца на траве и смотрят ровно на него. Он ждет, но ничего не происходит. Тогда он было думает уйти в дом, но понимает, что, пока будет снимать с лежака эту полочку для книг, пройдет время. Если Нара захочет напасть, она будет куда быстрее Арса. Ничего все еще не происходит, никто на него не нападает, Антон не появляется. Наверное, волки вылезли из вольера и просто гуляют по территории. Может быть, Антон утром их не закрыл? Арс долго смотрит на волчицу, пытаясь понять, пришла ли она ему мстить, и что он должен делать. Нара делает небольшой шаг вперед, но не крадучись, как вчера, а будто пробует, можно ли ей занять это пространство. Он всегда был человеком и с ебанцой, и с нюансами, без всяких «но», и ничего адекватного все равно не может сейчас придумать, поэтому просто решает действовать интуитивно. Повинуясь нездравому смыслу и правилу «не можешь победить беспорядок — возглавь его» Арс протягивает вперед руку и зовет Нару по имени. Она чуть вздрагивает и поднимает голову. А Антон говорил, не откликается! Волчица осторожно поднимается на крыльцо и садится, а потом ложится, вытянув вперед лапы. Бонни вползает следом за ней, занимая место на другой стороне веранды. Он высовывает язык, тяжело дыша. В такую жару быть волком и носить шубу наверняка не очень прикольно, а на веранде они — в тени и на сквозняке, так что, должно быть, это самое комфортное место сейчас. Нара отводит от Арса взгляд и начинает обозревать окрестности, будто бы ничего необычного не происходит, будто бы она занимает свой привычный наблюдательный пост. Как котик на подоконнике, ага. Арс, мягко говоря, в ахуе, но старается не подавать виду. Если он правильно понял вчера рассказы Антона и действительно задоминировал Нару в вольере, то она, должно быть, считает его какой-нибудь Бетой, занимающей место над ней, но под Антоном. На периферии сознания заинтересованно ворочается мысль, что это за место такое — под Антоном, но эту мысль Арсений думать не будет, хотя и очень хочет. У него от стресса всегда странные ассоциации появляются и неуместные отсылки. «Тут два волка на полу валяются, соберись!» — говорит себе он. А еще ужасно затекло бедро и нужно бы повернуться и сесть поудобнее, но Арсу стремно, что он спровоцирует Нару и она начнет рычать. Поэтому он медленно дышит, вспоминая, кто тут царь джунглей, и только после этого вальяжно пересаживается, разминая спину. Нара предсказуемо разворачивает к нему голову. — Что? — спрашивает у нее Арс, — ну жопа болит, Нар, я же не как ты. Она отводит взгляд и расслабленно заваливается на бок, потянувшись лапами вперед. Арсений думает, что он по-настоящему конченый придурок, сидящий с Джеком Лондоном и двумя волками на веранде. Утреннее чаепитие, епта. Еще и разговаривать с ними удумал, кому расскажешь — не поверит же никто. И телефон, как назло, остался в доме, сфоткать тоже не получится. Даже не для того, чтобы потом выпендриваться, а просто для протокола. Если волки все-таки решат им пообедать, и не будет ни единого факта, что Арс сидел тут, то Антон может решить, что Нара с Бонни не при чем, это он сам такой дебил, открыл вольер и полез тусить. Такого исхода не хочется даже больше, чем быть съеденным. За неимением никаких других вариантов, Арсений решает действовать по обстоятельствам. Пока что его никто не трогает, так что и он может никого не трогать. Тревожность проходит, и он копается в глубинах своего сознания, чтобы найти там какую-нибудь опору. Вспоминает, что он — на минуточку, Арсений Великолепный, Король Вечеринок и эффективный ивент-менеджер, и однажды он уже дал волкам отпор, так что бояться не нужно. Он раскрывает книгу, прихлебывает остывающий кофе и старается не думать о двух пушистых машинах для убийства в паре метрах от него. Однажды на одном мероприятии Арс сидел за столом с четырьмя своими бывшими, двое из которых успели пожениться между собой, и вывез эту вечеринку без единой драки. Нарочка его просто так не возьмет. Солнце плывет по небосводу, увлекая за собой границу тени. Нара, похоже, спавшая, лениво потягивается, когда ей начинает припекать бок, нехотя встает со своего места и невозмутимо идет к Арсению, садясь точно около его бедра. Два