***
Вслед за отъехавшим автомобилем отца, по открытым плечам Маринетт прошёл холодок. Октябрь в этом году оказался очень непостоянным, и не только по погодным условиям, но и круговороту событий. Девушка обняла себя руками и подняла голову, взглянув на вечернее небо — по нему бродили сгущающиеся сероватые тучи, похожие не те, из которых обычно на уставшие от обыденности головы падал первый снег. Как-то непривычно, учитывая царящий на улицах дух празднества, сопровождаемый, по накопленным столетиями россказням, отсыревшими побледневшими листьями и туманом, сквозь который за рукава тёплых пальто прохожих хватали призраки. Длинная юбка платья мягко скользила по ногам, когда Дюпэн-Чэн зашагала в направлении главного входа лицея, украшенного чем-то вроде маленьких паучков — от мерцающего света из приоткрытой створки мерещилось, что они перебирают лапками по ниточкам паутины. С Максом Канте они договорились встретиться в вестибюле, где к ним присоединятся Нино с Альей, после чего они вместе отправятся в актовый зал выслушивать очередную увлекательную легенду от месье Дамокля, едва ли не захлебывающегося слюной от возможности понудеть, будто лекций, которые он вёл, ему было чертовски мало. Впрочем, ученики могли подбодрить себя тем, что рассказ будет касаться Хэллоуина, а не какой-нибудь войны в Китае. Скользнув в помещение, Маринетт сжала сползшую с плеч чёрную накидку, заботливо врученную Сабин с приговариванием, что «уже начался простудный сезон, не нужно рисковать, выходя из дому без тёплой вещи». Мягкая ткань напоминала девушке плед, невероятным образом выскочивший из жезла, который таскал с собой Нуар. И его когтистые пальцы, которые этот самый плед поправили, чтобы закрыть от гуляющего ветра. Тогда ей думалось, что та страсть — единственное, что она испытает вместе с ним. До вчерашнего вечера, не уходящего из её головы. Первой мыслью, по классике, было сожаление. Испытывала ли она его, надевая влажные трусы и застегивая смятые джинсы обратно, после того, как дверь за спиной Кота закрылась? Нет. Когда взяла телефон и врала в сообщении матери, что из-за аварии на дороге ей нужно пересесть на другой автобус и она будет дома позже. Нет. Или даже в тот момент, когда Агрест поцеловал её руку, вернув в подсобку с пробирками, сложив паззл в окончательно? Нет. Два слова повторялись дрожащим голосом сознания, пока она добралась до своей комнаты и съехала спиной по закрытой двери. «Это Адриан». Первая интимная близость произошла с Адрианом, с которым наверняка хотели быть её одноклассницы, девушки из параллели, студентки, да и чего мелочиться — даже те, кто не были заинтересованы в мире моды и не облизывали страницы в журналах или экраны телевизоров при виде смазливых мордашек манекенщиков. Это Адриан. Его мелодичный голос над ухом. Его тёплые руки с музыкальными пальцами. Его плечи и подтянутый живот. Его горячий, с узелками вен… боже мой. И всё же, это была не просто страсть. Но что-то, чему Маринетт не могла дать объяснения, обнимая свои колени и вдыхая через раз от распирающего грудную клетку ощущения. Чёртов Кот-Нуар и правда тот, на кого она стеснялась даже посмотреть. Но — истинная комедия — она даже не подумала о том, что у них не было защиты, пока не обнаружила на кровати, прямо под розовым ночником, маленький блистер с… экстренной контрацепцией. Брови взметнулись вверх и по телу прошёлся жар, сравнимый с испугом, когда пропускаешь ступеньку на лестнице. Никакой записки, конечно же, не было. Что стоило Нуару проскочить в её комнату сквозь открытый люк? Будь створка запертой, он бы выломал её своим… ну тем самым заклинанием, сотворяемым мигающим кольцом — Маринетт некогда было вспоминать его название, набирая из-под крана воду и глотая таблетку, тревожно перебирая в голове варианты того, что бы