Черничный

По дороге домой с озера Арс напряженно размышляет, что же все это значит. С одной стороны, Антон, вроде бы как, явно негетеро, и шуточки шутит, и разговоры про сложность жизни в современном мире поддерживает, и еще что-то невербальное, которое Арс замечает так же ярко, как его «чувство стаи», которое уже не эфемерное, а вполне реальное. С другой стороны, Антон напрямую ничего не говорит, и, может быть, его тактильность и откровенность — просто черта характера, а его чувствительность — вообще какая-нибудь эмоциональная незрелость. Или, наоборот, зрелость, и это Арсений тут себе выдумывает черт знает что, а весь нормальный мир уже давно не придает значения всем этим прикосновениям и взглядам. Наверное, хорошо, что Арс не попытался его поцеловать. Огреб бы сразу и от Антона, и от волков. И его длинные ноги в итоге заценил бы действительно только медведь. Брррр. На переправах через мелкие ручьи волки ждут Арсения, и тот видит, что Антон, кажется, даже немного ревнует, подгоняя Нару, которая игнорирует его команды, пока Арс не выйдет из воды. Антон шутливо журит его за неуклюжесть, не замечая Арсовы парирования про большемерные сапоги, но тоже терпеливо его ждет и пару раз даже ловит под локоть, когда тот поскальзывается на скользких камнях. Все это вообще не проливает свет на покрытую мраком суть их отношений, Арсений излишне драматизирует и страдает, возможно, но чувства берут верх над здравым смыслом. Антон, похоже делает вывод, что Арс просто устал, и поэтому отклоняет его предложение помочь с растопкой бани и кормлением волков. — Я тогда пойду пофоткаюсь на эти ваши Черные Щели, пока свет есть — заявляет Арс. — Не, давай без меня не ходи, пожалуйста. Там под Щелями порог довольно большой. Подождешь меня 10 минут, солнце не сядет еще твое? Арс согласно кивает, но заметно нервничает, ему важно не потерять сегодняшнюю съемку, он в этом процессе отдыхает и восстанавливается, а его бедному сердцу это очень нужно. Антон больше не хихикает, он тоже, наверное, вымотался, или просто его разморило, они просидели на полуденной жаре никак не меньше часа. Закинув дрова в топку и задав еды волкам, они идут в дом перевести дух. Арсений копается в сумке с одеждой, придирчиво разглядывая каждую вещь. — А какого там цвета скалы в итоге? — кричит он из комнаты Антону в гостиную, — я хочу гармонировать с природой. — Это тебе нужно надевать мой зимний тулуп, — ржет Антон, — и брать с собой топор. Тогда ты будешь дровосеком в Канадских лесах. Максимально гармонично к нашим облезлым скалам. Арсений бросает взгляд на рваные джинсы. — А клетчатая рубашка у тебя есть? — Ну есть. — Давай-ка ее сюда. Они запихивают в банную печь еще одну порцию дров, хотя зашедшему внутрь на разведку Арсению уже даже в такой температуре и так нравится эта баня. Похоже, у нее хорошая изоляция, она правильно построена, и он предвкушает, как расслабленно ему будет уже после, и обещает себе поразмышлять, как решать вопрос с одеждой и вообще с Антоном, к которому так тянет, что совместное попадание в баню чревато тем, что Арсений себя не удержит. А во взаимности он все еще не уверен. К скалам идти дольше, чем Арсу казалось — вот ведь, на открытых пространствах всегда кажется, что расстояния меньше, чем они есть. На нем его собственные удобные беговые кроссовки, без жесткой подошвы, подошедшей бы для лазания по скалам, но зато плотно сидящие на ноге. Он выиграл в споре с Антоном, предлагавшем ему кирзачи или снова охотничьи резиновые, витиевато объяснив, что, будучи в них, каждый камешек будет чувствовать, что заставит его очковать и не лезть куда не следует. Антон, пораздумав, с этим согласился, а Арс расцепил скрещенные пальцы в кармане. Эти кроссовки были просто красивые. И все. Скалы представляют собой три довольно высоких уступа, отвесно вздымающихся над рекой. Под ними — глубокий участок, а следом — сужение русла и мощно бурлящий порог, который в день начала сплава Макар пролетел играючи, но сверху он выглядит очень страшно. Арс максимально осторожно взбирается по тропе, ведущей к этим уступам и выбирает для съемок третий — он ближе всего к порогу, но по высоте гораздо меньше. Тонкая подошва кроссовок и правда не дает ему особо рисковать. Антон останавливается в начале скалы, забирает у Арса из рук рубашку, которую тот захватил, чтобы сменить образ. Он вешает ее на дерево, но потом цыкает и повязывает себе на пояс. Вылавливать ее потом из реки совсем не хочется. — М-да, конечно, телефон бы твой еще на веревочку, чтобы я его случайно не выронил, — бурчит он. — И меня на веревочку тоже, — смеется Арс, выбирая устойчивое место подальше от всех краев и оценивая, как на него будет падать солнце, — вот, боковой свет, идеально! — Ну давай, — Антон поднимает телефон перед собой, — я готов. Арсений встает пошире, вскидывая подбородок и перехватывая в руке старый ржавый топор. — Ты аккуратнее, он с древка слететь так может, — говорит Антон. Топор не рабочий, в отличие от зимней куртки-ватника, застегнутой на Арсе на все пуговицы. В ней очень жарко, и он даже чувствует, как потеет, но это даже хорошо. Антон еще не знает, что под этой курткой ничего нет. Арс позирует несколько кадров с топором, приседая, замахиваясь и разглядывая открывающийся вид. Антон пролистывает снимки и