***
Из пластикового стаканчика с узором в виде оранжевых, жёлтых, бежевых и красных кленовых листьев поднимался пар от ароматного горячего шоколада. Маринетт, сняв крышечку, водила по дну длинной трубочкой и не высовывала подбородок из-под клетчатого шарфа, слушая Алью. Они стояли во внутреннем дворике лицея, где на бортике вычурного, но неработающего фонтана, примостились Натаниэль с Марком, занятые, вероятно, созданием новой совместной истории из картинок и маленьких блоков текста. Ожидая начала занятия у месье Монлатена, на которое по просьбе Дамокля нужно было явиться всем, а не только тем, кто выбрал изучение искусства в этом полугодии, девушки решили полакомиться сладким напитком на свежем воздухе. — Что, если это старший Агрест? — предположила Сезар вариант, вспоминая, что директор буквально в двух словах объяснил, что на паре будет присутствовать гость, знания от которого получить захочется многим. — Он же супер-пупер дизайнер. Твой кумир, к тому же, — подмигнула девушка и толкнула подругу локтем. — Ерунда, — ответила Маринетт, отпивая из стакана, который держала обеими руками, греясь. — Он очень занятой человек, это все знают. — Жаль, если так... — протянула Алья, поправив капюшон куртки. — Я не горю желанием слушать занудство от какого-нибудь древнего библиотекаря, который уже сросся со своими книгами. — Где твоё уважение к старшим, Алья!? — притворно сердито воскликнула Дюпэн-Чэн. — Ой, подумаешь, — Сезар сделала глоток и мельком глянула на Натаниэля, водящего карандашом по желтоватой бумаге. — А куда подевалась твоя скромность, м? Ты почти заткнула Хлою. — Вот именно, что почти, — Маринетт уже успела обрадоваться, что подруга её не донимала целых два часа, но, видимо, сегодня не её день. — Позорно ушла в подполье. Как обычно. — Уверена? — хитро улыбнулась кудрявая. — Как насчёт того, что за тебя вступился Адриан? И не первый раз. Маринетт опустила глаза, крепче сжимая ёмкость дрогнувшей рукой. Сердце скакнуло к горлу. ...могут просто дружить. Он ведь так сказал? Оглушив её и вынудив тупо пялиться свой затылок, не в силах вымолвить ни слова. И чего она ждала? Что он признается ей в любви, когда они толком и не говорили друг с другом никогда? Бред. — Да, но... — брюнетка зажмурилась, прежде чем договорить. — Он это сделал не ради меня, а чтоб прекратить конфликт. Ему, я думаю, не было приятно слушать о том, как его сравнивали с Котом-Нуаром. Тем более, упоминание о его... — Точно! Он же никогда не говорит о своём отце, — перебила Алья. — Всё равно, Адриан в тебе заинтересован. — Как в подруге, — пробормотала Маринетт. — Много ты знаешь, — Сезар выбросила стаканчик в урну, мимо которой прошёл Макс, роясь в своём рюкзаке. — Он же не конкретно тебя имел в виду, когда прижучивал Хлою! И вообще, если долго мучиться... — она резко замолчала, взглянув Маринетт за спину. — Натаниэль? Брюнетка обернулась и увидела одноклассника, который молча стоял на расстоянии вытянутой руки и бегал глазами от неё к Сезар. Последняя нахмурилась и покосилась на подругу. — Маринетт, я тебя в классе подожду, ладно? — Эээ... — девушка поправила сумку на плече и взглянула на Алью, которая уже сделала полшага назад, догадываясь, что заминка происходит из-за неё. Куртцберг был до такой степени стеснителен, что не мог вести беседу одновременно с двумя людьми. — Да, хорошо, — моргнув, Маринетт улыбнулась ожидающему Натаниэлю, пока подруга уже нырнула в арку лицейского корпуса. — Ты что-то хотел? Парень с тёмными — фанатизм от ярких красных прядей остался в прошлом — сдвинул чёлку, что лезла в глаза и протянул Дюпэн-Чэн лист бумаги, сложенный вдвое. — Это, — бирюзовые глаза осторожно бродили по лицу девушки, пока та разворачивала рисунок, — в