с ней стало, если бы парень не опомнился. Бродячий кот и его нежелательное потомство — вот что. Она хлюпнула водой в лицо, отчего холодные капли болезненно мазнули по щекам, и посмотрела на себя в зеркало, выискивая изменения. Выдохнула через рот, прикрыв глаза и проговорив: «Всё обойдётся. Всё. Обойдётся». Никто не готов стать родителем в семнадцать. Почему он только не подсуетился иначе? Например, вынув свой агрегат до того, как это превратилось в тревожную ситуацию. У него было извращённое понимание джентельменства? Такое себе, подправленное ночным хищником джентельменство. Разодранное когтями риска. Или перед его глазами померкло всё, кроме вседозволенности Дюпэн-Чэн? Она же показала, что не боится, самостоятельно проникнув под ремень костюма и потянувшись в молнии прямо на… Сминая пуховую подушку и полночи пялясь на треклятый ночник, она всё перебирала моменты их сбитого дыхания, влажных касаний языков и обезумевших взглядов, в конце-концов уснув и не найдя ответов на свои вопросы. Послышались шаги и Маринетт вскинула голову, отвлëкшись от созерцания торгового автомата, совсем недавно выставленного в вестибюле после голосования родительского комитета, часть которого была против такой вольности, посчитав, что так ни одно занятие не будет проходить нормально, поскольку еда будет затаскиваться в аудитории; шуршание упаковок с чипсами или лязг от баночек с соком отвлекает как учащихся, так и учителей. Но лучше такой вариант, чем постоянные опоздания из-за пробежек недовольных едой из кафетерия в супермаркет через дорогу. К ней приближались обнимающиеся Айван и Милен — платье девушки было таким пышным, что напоминало сладкую вату. Дюпэн-Чэн улыбнулась одноклассникам и хотела уже сделать комплимент Апрэль, как её окликнули. — Привет, Маринетт! — бодро сказал Макс и появился из-за спины Брюэля. — Выглядишь обворожительно! — Привет, — ответила брюнетка, когда кивнувшая пара прошествовала в зал, решив, видимо, не участвовать в разговоре: у них впереди был целый вечер для болтовни. — Спасибо большое, ты… Ты тоже. Канте нервно улыбался и уже второй раз проводил рукой по своим обычно кудрявым волосам, которые сейчас были прилизаны к голове средством для укладки. Очень большим количеством средства. Белая и — слава богу — классическая рубашка была заправлена в чёрные кожанные штаны явно не по размеру, судя по тому, как брючины топорщились на коленях и по бокам, закреплённые коричневыми подтяжками и впихнутые в высокие, также чёрные, кеды, шнурки которых обмотаны вокруг голеней. Каждый имеет право одеваться так, как ему хочется, но образ Макса выбивал почву из-под ног Маринетт, которые и так еле держались на непривычных каблуках. Дизайнер внутри неё вопил от эстетического ужаса. — Интересный образ, — добавила она, выдавив улыбку. — Правда, нам говорили, что это необязательно… — Образ? — не понял парень. — Тут его нет, — обвёл себя рукой. — Я решил, что будет стильно. Прочитал недавно статью про сочетание цветов, в которой говорилось про классическую комбинацию… — О, вот вы где, — перебила Алья Канте, нарисовавшись за прошедшими мимо молодыми людьми, один из которых напялил на себя коробку от холодильника, решив, видимо, отличиться и заявиться на Хэллоуин в подобии костюма. — Там уже толпень, наверное… — Протянула, пока подошедший Нино в темно-синем фраке пожимал руку Максу, на которого и перевела взгляд. — Ого, зачётный прикид. — Да, думаю, можно ко всем присоединиться, — ответила Маринетт, найдя повод для радости и, частично, гордости, когда окинула подругу взглядом. Синее облегающее платье из мягкого бархата восхитительно смотрелось на женственной фигуре, выгодно подчеркивая полную грудь. Сезар добавила к наряду длинные перчатки, а кудрявые волосы со свежим золотистым мелированием спадали на плечи