Грех, любовь и притворство

      Перед массивным каменным ограждением персикового цвета и высотой около трёх метров, справа и слева от чёрных металлических ворот, близко друг к другу стояли припаркованные автомобили дорогих марок. Из тёмно-серого BMW с тонированными окнами вышла строгая на вид женщина с затянутыми в высокий пучок тёмными волосами, одетая в красное кимоно с золотистыми узорами; на лице у неё были солнцезащитные очки, а в правой руке черная трость с наконечником, напоминающим фигуру дракона.        Она взяла под локоть высокую девушку азиатской внешности в облегающем чёрного цвета длинном платье с широкими бретелями, усеянном едва заметными блёстками и с громоздким украшением на шее.        — Мне не стоит беспокоиться о том, чтобы ты не забыла выказать месье Агресту своё почтение, Кагами? — произнесла женщина, когда они вдвоём направились в сторону особняка с исходящим из его окон светом. — Долгие годы сотрудничества практически превратили нас в семью. Хоть и с редкими встречами.        — Конечно, мама, — ответила девушка, не уступающая холодным тоном своей матери. — Без него и общения с его сыном у меня по сей день не было бы друзей.        Ворота за ними с грохотом замкнулись, и последующий разговор услышать было невозможно, но и некому было их подслушивать. Потому никто не мог увидеть, как мадам Цуруги недовольно взглянула на свою дочь от высказанной ею фразы. Никто, кроме Маринетт, которая передвигалась как можно быстрее, стараясь успеть заскочить во двор поместья, не выронив при этом огромную коробку с тортом, выпеченным на заказ её отцом.        Трудно было представить крепко сложенного, ростом около двух метров мужчину, подпрыгивающего от радости, но Том Дюпэн избавил нескольких человек от таких фантазий, продемонстрировав это воочию — прямо в торговом зале пекарни, когда ответил на звонок от Натали Санкëр, скурпулëзно описавшей все пожелания насчёт угощения для гостей показа от Габриэля Агреста.        Добродушный и творческий мужчина был рад воплотить в жизнь один из своих рецептов, подходящий к запросу: бисквитное тесто с хрустящим дополнением в виде меренги и насыщенным ореховым кремом. Всю ночь он потратил на приготовление трёхъярусного шедевра и, конечно же, доверил доставку своей дочери, будучи уверенным, что она счастлива преподнести любимому дизайнеру подобный презент. Но он наивно не учёл того, что сам старший Агрест вряд ли прикоснётся к лакомству, одарив своих гостей лишь приветственным кивком, появившись в конце показа, не проявляя никакого желания участвовать в вечеринке, свалив ношу светского общения на свою ассистентку.        На расстоянии девушка заметила две фигуры, ведущие диалог, и поняла, что они направлялись на мероприятие. Ей хотелось быстрее разделаться с поручением и вернуться домой, поскольку она боялась ненароком столкнуться с Адрианом, тем более — в его доме, так как он всё ещё её игнорировал, обходя в школьном коридоре и не глядя прямо в глаза, всегда обращаясь к кому-то другому. Но при этом всё ещё щëлкал её ручкой, на каждом занятии. И как только стержень весь не исписался?        Убеждение в том, что он и Нуар это один человек стало крепчать, ведь так идиотично мог себя вести лишь тот, кто хотел увести от себя подозрение. А после срывался и прижимал её к шкафчику в раздевалке, терзая губы поцелуем; спаивал в чердачной комнатке и раздевал чуть ли не догола, бесстыдно трогая за чувствительные точки на теле; уходил, как только украшение, помогающее сохранять искусственный образ, начинало терять свою силу.        Даже если бы Маринетт была непоколебимо уверенной в себе, то всё равно не вообразила бы, что ею могут увлечься два парня одновременно. Два чертовски обворожительных парня, пересечение взглядом с которыми напоминало прикосновение к ядовитому растению, чьи яркие лепестки растворяют кожу на подушечках пальцев. Но самым главным вопросом был: если мои догадки верны, то почему он играет так со мной? Почему с ней, если его окружало такое количество девушек, готовых бесконечно улыбаться и делать для него — господи, помилуй — что угодно.        Дюпэн-Чэн испытывала высшей степени неудобство, представляя себя глупой главной героиней попсового сериала. Да и с каких пор она ставила себя на первое место? Откуда вообще взяла, что он пользуется только её слабостью?        Хочешь, чтобы я приходил только к тебе?        Надежда на то, что ей удастся проскочить и оставить кондитерский заказ у дворецкого (который точно должен быть в огромном четырёхэтажном доме) не оправдалась, когда она наткнулась на закрытые створки, пытаясь отдышаться после своей пробежки и замечая маленький красный маячок на камере видеонаблюдения, прикреплённой к выступающей детали ограждения. Ниже на каменной щербатой стене торчал квадратный чёрный элемент с выпуклой круглой кнопкой, похожей на звонок, но что-то подсказывало Маринетт, что он выполнял иную функцию.        Делать было нечего, а массивная белая коробка оттягивала руки, поэтому девушка, приложив усилия, оттопырила мизинец и нажала, вздрогнув от раздавшегося писка.        — Имя и причина прибытия, — произнёс холодный женский голос без вопросительной интонации из невидимого динамика где-то под камерой.        — Эмн… — на мгновение растерялась девушка, выискивая, куда бы сказать ответ, но не находя ничего, похожего на микрофон. — Маринетт Дюпэн-Чэн. Принесла заказ из кондитерской. То есть пекарни. Нет!.. Из пекарни-кондитерской.        — Просим вас подождать, — всё та же неестественность.        — Куда же я денусь, — пробормотала брюнетка и прикусила язык, сомневаясь в том, что фраза осталась неуслышанной.        