общем, я увидел фото в новостной ленте и... вот. — Это очень красиво, Натаниэль, — произнесла Маринетт, проведя пальцами по серым линиям, выполненным простым карандашом. — Но почему ты решил отдать его мне? На тонкой бумаге Кот-Нуар держал в зубах цветок, похожий на розу, протягивая к смотрящей на него большими глазами Маринетт руку ладонью вверх, будто в пригласительном жесте для... танца? Так можно было судить по пышной юбке платья, в которое была одета девушка. От рисунка неуловимо веяло какой-то хрупкостью, тем, что легко может рассыпаться, как осколки вазы, один из которых она вытянула из головы Нуара. — Ну, — замялся Куртцберг, — здесь же изображена ты и... — снова поправил чëлку, — считай это подарком. — Тогда... спасибо, — Маринетт искренне улыбнулась, глядя как Натаниэль кивает и отходит к Марку, держащему его вещи. Им всем пора было идти в аудиторию на последнее занятие по сегодняшнему расписанию. Девушка пожала плечами и, сунув свой подарок между страниц плотного блокнота, лежащего отдельно в одном из отсеков сумки, пошла к арке, где несколькими минутами ранее скрылась Алья. Под ногами шуршали листья, перекатывающиеся по брусчатым дорожкам из-за порывов ветра, проникающего под слои одежды и кусающего открытые участки кожи, вынуждая губы трескаться, а тыльные стороны ладоней становиться сухими. Ученики сновали по коридорам, подходя к питьевым фонтанчикам, читали, сидя на подоконниках, и болтали друг с другом. Низкие каблуки Маринетт стучали по плитке, пока она добралась до раздевалки, чтоб оставить куртку и шарф в шкафчике. Из помещения как раз выходила Милен, придержав однокласснице дверь и жуя батончик, за что получила благодарственный кивок. Девушка поставила сумку на одну из лавочек с оставленным кем-то термосом и стала прокручивать рычажком код, думая о том, что часто происходит так, что она остаётся сама в аудитории, уборной или раздевалке, где, по идее, всегда должен был кто-то торчать. Главное теперь не скатиться до мысли, что одиночество мне предписано судьбой. Хлопнув тёмно-красной металлической дверцей, Маринетт подпрыгнула, едва не вывихнув руку, которой вцепилась в круглый рычаг. Адриан стоял, сунув руки в карманы джинсов и опершись спиной о ячейки другого ряда шкафов. Стоял и внимательно смотрел на брюнетку, ноги которой опять приросли к полу, а локон волос прилип к щеке. — Ты... — она попыталась сглотнуть, ощущая сухость во рту. — Давно тут стоишь? Блондин медленно вынул руку из кармана и всмотрелся на стрелки циферблата на запястье, будто хотел уточнить до секунды. Маринетт пыталась включить мозг, который бы дал ей разумное объяснение того, почему она опять наедине с Агрестом? И почему она снова выглядит такой напуганной в его глазах? Будто он собирался её укусить, как это делал Кот-Нуар. Его только не хватало. Может он пришёл сказать, что пары не будет? Хотя, при таком раскладе, здесь бы уже столпились все из класса, собирающиеся расходиться по домам. — Примерно две минуты, — он отдернул край рукава толстовки, — с момента, как ты открыла дверцу. Адриана веселило то, как растерялась Дюпэн-Чэн, в этой своей черничной блузке с воланами на рукавах и с распахнутыми глазами, выискивающими что-то на уровне его груди. Он просто-напросто разрушал её спокойствие, приводя в порядок собственное, раздроченное нескончаемыми мыслями сознание. И это был кайф — смотреть на её эмоции такого разного и в то же время похожего характера к двум разным образам, воплощенным в нём одном. — Я... ты... — Маринетт терялась, — То есть мы! Или... — она повернулась к парню. — Да. Мы идём на занятие? Агрест проследил за тем, как девушка убрала прядь с лица, прикусив щëку и согнув колено. Она будто бы ждала от него указаний, будучи