с широкими бретелями. — Слышите? Уже включили музыку. Канте галантно предложил Дюпен-Чэн свой локоть, за который она взялась, почувствовав под пальцами худую руку с едва прорисовывающимися мышцами — парень был более продвинут в прокачке мозгов, чем бицепсах. Но, порой, его обширные знания казались лишними, когда он делился ими без просьбы, навязывая. Актовый зал был убран со вкусом: гирлянды из подсвеченных осенних листьев украшали задернутые на больших окнах шторы, придавая атмосфере волшебности, а тыквы с летучими мышами обнимали прожектора над сценой, где одиноко располагался микрофон на стойке. Под самыми стенами в ряд были расставлены стулья, предназначенные для отдыха от натруженных танцами ребят. Перед сценой, как сразу заметили четверо вошедших друзей, громоздился стол с большими ёмкостями, наполненными пуншем, и множеством пластиковых стаканчиков, портящими общую картину и демонстрирующих, что мероприятие происходит в учебном заведении, а не в роскошном месте, по типу особняка Арестов, где гости пробовали изысканные напитки из сверкающих бокалов. — Спорим, это скоро превратится в таз с водкой, пропахшей ягодами? — показал головой в сторону стола Нино. — И Ким начнёт брейкдансить? — Тут и спорить не нужно, — улыбнулась Алья, положив подбородок Лейфу на одно плечо и свесив руку с другого, становясь за его спиной. — Разбудишь, когда Дамокль закончит, ага? Парень лишь усмехнулся и посмотрел на Дюпэн-Чэн, которую загружал разговором Макс, пока собравшиеся школьники, словно на митинге перед зданием суда, выжидали появление директора. —… разрешат ходить по лицею, понимаешь? Мы преспокойно можем украсть что-то из компьютерного класса или подорвать что-то из запасов мадам Менделеевой. — После пунша, — Маринетт показала кавычки пальцами, поражаясь размышлениям Канте, — кому-то захочется уединиться с другой целью. Мне не верится, что кого-то будут волновать старые процессоры, когда… — и тут она запнулась, осознав что произнесла. Уединиться? Маринетт, приëм. Она забыла или же вовсе не двигалась в сторону подобных мыслей. По типу того, что пришла на вечер, где есть выпивка, толпа подростков, прижимающихся друг к другу, и уйма свободных помещений, где некоторые из этих самых подростков будут пытаться испытывать парты на прочность, а тëмные углы на наличие — уже не искусственной — паутины. Но шоколадные глаза напротив смотрели на неё с изумлением, без намëка на вульгарность, как было бы с тем же Кимом, выкручивающим любую фразу в завуалированный призыв к действию сексуального характера. Он так даже несколько раз отбывал наказание у мадам Менделеевой, начищая пробирки и выслушивая лекцию он нормах поведения в обществе, в частности — по отношению к особям женского пола. Тогда он почти неделю ходил с горящими ушами и из его рта не вылетала похабщина. Но на дольше, чем на шесть дней, его не хватило. — А, ну если так, — проговорил Канте, растерявшись. Словно до него самого дошла фраза девушки только после того, как она замолчала. — Я же просто предположил, но… — Забудь! — воскликнула так, что несколько человек обернулось, отвлекаясь от собственной беседы. Вот дура. — Глупость сморозила, — неловко взмахнула рукой и повернула голову к сцене. — Ой, месье Дамокль выходит. Замотавшись в шаль в тревожном жесте и мазнув рукой по щеке, не дотянувшись до уха, чтобы нащупать серёжку, Маринетт неловко улыбнулась Максу, вспомнив, что вообще не носила это украшение. Лишь изредка, под настроение, цепляла клипсы с миниатюрными узорами, от которых неприятно тянуло мочки ушей. — Добрый вечер, дети, — откашлявшись, начал Денис, освещенный белым свечением прожектора, висящего на своём месте ещё со времён открытия лицея, кажется. Крупные руки мужчины сжимали микрофон так, будто он боялся высоты метровой сцены и держался