утвердительно кивает: — Есть. Давай дальше. Аккуратно положив топор, Арс медленно начинает расстегивать ватник. — Что это за стриптиз, Арсений, — ухмыляется Антон. — Ты снимай, снимай, — продолжает движение Арс. Полы куртки слегка отходят в стороны, обнажая рельефный пресс. Золотое предзакатное солнце удачно светит сбоку, контрастно подчеркивая черты лица и тела, и ярким становится переход от подбитого овчиной грубого ватника к нежной коже, покрытой мурашками от вечернего ветра. Свободные джинсы с дырками на штанинах висят на тазовых косточках, возможно, несколько ниже, чем они должны, и не достают до резинки трусов. Потому что трусов под ними нет. Антон заторможено нажимает на экран, делая кадр за кадром. Арс знает, что выглядит хорошо, но ему хочется, чтобы Антон поплыл, хочется попытаться вызвать в нем желание, если это вообще возможно сегодня или в принципе. Он распахивает пошире полы куртки, они проезжаются по стоящим от вечерней прохлады соскам, и Арсу уже от этого хорошо, его самого начинает заводить происходящее. Он смотрит прямо в камеру, стараясь «пробить» объектив, чтобы смотрящий в экран Антон что-то почувствовал. — Ох ты, — говорит Антон, присаживаясь на корточки и поглядывая на Арсения поверх телефона, — это конечно да. Что это значит, Арс не успевает понять. Он разворачивается вполоборота, максимально осторожно отставляя ногу назад, чтобы удачнее встать под свет. Нога скользит по пушистому мху, под которым оказывается углубление, и он со всей дури падает на копчик, боясь съехать вообще вниз. Никуда дальше он не едет, но пятую точку прошибает такой острой болью, что он вскрикивает и инстинктивно переносит вес куда-то набок, зажмуриваясь в черноту. Из-за дезориентации он выбирает неправильную сторону для маневра, и открывает глаза в тот момент, когда, легко скользя животом по мху, как по маслу, уползает прямо со скалы вниз. Ровно по тому краю, от которого он старался держаться подальше. Антон что-то кричит и бросается к нему, Арс пытается зацепиться пальцами хоть за что-нибудь, но мох остается у него в руках, и он просто летит вниз, быстро переводя взгляд под ноги. Пытаясь оценить расстояние и точку падения. «Мне пиздец» — сначала думает он. Время услужливо замедляется, как всегда в таких случаях, и он видит, что летит прямо в воду, к счастью скалу, кажется, не задевая. «Трехметровая вышка» — возникает в голове вторая мысль. Он задерживает дыхание и старается выпрямить и собрать ноги перед входом в воду, это все, что он помнит из уроков по плаванию. Вода окутывает его со всех сторон, он входит глубоко, но, по ощущениям, мгновенно всплывает, действительно не задев ничего ногами. «Повезло», — возникает следующая мысль. Он двигается было к берегу, но ватник мешает, Арс вытягивает из него руки, барахтаясь в воде. По тропе, спускающейся со скалы вдоль берега с громким треском несется Антон. — АРС! К БЕРЕГУ! — орет он, и в этот момент Арсений понимает, что течение, незаметное на глубине у скал, уносит его дальше, а дальше — порог. Он гребет со всей дури, смещаясь все ближе и ближе, но не успевает. Сгруппировавшись, он берет побольше дыхания и скатывается, как с горки, в гладкий и мощный слив в начале порога. Вода громко шумит, Арс болтается где-то, не понимая, где верх, где низ, но спустя секунду пенная бочка его отпускает, он оказывается на поверхности и пытается сообразить, что дальше. Совсем рядом на берегу он видит Антона, орущего и указывающего на ближайшую заводь среди камней. — Сюда! Давай, давай, в улово греби! Греби! — кричит Антон, прыгая по камням. Арс старается со всех сил, и ему удается пересечь сбойку струй, после чего грести становится легче. Антон уже забегает по пояс в воду, хватает его за руку и тянет к себе. Тот останавливается, как только чувствует дно, опирается руками, нащупав какие-то камни под водой и тяжело дышит. — Нет! Полностью на берег, давай! — Антон вытаскивает его на галечный пляжик, удачно намытый порогом, и садится, почти укладывая на себя. Арсений кашляет, но воды в легких нет. Адреналин только прыгает в венах разрядами тока. — Господи, живой? — Антон смотрит ему в глаза, обхватывая ладонями Арсово лицо. — Да, да, я в порядке. Тулуп твой только утопил. — Хуй с ним, — говорит Антон, коротко и осторожно прижимая его к себе, потому что тот еще дохает, — руки целы, ноги целы? Идти сможешь? — Да, — шевелит конечностями еще не все до конца понимающий Арсений. — Пиздец, Арс. Пошли-ка нахрен отсюда, замерзнешь еще, — он снимает с себя толстовку, оставаясь в футболке, — не спорь, надевай давай. Пока они идут по тропе до лагеря, до Арса доходит, что он упал со скалы. Уже почти на поляне он оглядывается, прикидывая расстояние — вроде и правда похоже на трехметровую вышку, не то чтобы очень высоко, но еще раз идти туда совсем не хочется. Антон так и не убирает руку с его плеча, будто бы Арс все еще может куда-то упасть снова. *** Переодевшись, он выходит на кухню и садится. Антон сует ему в руку горячий чай и почему-то пряники. Арс рассеянно откусывает кусочек. — Голова нормально? — Антон садится напротив. — Ничем больше не ударился? — Все хорошо, спина только, но не сильно, это я еще наверху упал. — Телефон твой тоже в порядке, — он выкладывает перед ним мобильник, — а теперь, пожалуйста, расскажи