неспособной к самостоятельным решениям. А он... Он сам не до конца понимал зачем пошёл за ней. Увидев, как Маринетт торопливо направляется к раздевалкам, он оставил Нино в компании Кима и Айвана, которые не прекращали обсасывать утреннюю тему, сказав, что ему нужно забрать учебник. Ноги понесли его к приоткрытой двери, сквозь витражную вставку которой он узнал невысокий силуэт. Прокравшись внутрь, парень обошёл ряд шкафчиков и остановился там, где стоял сейчас. Ему стало забавно наблюдать за Дюпэн-Чэн, полностью погруженной в свои мысли. Тут же возникло эгоистичное: «Не обо мне ли эти мысли»? — Если хочешь, пойдём вместе, — ответил Адриан, выпрямившись и прямо посмотрев на неё, всё ещё высматривающую что-то на чёрной ткани. — Или ты против? — Что? — голубые глаза переключились на его лицо. — Зачем против?.. То есть, — она сглотнула, выигрывая время, — мы не можем пойти вдвоём? Маринетт резко захотелось сгореть, стоя прямо на пошарпанном линолеуме, до тла. Чтобы не испытывать стыд таких габаритов за то, что вылетало из её рта. Могут ли они пойти вдвоём? Серьёзно? Вопрос звучал так, словно она приглашала его сразиться с трёхметровым гомункулом при помощи сачка для бабочек. Как можно быть такой по-детски неловкой, косноязычной и отталкивающей в глазах Агреста? Помигивающая старенькая лампа на потолке только сильнее накалывала обстановку, отчего девушка чувствовала себя как в плохо снятом фильме ужасов, где самый сексуальный парень маленького городка вот-вот превратится в чудовище. Или Кота-Нуара. Откуда взялось это предположение? — Я же об этом и спросил, Маринетт, — приподнял уголки губ Адриан, делая шаг вперёд и ныряя левой рукой в сплошной карман толстовки на уровне живота. — Ты не расслышала? — Просто уточняю, — девушка убрала прядь за ухо, немного сдвигаясь влево и касаясь плечом соседнего закрытого шкафчика. Будь на месте Агреста кто-то другой, она бы среагировала иначе, даже возмущённо. Как можно не услышать то, что тебе говорит человек, стоящий в непосредственной близости и в полной тишине? — Очень вежливо, — констатировал блондин, упираясь правой ладонью в поверхность чуть выше левого уха Маринетт. Внутренний голос кричал о том, чтобы он увеличил дистанцию. На нём не было маски. — Разбираешься в правилах построения беседы? В его ярких зелёных глазах читалось любопытство, сравнимое с тем, которое испытывают котята, видя новую игрушку. Маринетт следовало лишь заметить. Но она смотрела куда-то в область адамова яблока у него на шее, не скрытую воротом худи; не осмеливалась поднять глаза выше, тем самым показав парню свой взгляд, наполненный чем-то большим, чем любованием, которым его одаривают другие девушки. — Этому все обучены, я думаю, — тихо произнесла она. — Ну, взрослые люди, — бирка на вороте блузки оцарапала шею и девушка распрямила плечи в желании выровнять тканевую детальку, выдохнув и переведя взгляд на Адриана. — А чем ещё занимаются взрослые люди? — понизил он голос, рассматривая ясные голубые радужки с неравномерными синими вкраплениями. Не контролируя особенности поведения, скрытые в кольце. Видя, как пораженно размыкаются губы Маринетт. — Многими вещами, — почти неслышно. Плевать. Пусть он решит, что она недалекая, не обученная навыкам флирта. Чего? Флирта? Не падала ли ты, случайно, с вершины Эйфелевой башни, Маринетт? — Кстати, — Адриан прерывает зрительный контакт, глядя на ручку, сжатую тремя пальцами левой руки, которую он вынул из кармана и выставил между ними, повернув ладонь вверх. Её чёрная ручка. Она совсем забыла, что одолжила ему пишущий предмет на той неделе.