за единственное надёжное крепление. — Как уже было неоднократно сказано, корни Хэллоуина проросли ещё во времена древних кельтов и за многие столетия, несмотря на перипетии, не исчезли из памяти простых смертных, — тут он хохотнул. Или кашлянул. Не было особенно ясно. — Согласно традициям… Директор говорил, на заботясь о том, внимательно ли его слушают, периодически отрывая по очереди ладони от микрофона и покашливая. То ли у него начиналась простуда и повышенная температура завладевала его речевым аппаратом, то ли это было что-то хроническое в связках, как и занудство. — Из какой брошюрки он это только вычитал, — пробормотал Канте, пригладив в очередной раз волосы и — серьёзно? — вытерев руку с липким гелем о ногу. Кожаные штаны такого не заслуживали. — Блин, надо было раскладной стул с собой принести, что ли, — Алья отняла руки от Лейфа и поправила платье. — Мы же не на паре по истории, чтобы выслушивать его теории заговора. — Пусть поговорит, Алья, — обняв её за талию, ответил Нино. — У него тоже праздничный вечер, только веселье иного рода. — Ага, сказки о скверных чёрных кошках, — парировала девушка последними услышанными от Дамокля словами. — Прямо стенд-ап какой-то. Аликс, стоящая в двух шагах от их компании, повернулась и, согласно улыбнувшись Сезар, склонила голову и высунула язык, демонстрируя затягивание в петлю. Каждый веселился как умел. Чёрный кот. Как насчёт него? Маринетт всё ещё не разглядела высокую фигуру в толпе, забившей на Дамокля, которого распирало от собственных речей. Было ли в графике Адриана прописано посещение этого мероприятия? Если и да, то с чего она вдруг решила, что они будут разговаривать? Что ему стоит толкнуть её в сторону, пройдя мимо и закружить какую-нибудь из присутствующих девушек в танце? Какой бред. Он же не такая сволочь. — Так давайте же покажем духам, что потусторонний мир является их жилищем и сегодняшний вечер лишь напоминание им о радостях физической оболочки! — с налëтом зловещности подытожил директор, добавив в конце что-то похожее на зов филина. — А теперь — танцы! И в этот момент парень в картонной коробке снял с себя ношу, под которой оказался… Ли Тьен, выряженный в Кота-Нуара с одним лишь отличием в виде балаклавы на голове вместо маски. Ни у кого не было сомнений в том, что это именно он, поскольку только этот парень мог воскликнуть: — Я ваш страж порядка, цыпочки! Кто хочет налить мне мисочку молока? — он взмахнул ногой, показав неплохую растяжку, но всё испортил, не удержав равновесие и вцепившись в пиджак Марка, который не успел отшатнуться. — Господи… — Сезар и Дюпэн-Чэн переглянулись, убеждаясь, что на их лицах возникло одно и то же выражение от испытанного испанского стыда за одноклассника. — Не удивлюсь, если к полуночи он нырнет прямо в цистерну. Рука в перчатке указала на одну из ëмкостей с пуншем. Вряд ли до конца вечера напиток уйдёт полностью. — Месье Ким, имейте хоть какое-то понятие приличия! — строго произнесла мадам Менделеева, появившаяся в дверях и громким голосом заглушившая звучавшую музыку. — Вы знаете, что можете получить за такие вульгарные высказывания. Парень стушевался и попытался поправить балаклаву, отверстие для глаз в которой всё равно перекашивалось. В конечном счёте он просто отбросил её в сторону и пошёл к группе девушек, демонстративно поклонился и вытянул руку к одной из них, приглашая на танец. Да так и завис, повернув голову к преподавательнице химии, пока та не отвернулась к Доминику — парню, занимавшемуся подбором музыки — и стала что-то ему говорить, отчего парень хмурился. Видимо, женщину не устраивали некоторые композиции с «провокативным текстом». Никто и не заметил, как стойка с микрофоном осталась в одиночестве, когда директор ретировался со сцены и на неё стали падать пересекающиеся оранжевые