внимательных желтых глаза и нос смотрят прямо на него, и он вообще не знает, что с этим делать, поэтому просто пытается волчицу игнорировать, продолжая делать вид, что читает, изредка посматривая на нее. Говорят, что собаки, если их игнорировать, уходят развлекать себя сами, но Нара продолжает сидеть и пялиться то на Арсения, то на книгу на его деревянном столике. Наверное, он мог бы ее прогнать, чтобы не ломать дисциплину, но делать этого совсем не хочется, она кажется дружелюбной и просто сидит. Так пускай сидит? Он бегает глазами по строчкам и уже, кажется, погружается в сюжет, как волчица быстрым движением подныривает ему мордой под локоть и просовывает голову ближе, почти касаясь ноги. Арс машинально проводит рукой ей по голове и загривку, гладит, как обычную собаку, и смотрит на нее ошеломленно. Это кажется перебором, и он поспешно убирает руку. Нара вновь тыкается в него носом. — Ты любишь касания! Моя ты хоро-о-ошая! — не выдерживает Арсений, почесывая ее аккуратно за ухом, — ты страшный серый волк, да? Прежде всего, ты девочка, а все девочки любят ласку. Он переходит на теплый тон, приговаривая всякие глупости, пока Нара подставляет ему второе ухо, небольшой участок шеи сбоку и разворачивается спиной, давая чесать вдоль позвоночника. Она безбожно линяет, но Арс так захвачен контактом с настоящим волком, что забывает о своей брезгливости. Внутри снова просыпается странное чувство полного единения с ними, будто бы он точно знает, что надо делать, и понимает, в каком они настроении. На вечеринку подходит и Бонни, намереваясь попасть под Арсовы руки тоже, но Нара предупреждающе рычит. — Фу! — машинально говорит Арс, по привычке используя «собачьи» команды, и Нара косится на него оскорбленно, но рычать перестает, — в смысле, чего ты ворчишь? Его тоже почешем, иди сюда, Бонни! Он показывает ему рукой на другую сторону лежака, и тот соображает, быстро перемещаясь. Бонни больше похож на собаку, он ластится и открывает иногда игриво пасть, но Арс боится с ним играть в такие игры. Невероятно. Он откидывается на спинку, выдыхая. По обе стороны от него тусуются волки, он забирается пальцами в их пушистую густую шерсть и поглаживает их, как будто бы это какое-то спа. «Слабоумие и отвага-резорт», — дает название этому курорту Арсений. Теперь ему точно не поверит вообще никто. Нара укладывается у его ног снова набок, как будто бы спать, и Арсений смотрит на свою грязную от пыли и шерсти руку, и думает, что хотя бы руку надо сфоткать, чтобы все-таки было, чем хвастаться. Полдень уже давно прошел, солнце переходит на мягкий желтый свет, а Антона все нет. Арсений не паникует, ему даже в голову не приходит, что с ним что-то случилось, он просто продолжает тусить на веранде. Книжка захватывает, волки дрыхнут, ветерок приносит запахи леса, и Арс даже немного успевает задремать, как внезапным резким движением Нара с Бонни подскакивают на ноги, хотя никаких звуков не слышно. Арс тоже вздрагивает и озирается по сторонам. Фантазия подсовывает страшные сюжеты о том, что на базу пробрались воры или вообще медведь, и сейчас что-то будет. Сбоку от дома слышатся человеческие шаги, волки слетают с крыльца и убегают за угол. Арс убирает столик с кресла-лежанки, готовясь с кем-нибудь драться, если потребуется, и защищать Нару с Бонни. Будто бы они — не сильные и опасные хищники, а ласковые собанечки в беде. Но вместо медведя пришел, очевидно, Антон — раздается его строгий голос. — Епта! Вы охуели совсем оба! Вы как вышли вообще? Ну-ка за мной! Он, похоже, уводит волков в вольер, Арс слышит звяканье замка. Антон возвращается к дому быстрой нервной походкой, сосредоточенно смотря себе под ноги. — Привет, — тихо говорит Арс, когда тот поднимается по ступенькам крыльца. — Да блять! Че вы все меня пугаете! — он хватается за сердце и глубоко вздыхает. — Извини, — говорит Арсений, поднимаясь с лежака, — если что, я их не выпускал, я тебе клянусь. — Ты? Что? Бля, — до Антона, похоже, доходит вся картина целиком, он внимательно оглядывает Арса с ног до головы, — бля-а-а-а-а, вот сука, ты был здесь, когда они вышли? Ты цел? Они тебя не тронули? — Я в порядке, — улыбается Арсений, — и, если