— Спасибо, что выручила. Эта интонация. Надеюсь, это не афродизиак, я и без него справляюсь. Игриво, обводя языком каждое слово, насыщая их тонким намëком в сладком обрамлении медового голоса. Девушка подняла руку и сжала ручку в миллиметре от его пальцев, забирая. — Не за что, — пробормотала, пока он выставил вторую руку по другую сторону от её головы, нависая. Сомкнула губы, делая туманный вывод, что он благодарил не за ручку. За ту ночь, когда она обработала его рану и поддалась искушению, изогнув шею для поцелуев. Но не поспешно ли? То, что неким образом поведение Адриана и Нуара совпадало, не вырисовывало твёрдую почву для голого факта. Это было только в её голове, среди переплетённых воспоминаний, украшенных фантазией. И она никак не может проверить свои догадки. Разве что... — О чëм ты думаешь? — наклонив голову вправо, произнёс Адриан, заставляя брюнетку вжаться спиной в шкафчик, еле дыша, потому что сердце сбилось с привычного ритма. Аромат миндаля, погруженного в ежевичный сок, проник в лёгкие, вызывая желание прикоснуться языком к открытому участку кожи над ключицей парня. Разрывая на части мысли в голове. — Может о том, в твоём ли я вкусе? Звон миллиона маленьких колоколов раздался в ушах Маринетт. Что она хотела сказать? Что-то проверить? Непонятно. В её ли он вкусе? Это и впрямь походило на издëвку с его стороны, ведь на лице Дюпэн-Чэн отчётливо читалась огромными буквами неоновой вывески вся правда, которую не скрыть отвлеченными фразами. Не спрятать под маской, которой у неё не было. Адриан ощущал сердце на уровне горла, сглатывая слюну и глубоко дыша, чтобы не лишиться кислорода от понимания, что он перепутал игровое поле и стирал линию разметки, которую нельзя переступать. И увидев, как её губы снова размыкаются чтобы... что? Соврать ему? Он наклоняется и целует её, чтобы она не посмела ничего отрицать. Похуй. Целует, чувствуя привкус чего-то, похожего на клубнику с молочным шоколадом. Маринетт безвольно опускает руку, роняя ручку, позволяя той покатиться под лавку. Выходит из оцепенения и двигает ртом в ответ, невразумительно мыча парню в губы, чувствует, как Агрест обхватывает её шею, но не сжимает, придерживает, как делают коты со своей добычей, прежде чем начать играть. Мурашки пробегают по плечам, когда он проходится языком по её нëбу, раскрывая рот шире. О каком сравнении идёт речь, когда в теле варится наслаждение? Меня целует Адриан Агрест. А ведь он почти не касается её, и Маринетт прогибает спину с целью прижаться к его груди, притянуть ледяными пальцами за верёвки, торчащие из деталей капюшона, ближе к себе. Согреться. И она протягивает руку, поглаживает по его предплечью, хочет просунуть пальцы под ткань и ощутить тонкие выступающие вены под горячей кожей. Но блондин с влажным звуком разрывает поцелуй, отстраняется и смотрит расширившимися зрачками, оглядывает её лицо, убрав с горла руку и тяжело дыша. Со скоростью решая, поддаться ли полностью, сорвать её блузку и начать покрывать тело поцелуями, что давно бы уже сделал Нуар, не тратя время, которое он упустил в прошлый раз из-за приблизившегося перевоплощения. Маринетт действует быстрее. И не в том направлении. Она медленно отклоняется вправо, слегка приседая и почти что отпрыгивая. Бросает на парня испуганный взгляд и уходит, оставляя после себя шатающуюся из стороны в сторону дверь.***