По улице прошёлся ветер, подняв несколько пожухлых листьев на мощеной улице и окатывая холодом лодыжки, торчащие из тонких кед и не прикрытых укороченными джинсами. Маринетт не рассчитывала, что ей придётся сколько-то задерживаться, потому и накинула простую ветровку, не защищающую от осеннего холода, кое-как обернув вокруг шеи полосатый шарф.        Через пару долгих минут в свете фонарей, расставленных вдоль плитчатой дороги, ведущей к особняку, стала обрисовываться мужская фигура, прогулочным шагом приближающаяся к девушке. Выглянув из-за коробки, Дюпэн-Чэн поняла, что это был водитель Агрестов, на ходу чистящий мандарин. Серьёзно? Ей никогда раньше не приходилось видеть этого человека за таким простым занятием. Казалось, всё, что он мог делать, это открывать и закрывать дверь, а также хмуро зыркать на других людей.        Приблизившись к прутьям, он внимательно на неё посмотрел, закинув в рот дольку и начав её пережевывать, кривясь, по всей видимости, от кислого привкуса.        — Здравствуйте, — вымученно произнесла Маринетт, стараясь не свалиться от тяжести наземь. Поставить ношу на асфальт было бы вершиной неуважения к родительскому труду.        — Имя и цель визита, — отчеканил Грег, проглотив кусочек цитруса и закинув в рот следующий.        — Я ведь уже сказала, — что за издевательство? — что меня зовут Маринетт и вот тут, — слегка приподняла коробку, — заказ из кондитерской Дюпэн-Чэн на имя Санкëр. Откройте, пожалуйста.        Последнее предложение показалось брюнетке лишним, но ничего не оставалось делать, кроме как просить. У неё было такое чувство, будто её не пускают в резиденцию Андре Буржуа, если не в дом самого президента.        Мужчина окинул взглядом добротно упакованный заказ и, достав из внутреннего кармана пиджака телефон, быстро набрал сообщение, переведя взгляд в сторону, куда-то на чёрный автомобиль на парковке. Он прожевал мандарин до конца, впихнув одним махом остальные дольки, пока Маринетт уже начинала злиться глядя на спокойное выражение лица с нелепыми бакенбардами, и, наконец, смартфон пикнул, оповестив о новом сообщении.        Грег посмотрел на экран и, кивнув, потянулся к рычагу на воротах, отворяя их.        — Можете пройти к крыльцу, — произнёс он, пока Маринетт уже втискивалась в проём, едва ориентируясь в том, куда идёт. — Там вас встретит один из работников кейтеринга.        Пока она, устало вздохнув и уже не чувствуя пальцев рук от холода, стала торопливо идти по указанному направлению, мужчина вышел за ворота и пошёл к тому автомобилю, который его до этого заинтересовал.        — Даже помощь не предложил, — пробормотала она, — видит же, что коробка больше меня…        На нижней ступеньке крыльца её и вправду ждала невысокая девушка в белой рубашке и свободных брюках, волосы которой были собраны в высокий хвост с двумя выпущенным прядями, обрамляющими лицо.        — Добрый вечер, — тихим голосом произнесла она, беря коробку из рук Маринетт. — С вами ведь должны расплатиться?        — Я на это надеюсь, — выдавила смешок Дюпэн-Чэн, с облегчением сгибая и разгибая пальцы, чтобы возобновить кровоток. — И расписаться о получении нужно мадам Санкëр. Или хоть кому-нибудь…        — Хорошо, — девушка из кейтеринга казалась довольно милой. — Вы не могли бы немного подождать? Я отнесу торт на кухню и сообщу мадам Санкëр, что заказ прибыл. Пройдите вон к той части дома, — она кивнула влево от Маринетт, на виднеющийся корпус здания с вьющимся по стенам плющом. — Там гостей не будет.        Кивнув, брюнетка проводила взглядом девушку, развернувшуюся и засеменившую к главному входу. Ей стало интересно, почему она должна выжидать возле, скорее всего, одного из чёрных входов, когда та заносит главное блюдо банкета через те же двери, что и люди, прибывшие на показ. Но останавливать работницу кейтеринга, а тем более, в чём-то винить, выглядело бы весьма смехотворно. Будто бы Маринетт решила, что её хочет кинуть один из богатейших и знаменитейших дизайнеров Франции.        Поправив перекосившийся капюшон куртки, она стала идти по указанному пути, замечая в окнах на втором этаже силуэты людей, расхаживающих из стороны в сторону в изысканных нарядах и ожидающих того, за чем сегодня пришли. Глазам девушки предстала часть каменистой стены, на которой переплетались лианы плюща с широкими и местами закручивающимися листьями; над ними виднелось панорамное окно с бликами от уличного фонаря, слева от которого была встроена дверь и примыкающая к ней лестница с выщербленными участками, что придавало некую заброшенность. Левее от ступенек, на первом этаже, в углублении стены скрывалась ещё одна дверь — видимо, здесь Маринетт и нужно было мëрзнуть в ожидании.        Она присела, чтобы перевязать спутанный шнурок, когда услышала мужские голоса. Громко звучавшие мужские голоса.        — И теперь мне придётся снова тащиться в Японию?! — это был Адриан, открывший дверь. — Мне и прошлого раза хватило, в пятнадцать, когда я днями не знал чем себя занять, пока вы с мадам Цуруги решали свои дела.        — Не тащиться, а присутствовать с деловым визитом, — холодно ответил Габриэль. — К тому же, мне казалось, вы отлично ладите с мадемуазель Кагами. Или я ошибаюсь?        — Боже, — казалось, что от вздоха парня стекло на двери могло запотеть. — Отец, это уже… — Он взмахнул рукой и стукнул ею по створке. Он будто был готов вот-вот спрыгнуть через поручень ступенек, лишь бы не вести разговор. — Ты меня не слышишь.        — У меня всё чудесно со слухом, спасибо, что побеспокоился, — саркастично парировал старший Агрест.        — Значит делаешь вид, что не слышишь, — стоял на своём блондин. — Сначала Хлоя, теперь Кагами. Я не кобель на случке и мы не в средневековье, чтобы…        — Как это понимать, Адриан? — брови дизайнера взлетели вверх, словно он и правда не понимал причину сыновьего возмущения. Маринетт, подпирающая спиной высокие ступеньки, открыла рот от шока. Хорошо, что они не знали о её присутствии.        — Прямо, отец, прямо, — саркастично заявил Адриан. — Ладно то, что я терплю все эти примерки, съемки, показы. Но оставь хотя бы устройство моей личной жизни мне самому. Разве ты не замечаешь, что твоя излишняя опека ни к чему?        — Что значит?.. — Габриэль сделал шаг вперёд, из-за чего его сын отступил и высунулся из дверного проёма, оказываясь на верхней клетке лестницы.        — Не перебивай меня! — воскликнул. — Как бы ты не старался меня удержать, папа, — на последнем слове у него скрипнули зубы, — прими то, что я не буду вечно одним из твоих манекенов. Я так не смогу… — на секунду повернул голову влево, вдыхая. — Мне нужно принимать решения о том, что важно для меня самого. Научиться отличать свои цели и интересы в жизни от твоих.        — Разве ты не помнишь, для чего нужны все твои дополнительные занятия и работа? — спокойно спросил мужчина. — Эмили… Твоя мама…        — Она хотела, чтобы я был счастлив, — перебил младший Агрест. — Чтобы мы оба были счастливы, а не чувствовали себя обколотыми шипами роз в присутствии друг друга. Роз, которые ты каждую неделю кладёшь на её могилу.        У Маринетт ëкнуло сердце и она прикрыла рот ладонью, попытавшись не всхлипнуть. То, как Адриан говорил все эти слова, не могло не вызвать у неё эмоций. В его голосе сквозила боль, обида, недопонимание, горечь… и множество других чувств, проносящихся перед глазами девушки страницей из толкового словаря. Чиркающих по сознанию промокшей спичкой, что осталась последней в коробке и вызывала бессильную злость из-за бесполезности.        — Ты не можешь говорить за неё, — отчеканил Габриэль. — Ты был ребёнком, когда она…        — Мне было двенадцать, когда мама умерла, — парень посмотрел отцу прямо в глаза, скрытые за прозрачными линзами очков. — Я не был несмышленым младенцем и так же сильно переживал утрату. Но потакал всем твоим заскокам, делающих из меня идеал, чтобы ты мог утешаться хотя бы таким эфемерным образом. Прости, но моё, расписанное по минутам, существование её не заменит. И — как бы не старался — я никогда не стану, пусть и мужской, но копией твоей любимой Эмили, потому что давно превращаюсь в тебя, — он замолчал, замечая, как сжались челюсти Габриэля, — чего совершенно не хочу. Увидимся после показа. Если тебя это, конечно же, интересует.        — Адриан, — не сдвинувшись с места, позвал мужчина, когда младший Агрест уже развернулся и хлопнул дверью, став спускаться по ступенькам. Он знал, что отец слишком горделив, чтобы погнаться за ним и элементарно поймать за руку — выгоды ведь не было.        Спустившись вниз и зацепив на последней ступеньке кусочек отколовшегося камня, который отлетел куда-то в пожухлую примятую траву, парень присел на холодный выступ, сунул руки в карманы брюк и запрокинул голову, направляя взгляд в небо с мерцающими точками звёзд.        Приезд чопорной мадам Цуруги на пару с дочерью выбивал из него последние силы, которые нужны были ему для других целей. Уж никак не для того, чтобы выслушивать о перспективах работы в Японии — в модельном доме, внедряющим в свои новые коллекции компьютерную технику. Он же не телепузик, черт подери! Само собой, он утрировал, сдерживая порыв высмеять увлечённый рассказ бизнес партнера Габриэля о развитии ИИ, из-за которого нужда в «живых манекенах» может отпасть, даже если мысль Томоэ толковая.        Ему было откровенно плевать на то, что Кагами выходила замуж за IT-специалиста, чей то ли дядя, то ли отец заключил контракт с мадам Цуруги, связанный непосредственно с развитием одной из японских отраслей моды. Девушка, запомнившаяся ему деревянностью в проявлении каких-либо чувств, с обожанием говорила о своём женихе Кохэку Мори и демонстрировала помоволчное кольцо, когда они переместились из фойе, где нужно было встречать гостей, в одну из просторных комнат особняка.        И он терпел. Терпел до момента, пока старший Агрест неё стал уверенно кивать головой на предложения женщины, стискивающей наконечник своей трости и убеждающей в перспективах переезда в свою страну. После чего с едва ли не дергающимся глазом и вежливой улыбкой отвёл отца в свою комнату, где и произошла вымученная беседа.        Парень выдохнул, выпуская изо рта пар, и нащупал правой рукой сигаретную пачку. Ну хоть что-то. Он подкурил и, чувствуя, как дым наполняет лёгкие, услышал что-то, похожее на шорох, доносившийся из-за спины. Вряд ли бы старший Агрест изъявил желание сгладить размолвку, вместо того, чтобы делать вид, что ничего не произошло. Как обычно.        Поэтому Адриан обрубил эту мысль на корню, уныло улыбнувшись и поднявшись на ноги, заглядывая за сплошной каменный поручень, за которым сидела на корточках… Маринетт? Он чуть не засмеялся, поражаясь своему внезапному везению на присутствие в один вечер почти всех факторов, будоражащих его нервную систему — один из них, впрочем, образовался относительно недавно. К общей картине не хватало только поехавшего Дайана.        Девушка вцепилась в Агреста взглядом, переводя его с лица к правой руке, в которой дымелась сигарета. Её серо-черный полосатый шарф сполз с плеча, а к подошве кеда прилип бурый листок от возвышающегося неподалёку дерева. Она не выглядела удивлëнной, скорее ей просто снова было неловко. Интересно, она бы покраснела, будь я сейчас в образе Нуара?        — Добрый вечер? — произнёс Адриан, делая шаг вниз со ступеньки и разворачиваясь, чтобы получше рассмотреть одноклассницу.        — Привет? — так же вопросительно ответила Маринетт, слегка шаркнув ногой вперёд, отчего по бетону прокатилось несколько маленьких камешков.        — Что ты здесь делаешь? — он поднёс ладонь к губам, делая ещё одну затяжку и склоняя голову влево. Вдалеке послышалась сработавшая автомобильная сигнализация и женский смех.        — Жду, — честно сказала Дюпэн-Чэн, глядя на лакированные туфли парня. Запах, исходящий от сигареты, был ей уже хорошо знаком. Она чувствовала его на своём языке.        Шмыгнув носом, она обвела глазами фигуру парня целиком: классические брюки и белая рубашка, на одном из манжетов которой расстегнута пуговица. Его волосы были расстрепанны и казались темно-русыми в неясном свете уличного фонаря, закреплённого на стене.        — Кого? — он потушил бычок о поручень, там его и оставив. У Милен случился бы приступ.        — Кого-нибудь, — пожала плечами. Тебя. — Мне должны оплатить заказ.        Адриан сложил руки на груди и сделал несколько шагов вперёд, остановившись в метре от девушки, глядя на неё сверху вниз, выглядевшую незащищённой мышкой, загнанной в угол.        Они заговорили друг с другом напрямую впервые с момента, как поцеловались в раздевалке. Без — глупость какая — посредника в виде Альи или кого-то другого из класса. И для Адриана это была пытка, ведь он чертовски сильно хотел прикоснуться к Маринетт, в идеале к её оголëнному телу: провести по едва выступающим рёбрам, сжать бёдра, прикусить тонкую кожу на шеë, услышать тихий вздох… Как было всего три дня назад.        — Натали отвечает за организационные вопросы, насколько мне известно. Она и должна расплатиться. Или послать кого-то из персонала сделать это за неё, — он хмыкнул и подал брюнетке ладонь. — Вставай, замëрзнешь же, — схватив её протянутую руку и легко дëрнув на себя. Но и так она проиграла своей неуклюжести, неровно поставив ногу и вцепившись в плечо парня от испуга.        — Прости, — шепнула Маринетт и резко отпрянула, выдернув кисть. — Мне сказали дожидаться здесь. Тебе, наверное, нужно идти. Твой отец…        — Ты подслушивала? — Адриан оборвал её и пристально всмотрелся в лицо, отчего девушке захотелось обмотаться шарфом в несколько слоёв, дабы не ощущать исходящий от зелёных глаз холод.        — Я… — она опустила глаза на свои красные кеды с потертыми мысками и сжала пальцами кулак. — Адриан, я не собиралась… — Взглянула обратно на парня. — Так получилось и… Я побоялась разозлить месье Агреста, выказав своё присутствие.        — А меня злить тебе не страшно? — тихо спросил он, обливая кипятком низкого голоса низ её живота и вынуждая вновь опустить глаза.        Злости не было. В произошедшем разговоре не было ничего такого, что он бы считал зазорным и о чëм не смог рассказать, если бы его попросил кто-то, кому он мог доверять. Но доверял ли он Маринетт? Сложно судить, зная лишь то, что она ни с кем не делилась опытом реального общения с Нуаром. Или двумя случаями уединения с ним без маски.        — А что ты сделаешь? — она не успела вовремя остановить сорвавшийся с губ вопрос. Для неё не было секретом то, что отношения Адриана и Габриэля не сахар, но ведь и у неё с родителями случались конфликты. Они, как никак, оба были подростками со своими заскоками. Но услышанное представлялось как выстрелы в пуленепробиваемое стекло из пистолета в руке младшего Агреста, уставшего добиваться родительского участия от хладнокровного отца. И ей не верилось, что он собирается и дальше мучиться с этим в одиночку, замыкаясь в себе и элегантно это скрывая от близких. И когда только успела записать себя в эту категорию? Вероятно в тот момент, когда впервые заподозрила Адриана в том, что он Кот-Нуар, который не посмеет навредить той, кого прижимал к себе в пьяном угаре.        — То, чего ты никак не ожидаешь, — он взялся за краешек её шарфа и стал перебирать пальцами короткую бахрому.        — Вернёшься к Хлое? — Маринетт, угомонись. Она совершенно не это хотела сказать, но втупилась в зелёные глаза напротив, с замиранием сердца ожидая того, что он ответит.        Буржуа, вместе со своей матерью и Францем уехала в Нью-Йорк, любезно предоставив полиции записи с камер видеонаблюдения, установленных в её пентхаусе после нападения Шмеля. На датированной двадцать третьим октября видеодорожке был запечатлён краткий диалог между блондинкой и Нуаром, где второй настоятельно рекомендовал мадемуазель покинуть страну в связи с вероятностью стать новой жертвой серийного убийцы, и в котором присутствовали вульгарные нотки.        Он назвал её малышкой. Что может быть ещё отвратительнее? Наверное то, что после этого он соблазнял Маринетт. Другая девушка не реагировала бы так бурно, хоть и внутренне. Но Дюпэн-Чэн хотелось залепить наглецу пощёчину и посмотреть, как на его лице остаётся отпечаток её ладони, даже осознавая, что он ей, по сути, ничего не должен.        Они никоем образом не оговаривали свои — стоит ли вообще применять такое слово? — отношения. Они не были парой в классическом понимании. Какой же тогда был смысл в их встречах? Такой, что Маринетт убеждала себя трезво смотреть на вещи и видеть, кто перед ней: тот, кого она ревновала к Хлое в двух разных ипостасях. Или рандомной девушке, смущённо глядящей на Кота-Нуара из-под игриво опущенных ресниц. Комично.        — Вернусь? — он приподнял брови и немного потянул шарф на себя, вынуждая Маринетт сделать крошечный шаг вперёд, дабы опять не свалиться. — Для этого нужно от кого-то уйти, для начала, — стрельнул взглядом на губы девушки. — А разве я с кем-то?        — Нет, — выдохнула девушка, облизав пересохшие губы. Черт. Он сбивал её с толку своими вопросами, полными незримого намёка. Но на что? На то, что он-догадывается-что-она-догадывается-что-он-это… Стоп. Что за потрошащая внутренности попытка сознания её одурачить? — То есть, я не знаю. Просто, мне казалось, что после Хлои…        — Что после неё? Меня ни с кем не видели? — из его рта выходил пар. Рубашка из неплотной ткани определённо не подходила погодным условиям. — Тебе стоит рассмотреть вариант того, что я могу скрывать свою личную жизнь. Как и ты, судя по последним событиям.        — Каким таким событиям? — растерялась Маринетт, наблюдая за тем, как Адриан оборачивает лёгким движением шарф вокруг её шеи и кладёт ладони немного выше локтей, потирая в каком-то рефлекторном желании согреть. Девушке мерещится, что ток проходит к коже сквозь куртку и вязанный свитер, излучаемый руками Агреста.        — Ну как же? — уголок его губы приподнимается. — Твои встречи с Котом-Нуаром. Его ведь так называют?        Сказать, что Маринетт обалдела — было бы приуменьшением. Она охуела, глядя в зелёные глаза, которые вновь выглядели, как ветви на верхушке ели, украшенные инеем. Её бросило в жар, и она уже не ощущала холода на участке кожи, не скрытом длиной джинсов. Ей не верилось, что он спрашивал об этом так прямо. О таком запутанном и личном. Не в её характере было бросить в ответ: «Хэй, Адриан, мне тут стукнуло в голову, что ты Нуар. Скажи, не о твой член я терлась пару дней назад, пьяная вдрызг?»        Парень затевал с ней игру, не посвящая в правила, надеясь, что она включится и будет ступать на правильные клетки до тех пор, пока ему не захочется сбросить её с поля. Или не уйдёт сам. Но в груди у девушки уже загорался азарт, который она не собиралась тушить.        — Так. Но я с ним не встречаюсь, — она сглатывает, приподнимая подбородок и сжимая кулаки. — Как и с кем-то ещё.        — Я тоже, Маринетт, — произносит блондин, почти касаясь её губ своими и убирая руки с плеч. Что это вообще должно значить?        Девушка моргнула, как только Адриан сделал шаг назад и стал застёгивать пуговицу на манжете с отрешенным выражением лица, будто не беседовал только что флиртующим тоном с одноклассницей. Она нырнула рукой в карман куртки и нащупала телефон, вспоминая, для чего вообще пришла.        — Дюпэн-Чэн? — из двери в углублении стены вышла женщина в брючном костюме оверсайз, держащая в руках планшет и сканирующая взглядом молодых людей перед собой. Маринетт кивнула, подходя ближе. — Прошу прощения за задержку, продиктуйте номер банковского счëта и покажите, где следует расписаться.        Брюнетка открыла на телефоне нужную вкладку, после того как озвучила нужные цифры, и протянула Натали экран, чтобы та провела по сенсору в подтверждение полученного заказа.        — Благодарю, — Санкëр поставила галочку в собственных записях и посмотрела на Агреста, который оперся спиной о стену. — Адриан, все уже беспокоятся о твоем отсутствии.        — Так пусть собак отправят на поиски, — огрызнулся парень, устало глянув на женщину. — Иду уже.        Он оттолкнулся от каменистой поверхности и завернул в арку, не посмотрев напоследок в сторону Маринетт, которая так и стояла, держа телефон с потухшим экраном.        — Мадемуазель Маринетт? — обратилась к ней Натали, убрав руки с планшетом за спину. — У вас что-то ещё?        — М? — она оторвалась от созерцания закрывшейся за Адрианом двери, спрятанной в тени, сфокусировавшись на женщине. — Я… Простите, нет. Я только торт принесла. Уже ухожу, — сделала шаг назад, собираясь развернуться и пойти обратно к воротам.        — Может хотите поприсутствовать на показе? — строгий голос ассистентки старшего Агреста резонировал с её предложением. Хотела ли Маринетт увидеть живьём работы дизайнера, которым восхищается с тринадцати лет? Ущипните её, ведь она решила, что спит. — Адриан, видимо, не посчитал нужным вам это предложить. Думаю, я не ошибусь, сказав, что вы друзья? Учёба в одном классе сближает.        А то, мадам Санкëр, ещё как. Её слова были отточенными, будто читались с листа в студии телевизионного канала. Плоскими и холодными, как задняя панель того планшета, что она держала сейчас за спиной. Но кто Маринетт такая, чтобы отказываться от возможности созерцать Адриана, вышагивающего по подиуму? — Конечно, я с удовольствием посмотрю показ.       

***

       В помещении, способном посоревноваться в размерах с бальным залом Версаля, по длинному подиуму широкими шагами шла девушка в прозрачном белом платье, местами украшенном золотистыми элементами, напоминающими гроздья винограда. Её лицо было нечитаемым, правая рука чуть ли не забрасывалась за спину, вторя поступи, в длинных волосах искрились тонкие ленты, похожие на маленькие молнии. Вот она остановилась у края, сделала разворот, обвела глазами скрытые в тени силуэты зрителей и направилась обратно, обогнув другую, шедшую навстречу, девушку.        — Не даром ты позволил этой девочке учавствовать в сегодняшнем показе, Винсент, — глубоким голосом проговорила женщина средних лет с высокой причёской, проводив взглядом следующую модель. — Она ведь была на обложке с Адрианом?        — Ты очень наблюдательна, моя прелестная Джули, — месье Джузеппе не мог скрыть удовольствия в голосе от того, что его работа была проделана не зря. — Но увы, эти юные дарования попали сюда не с моей лёгкой руки. Месье Агрест лично подбирал наиболее грациозных особей для демонстрации своих изделий.        