честно, тронули, но это было хорошо. Технически, их трогал я. Он показывает Антону грязные ладони и шерсть на штанах. Антон охуевает еще больше. — Они дали себя трогать? Что вообще произошло??? — он взвинчен и даже дышит как-то прерывисто. Арс подается вперед, выставив ладони в успокаивающем жесте. — Все хорошо, реально не о чем беспокоиться, я просто вышел почитать — кстати, оценил твою классную полку для книги. Потом пришли они и стали валяться, им, видимо, было жарко, а тут тенек. Нара мне влезла под руку, как собака, терлась. Я их погладил, и они уснули прям вот тут, на полу, — он показывает себе в ноги, — я был очень осторожен. Я вообще сначала хотел сбежать, но полку пока снимешь… — Арс. Антон впервые называет его таким коротким именем, раскатывая согласные на языке, и ему нравится, как это звучит, очень близко и как-то совсем по-дружески. — Арс, с ними нельзя, как с собаками, это реально опасно, ты не понимаешь, они же… — он осекается, вздыхая и приваливаясь спиной к опоре веранды. — Волки, — заканчивает за него Арсений, и, видя Антонов взгляд, добавляет, — и это нормально. Я понял, кто они, еще вчера — наткнулся на вольер случайно, пока ловил сеть. Хотел тебе рассказать, но зассал. Нара на меня зарычала, а я, похоже, ее это, ну, ментально продавил, что ли. Просто не отошел, когда она меня прогоняла, не отдал ей поле. Или как это называется. Сегодня она просто пришла ко мне и все, я даже ничего не делал. — Что, блять, за день, — Антон устало трет лицо, оставляя на нем грязь. Арсений только сейчас замечает, что у него походная одежда вся в каком-то болоте, грязные ботинки даже оставили на крыльце следы. — А ты.. Что-то случилось? — Да полный дурдом. Ладно, — он хлопает себя по ногам, — пойдем, дрессировщик, блять, Запашный. У меня где-то был коньяк. Арс впервые готовит здесь еду, пока Антон уходит в ванную приводить себя в порядок. Там, в городе, который теперь вообще кажется параллельным миром, обычным делом было заказать доставку, так что привычки готовить у него особо и не было. Сам себе удивляясь, Арсений помешивает зажарку в сковороде, косясь на принесенную Антоном бутылку коньяка. Что-то точно у него там в лесу случилось. Вспомнив про заначку, он достает из сумки пару шоколадок, которые не глядя забрал из дома с собой, и натыкается взглядом на пакет с бутылкой Бехеровки. Тогда казалось отличной идеей распить настойку на травах где-нибудь на берегу, сидя, собственно, на травах. Чувство юмора у Арсения жило по своим правилам. Бутылку он предусмотрительно не берет, культурные люди столько не пьют, все-таки. А вот футболку, почему-то, переодевает на свою любимую, черную с надписью. То ли потому, что намечается какой-то официальный вечер, то ли ради защиты, потому что любимую одежду можно носить, как броню, то ли ему просто хочется выглядеть хорошо. И привлекательно. По поводу последнего он всерьез не думает, Антон же нравится ему на три деления из десяти и строго — не больше. — О, пахнет офигенно, — раздается из-за спины. — Почти готово, — не разворачиваясь, отвечает Арс, — я заранее извиняюсь, если что, но вроде бы и правда получилось неплохо. Они суетливо вертятся между столом и шкафами, доставая на стол тарелки, чашки и прочее, пока Арсений не поднимает взгляд на Антоново лицо. Тот сбрил бороду полностью и изменился до неузнаваемости, Арс даже не сразу соображает, что кастрюля в его руках, вообще-то, горячая и ее бы надо поставить на стол. Антон выглядит очень классно, если не считать, что он загорел ровно по линию бороды, это смешно, но тоже по-своему мило. У него оказываются большие и красиво изогнутые губы, яркие на контрасте со светлой незагорелой кожей. Острая линия подбородка опять намекает на его молодой возраст, хотя Арс точно знает теперь, что они почти ровесники. Антоновы кудряшки мокрые от воды, он откидывает челку со лба, и Арс будто видит это в слоу-мо — взмах головы, прикрытые глаза, движение кадыка на открытой теперь белой шее. О, боги, как он раньше не видел, насколько Антон красив? — Странно, да? — Антон пододвигает ближе дощечку для горячего, заставляя тем самым Арса отлипнуть, — как сильно человек без бороды меняется. Когда Серёга так первый