и серые лучи от небольших прожекторов, под которыми вчера Маринетт пристраивала тематические бумажные гирлянды. Парни и девушки разбредались по залу: одни в обнимку, другие со стаканчиками и в сопровождении разговоров, третьи занимали стулья под стенами, наблюдая за происходящим. Дюпэн-Чэн села через несколько мест от Джулеки, привычным образом торчащей в своём телефоне и что-то печатавшей, периодически скользящей сонными глазами по помещению. Зачем, спрашивается, было вообще приходить, если не чувствуешь себя в своей тарелке? Хотя из них двоих Маринетт ощущала лишней себя, с высоко заплетенной косой и в платье до колен, над которым трудилась несколько дней. У неё не было желания красоваться, как это делала Мишель, держа в одной руке метлу, а в другой маленькую тыкву, позируя на фоне декораций перед подругой, которая вовсю её фотографировала. Словно этот вечер не воплощал в себе праздник жизни. Словно в нём чего-то не хватало. Или кого-то. Например, того, кто сейчас зашёл в открытые двери и направился к Нино, отпустившему руки Сезар после энергичного танца, с которым девушка, даже в своём элегантном платье уровня вселенной Бондианы, справилась на ура. Брюнетка, затаив дыхание, провела Адриана взглядом, подмечая отточенность движений и смоляного оттенка одежду — всю, от запонок на рубашке до подошв туфель, от чего он мог показаться сплошным мрачным пятном. Но, боже мой, пятном, а точнее — лужей едва не стала Дюпэн-Чэн, когда он на долю секунды повернул голову и пришил её к стулу взглядом. Так, что решись она подняться, нитки оторвутся вместе с кожей, которая ошметками скатится с потëртой древесины несчастной мебели. Или это очередная издëвка её разбуянившегося воображения? Сезар, сказав что-то блондину, постучала каблуками к Маринетт, лавируя между людьми, касаясь руками в перчатках элементов их одежды. Она принесла с собой едва заметный запах алкоголя и чьих-то тяжёлых духов. — А он сегодня секси, — улыбнулась девушка, присев на стул и закинув ногу на ногу. — Правда, сигаретами прëт за километр, — она взглянула на Дюпэн-Чэн. В медовых глазах плясали искры, не уступающие яркостью блёсток на топе Куффен, которая всё же вышла на танцевальную площадку и перехватила светловолосого парня у Лавьян. — Адриан? — нахмурилась Маринетт, прекрасно помня, как пробовала на вкус аромат никотина, неведомым образом застывший во впадинке ключицы парня. Алья угукнула, прокрутив ступню по кругу, чтобы унять напряжение от недавней физической нагрузки. Агрест, в паре метров от них, подпирая противоположную стену между двух окон, кивал на то, что эмоционально рассказывал ему Нино, и потягивал пунш из красного стаканчика, портящего его общий образ. Отсюда Дюпэн-Чэн казалось, что галстук на шее парня оказывает удушающий эффект, впивается под отутюженный воротник рубашки, норовящий оцарапать кожу на кадыке. Она отсчитывала ровно тридцать секунд, чтобы позволить себе стрельнуть в него глазами и не получить подколку от Альи, затеявшую обсуждение с Валери, девушкой из класса младше и — вот это да — Сабриной, которая после отъезда Хлои стала вести себя активнее и проявлять инициативу в общении с давно знакомыми ребятами, не ощущая над головой замахивающуюся наманикюренную руку и писклявый, вечно недовольный голос. Возникал лишь вопрос: почему она переживала о том, что подруга подчеркнет её заинтересованность? Будто вчерашнее перевернуло всё в абсолютно другую сторону и Адриану с Маринетт теперь следует скрывать свою «связь» даже от лучших друзей. Будто ответь девушка Сезар, что у них с Агрестом только дружеские отношения, та засмеётся ей в лицо.***