Фотограф с блеском в глазах сидел на стуле с вогнутой спинкой прямо перед выступом подиума и дожидался появления своего любимца, стараясь поддерживать незамысловатую беседу. А чем его мог не устраивать разговор, в котором его ещё и хвалили?        Ритмичная музыка соответствовала передвижениям моделей, демонстрирующих особую коллекцию Габриэля Ареста, посвящённую древнегреческой мифологии, воплощëнной в образах богов, один из которых только что был в деталях наряда Норы Ленуар — самой яркой модели, встречающейся не только на снимках Винсента Джузеппе, чьей любовницей она являлась по совместительству. Очень удобно.        Под бледно-зеленым свечением прожектора как раз появился живой образ Артемиды, состоящий из бурой туники, высоких угольного оттенка сапог и собранных в небрежный пучок волос, за которыми виднелся закреплённый на спине лук, как несколько человек из разных рядов для зрителей обернулись на грохот от упавшего стула.        — Совершеннейшее неуважение, — вздохнула женщина, названная Джули, отводя взгляд от Маринетт, которая как раз отцепляла рукав свитера от ножки предмета мебели и, издавая нервные смешки, извинялась перед рядом находящимися людьми. — Кто эта девчушка?        — Какая?.. — Винсент посмотрел в ту же сторону, отвлекшись от созерцая начерченных маленьких стрел на руках модели, и хмыкнул. — Возможно, кто-то из обслуживающего персонала. Не трать время, скоро должен быть наш Адриано…        Дюпэн-Чэн не могла услышать краткие реплики, выдаваемые друг другу двумя людьми, расположенных на два ряда ближе к подиуму, точнее — прямо перед ним, оттого способных почувствовать запах лака на волосах или материалов нарядов на расхаживающих моделях. Но, и без участия вертящихся в модных кругах светских львиц, фотографов или — ого — актрис, как можно было отметить по присутствию в зале девушки, исполнившей главную роль в недавно вышедшей мелодраме, Маринетт понимала, что в своей прозаичной одежде выглядит чертовски не к месту. Эта тусовка не для школьницы, притащившей какой-то там торт, хоть он и был с нежнейшим кремом, таявшим на языке.        — Ты не ушиблась? — она вскинула голову и увидела глаза цвета виски с выведенными чёрными стрелками, левая из которых частично была прикрыта волосами. Девушка с крупным ожерельем, чьи волосы имели тот же оттенок, что и у неё, протянула руку, помогая подняться. — Организаторам следовало разместить здесь лавочки во избежание таких, м… — азиатка на мгновение задумалась, — траблов. Хлëсткое английское слово.        — Я в порядке, спасибо, — ответила Маринетт, садясь обратно и глядя в улыбающееся лицо незнакомой брюнетки, рядом с которой, положив трость на колени, строго осматривала происходящее на подиуме женщина лет пятидесяти на вид. Банально сопоставив схожие черты, можно было предположить, что они — мать и дочь.        — Меня зовут Кагами, — произнесла девушка, закинув ногу на ногу в длинном платье, давая возможность увидеть чёрные туфли на высоком каблуке. Вот о ком сказал Габриэль. От контраста их внешнего вида ей стало невероятно дискомфортно. — А ты, кажется, Маринетт?        — Эмн… — девушка растерянно моргнула, всё ещё смотря на каблук, и заправила прядь волос за ухо. Она уже в который раз забывала собрать волосы в хвостики и уже даже не помнила, где лежат её резинки. Кто эта, судя по имени, японка с утонченными руками и аккуратным каре, знающая Дюпэн-Чэн по имени? Вряд ли они они виделись раньше при таких обстоятельствах. Вряд ли при любых других. — Да, верно.        — Приятно познакомиться, — улыбка сошла с лица Кагами, но это не отталкивало. — Я видела тебя в подписках Адриана в социальной сети. Вы учитесь в одном классе, да?        — Да, — кивнула Маринетт, краем глаза замечая, как женщина с тростью немного наклоняется к сидящему рядом с ней мужчине и что-то проговаривает. — А ты, извини, кто? — они выглядели ровесницами, потому девушка решила не включать официоз с обращением на «вы».        — Хорошая подруга Адриана, — японка кокетливо хохотнула, взмахнув головой, отчего её волосы всколыхнулись и вернулись на прежнее место. Ударение на втором слове порядком напрягло Маринетт. — Мы дружим семьями уже много лет. Тебя он тоже пригласил на показ? Что-то я не вижу никого другого твоего возраста, кроме девушек-моделей… — Она вытянула шею, якобы с любопытством оглядываясь по сторонам. Но даже имея зрение как у совы, ей бы не удалось никого отыскать из-за сменяющегося направления света от разноцветных прожекторов. Они, всё-таки, были в подвале, где не были предусмотрены окна, сквозь которые мог проникать солнечный свет. Тем более, в вечернее время.        — Можно сказать, что пригласил. Как подругу, — с такой же интонацией, что и Кагами, произнесла Дюпен-Чэн, выравниваясь на стуле и оправляя свитер так, чтобы одно плечо оказалось оголенным, как и задумывалось во время вязки — она ведь сама его смастерила. — Мой Адриан очень дружелюбный, — сквозь стиснутые зубы, пародирующие улыбку, выдавила Кагами и скосила глаза на шею Маринетт. Черт. Там всё ещё следы от зубов Нуара. Как же глупо с её стороны было надеть вещь с круглым вырезом. Но она и не рассчитывала, что вечер будет проходить вот так. Первоначальная версия включала доставку кондитерского изделия, поездку домой на последнем автобусе, прочтение нескольких страниц Шекспировского произведения и подготовку ко сну. Уж никак брюнетка не думала, что окажется втянута в беседу с — хоть бы это не оказалось правдой, — бывшей возлюбленной Адриана. Возлюбленной. Брр. Ну и формулировка. — Вот и он. Наконец-то.        — Прекрати болтать, Кагами, — послышался голос женщины в красном кимоно. — Наговоришься в отведённое для этого время, на банкете.        — Да, мама, — сменившимся с весёлого на покорный тон голосом ответила девушка, быстро глянув на мать и сосредоточившись на парне, вышедшем на подиум. Маринетт не успела зацепиться за мысль о кратком напряжённом моменте, свидетелем которого стала, поскольку повернула голову туда же, куда и Кагами, приоткрыв рот.        Адриан шёл в простых белых льняных брюках и расстёгнутой — той самой — рубашке, в которой курил, от силы, тридцать минут назад. Брючины были украшены переплетëнными стеблями нарциссов, жёлтые и белые лепестки которых не шевелились от движения, словно были изготовлены из пластика. Но запах этих изумительных — живых — растений ничем нельзя было заменить, и гости, сидящие в первом ряду, наверняка его ощущали. На воротнике расстёгнутой до середины груди рубашки виднелись витиеватые золотистые надписи, которые невозможно было разобрать, а волосы парня были зачесаны назад и между прядями на левом виске торчал колосок, практически сливающийся с цветом волос Агреста.        Он, ступая босыми ступнями, прошёлся до края платформы и, сняв с пояса один из цветков, вытянул руки в стороны, поклонившись. Неясно, запланированным ли был этот жест, так как в момент, когда его спина согнулась, музыка на мгновение стихла. Как и перешептывания людей.        Один. Три. Пять ударов сердца Маринетт прозвучали, казалось, так громко, что по бетонному полу прогретого от горячительных напитков дыхания людей могли бы пойти трещины. Если бы их и без того не было. Она заметила боковым зрением, как приподнялась Кагами, стараясь получше разглядеть младшего Агреста, но её мать ухватила ту за руку и пригвоздила на место.        — Это запланировано?.. — прошептала какая-то девушка в ряду перед ними, держа в руках телефон с включённой камерой.        — Может, сейчас выйдет Габриэль… — Задумчиво бросил мужчина, поднявшийся с места на расстоянии четырёх стульев от Дюпэн-Чэн.        Наконец, Адриан выровнялся и медленно обвёл взглядом публику перед ним, повернув голову слева направо. Так же размеренно развернувшись, он направился обратно, но на пятом шаге снова поднял руку и, будто бы зная точную цель, кинул цветок.        Насыщенного жёлтого оттенка нарцисс пролетел через два ряда, пока не оказался в тонкой руке девушки с продолговатыми ладонями. Её карие глаза заблестели, а на лице появилась слабая улыбка, пока она поправила подол платья и закрепила стебель за ухом на манер того, как это выглядело на Адриане. Маринетт переводила взгляд с японки и обратно на подиум, ощущая как постепенно шум в ушах перебивается нарастающим звуком классической музыки с добавлением битов, что придавали модерна в общую атмосферу возвышенности.        — Тебе идёт, — пробормотала девушка, всматриваясь в глаза с радужкой цвета виски, в которых словно суетились светлячки. «Неужели я выгляжу также со стороны, когда получаю каплю внимания от Адриана? Если да, то провалиться мне прямо на этом месте», подумала Маринетт.        — Да? — удивлённо повернула голову Кагами и мягко коснулась одного из лепестков благоухающего нарцисса. — Благодарю. Всегда приятно получить цветы.        Долго не задерживая взгляд на собеседнице, девушка перевела его на подиум, на котором две модели, держащиеся за руки и идущие на расстоянии метра друг от друга, были облачены в длинные свободные сорочки, а на их головах держались венки из переплетённых мелких полевых цветов. Они олицетворяли образы дриад или нимф, что вот-вот превратятся в изысканные кустарники или необычные деревья, что давным-давно перестали существовать на грешной земле. Земле, что почти ушла из-под ног Маринетт, когда она стала подниматься со стула, сжимая в руке телефон с сообщением от мамы, что ей пора домой. Быстрее домой.        — Приятно было пообщаться, Кагами, — произнесла она и сделала шаг в сторону. — Хорошего вечера.        Брюнетка не стала дожидаться ответа и, стараясь не смотреть на других людей, которые косились на неё, ещё не забыв её эпичное столкновение со стулом, пошла к стеклянному лифту. Огибая расставленные, видимо, для антуража, по залу бюсты и вазы на постаментах, она добралась до цели, успев нечаянно толкнуть плечом мужчину с длинными волосами, что как раз покидал кабину, смутно показавшегося ей знакомым. Возможно, это был кто-то из сегодняшних гостей в пекарне.        Пробормотав извинения, девушка нажала на кнопку и двери захлопнулись, лифт стал подниматься в особняк. Маринетт делала глубокие вдохи и выдохи, сжимая кулаки и пытаясь понять, отчего злилась. Из-за несчастного цветка, что оказался в руках ненавязчиво милой и доброжелательной Кагами, к которой девушка успела приревновать Адриана? Или из-за собственной дурости, что повела её в этот подвал, наполненный представителями шоу-бизнеса, зыркающими на неё, как на неуместно торчащую нитку на одежде первой леди? В это ли общество она хотела попасть, когда добьётся успехов в дизайне? Её начинали съедать сомнения.        Жёлтый нарцисс в Китае — символ процветания. Когда-то Сабин была погружена в изучение растений, и, на тот момент пятилетняя Маринетт с восторгом слушала маму, запоминая всё, что та говорила о значениях растений в культурах разных стран. Как вовремя эти воспоминания нахлынули, ведь в Англии этот цветок означал, проявление чистого чувства — ничем не запятнанной любви. Дюпен-Чэн знала, что по материнской линии Адриан англичанин.        — Боже, какая глупость, — пробормотала она, опуская голову и вымученно улыбаясь полу лифтовой кабины. Какое ей было дело до того, какие отношения между Кагами и Агрестом? Он ей ничего не обещал и один несчастный, пусть и горячий, поцелуй ничего не решал.        