раз сделал, я вообще его не узнал. Но он наполовину армянин, поэтому что с ней, что без нее — суровый парень. А я всегда, когда бреюсь, становлюсь сразу подростком. Да? — Тебе идет, — только и может выдавить из себя Арсений. — Я, когда нервничаю, всегда какую-нибудь подобную фигню делаю, нужно изменить что-то не очень глобальное, но заметное, тогда отпускает. В прошлый раз перестановку в доме замутил, мы тогда здорово влипли, я упал, летел долго, думал, переломаюсь весь, но обошлось. А когда зимой подо мной лед треснул, даже куртку выкинул, в которой был, прямо суеверие какое-то началось с этой курткой… У Арса глаза на лоб лезут. — Антон, что случилось сегодня? — он садится на лавку напротив и напряженно вглядывается, стараясь ничего не пропустить. В такие моменты нужно очень хорошо слушать. — Да ничего страшного, — Антон вздыхает, отрезая хлеб. Арсению хочется от греха забрать у него нож, — рассказывать даже стыдно. Я вот такой крутой типа, тусуюсь на биостанции по полгода, взрослый мужик, а сегодня так обосрался, что до сих пор вон трясет. Он поглядывает на молчаливо замершего с серьезным лицом Арсения. — Только не ржи надо мной, — говорит Антон, — я медведя видел в лесу. — Нихуя себе, — кажется, Арсений первый раз позволяет себе так громко ругнуться, — это нихера не смешно. Это же пиздец! Для Арса медведь — это практически встреча с йети, падение метеорита и цветение папоротника одновременно. Ужасное, абсолютно смертельное и маловероятное для современного мира и для него конкретно событие. Он знал, что теоретически медведи существуют и живут в лесу, но где-то там, далеко в Сибири, а не здесь, и был спокоен, собираясь на отдых в Карелию. Он думал, здесь безопасно, он вообще планировал прогуляться до ближайших скал и пофоткаться, а теперь он не хочет даже выходить из дома, потому что там его поджидает неминуемая гибель. Забор вокруг станции сразу же ощущается бумажным, их мощный дом из сруба — хлипкой соломенной хижиной, как у Наф-нафа, и когда медведь придет — а он теперь обязательно придет — то первыми под руку попадутся волки. Дальше Арсений думать не хочет, его охватывают десять чувств одновременно. Они сидят и разливают борщ по тарелкам, по-сути, на медвежьей территории, и это ощущение заставляет волосы на руках шевелиться. — И… Как? — Вот и я так же подумал, — говорит Антон, вытаскивая из бутылки пробку, — давай-ка нахуй выпьем. Они чокаются кружками механически, и он продолжает. — Я раньше только слышал их, или следы видел. Стремно, конечно, но мне казалось, я привык. Я знал, как реагировать, знал, что однажды все равно его встречу, когда живешь здесь, этого не миновать. Мне казалось, я готов, но я нихуяшечки не был готов. Он делает глоток. — Короче, домой шел по тропе, а он мне навстречу резко из-за поворота выполз, я даже его не слышал, ты прикинь? Вообще бесшумно ходит туша эта полутонная! Нос в тропу воткнул и бредет. Я остановился, сначала вообще замер и не словился, что делать, стою, смотрю на него, как дурак, — он берет было ложку, но тут же кладет ее обратно, — потом просто заорал на него матом, как мог, сначала со страха, потом от злости, потому что так глупо умирать в паре километров от станции совсем не хотел. А страшно было так, что реально казалось, что могу. Он замолкает на пару секунд, и у Арсения с его воображением рисуется картина встречи огромного зубастого зверя размером с дом с маленьким на его фоне двухметровым Антоном. Внутри водоворотом закручивается липкий страх такой силы, что ложку он тоже откладывает. — А медведь? — Мне повезло, он испугался сильнее, он же вообще меня не видел, а я начал орать. Он, может быть, даже не понял, что я человек, решил, наверное, что я — неведомая кракозябра, одну секунду на меня глянул и сбежал. Ты бы знал, какое это, нахуй, счастье, когда от тебя убегает медведь. — Пиздец, — Арсений делает еще глоток из кружки, — обошлось. — Это да. Но знаешь, говорят, что эмоции потом накатывают? Арс кивает. — Медведь от меня куда-то в сторону станции рванул, я же домой шел как раз. И я стою в лесу, как дебил, на тропе, а идти по ней ссу — медведь же где-то там теперь, а где — я не знаю, и на меня это так обрушилось, мне