— И никакого заключения? — задал вопрос Лейфу Адриан, сделав глоток умеренно сладкого пунша. Он мастерски играл полное неведение касательно того, в чем заключалась поразительная сила Шмеля, заставляющая каменеть миловидных женщин среднего — и не только — возраста. Вчерашним вечером он получил уйму сообщений и звонков от Нино, касающихся такого ожидаемого и в то же время неожиданного пробуждения мадам Лейф из названной комы, на которые он не мог ответить из-за некоторой занятости. Той, что сидела в другом конце зала и сжимала юбку платья, оставляя нервирующие заломы на атласной ткани. — Не-а, — махнул головой Лейф, засовывая руку в карман брюк, отчего пиджак подогнулся. — Главное, что у мамы ни провала в памяти, ни общей слабости нет. Она уже через два часа на маникюр пошла записываться, хотя её ногти — клянусь, никогда раньше не замечал, — выглядели идеально. Такое чувство, будто какое-то путешествие во времени произошло, — на последнем предложении на них посмотрели двое оторвавшихся о поцелуя, скрытых доселе за массивной шторой. — Врачи, правда, уверяют, что пока она… ну, каменная была, то имунитет страшно упал, сердце то колотилось, то еле двигалось. Я в полном ахуе, — он выдохнул и сделал несколько больших глотков из жёлтого стаканчика. — М-да, срань какая-то, — произнёс Агрест, вспомнив потерянный взгляд друга и его не сходящую пару дней бледность с лица от переживаний. — Слушай, а мадам Лейф будет давать показания полиции? — Да какое там, — как-то злостно почесав нос, ответил Нино. — Они и так знают, кого им надо искать. У всех тех женщин описания сходятся… Ой, погоди, — он нахмурился, посмотрев на Адриана. — А как же то сборище в твоём доме? Ты же подробностей не рассказывал. Ну, касательно Кагами и её матери… — Остановился, убеждаясь, что блондин не будет его перебивать. Тот всё пил пунш и слушал. — Они же все были свидетелями и ни у кого и близко не мелькнула мысль завалить его, выиграв количеством. Все зассали перед этим полосатым утырком. Лютая поебень… — Старик, у тебя там не чистая водка в стакане, а? — хмыкнул Агрест, вытянув шею и заглянул в пластиковую ёмкость. Стараясь разбавить мелкой шуткой возбужденную речь друга. — Чайная ложка, от силы, — посмотрел в том же направлении Нино, нахмурившись. Он был одним из тех, кто притащил выпивку и помогал рассчитать нужную пропорцию, чтобы ни от кого сильно не несло, но уж точно помогло расслабиться. — Как и у тебя. — Меня тоже это напрягло, если честно, — ответил Агрест. — До сих пор думаю, предпринял бы что-то, если бы был там, а не прятался, — притворятся выходило на ура и ему хотелось застрелиться от того, как он высмеивал сам себя в обоих образах. — Но Кот-Нуар явно не рассчитывал, что провалится настолько. Наверное потому его и не видно без двух дней неделю. — Ха, как по мне, то он реабилитируется, — пожал плечами Нино. — Это же в порядке вещей, когда герои, как и злодеи, на время залегают на дно. В комиксах такое прописывается. Вообще приколом из всех приколов будет, если он замочит того конченного на Эйфелевой башне. Для эпичности, — он покивал, подбадриваемый собственными предположениями. — Алья тебя окончательно затянула в пучину картинок с текстами, — улыбнулся Адриан. — Не знаю насчёт башни, но убивать Шмеля не стоит. Лучше пусть в тюрьме сгниëт. Парень поднёс к лицу уже пустой стакан и на мгновение отвернулся от Лейфа, делая вид, что допивает, чтобы не был заметен его взгляд, в котором читалось нечто большее, чем всечеловеческая надежда на избавление от страха за жизни родных. Что-то, крошащее самолюбие юного героя, жаждущего оправдать свой статус. И потому он вернулся к планированию, которое всей душой ненавидел. В выходные он прошёлся по нескольким музеям, с помощью своего природного обаяния попытавшись разузнать что-то о Дайане, завуалировав любопытство под доклад о личности, которая его вдохновляет, ссылаясь на то, что он оказался под впечатлением от открытого занятия, где реставратор