Ясно как Божий день, что девушка просто хотела увидеть реакцию очередной сумасшедшей фанатки Адриана на свои слова о том, что они тесно дружат с детства. Просто похвастаться, как это любит делать Хлоя, ковыряя нутро Маринетт ржавой проволокой, будто замечая, что её увлечённость сильнее, чем банальное создавание кумира в лице блондина. И кто докажет, что японка не сочинила на ходу?        Мой Адриан очень дружелюбный. А Маринетт просто девочка из кондитерской.        Девушка перебросила волосы на оголенное плечо и, на мгновение прикрыв глаза, вышла из открывшихся дверей лифта, но через несколько шагов поняла, что не знает, куда нужно свернуть, чтобы поскорее добраться до выхода.        Когда мадам Санкëр сопровождала Маринетт в просторный зал, оформленный в подземелье, было некогда разглядывать попадающиеся на пути предметы интерьера или особенности дизайна переходов между комнатами, на которых не хватало лишь табличек, как в ВУЗе или поликлинике, и коридоров особняка. Особенно учитывая то, что здание было выдержано в минималистичном стиле: чëрно-белая цветовая гамма и отделки с зеркальным покрытием, от которых то и дело хотелось отскочить, пугаясь собственного, местами искажённого отражения; похожие друг на друга абстрактные картины на стенах и нординарной, изогнутой формы вазоны с идентичными филодендронами, листья которых пугающим образом торчали под равномерным углом.        Да и Натали не спешила брать на себя роль экскурсовода. Счастье Маринетт уже заключалось в том, что она попала домой к Адриану, когда даже нога Нино здесь не ступала. Ей стало интересно, бывал ли в этом — чëрт возьми — замке хоть один друг Адриана? Не так. Бывал ли здесь хоть один человек, дружбу с которым не навязал сыну Габриэль Агрест? Золотая клетка для золотого мальчика.        Она очутилась в длинном вестибюле, в конце которого была видна колонна и присоединённый к ней поручень лестницы, к которому ей и следовало направиться. Скорее всего, Маринетт, не глядя, нажала на кнопку и, вместо первого этажа, попала на один из верхних, где были спальни кого-то из прислуги. Или хозяев.        Девушка повернула голову влево, к чёрной двери из гладкого материала, на который падали блики от свисающей с потолка массивной лампы в тон с серебристыми мелкими узорами, похожими на битое стекло. Она знала, что нужно пойти вперёд и свернуть на долбанную лестницу, куда бы она не вела. Желательно к выходу, конечно. Но неведомая сила подталкивала её к тому, чтобы повернуть круглую ручку и заглянуть внутрь.        Посмотрев ещё раз по сторонам, Маринетт всё же сделала это, зажмурив глаза, воображая, как бегом спускается по ступенькам и мчится к автобусной остановке. Но ручка поддаётся. Комната не заперта.        Она просунула ногу с пыльными шнурками на кеде в проём и попадала в большую комнату с несколькими включёнными торшерами, ближайший из которых стоит слева от неё, рядом с высоким стеллажом с заполненными полками, в основном — книгами. Дверь за спиной закрывается с мягким щелчком и девушка вздрагивает, пугаясь не так звука, как ощущения запретности. Ей никто не давал разрешения здесь находиться.        В двух шагах перед ней три ступеньки, ведущие к длинному белому дивану и низкому журнальному столику, на котором ровной стопкой громоздились книги в одинаковых синих обложках, насколько можно было судить по падающему на них свету от другого торшера.        Глубоко вдохнув, Маринетт широко открыла глаза, поняв, куда зашла. Терпкий запах миндаля, смешанный с чем-то, похожим на кондиционер для белья, возвращающий на расстояние нескольких сантиметров от Адриана. Это была его комната. Размером с аудиторию в лицее, с окном во всю ширину и высоту стены, за которым виднелось небо, а лучи солнца днём абсолютно точно попадали на большую часть часть предметов мебели, где не было ни пылинки.        Она бросила взгляд на подлокотник дивана, на котором лежала свернутая ткань. Подойдя, Маринетт слегка провела по чёрной вещи пальцами, удивляясь своей тактильной памяти, ведь то была та толстовка, из кармана которой Агрест достал ручку и протянул её между их телами в раздевалке, и которой девушка касалась, проводя по его предплечью. Как долго она ещё будет об этом думать? И что, если заберёт предмет одежды себе? Спрячет в своём платяном шкафу и будет доставать по ночам, представляя на себе руки парня. Господи боже.        Брюнетка убрала руку и посмотрела вправо, где стоял массивный белый комод с серебристыми ручками возле двери, за которой скрывалась ванная или гардеробная. Но где же была... кровать?        «В интересном направлении думаешь, Маринетт», ехидно протянул внутренний голос, от которого она отмахнулась. Обернувшись, Дюпэн-Чэн нашла искомый объект, что как раз располагался за ширмой справа от шкафа, на которую она не обратила внимания, когда рассматривала корешки книг.        Кровать была двуспальной и идеально заправлена. Но кое-что бросилось в глаза — чёрный предмет, с расстояния напоминающий мягкую игрушку, валяющуюся на подушке в тёмно-синей наволочке. Поднявшись обратно на выступ по трём ступенькам, она, непонятно зачем, прокралась к постели и наклонилась к «игрушке», которая... дышала?..        — Что?.. — произнесла Маринетт. Похожее на кота существо ожило, приподняв голову и моргнув, демонстрируя ярко-зелёные глаза. Оно на мгновение прищурилось, прежде чем зрачки расширились, почти поглотив радужку, и поднялось в воздух.        — Ни хао! — сказало существо и отплыло спиной назад, проникнув за стену и исчезнув из поля зрения.