стало так сильно страшно, что он снова нападет, что я оборачивался вокруг себя и смотрел на все кусты сразу, и мне казалось, что он, как в фильме ужасов, обязательно возникнет сейчас прямо за спиной. Это невыносимо, блять, вообще. Я просто не выдержал и побежал куда-то вбок, лихорадочно думая, что сейчас возьму левее и свалюсь так к реке, а по реке уже выйду, а в воде почему-то казалось, что он меня не достанет. И я бежал, как сумасшедший, мне все время чудилось, что он за мной гонится, я без разбору вообще летел. Влез в какое-то болото, охуел еще больше и, пока из леса не вышел, не мог успокоиться. Он снова делает глоток из кружки и закусывает хлебом, рассеянно глядя на остывающий суп. — И только вроде отдышался, как уже тут, на базе увидел, что волки гуляют. Они защелку как-то открыли, или я, может, плохо закрыл утром. А если бы они в лес ушли, а там медведь этот! А их всего двое, и это без шансов, конечно, — он тяжело вздыхает, — а потом ты еще на веранде сидишь, я думал меня вообще инфаркт хватит. — Антон, — Арсу снова хочется коснутся его руки, — это какой-то пиздец, серьезно. Я вообще себе не представляю, я бы там просто умер. — Да, сорян, я так рассказал еще, на эмоциях, на самом деле это было не то чтобы очень опасно, я просто… — Чего-о? — было совершенно не понятно, за что тот извиняется. — Я зассал, как маленький, в панику впал, нельзя этого допускать, я вообще не понимал, что делаю. Просто не ожидал даже, что так испугаюсь, никогда особо не боялся ничего, даже вот мелких своих, когда они взрослеть начали, не боялся, а они тоже жару давали, а здесь… — Эй, — он все-таки берет в ладонь его руку, — эй, посмотри на меня. Это не просто какой-то зверь, это, мать его, медведь! Ты еще нашелся как-то в эту минуту, сообразил, что делать и прогнал его, и это говорит о твоем мужестве сильнее всего, это никто у тебя не отнимет. Покажи мне хоть одного человека, который не испытает страха нос к носу с медведем, а те, кто говорит так про себя — эти все брутальные мужики, — они же просто пиздят. Не бывает так, что человек не обосрется, это должен быть какой-то я не знаю, психопат вообще, у которого… эмоциональный диапазон, как у зубочистки! Антон смотрит на него прямо и начинает улыбаться, давя в себе смешок, но Арс взрывается первым. — Цитата Гермионы при разговорах о медведе — это просто шикарно! И спасибо, Арс, — он снова называет его так, в этот раз в голосе звучит благодарность, — ты прав, я просто не ожидал, что так испугаюсь. — И ты не стал от этого слабее, очень даже наоборот. Я вообще сейчас на тебя как на героя смотрю, — он наблюдает, как Антон прячет смущение за кружкой, наклонив голову, — только если мы будем бухать и не будем есть, то ближе к вечеру пойдем давать медведю пиздюлей, а идея эта — так себе. — Да, согласен, — он пробует суп, и Арс старается не фокусироваться на вытянутых в трубочку красивых губах, — мммм, фкуфно! Кормить другого оказывается очень приятно, Арс прячет улыбку, перемешивая сметану у себя в тарелке. Кажется, у него есть на примете еще парочка блюд. Конечно же, они напиваются. Разговаривать с Антоном выходит настолько легко и интересно, что Арс забывает счет времени и просто растворяется в этом дне. Они разгоняют, что бы сказал медведь своему психоаналитику после сегодняшней встречи, и неистово ржут, пытаясь разыгрывать эту миниатюру по ролям. Антон оказывается таким же дурным, как и Арсений, они пытаются перейти на какие-то серьезные темы, но все равно скатываются в стеб и тупые каламбуры. Он, смеясь, сгибается пополам и часто Арсения случайно трогает, и тому это очень нравится. — Фу, блин, пойдем покурим, — вытирая влагу в глазах, говорит Арсений, — а то я просто от смеха умру. На улице обнаруживается настоящий рай — яркое золотое солнце заливает светом поляну. Арс бежит за телефоном и уговаривает Антона его поснимать. — Это же голден ауар! Лучший свет! — говорит он скептически поднятой Антоновой брови. — Его еще хрен поймаешь в такой яркости, и виды здесь классные, Анто-он. — Я не фотограф, сразу предупреждаю, — он зажимает сигарету зубами, — ну давай. То ли алкоголь говорит внутри, то ли просто веселье, но Антон начинает