был гостем. Сотрудники одного из храмов древностей сообщили, что мужчина с ними больше на работал, не вдавшись в подробности, но он легко сообразил, что это непременно связано с погромом многолетних экспонатов, выставленных на потеху публике на показе. Какой идиотизм. В другом, не менее популярном, здании с хрупкими ценностями молодая женщина с пронзительными светло-голубыми глазами до одури кокетничала с Адрианом, пока он не выжал из её очерченного бордовой помадой рта несколько несчастных фраз о том, что Астор Дайан никому не давал своих контактов, кроме некоторых коллекционеров, нуждающихся именно в его профессиональной руке. Что странно, как подчеркнула мадам — вроде бы Рикардо, — ведь «кто в двадцать первом веке не заводит даже электронную почту… » А уж с теми коллекционерами и подавно не возможно было вступить в контакт, если они сами внезапно не заявлялись. «Какая-то блядская комедия, не иначе», подумал он тогда, хлопнув дверью машины, которую опять взял у Грега. План пришлось перекроить несколько раз, прежде чем вводить в действие, для которого ему требовался напарник. Или же напарница. Если она, конечно, согласится на его авантюру. Должна согласиться. — Так это… — Нино замялся, подождав, пока мимо пройдут Марк с Натаниэлем — лицо второго было слишком красным, будто у него началась аллергическая реакция или он долго кричал, отчего сосуды незримо расширялись, обнимая друг друга под светлой кожей. — Как дела у Кагами? Адриан перекатил между пальцев светящуюся оранжевым цветом детальку гирлянды, свисающей по тёмной шторе и взглянул на ожидающего друга. Что там Кагами? Он не знал, но исходя из всего, что характеризовало эту девушку — она справится. Как справился в своё время он. Они оба крепкие орешки, скорлупа которых настолько прочная, что мирно стучащее под ней сердце услышать невозможно. И, как бы радикально они не пробивались друг к другу, броня не подастся. Адриан постучал в дверь комнаты для гостей и, обычно глухой, звук раздался эхом по длинному коридору особняка. Услышав разрешение, он вошёл и застал Цуруги сидящей на кровати спиной к нему. Она смотрела в окно в непроглядный мрак, а неё влажные волосы падал свет от лампы на тумбочке. — Кагами, — произнёс парень, остановившись слева от девушки и приподняв руку, толком не понимая, что собирался сделать. — Присядь рядом со мной, — тихо отозвалась она, погладив покрывало рядом с собой. На тыльной стороне её ладони виднелся синяк. Кровать прогнулась под весом парня, свесившего руки на коленях. На небольшом расстоянии от Кагами. — Ты не поедешь со мной на похорон? — она встретилась с ним взглядом, когда они одновременно повернули головы. — Точно. Месье Агрест слишком занят и тебя самого не отпустит. — Нет, — поджал губы Адриан в согласии, хотя понимал, что если бы даже Габриэль сорвался, то он не составил бы ему компанию. Они не были семьёй с Цуруги, как бы те себе это не воображали. Тащиться в Японию и наблюдать их прощальные мессы, а после обедать в компании незнакомцев — не та перспектива, которую он ждал. При всём уважении. — Мне не следует бросаться сочувствующими фразами, верно? Знаю, тебе это не нравится. — Не нравится, — попыталась улыбнуться девушка, отведя карие глаза и начав скручивать краешек пояса на банном халате. — Ты уже сказала Мори? Он встретит тебя в аэропорту? — задал он продуманные заранее вопросы. Ещё когда выжидал в гримёрке. Сказываясь напуганным мальчишкой. — Угу, — на белой ткани пояса едва проглядывались катышки. Непривычно, как для девушки, у которой аккуратность — главная чёрта характера после амбициозности. — Он чуть не отправился за билетом в Париж. Неужели это и есть любовь? Она опять посмотрела на Агреста, приподняв плечо, высунувшееся из немного разъехавшихся полей халата. Блондин сжал челюсти, отчего