Перед окном во всю стену, разделённом на прямоугольные сегменты, стояла скульптура, не имеющая определённой формы. На одну из её белых выпуклых частей старательно клеил жвачку Ли Тьен, растягивая материал до той формы, которую сам себе воображал. Выглядело мерзко, но ему было чрезвычайно весело. Именно в это время в аудиторию тихо вошла Маринетт, на которую никто не обратил внимания, что было ей на руку. С гулко стучащим сердцем, она пробралась к одной из в разнобой расставленных лавок и присела рядом с Альей, выписывающей что-то на блокнотный лист из своего телефона. Она молчала, поэтому подруге потребовалось несколько минут, чтобы её заметить. — О, Маринетт, — Сезар удивлённо взглянула, поправив очки на носу, — давно пришла? — Угу, — брюнетка провела ладонью по бедру, всё ещё стараясь успокоиться. — Испачкалась о побелку в коридоре, зашла в туалет оттереть джинсы. — Окей, — протянула Алья, недоверчиво косясь. — Но ты странная какая-то, ткань испортила, что ли? Дюпэн-Чэн слышала подругу отдалённо, как из-под толщи воды, в которой барахталась, удерживаемая чужой рукой, что вот-вот собиралась её отпустить, чтобы девушка получила желаемый свободный вдох и расплакалась от счастья. Расплакалась и наконец прикоснулась снова к Адриану, который как раз зашёл, скрипнув дверью и махнув рукой Нино, сидящему в позе лотоса на полу возле абстрактной картины. Адриану, от которого сбежала пять минут назад, как трусиха, страшащаяся сильных чувств и дернувшаяся от того, как он только что стрельнул в неё глазами, проходя мимо на расстоянии трёх метров. — М? — моргнув, Маринетт посмотрела на Алью. — Нет, просто устала за сегодня. Долго нам ещё ждать месье Монлатена с тем человеком? Сразу за прозвучавшей фразой из кабинета преподавателя искусств вышли двое мужчин, одного из которых ученики видели впервые. Исключение составили Хлоя, Аликс и Адриан, который с силой сжал челюсти, снова увидев раздражающе яркий синий пиджак. Точнее Дайана, вырядившегося в этот предмет одежды. Седовласый профессор нëс в руках какой-то предмет, накрытый плотной тканью, что не позволяла его разглядеть, и слушал своего собеседника. — ... и на этом можно будет закончить, — Астор приподнял руки и сцепил их в замок на уровне груди, вежливо растянув губы в улыбке. — Конечно-конечно, — деловито покивал месье Монлатен, — у нас нет причин задерживать вас надолго, — сказал он и перевëл взгляд на учеников. — Все уже в сборе, верно? В ответ ему несколько человек утвердительно кивнули, понимая, что он вряд ли это заметит, спрашивая только ради приличия. Преподаватель никогда не отличался особой внимательностью, несмотря на то, как долго и последовательно мог описывать биографию давно почившего художника или разъяснять об особенностях подбора красок для создания оригинальной картины. Потому всегда нуждался в том, чтобы ему лишний раз напомнил своë имя кто-то из студентов, сообщили об отмене тех или иных мероприятий, либо выдали список посещающих его пары. — Замечательно, — профессор прочистил горло и взгромоздил свою ношу на массивный стол, загораживая тот спиной. — Сегодня нас посетил месье Астор Дайан, известный в узких кругах как «дарящий новую жизнь забытому». Он ознакомит вас с аспектами такой профессии, как реставратор, которая, возможно, заинтересует некоторых из вас, — он посмотрел на стоящего рядом мужчину, слегка склонившему голову. — Смею предположить, что в моей вступительной речи никто не нуждается, посему передаю слово месье Дайану. Прошу. Мужчина дважды хлопнул в ладони, будто перед ними и впрямь была приглашённая звезда. Адриан закатил глаза и почти обрадовался, что был скрыт за Марком и Аликс, на плечи которых были накинуты куртки из-за недостаточно прогретого помещения, ведь отвращение на его лице читалось слишком явно. И с какой-то извращённой стороны, ему было интересно, какими бреднями их сейчас начнет кормить этот высокомерный индюк, посчитавший себя властителем чужих судеб. Больше информации — меньше проблем с поиском рычагов давления, даже если та будет касаться исключительно его профессии. Может хотя бы так он ненадолго отвлечëтся от ощущения мягкой кожи под пальцами, которой касался не больше десяти минут назад, и сладкого