отыгрывать недовольного продюсера, которому не нравится ни одна фотка. — Больше экспрессии, Арсений, ты же модель! — говорит он, присаживаясь на корточки. — Давай, давай, покажи страсть! Антон кривляется, добавляя в речь тягучие интонации и манерно взмахивая рукой, Арсений моментально подстраивается, принимая карикатурные позы и заламывая руки. Он делает на камеру пару шагов и оказывается прямо перед телефоном. — Очень, очень хорошо, — Антон смотрит в экран, — а теперь иди-ка сюда, дорогуша, снимем тебя на фоне неба! Он вскакивает и сбегает по крыльцу, шагая крест-накрест, как на подиуме, положив руку на бедро. — Это оттенит твои синие глаза, — он делает разворот вполоборота, смешно отставляя ногу, — давай вставай! Арсений послушно становится на нужное место, механически позируя. Внутри него — море волнуется раз, потому что Антон, заигравшись, двигается неожиданно пластично, и — море волнуется два — если отбросить утрирование ради смеха, то это выглядит очень горячо, а контрольным в голову — море волнуется три — это выглядит очень по-гейски и абсолютно для Антона естественно. Как будто бы даже привычно. Арс знает, что пьян, а поэтому запихивает это все куда подальше и просто держит себя в руках. Сколько раз он напарывался на неприятности, когда ему по пьяни чудилась симпатия — не счесть, поэтому он помалкивает и старается отвлечься, отыгрывая загадочный, устремленный вдаль взгляд, пока Антон снимает его портрет. — Дай посмотреть, — выйдя из образа, просит он. Антону, похоже, неловко, он прокашливается и протягивает телефон. — Тут это, не знаю, что получилось, меня занесло как-то, — снова звучит в его голосе извинительный тон. — Так, давай я сегодня полезу не в свое дело и буду для тебя психологиней из инстаграмма, — шутливо, но с серьезным подтекстом отвечает ему Арс, — объявляю сегодняшний день Днем Разрешающим Все Эмоции. Идет? А то тебя правда куда-то несет не туда. И это я не про перфоманс! Мне понравилось, ты прям актёр. Антон улыбается. — Я занимался когда-то. Вот, эта фотка классная, — тычет он в экран, пока Арс листает снимки, — прям хорошая. На фотке крупным планом Арсений, залитый закатным солнцем, довольно улыбается и подставляет лицо под теплые лучи. — Про-шу са-дить-ся, — записывает в заметки Арсений, — так и назовем. Антон с минуту хмурит брови, а потом начинает заливисто смеяться, когда до него доходит двойственный смысл. — Арс, что вообще у тебя в голове? *** Когда они приговаривают Арсову Бехеровку, на улице уже темнеет и скоро начнет холодать, но с веранды уходить совсем не хочется, и Антон вытаскивает толстые охотничьи куртки. Арсений с трехдневной щетиной оказывается сразу похож на кого-то брутального, особенно когда ворует у Антона сигарету и нахлобучивает капюшон сверху по самые глаза. — Так вот, шли мы через Дрейка, — басом начинает он, — баллов семь-восемь было, располоскало все паруса. — И кто из нас еще актер, — улыбается Антон, — у тебя реально круто получается, ты не думал об этом? — Много раз, — Арс откидывается на спинку лежанки, все-таки прикуривая сигарету. — Знаешь, мне часто кажется, что я что-то упустил в жизни, что не туда свернул. Я не жалуюсь, конечно, у меня классная жизнь, на самом деле, работа хорошая, Нара с Бонни, друзья… Даже квартира в городе есть, я большую часть года раньше там жил, пока преподавал. Ремонт замутил хороший, сам правда не понял, зачем, но, вроде как, положено. А потом здесь оказался, щенят подобрал. И я вроде бы счастлив, да? Но будто один из поездов уже ушел. Арс поворачивается к нему. — Прости, если что, но это… ты про девушку? Я фотку видел в камералке. Антон хмурится. — Блондинка? А, нет, это Ирка, мы учились вместе, она тоже тут тусила какое-то время, потом замуж вышла. Мы друзья, не больше, — зачем-то добавляет он. — О чем ты тогда жалеешь? — Не знаю, я даже не понимаю особо, кем бы хотел стать, будь у меня второй шанс. Вот ты бы что делал? — Если бы я был смелее, пошел бы в театр, наверное. Я действительно всегда об этом мечтал, закулисье, софиты, гримерки, только представь, как это круто, — Арс чувствует, как Антон разглядывает его, пока он затягивается, — или вообще — снимался бы в кино. Надеюсь, у