все. — Зачем? — Эта штука называется «дебрифинг», ее используют после катастроф. Подробный рассказ разгружает психику, — серьезно говорит Антон. — Да ничего такого не произошло, я просто упал в воду. — Ты сорвался с шестиметровой скалы и попал в порог, скатился со слива в бочку и выгреб в улово голыми руками, без спасжилета и снаряжения. Ты очень испугался, и сейчас у тебя, может быть, шок, поэтому ты отрицаешь значимость пиздеца, в который ты попал, — Антон заглядывает ему в глаза. — Теперь ты — психологиня, — он слабо улыбается, хотя понимает, что Антон прав. — Рассказывай, говорю. — Ты и так меня спас, я не хочу тебя еще грузить, — мямлит Арс. — Ты слушал меня, когда я встретил медведя, помнишь? Теперь я это для тебя сделаю, давай. Антон легонько сжимает его ладонь, и Арсений сдается. Он вспоминает каждый момент, говорит об ощущениях, о том, как сильно переживал, о трехметровой вышке, и даже кое-где смеется над собой и мыслями, которые возникали у него в голове. Они обсуждают парадокс замедления времени и инстинкты, Антон хвалит Арсову соображалку и принятые решения. Он рассказывает, что все это время чувствовал сам, как бежал со скалы по тропе, вспоминая лекции по безопасности. Они догрызают остатки пряников, Арс откидывается на спинку лавки. — Спасибо тебе, — говорит он, — за все сразу. И ты прав, сейчас мне легче, хотя и не знал даже, что мне было до этого плохо. Теперь хорошо. Откуда ты все это знаешь? — Пожалуйста, — искрится улыбкой Антон, — я, знаете ли, своего рода психолог. Кстати, теперь у тебя на один ход меньше в игре «Я никогда». Ты уже не сможешь сказать: «Я никогда не падал со скалы в воду». — Я тут столько всего уже сделал впервые, что мне бесполезно в эту игру играть, — откликается он. Антон смотрит куда-то сквозь окна: — Чего, в баню-то пойдем? Затопилась уже. — Можно, — Арсений потягивается, — спину прогреть заодно, а то чувствую, завтра будет болеть. Но банную дуэль я сегодня, пожалуй, не осилю. — Да и не надо, — просто говорит Антон, даже не пытаясь на эту тему шутить, — местные говорят, что баня исцеляет только тогда, когда всего в меру, так что никаких сегодня рекордов. *** Пока они кормят волков и делают последние приготовления, у Арсения остается время подумать. В баню они точно пойдут вдвоем, и это сильно сократит дистанцию. По-хорошему, если уж переходить из дружбы в романтику, то именно сегодня, но он не думает, что готов сам, а за Антона и подавно сказать не может. Даже странно, что Арс не бежит впереди паровоза, как привык обычно. Не провоцирует, не флиртует открыто, ничего не подстраивает и ни к чему не готовится. Покопавшись в ощущениях, он наконец разбирается, как обстоят дела. Его, безусловно, интригует тот факт, что они идут в баню, но усталость наваливается сильнее, и, скорее всего, он легко удержит себя в руках. И это очень кстати, потому что так можно будет пережить еще одно маленькое приключение вдвоем с Антоном, без риска что-либо разрушить. И без разницы, сколько на них двоих будет одежды, это может ничего для него не значить. Ему с ним — хорошо, и этого достаточно, чтобы быть счастливым. Такая простая мысль переворачивает все его прошлые представления об отношениях. Арс даже думает, что если у него с Антоном никогда не получится романтики, или Антон откажется от Арса как от друга вообще, то это будет, конечно, печально, но часть Арса все равно будет за Антона радоваться — потому что если так он будет счастлив, то будет счастлив и Арс. Он тащит ведра с водой к одиноко стоящей на берегу бане. Посовещавшись, они решили, что традиционное купание в реке в этот раз они заменят на обливание. Арсений ставит ведра и смотрит на свое отражение в одном из них. «Парень, ты упал в него по уши» — возникает мысль. Виновник раздумий притаскивает из дома пакет: — Тут полотенца, шапки и прочая всякая банная хрень. Холодной воды нет, но я перелил чай в термос. В целом, его остудить можно. — Да не тараторь, — Арс двигается на лавке у бани, — давай покурим лучше. Антон отчего-то выглядит нервным, хотя полчаса назад его собранности могли бы позавидовать спасатели. — У тебя тоже теперь, что ли, шок? — берет из его пачки сигарету Арсений, — Накатило постфактум? Давай обсудим, это, как мы поняли, помогает. — Не, никакого шока. Из нас двоих это ты в шоке, трезвый куришь средь бела дня. — Я жертва, мне можно. Антон фыркает. — Просто день сегодня длинный очень. Много всего, — врет он, и Арс точно слышит, что он врет. — Согласен, — спокойно отвечает Арс, — поэтому надо его из себя вытащить. Щас пойдем, прогреемся, потом охладимся, можно даже вообще один раз это сделать, и больше не повторять. Или нам жалко дров? — Не, дров навалом, можем вообще туда не ходить, если что. — Ну и все, — Арсений тушит бычок, — ну и не загоняйся. Раз Антону неловко, Арс решает быть максимально вежливым и не ёрничать даже, проявив таким образом заботу. «Какой же сентиментальный придурок» — бурчит он сам на себя. В предбаннике тепло. Сняв футболку и обувь, Арс напяливает на себя смешную шапку и копается в пакете в поисках полотенца. — Ты не против, если я буду голым? — вдруг слышится за спиной. — Я в одежде прям не могу. — Само собой, — не глядя отвечает Арсений. Как хорошо, что можно спрятать смущенную улыбку прямо в пакет. Судя по интонации, Антон