привкуса во рту, оставленного полустоном девушки, сидящей сейчас в паре метров от него. Она сбежала во второй раз. Смущенная, тяжело дышащая и не почувствовавшая до конца его возбуждение. Когда Адриан ударил кулаком по металлу шкафчика, чувствуя стояк, натягивающий брюки, то не задумался о том, что Маринетт могла узнать в нём Кота-Нуара. Он лишь глубоко вдыхал и выдыхал, стараясь успокоить колотившееся сердце. Теперь же, найдя её глазами, он стал сомневаться, что Дюпэн-Чэн ослеплена увлечённостью им самим настолько, что не обратит внимание на то, что его поцелуи схожи с поцелуями Нуара. Девушки же замечают такие тонкости? И чтобы она не предъявила Коту в их в следующую — а она точно произойдёт — встречу, он продолжит свою игру. — Что же, — Астор погладил линию кармана на своём пиджаке и обвëл учеников взглядом из-под очков, пока месье Монлатен отошёл в сторону и сел рядом с Натаниэлем, вынуждая того закрыть свой скетчбук и сделать заинтересованный происходящим вид. — Мы с вами существуем в прекрасное время, когда можем окружить себя разными предметами искусства, такими как музыка, живопись, кино... — он многозначительно вскинул голову и прикусил губу, словно окунаясь в глубокие раздумья. Плагг издал противный звук ртом, напоминающий лошадь, чем привлëк внимание Нино, из-за чего Адриан сделал вид, что чихает. Не только квами раздражало происходящее позëрство. — Из доступных источников известно, — продолжал синий пиджак, — что профессия реставратора начинала цениться социумом только в восемнадцатом веке... Боже мой, как увлекательно. Что-то, похожее на это, читалось на лицах одноклассников Агреста, если бы он мог их видеть со своего дальнего места. Он чувствовал скуку и злость одновременно, периодически поглядывая вправо и немного вперёд, туда, где сидела Маринетт и — нервно? — дёргала ногой. Это потом. Дайан заливался соловьëм, описывая техники нанесения фрески, при помощи которых можно воссоздать линии рук или вычурный изгиб рюш на женском платье, приближённые к оригиналу. Адриан не мог его упрекнуть по крайней мере в этом — со своей работой тот был больше, чем просто на «ты». — Особое внимание считаю важным уделить обновлению древнейших манускриптов, что является, не побоюсь этого слова, интимным вмешательством в жизни, в частности, египетских фараонов... Сидящий рядом Лейф внезапно подавился смехом и показал Адриану картинку на телефоне, присланную Альей, на которой месье Дамокль красовался в сидячем положении на вершине пирамиды с расставленными руками и выпученными глазами. — Детский сад, — произнесла Хлоя, обернувшаяся через плечо и бесцеремонно заглянувшая в смартфон Сезар, что как раз демонстрировала свои навыки фотошопа подруге. Блондинка не потрудилась снизить голос до шëпота, со злобой задержав взгляд на Дюпэн-Чэн, прикрывшей рот ладонью. — Мадемуазель Буржуа, — слащаво протянул мужчина, словно попробовал на вкус самый изумительный десерт на свете. — Не поделитесь ли своим мнением по поводу предметов, нуждающихся в постоянном уходе и сохранении целостности? — Разумеется, — сощурилась Хлоя и с улыбкой обернулась к реставратору. — Но это касается не предметов. Я думаю, — она резко повернулась и нашла глазами Адриана, — что красивые и успешные девушки должны быть окружены вниманием от таких же успешных мужчин, которые не тратят время на всякую шваль. По аудитории снова прошлись шепотки, среди которых можно было расслышать что-то вроде: «продолжается...» или «чего она никак не успокоится?.. » — Мадемуазель Буржуа, я бы попросил вас так не выражаться, — подал голос профессор, впрочем, без особого энтузиазма. — А что я такого сказала? — недоумевала девушка. — Всего лишь хочу сделать доброе дело и направить