Арсения из параллельной реальности все это получилось. — А Антон из параллельной реальности пришел бы на твою премьеру, прикинь? — он снова смеется, изображая толстого человека, — такой ва-ажный и в пиджаке. — Почему ты там толстый? — искренне удивляется Арс. — Потому что я вместо биофака поступил на менеджмент какой-нибудь, и теперь крутой! — Ты и так крутой, — тепло улыбается Арсений, даже не сопротивляясь фонтанирующей из него симпатии, — куда бы ты ни поступил. — Снова в роли инстаграммной психологини, да? — слегка смущается тот. — С вас пять тыщ, — Арсений картинно поправляет на носу воображаемые очки. Они идут в дом, чтобы приготовить бутерброды, и залипают на фигурное вырезание из колбасы силуэтов волков. Из кривых обрезков Арс собирает слона с длинными ногами и кладет Антону на бутерброд с заявлением: — Это ты! Толком они не едят, но все еще пьют, поэтому в следующий раз, когда кто-то объявляет перекур, на ногах стоять уже гораздо сложнее, Антон опирается на перила веранды и задирает голову наверх. — А вот если бы в том параллельном мире… Мы же можем там быть друзьями, да? — вдруг начинает он, медленно проговаривая слова. — Можем. Мы и в этом, вообще-то, можем, — честно отвечает Арс. Он пьян, и ему все время хочется подойти поближе, хоть физически, хоть ментально. Он позволяет себе пока просто поставить локоть рядом с Антоновым, и сам от этого смущен. — Круто, — улыбается тот. Взгляд у него плывет, — я бы хотел такого друга. Ты классный, Арс. «Я бы хотел» — отзывается эхом на периферии сознания. — Ты тоже, Антон. — Ну ооооооо, — стонет Антон и протягивает руки для пьяных обнимашек, — братаааааан. Арс посмеивается и аккуратно принимает его в объятия, невесомо укладывая руки на спину. Антон стискивает его, обхватывая кольцом под ребрами, и утыкается носом в плечо. Они вышли без этих толстых курток, и тепло тела к телу делает из взрослого мужчины Арсения неловкую и расплавленную шоколадку, не способную удержать ни форму, ни внимание. — Мне так не хватало такого, — прямо в плечо бубнит Антон, и не думая отстраняться, — спасибо тебе. — За что? — инстинктивно поглаживая его по плечам, спрашивает Арс. Антон отодвигается, невзначай проводя ладонями по талии, хотя Арсений фантазирует, что он это специально. — С тобой хорошо, — просто говорит он. Внутри всерьез возникает мысль, что вот еще немного, и он не сможет никак это рационализировать, хотя очевидно, что Антон просто пьян и сентиментален, он ни капельки не флиртует. Проблема в другом — Арсений очень хочет, чтобы он с ним флиртовал. Антон тыкает пальцем Арсу в грудь. — У тебя тут надпись: «Я перестал волноваться», — хихикает он, но продолжает уже серьезнее, — вот я тоже перестал, как ты приехал. Сережа там застрял где-то, мне покоя это не дает, и я ничего сделать не могу, понимаешь? — Да, я помню, — сочувствует Арс. — Я с ума сходил. Димку отвез, ехал за Макаром и даже останавливался пару раз, руки за рулем тряслись. А потом с тобой пообщался — и как-то отпустило, прикинь? И я подумал вчера — а че я очкую, времени много еще. Даже в МЧС звонить рано, у меня, может, реально просто паранойя, что он там в беде, а на самом деле он нормально идет, нашел, небось, новую тропу или даже напал на след кого-то редкого, — он задумчиво выдыхает дым длинным хвостом. — Я бы тогда тоже все бросил и наблюдал бы. И вот я теперь думаю, что все с ним нормально, придет, живой-здоровый, принесет много материала. Может, на докторскую насобирает вообще. — На колбасу? Антон смеется. — Да, на Докторскую, а потом на Краковскую. На Краковскую диссертацию! Арсений легонько толкает его плечом в плечо, не может удержаться. — Ты отлично держишься. И все хорошо будет. — Не хочешь остаться тут на подольше? — вдруг выпаливает Антон. — я обещал позвонить про запчасти, но ты вроде говорил, что тебе тут прикольно, и я подумал… — Я бы хотел, — перебивает Арс. — И я подумал, может быть… Что? — Я бы с удовольствием тут побыл, Антон, я даже уже, кажется, говорил. Я вообще не понял, как это вышло, но я тут забыл про всю свою работу и прошлую жизнь. Мне здесь неожиданно очень хорошо. Природа классная, красиво, а волки твои вообще отвал башки. — Овал