там тоже строит из себя храбреца, и это в два раза смешнее. «Вот долбоебы-то, хоспадя» — охает сам на себя Арс. — Если что, я могу подождать, пока ты попаришься, и попозже зайти, — вежливо расшаркивается Антон. — Да нормально все, — Арс, наконец, находит полотенце и мельком бросает взгляд назад, не разгибаясь. Антон стягивает футболку, стоя к нему спиной. Он весь не помещается в предбанник — потолок слишком низкий. Широкая спина с легкой впадиной позвоночника, плечи, локти, руки, все, чего касается Арсов взгляд, кажется ему идеальным. Он не дурак и понимает, что ко всему этому можно было бы придраться, и он сам еще год назад, наверное, придирчиво бы отметил, какие группы мышц отстают, но все это так не важно. Антон такой красивый, просто как есть — такой и красивый. Арс разгибается и встает, чтобы посмотреть еще, пока можно, потому что потом, очевидно, будет уже нельзя, а насмотреться хочется очень, и его глаза жадно вбирают в себя очертания мужской фигуры. Антон выглядит, как греческая статуя, золотисто-оранжевая в свете тусклой лампочки. Неосторожные движения Арсения не могли остаться без последствий — спину резко простреливает, и он охает, замирая прямо так, как стоит. Антон оглядывается: — Ты чего? — он выглядит смущенным и будто прячется, сутулясь. — Спина? Помочь? — Да вроде порядок, — Арс продолжает на него пялиться, рассеянно потирая поясницу. На розовые маленькие соски он очень старается не обращать никакого внимания. Получается у него, конечно, плохо. — Прогреем щас, — говорит Антон и теребит пояс штанов, не решаясь начать их расстегивать. — Да, извини, — бормочет Арс, отворачиваясь. Чистая и невинная влюбленность, тотальное принятие, глубокая ментальная связь, ощущение счастья и духовность — все то, о чем думал Арсений, конечно, имеет место быть, но он себя переоценил, ох, как он себя переоценил. Ему больше не хочется отдыхать после тяжелого дня, не хочется пускать все на самотек и тем более не хочется с Антоном дружить. Все меняется ровно сейчас, когда возбуждение накатывает во все места сразу, гуляет по телу, как хочет, такое сильное и такое неожиданно звериное. Он нежно влюблен в Антона, и это, похоже, совсем не мешает ему неистово его хотеть. И это Арс просто без футболки его увидел, а уже такая реакция. Он сжимает ладони, сосредоточенно смотря в угол, и пытается этот наплыв просто продышать. Сосредотачивается на том как воздух проходит через нос, как движется грудь — так учили на йоге. Он выдыхает через рот — это сушит язык. А очень бы хотелось, чтобы это язык был мокрым и касался чужой кожи, он бы проходился им по этой чудесной широкой спине, целовал бы в изгибы шеи. Очень некстати Арс вспоминает, что уже неделю не дрочил. Он так и стоит, глядя в угол и просто охуевает от жизни и от интенсивности накатившего на него желания. — Что, совсем хреново? Тебе помочь как-то? — обеспокоенно спрашивает Антон. Он уже стоит у двери в помывочную в одном полотенце вокруг пояса. Арс старается не смотреть. «Ох, знал бы ты, как хреново» — стонет в голове мысль. — Норм, справлюсь, сейчас приду. Антон исчезает за дверью. Арсений идет на улицу, где стоят ведра, чтобы умыться холодной водой. Это помогает, и заодно выясняется, что со спиной все не так уж и плохо, сгибаться и разгибаться он вполне может. Он выдыхает, будто собирается пить водку, и идет внутрь. Рука трогает потемневшую ручку двери парной комнаты. Антон, очевидно, уже внутри. Арс раздумывает, нужно ли постучаться, прежде, чем зайти, а еще раздумывает, как Антон там лежит, и что из этого хуже — увидеть его сзади или спереди. Потом решает, что все равно ему гореть в аду, а сейчас будет маленькая тренировка пекла во всех смыслах, так что, в целом, без разницы. Собрав волю в кулак и стараясь думать о максимально несексуальных вещах — например, о рыбе, он смело открывает дверь. Антон сидит на нижней полке на расстеленном полотенце, обняв согнутую в колене ногу, которая удачно все закрывает, и крутит в руках банную шапку, видимо, пытаясь понять, где изнанка. Арс зеркалит его позу, усаживаясь благоразумно подальше от него. Антон на него не смотрит. Баня небольшая, всего пара полок, печка в углу и веник в деревянной кадке-ведре. Сверху на печке лежат крупные камни, на стене — термометр. Типичный интерьер, и не скажешь, что находишься глубоко в лесу. — Ты часто паришься? — начинает разговор Антон, и это выглядит максимально по-светски и очень нелепо сейчас. — По жизни — прям постоянно, — не удерживается он от шутки. Антон хихикает. Он тут провел больше времени и уже начал потеть, поэтому он потирает руки друг об друга и проводит ладонью от запястья до плеча, разминая и поглаживая. Арсений следит за длинными пальцами и думает, что если он сидит в метафорическом котле в аду, то в этот момент водичка начинает теплеть. — Я хожу обычно в тренажерке, когда там народу поменьше, — он с усилием переводит взгляд на тапок, двигая его ногой, — или просто хожу один. Я не любитель бани в качестве развлечения — ну, знаешь, компания, застолье какое-то. Баня — это чувственный опыт, алкоголь сюда примешивать глупо. Еще и опасно. — Чувственный опыт, — Антон смеется, посматривая, как Арс играет тапком, — скажешь тоже. — Ну а как? — Я раньше думал, что парилка нужна, чтобы зимой было где помыться. Арс