внимание некоторых парней в нужную сторону. Это был настолько явный намëк, что даже Джулека убрала в сторону свои эирподсы и приподнялась с места, чтобы лучше видеть зарождающуюся перепалку, которая начнётся, если Маринетт хватит духу что-то ответить. Она ведь знала, что намекают на неё. Или не знала? Просто придумала, не отошедшая от ощущения пальцев Адриана на шее, к рукам которого хотелось прильнуть, как ластящаяся кошка. Неужели Хлоя была настолько слепа, что не видела, насколько парню плевать на её попытки его как либо унизить? Всё что она делала сейчас, так это выставляла себя на посмешище, показывая свою зависимость от участия Агреста в своей светской жизни. И у неё выходило скверно. В который раз. Ведь на лице блондина не дрогнул ни один мускул и он отрешенно смотрел на Буржуа в ответ, раскручивая детали чёрной ручки, которую снова забрал себе, подняв с пола в раздевалке. — Месье Агрест, — обратился к блондину Дайан и тот усилием воли постарался не скривиться, прежде чем взглянуть на него, — не хотелось бы вмешиваться, но, — мужчина вежливо улыбался, уперевшись ладонью о столешницу, — личные вопросы следует решать в свободное время. Ага, а ты на досуге режешь женщин карманным ножом. Адриан пожал плечами и повернул голову к Хлое, которая закинула ногу на ногу и демонстративно разглядывала свои ногти. — Полностью с вами согласен, месье Дайан, — парень поставил ударение на имени мужчины. — Мадемуазель Буржуа сохранит целостность нервной системы каждого человека в этой аудитории, если решит свои проблемы без нашего — моего — вмешательства. В тишине прозвучал смешок Нино и тяжёлый вздох месье Монлатена, который был не из тех преподавателей, что любят выставлять на всеобщее обозрение межличностные конфликты учеников, и потому надеющийся, что заносчивая Хлоя не будет раздувать на пустом месте настоящий скандал. Астор в это время внимательно всматривался в лицо Адриана, выискивая что-то, что выдало бы в парне Кота-Нуара. Но ничего не находил. Кроме светлых волос и телосложения, которыми обладало огромное количество юношей Парижа, из-за чего глупо было бросаться на младшего Агреста с обвинениями, а то и кулаками. Да и в чем обвинять? В том, что не отдал Одри Буржуа на милость его лично сотворённому акту правосудия? Это заслуживало ехидного смешка подсознания, вопящего о том, что он опять просчитался. Дочь модного критика определённо вздыхала по своему однокласснику, очарованная его внешностью и известной фамилией, всё ещё завороженная их закончившимся романом, тема которого поднималась среди старшего поколения — сплетни популярны во всех кругах. Но девушка не упускала ни одной возможности возродить былые чувства. И зачем только этой глупышке понадобилось кружить голову другому парню? Не годится. — В таком случае, — мужчина посмотрел вдаль класса, таким образом обманчиво охватывая всех студентов, — вернёмся к манускриптам. Всего несколько месяцев назад мне в руки попался необычайный свиток пергамента, который... Он говорил и представлял, как его тело вновь оглаживает эластичная ткань, состоящая из двух насыщенных оттенков. В дополнение к костюму не требовались медицинские перчатки; тело ощущалось гибким и молодым, способным на всё, отчего кровь стала приливать к лицу мужчины от будущего ликования и он прервался, собираясь с мыслями. — Кхм... — взглянув на группу людей, он остановился на маленькой фигуре девушки в мешковатом свитере, — мадемуазель Кюбдэль, с вами же наверняка делился тем особым случаем отец? Аликс подняла голову, оторвавшись от складывания кубика Рубика, и рассеянно взглянула на мужчину. — Эээ... — она поскребла ногтем гладкую жёлтую ячейку. — Вы о тех указах Клеопатры? Девушка поерзала на месте, неловко