башки, — фыркает Антон, — я с ними, кстати, еще поговорю серьезно, Нара — предательница! — О да, женщины меня любят, — выпендривается Арс. Антон смеется. — Правда останешься? — негромко спрашивает он. — Могу дождаться с тобой Сережи даже, наверное. У меня времени — вагон, я сам себе выдал отпуск на целый месяц. Так что могу быть тут, пока не прогонишь. — Тогда договорились? — Антон протягивает руку, и тот ее пожимает, улыбаясь. *** Арс уходит в дом за чаем и, вернувшись на улицу с двумя дымящимися кружками, застает Антона трущим глаза и характерно шмыгающим. — Блять, — говорит Антон, отворачиваясь. — Эй, эй! — Арс поспешно ставит кружки на подоконник и касается Антоновых плеч, не пытаясь встретиться с ним глазами, чтобы лишний раз не триггерить его чувствительность. — Все нормально, да? — Да просто накатило, — Антон стоит к нему спиной и глубоко дышит, — не знаю, я обычно не такой. — Забей, Антон, пожалуйста, просто дай себе быть собой. У тебя сегодня неебаться, какой стресс, и не оправдывай это никак, ну, уж я-то тебе точно не скажу ничего, да? Я от этого дня вообще в ахуе, не меньше, чем ты, но до меня доходит, как до жирафа, так что мы еще посмотрим, кто ночью будет орать в подушку, как принцесса. Антон выдавливает из себя смешок. — На вот чаю лучше. Мы же пьяные еще, ты знал, что алкоголь — это депрессант? — Спасибо, Арс, — он берет из его рук кружку, отходя к перилам и снова прикуривая. Чай оказывается вкусным и очень похожим на тот самый, из детского похода, у костра. Арсений проваливается в воспоминания, рассматривая в свете тусклого фонаря трещинки на ручке. — У меня был друг, — внезапно говорит Антон, и слова даются ему с усилием, но в голосе скорее тоска, чем усталость, — хороший друг. Тоже понимал меня. И принимал таким, какой я есть. Дружили — пиздец. А теперь — все. Он делает такую мрачную паузу, что Арсений додумывает самое страшное. — И что с ним… — Нет, нет, он жив, все в порядке, — поспешно добавляет Антон, и Арс облегченно выдыхает, — просто мы больше не увидимся никогда. Даже если случайно столкнемся где-нибудь в метро, он со мной не заговорит. Арсений молчит, не зная, как реагировать на внезапную откровенность, надеясь лишь на то, что ему хватит мозгов вести себя нормально, пока Антон так уязвим. — Короче, произошла некоторая хуйня, — он затягивается, задумчиво хмыкая, — или наоборот, не произошла. — Хреново расстались? — не подумав, ляпает Арс и внутренне зажмуривается, потому что все-таки повел себя как придурок. Он уже хочет начать как-то оправдываться за нелепо брошенную фразу, как Антон легко отвечает: — Да мы не встречались даже, — он осекается и смотрит испуганно на Арса во все глаза. — Все нормально, — выставляет ладони тот, — я сам спросил, извини, не надо было. Они какое-то время молчат. — Сколько тебе было? — негромко спрашивает Арс. — Шестнадцать. — Мне в шестнадцать тоже было хреново. Да и после, на самом деле. Наверное, если всех моих «друзей», — он показывает пальцами кавычки, — собрать всех вместе, и я спущусь в такое метро, то при виде меня весь вагон встанет и выйдет не на своей станции. А я останусь совсем один. — Не, — посмеивается Антон, — там в углу вагона буду я, такой скрюченный, за газеткой, чтобы не отсвечивать и чтобы меня никто не узнал. — С прорезями для глаз, — говорит Арс, и они смеются оба. — Ладно, погнали спать, уже голова чугунная, — через какое-то время Антон тушит бычок, — и спасибо, Арс, уже в сотый раз говорю, но правда спасибо. Арсений обнимает его, как друга, но объятия получаются максимально неловкими и очень странными. Он вообще не догоняет, как ему теперь быть, когда желает спокойной ночи, уходит в комнату и падает там на кровать. Завтрашний день не сулит ничего хорошего, судя по раскалывающейся голове и этим откровенностям, зашедшим, кажется, максимально далеко. Он смотрит в потолок, рассеянно положив руку на грудь, и чувствует свой учащенный пульс. Сердце Арсения танцует внутри пьяную радостную джигу, закрывая уши пальцами и крича «Алалалалалала», чтобы не слышать ни одной отмазки. Потому что если это не был сейчас обоюдный искренний каминг-аут, то Арс — балерина, плывущая на байдарке по Черничной реке.