возмущенно охает. Кажется, разрядить обстановку им все-таки удается. — Потом Макар с Сережей мне весь мозг промыли, что за потребительское отношение меня банный дух накажет, и я сначала просто ржал, а потом как-то проникся, когда в баню один пошел. Никуда не торопился, ничего не ждал, просто пошел попробовать, прочувствовать. — А я же говорю, — Арс довольно потирает колено. Сидеть с поджатой ногой уже не очень удобно, но совсем обнажаться он еще не готов. — Теперь я в познании своем преисполнился, — Антон взмахивает руками. Шапка смешно прижимает его кудряшки, хотя Арс наверняка выглядит не лучше, он в таких панамках всегда похож на Мумий-Тролля, и не того, который музыкант. — Ой, ну да, ты же у нас мегабанщик, как я мог забыть, — без задней мысли задирает его Арсений. — Ну ложись тогда давай, — Антон делает странный голос, глубокий и грудной, будто бы пародирует очень взрослого и важного начальника. — Зачем? — поджимается Арс. — Ну, парить тебя буду, — уперев руки в боки, тем же голосом продолжает Антон, — будем изгонять из твоей спины — боль, а из тебя — дьявола. Он проверяет в воде веник. Арсу волнительно, но почему-то боязно. — Ну? Готов? — он переходит на нормальный тон. — Я парить умею, правда. Бить не буду, обещаю. Арсений кивает и тонет в неловкости, раздумывая, как он будет теперь разворачиваться и ложиться и как бы так сделать, чтобы Антон на него не смотрел, и, что еще сложнее — чтобы у Арса не встал. — Ща секунду, ты ложись пока. Антон встает и прямо так, без полотенца и вообще без всего, выходит из парилки. Арс не успевает зажмуриться, и у него, как солнечный зайчик, отпечатывается в глазах его белая задница. Безумие. Снаружи слышен плеск воды, видимо, Антон решил немного остыть, прежде, чем махать вениками. У Арсения такой возможности нет, и он послушно ложится на расстеленные полотенца лицом вниз, раздумывая поначалу, не закрыться ли, но потом прогоняя все эти странные мысли туда же, куда он за последнюю неделю отправил кучу таких же. В самом деле — это просто удивительно. Ему за тридцать, он такие вещи в жизни пробовал, что о таком даже не снимают порно, а тут просто баня, между ними даже не происходит ничего, а он лежит и робеет, как мальчишка. Может, потому, что ничего не происходит, а он ужасно этого хочет, но не хочет давить. Скрипит дверь. Арс просто вдыхает глубоко и не шевелится. — Так, отлично, — говорит Антон. «Это он про что» — крутится мысль у Арсения. — Я добавлю пара. Если что будет не так, говори, ладно? Арсений угукает. Почему в его голове это уже похоже на секс? Вода шипит на камнях, веники разгоняют воздух в парилке, и теплая волна обдает его целиком. Капельки с веников приятно прыгают по коже. Антон легко касается спины, проводя ласково вениками по всему телу. Легкими движениями он начинает подгонять горячий воздух ближе к коже, шуршаще и невесомо касаясь ног поначалу, а после добавляет нажим, превращая касания веточек в легкий хлесткий массаж. Икры будто пощипывает в разных местах, но это очень приятно. Веники движутся выше, ползут по ногам и ягодицам, не акцентируя на этом внимание, переходят на спину, и тут все ощущается острее. Веники, как веера, нагоняют потоки воздуха с разных сторон, цепкими прутиками собирают усталость с боков и ребер, проходятся до самой шеи и плеч, чередуя мягкие касания с твердыми, но легкими постукиваниями. Иногда Арсу кажется, что ему делает массаж сам пар, без веточек и без Антоновых рук вообще. Вдруг горячие листья ложатся на спину и что-то плотно прижимает их к Арсению. Он тихо стонет на выдохе, не отдавая в этом себе отчет. Антон где-то рядом довольно хмыкает. Нет, это определенно точно — уже секс. Антон не обделяет вниманием ни один участок кожи, веники ходят, глядят, перекатываются, греют и массируют, Арс себя чувствует как потекшая, податливая масса, но не чувствует ни боли, ни какого-то давления. Антон просит его согнуть ноги и парит стопы, аккуратно придерживая за лодыжки, и Арс просто беззастенчиво кайфует от этих касаний. Его просят переложить руки вдоль тела, и он нехотя убирает их из-под головы, упираясь носом в прорезь между досок. Так лежать неудобно, и он поворачивает голову вбок, удачно спрятав лицо под болтающейся шапкой. Антон, стоя к нему вполоборота, проходится по ногам, и Арс было удивляется, что тот без полотенца, но в такой жаре это убийственно, во-первых, а во-вторых, на полотенцах лежит Арс. Он разглядывает красивое бедро, насколько хватает ему угла обзора, а потом Антон разворачивается, и у Арса сердце убегает куда-то в пол, потому что Антон абсолютно точно возбужден. Не то чтобы полностью возбужден, но он и не спокоен, полувставший член покачивается, пока он работает вениками, и это очень, очень горячо. «Понеслась» — думает он. Арс и сам не лучше, ему даже приходилось уже ерзать пару раз, чтобы удобно уложиться на твердой поверхности почти твердым кое-чем еще, но осознавать, что он тут не один такой, приятно. Пусть даже это просто реакция на жару. А жара — это Арс, конечно. Его удовлетворенное хихиканье прерывает голос: — Переворачивайся, — говорит Антон, тяжело дыша. Если бы в одной из параллельных вселенных Арс был бы мультяшкой, то сейчас у него выкатились бы глаза. — Куда? — только и может выдавить он. — На спину, — спокойно отвечает