оглядевшись по сторонам, будто бы ища выход, и снова провернула детальку кубика, ожидая, пока на неё перестанет смотреть реставратор. Алим Кюбдэль однажды точно так же увлечённо рассказывал о своей деятельности, загружая фактами из истории древнего Египта, отчего его дочь со скрипом терпела подобные дополнительные часы, зная, что в любой момент может обратиться с интересующим её вопросом к отцу. Таких моментов всё ещё не было, ведь девушку больше привлекал спорт и точные науки, и то, что она сказала сейчас — тык пальцем в небо. — Верно, — на удивление, согласился Дайан. — Личность Клеопатры по сей день покрыта множеством тайн, но... Мучение выпускного класса продлилось ещё около пятнадцати минут, завершённое торжественным срыванием ткани с предмета, заволоченного месье Монлатеном, под которой оказался бюст упомянутой Клеопатры, вылитый из золота и выглядящий свежо, чем и хотел похвастать Астор. Он, довольно усмехаясь, наблюдал, как ученики подходят и останавливают протянутые руки на расстоянии миллиметра, испуганно зыркая на профессора, который запретил касаться отреставрированного гостем шедевра, хранившегося по неизвестным причинам в преподавательском кабинете уже долгие годы. Маринетт тянула с тем, чтобы подойти к переливающемуся золотыми бликами бюсту, ожидая, пока Адриан сделает это раньше, чтобы избежать возможности стоять с ним рядом. Но, как часто случается, всё произошло наоборот — они последние из ребят, уже рассевшихся по местам, очутились возле сооружения, едва не прикоснувшись плечами. Девушке не нужно было поворачивать голову, чтобы знать, что это он, ведь всё время до этого она косилась в его сторону, проклиная себя за слабость и... жажду? Жажду его обнять, залезть под свитер, чтобы ткань тесно прижала их друг к другу. Маринетт, очнись. Она слегка наклонилась, рассматривая головной убор правительницы и подмечая мелкие выпуклые элементы, обрамляющие заостренную верхушку. — Мадемуазель Дюпэн-Чэн, вы нас задерживаете, — мягко произнёс Монлатен и брюнетка обернулась, видя что стоит возле стола одна, а в двух шагах от неё поправляет ремешок часов Дайан. Обернувшись, она увидела направленные на неё пары глаз. — П-простите, — пробормотала, тут же краснея и торопливо возвращаясь на место рядом с Альей. — На этом я вынужден попрощаться с вами, — приложив друг к другу ладони на уровне груди, сказал реставратор. — Мне было очень приятно поделиться с юными дарованиями своими скромными знаниями. Адриан провёл по лицу ладонью, чтобы ненароком не засмеяться как сумасшедший, зная, о какой скромности идёт речь. Не дождавшись прощальных аплодисментов, Дайан пожал руку профессору и удалился, пройдясь через всю аудиторию к основной двери. Выслушивая расшаркивания Монлатена о том, как много ценного почерпнули ученики из краткой, но познавательной лекции приглашённого специалиста, Маринетт чуть ли не шёпотом просила, чтобы их отпустили раньше, ведь терпеть напряжённую обстановку она больше не могла и готова была расплакаться. К счастью, её молитвам суждено было сбыться, и она аж подскочила на месте, когда учитель сказал заветные слова. — Фух, — протянула Алья, застегнув сумку и закинув ту на плечо, — жарковатый денëк, как для осени. Если ты понимаешь о чëм я. Маринетт, приглаживающая в этот момент волосы, зыркнула на подругу в испуге. Понимала ли она? Не то слово. — Да, наверное, — кисло улыбнулась. — Пойдём уже. Схватив подругу за руку, девушка торопливо зашагала по половым доскам, не заметив, что ей снова улыбнулась удача — жвачка, прилепленная Ли Тьеном к скульптуре, отвалилась, оказавшись на мизерном расстоянии от подошвы ступившего рядом ботинка Дюпэн-Чэн. Но у неё получилось не влипнуть. По крайней мере, не в прямом смысле.