Антон, — только руками прикройся, чтобы я не задел случайно ничего важного. Арсений думает, что вот тут-то он и попался, и Антон сейчас тоже все поймет, как ни прикрывайся. И если раньше его такой ход только раззадорил бы и был бы им воспринят как зеленый свет, то сейчас Арсу просто стремно, он накрутил себя уже до безумия, неспособный понять наверняка, что Антон по поводу этого всего думает. И даже этот увиденный им стояк воспринимается, как «мало ли из-за чего». Он улучает момент, пока Антон отвернется, чтобы снова брызгать на камни, и быстро разворачивается на спину. Сразу становится неуютно. Арсению кажется, что он такой уязвимый, что Антон сейчас будет над ним смеяться, и это очень новое чувство — такого страха популярный во всех своих социальных кругах Арсений не чувствовал даже в школе. Никогда не стеснялся ни себя, ни своих желаний, а тут никак не может выровнять дыхание, которое сбивается явно не из-за жары. Антон сыплет на него капельками и машет по воздуху, нагоняя волны тепла. Арсений вздрагивает, стараясь случайно не убрать рук с паха, хотя по их расположению нетрудно догадаться, насколько он заведен. — Эй, расслабься, — говорит Антон, — все то же самое, просто с другой стороны. Арсений пытается, честно старается дышать спокойно, но у него, похоже, даже губы плотно сомкнуты, и он скорее терпит, чем просто лежит. Причем физически ему приятно, но в голове орет красная сирена, что что-то не так, что он что-то упускает, что сейчас случится что-то страшное. — Арс, — зовет Антон, и тот мычит в ответ, — А-арс. Он решается открыть глаза, сразу стараясь смотреть повыше, но в этом нет необходимости, потому что тот прикрывается вениками. — Арс, я ничего тебе не сделаю. Я здесь, чтобы тебе было хорошо, окей? — с Антона текут ручьи, он краснющий и улыбающийся, — попробуй, пожалуйста, расслабиться. Получи удовольствие, чувственный опыт, да? Он мягко смотрит в глаза, как-то предлагающе и просяще, и Арс кивает. С глубоким вздохом он старается расслабить все по очереди, как в йоге — снизу-вверх. — Вот молодец, — хвалит его Антон. Веники шагают по телу даже осторожнее, чем раньше, Антон будто каждым своим движением доказывает, что ему можно доверять, что касания — это про любовь, а не про угрозу, что уязвимость — это про принятие, а не про слабость, и Арсений, кажется, проживает абсолютно новое для себя чувство. Быть настолько открытым и честным в тесном контакте с другим человеком, ничего не прятать, не выдумывать, давать себе возможность просто получать удовольствие, не чувствуя за это вины и при этом не будучи беспомощным. Не играть с контролем, никого не изображать, на равных обмениваться друг с другом чем-то, делая практику, и просто быть собой. Арсений понимает, что только теперь он впервые и занимается сексом. Он правда может быть таким? Веники замирают на Арсовой груди плашмя, Антон ставит сверху них руки и ритмично надавливает, будто бы вкачивает в Арсения воздух. Он открывает глаза и видит нависающего над ним Антона, и ничего, кажется, не может остановить его от порыва немедленно того поцеловать. — Все, выходим! — командует Антон. Может. Преисполнившийся в своем познании Арсений уже вообще не думает ни о своей наготе, ни о возбуждении, ни о том, как он выглядит и что делает — он просто выходит вслед за Антоном на улицу, и, пока тот пробует воду в ведрах, ложится звездочкой на траву, глядя в темнеющее небо, вот просто так, как есть, ни о чем не волнуясь. Чувствуя всем телом прохладу травы, идущий от него пар, звезды над головой и этот момент целиком. Антон подходит к нему с ведром и ковшиком и легко смеется: — Тебя полить? — Она холодная? — Арсу пока не холодно, но это будет перебор. — Теплая, — отвечает Антон и, не дожидаясь, медленно опрокидывает над ним ковшик. Если он думал, что ему уже не может быть лучше, то он ошибался. Теплая вода струится по коже, которая, наверное, уже не может впитывать влагу, и Арсений кажется сам себе скользким, как сыр в масле, или как руки в смазке, и он старается не думать об этом, конечно же, но член на этом моменте дергается, выдавая его с головой, но от кого ему уже прятаться? Струя воды проходит по ногам, по груди, рукам и шее, это просто будто еще одна замена веникам, и Арсений даже, кажется, негромко стонет от удовольствия. Он лежит, ничем не прикрытый ни физически, ни ментально, отдавшийся всем чувствам, которые возникли в нем, заласканный лучшим парнем на земле без единого касания, и очень, очень счастливый. Антон опрокидывает остатки воды из ведра себе на голову с шумным выдохом, брызги попадают Арсу в лицо, и он фырчит. — Банная дуэль отменяется, ты уже меня размотал, — говорит Арсений, — и я не хочу с тобой конкурировать, я хочу это повторить! — Только не сегодня, — тянет Антон, — я сам об тебя размотался. — Плохие из нас клубки, — щурится Арс. Вообще не понятно, почему вдруг становится легко быть настолько голым перед друг другом. Они идут снова греться, споласкивая Арса от земли и травы, и тот ничуть не стесняется вертеться под лейкой. Парилка внутри выглядит так, будто бы там действительно был секс, и Арсений со смущенным видом садится на свое полотенце, уже не прикрываясь ни ногой, ни руками. Антон и так прекрасно видел, в каком он состоянии — Арс пару раз перехватывал этот взгляд. Он откидывается спиной на стенку полки повыше и запрокидывает голову. Осознание, что сейчас что-то точно будет, прочно сидит в его голове. Не может не быть, уже все контрольные точки пройдены, уже всем все понятно. Вопрос только в том, как оно начнется. Арса выбрасывает из этой теплой неги, когда Антон садится к нему ближе, чем раньше, хотя еще и не вплотную, и нервно перебирает пальцами. В разморенное сознание Арсения приходит важная мысль. — Я… — начинают они одновременно и тут же смеются от такой синхронности. Арс садится ровно и поправляет волосы. — Давай ты первый, — улыбается Антон. Арсу бы побольше трезвости сейчас, чтобы понять, что уж этот момент никак нельзя проебать, но его голова работает вообще в другом направлении. — Я тут подумал знаешь, что? — он смотрит на Антона в упор. — Что, — бросая короткий взгляд на его губы, отвечает тот. И Арс только сейчас соображает, что он к нему очень, очень близко, и это не время для шуток. Он обнаруживает себя посреди момента, в котором либо целоваться, либо сначала признаваться, а потом целоваться, и этого теперь так нестерпимо хочется, но, раз уж он с ебанцой, нужно стоять в этой честности до конца. — Я вот упал в реку, — негромко говорит Арсений, тоже гипнотизируя Антоновы губы, — в Черничную реку. Значит, я тоже теперь Черничный? — Ты не Черничный, — смеется глазами Антон, приближаясь к его лицу, — ты дурак. Долгожданный поцелуй случается даже, кажется, раньше того момента, как их губы соприкасаются. Арс утыкается носом в Антонову щеку и мычит от удовольствия, даже просто от осознания того факта, что наконец у них все получилось и от благодарности, что Антон сделал за него этот последний шаг. Антон медленно разворачивается, пересаживаясь удобнее, кладет ладони ему на шею, нежно, так же, как веники перемещали воздух. Арсений теряется где-то между его мягких губ, не собираясь ни на секунду прекращать это касание. Свободную руку он кладет на спину, притягивая ближе, потому что хочется больше кожи, хочется прилипнуть к нему, красивому, буквально как банный лист. Руки оглаживают шею, ползут на затылок, пока поцелуй становится глубже и жарче. Арсений чувствует, как учащается пульс, когда длинные пальцы Антона спускаются по его груди, щипая легонько сосок, и его выкручивает, срывает, как вентиль срывает резьбу под напором воды. Вдыхая, он прерывает поцелуй и запрокидывает голову. Антон тут же приникает к его шее, целуя и облизывая без разбора, и чувствительная кожа не то горит, не то просто плавится под ним. Где-то на талии Арс чувствует его руки, сам запуская Антону пальцы в волосы, а другой рукой с ногтями проводя по спине. — Мы тут умрем сейчас, — тяжело дыша, отстраняется Антон, и Арсений запоздало осознает, что это не метафора, и у него в висках тоже звучат японские барабаны от подскочившего давления. — Пошли, — хрипит он, цепляя Антонову руку. Они вываливаются в помывочную, где уже ощутимо прохладнее, и Антон было останавливается посередине, смущенно Арсу улыбаясь, но тот и не думает что-либо прекращать. Он сажает его на лавку и быстро седлает его колени, проскальзывая по бедрам и прижимаясь грудью к груди. Антон стонет на выдохе, машинально укладывая ладони Арсу на ягодицы, и поднимает на него взгляд. На приоткрытых раскрасневшихся губах, на искривленных в истоме бровях и выразительных скулах блестят мелкие капельки, и Арсений нежно проводит по ним пальцами, убирает мокрую челку со лба. — Какой же ты красивый. Антон сжимает ладони, притягивая Арса ближе, и тот въезжает пахом в пах, губами в губы, обхватывает его за плечи, как попало, поперек, главное — ближе, вмешивая в себя, как в тесто. По его бедрам скользят ладони, он трется членом, все вокруг оказывается таким мокрым, и, поддавшись порыву, он целует сильно, мощно, нажимая и забирая воздух. Мелкими касаниями губ проходится по лицу, и Антон улыбается, морща нос под щекотными поцелуями, и Арсу нужно залюбить его всего, всего и сразу, он хаотично бродит языком по шее, просто дурея от вкуса кожи. — Я только снаружи, — шепчет Антон, ведя ладонями по бедрам вверх и оглаживая ягодицы, — тебе такое нравится? Он скользит пальцами по ложбинке, легко проводит вверх-вниз. Арс, не ожидая вдруг прострелившего его удовольствия, стонет в голос и выгибается всей спиной, разводя еще шире и так почти в шпагате расставленные бедра. Он снова целует Антона, осознавая себя в кольце его рук и ощущая приятное трение пальцев сзади. Кто бы мог подумать, что он будет настолько взвинчен спустя всего пару минут поцелуев с Антоном и почти завоет от никогда раньше не возбуждавшей его практики. К черту сравнения, когда так хорошо. Руками Арс блуждает по плечам и груди, периодически прерывая длинный поцелуй, чтобы дышать, потому что воздуха и здесь уже не хватает. Он опускается пальцами ниже по животу и крепко хватает мокрой ладонью абсолютно каменный член. Антон отлипает от его губ и гортанно хрипит. — Тише, Арс! Мне много не надо, — бормочет он, — я так кончу. — Секунду, — Арс мгновенно понимает, что хочет сейчас именно этого, что это — самое правильное. Он спрыгивает с коленей, в два шага оказывается в парилке и, задыхаясь от ударившего в лицо жара, берет первое же полотенце и возвращается. Антон сидит на скамье, раскинув руки и тяжело дышит. Смотрит на него глазами — будто пьяными, губы красные, припухшие, волосы разметаны как попало. Член стоит колом, высоко и остро, Арс машинально проводит рукой по-своему, и это так сильно, что даже больно, и кто-то из них точно сейчас взорвется, если ничего не сделать. — Боже, — выдыхает он, кое-как складывая полотенце. Еще не подойдя к Антону, он начинает падать куда-то ему в ноги, бросая полотенце под колени. Нет времени, больше нет времени, возбуждение бьет ему в голову, как мощная приливная волна, и Арс обхватывает губами его член, только тогда замедляясь, и то, чтобы просто перевести дыхание. Антон стонет, кажется, на каждом движении, мечется, затылком стукаясь о деревянную стену, руками то тянется к Арсу, то отбрасывает их подальше, чтобы не мешали, то сжимает себе бедра, мыча что-то среднее между воем и его именем. Арсений берет размашисто и сразу все, что хочет, берет член ртом и ладонями, берет пальцами по очереди соски, собирает хрипы и стоны, забирает всего Антона целиком. Арсений чувствует, чувствует, чувствует, на языке и немного в горле, если получается продвинуться так глубоко; чувствует руками и улавливает слухом, обонянием и чем-то еще невербальным поделенное на двоих удовольствие, яркое, прошибающее, как концентрированный запах хвои пронизывающее мозг. Он отстраняется с громким чпоком, просто потому что хочется именно так — остро, дерзко и горячо. Заставляет себя посмотреть в глаза Антону, перебарывая вновь появившийся стыд. Тот — такой же, всклокоченный и смущенный. Член покачивается около Арсового лица. — Да? — спрашивает он, и Антон кивает. Арс сам уже едва справляется, поэтому, не помедлив ни секунды, кладет ладони на колени Антону, разводя ноги еще сильнее стороны, ныряет ниже и мокро лижет в одно движение языком снизу-вверх, почти от самого входа до головки, удерживая нажим руками. Антон запрокидывает голову так сильно, что Арс не видит его лица. И, если бы были еще хоть какие-нибудь силы держаться, он бы постарался продлить для Антона это состояние, балансируя на пике, но у него самого уже от напряжения — черные звезды в глазах. Одну руку Арс опускает себе на член, другой нежно поддерживает Антона под яйца, легонько прокатывась языком по уздечке на каждом толчке. Он слышит предупреждение от Антона и не останавливается, выдерживая темп и постанывая, потому что и сам уже близок. Все пульсирует, и Антон кончает с грудным раскатистым «А», вздрагивая всем телом и удерживая собственные ноги, чтобы Арсения не зашибить. Уткнувшись куда-то в сгиб его бедра, Арс догоняет его через несколько секунд, вдавливаясь в нежную кожу лицом. Только теперь в этой комнате появляется воздух, и какое-то время уходит просто на то, чтобы дышать. Прохладные пальцы Антона гладят его по лбу, вытаскивая из транса. — Иди ко мне, — зовет он и тянет Арсения наверх. С трудом разгибая затекшие ноги, он садится к Антону на лавку, и тот его благодарно целует, пробегаясь пальцами по волосам. — А-а, — вздыхает Арсений. — Ага, — так же примерно дыша, отвечает ему Антон, — ща, давай посидим немного, а то я, похоже, больше не могу ходить. Они смеются, и Арсу очень хочется положить руку Антону на ногу, но он боится после-сексовой неловкости, поэтому, не успев передумать, все-таки кладет. Когда Антон накрывает его руку сверху своей, поглаживая, камень сомнений падает с Арсовой души. — Ты как? — Охуенно, — расплывается в улыбке Арс, — у меня дважды был сегодня секс. — А второй — это когда порог пытался тебя трахнуть? — шутит Антон. — Тогда трижды, — он наклоняется и оставляет поцелуй у Антона на плече, — когда ты меня парил, я вообще что-то космическое испытал, если честно. — Пока я тебя парил, — откликается Антон, — Я. Просто. Охуел. Он делает большие глаза и загибает пальцы: — Трогать тебя — нельзя, палиться перед тобой — нельзя, еще и парить надо аккуратно, а ты лежишь так близко! Я перебрал всех мерзких тварей в голове, но у меня все равно встал. — Я подсматривал, — хитро улыбается Арс, лениво поглаживая Антоново бедро, — и чуть не поцеловал тебя перед выходом. — Я выгнал нас, потому что понял, что больше держаться не смогу, — он опускает взгляд на блуждающую по его ноге Арсову ладонь, — а еще немного, и мы отсюда тоже не выйдем, кстати. *** Наскоро вымывшись, они перемещаются в дом, где Антон просто тянет за руку Арса к себе в комнату, бормоча что-то про удобную кровать. Они нежатся и долго целуются, запутываясь в ногах и одеялах. Отстранившись, Арс разглядывает его лицо, проводит пальцами по контурам губ снова и снова, не в силах отлипнуть от такой красоты. — Нравятся губы? — шепчет Антон. — Нравишься ты, — выдает Арс прямо перед маленьким поцелуем, — и губы тоже. Антон светится, у него на щеках ямочки и глаза блестят, как будто бы он сейчас заплачет. — Ты им тоже нравишься, — усиленно артикулируя, кривляется тот, вызывая тихий смех, — а я вообще, похоже, в тебя влюблен. Как и мои волки. И не ясно еще, кто из нас был первым. — Первым был я, — Арсений гладит его волосы, — у меня не было шансов. Антон целует его руку в середину ладони. — А ты сильно хочешь спать? — хитро щурится он. — А что? — Ну, тебе нравятся мои губы, — Антон ползет рукой под одеяло, добираясь до Арсовых трусов. — Если ты хочешь, — улыбается он. — Жажду! — шепчет тот в поцелуй, прежде чем спуститься ниже.