заходили желваки. Он не знал, что ответить. Да и вопрос был похож на риторический. — Знаешь, а мама была влюблена в месье Агреста, — продолжила она, замечая, как зрачки Адриана расширились, реагируя на полученную информацию. — Письма от руки писала. Эксклюзив, правда? — протянула сквозь пальцы пару влажных прядей. — Я однажды увидела одно такое и получила тростью по рукам. У нас с тобой тогда всё только начиналось, оттого я отложила это воспоминание на дальнюю полку. Блондин сглотнул и приоткрыл рот, но наводящий вопрос не понадобился. — Может, на эту измену намекал тот человек. Убийца, — Кагами говорила спокойно, будто под воздействием успокоительных препаратов, что походило на правду. Ведь её глаза были всё ещё красными от слез. Она не замечала, как они стекали по лицу, начиная с того, как она гладила Томоэ по голове, и до момента, когда вернулась из морга, в который на время поместили тело, и зашла в душ, смыв остатки душащих эмоций. — Если его мотив заключается в том, чтобы убивать женщин, способных что-то испытывать к другому мужчине после болезненного расставания или смерти партнёра, то ему впору уничтожить половину населения, — она хмыкнула и забралась с ногами на постель, разорвав зрительный контакт. — Почему он не сделал этого со мной? Может быть, я тоже намереваюсь изменить жениху? — Чего? — повернулся корпусом к девушке Адриан. — Ты всё правильно услышал, — Кагами склонилась к парню, почти коснувшись его носа своим. Она сжала пояс халата, намереваясь развязать его. — Может мы спровоцируем Шмеля и Кот-Нуар доделает то, с чем не справился сразу? — Кагами, нет, — он вовремя отвернулся, отчего открытые губы девушки мазнули по его щеке. — В тебе говорит обида. И усталость, — выровнял ткань, прикрыв её плечи. — Ложись спать, завтра будет легче, — виски в радужках напротив плескалось болью и нежеланием повиноваться. — Поверь мне. Он поколебался и притянул Цуруги в объятье, прикоснувшись к подсыхающим волосам на затылке. Стараясь вложить в него всё сочувствие и понимание, которое мог ей вручить. Вместо сердца, покрытого скорлупой, пустить трещину по которой Кагами так и не удалось. Поднимаясь, он ощущал, как безвольно опускались её руки и, прежде чем нажать на дверную ручку и покинуть комнату для гостей, посмотрел на неё вновь, уверив взглядом, что она ещё не раз сможет сжать свои тонкие ладони в уверенные кулаки. Вернуться к себе самой. — У неё всё порядке, — заверил Агрест Нино с улыбкой. — Она не осталась одна. — Ну, круто, — выдавил Лейф, проведя ладонью по своей короткой стрижке и мысленно радуясь, что друг вряд ли добавит что-то ещё. Ему не хотелось лезть в чужую драму, даже косвенно его касающуюся. — На тебя, кажись, вон та блондинка глаз положила, — добавил он, легонько кивнув Агресту за плечо. Тот выждал паузу, прежде чем оглянуться и заметить невысокого роста девушку с поддельными кудрями и облизывающим его спину взглядом. В последнее время ему было тошно от такого: сальных улыбочек, совершенно не красивших семнадцатилетних девчонок, мольбы в их взглядах, как будто он был самим Иисусом или — как называл его Винсент Джузеппе — Аполлоном, сошедшим с Олимпа. Адриан, даже временами ловивший себя на проявлении нарциссичности, не испытывал кайфа от подобного. Разве что иногда. Да и то в образе Нуара, обращаться к которому сейчас не было нужды. Девушка опиралась о колонну, влепленную в центр зала непонятно для чего, что вызывало сомнительные ассоциации, особенно когда одна рука блондинки лежала на бедре, а палец второй накручивал локон. С недавних пор Адриан ненавидел колонны. Его взгляд прошёлся правее и остановился на Маринетт, вложившей руку в ладонь Канте, который странно согнулся и даже с расстоянии можно было услышать скрип его чудовищных брюк. Всё же это был танцевальный вечер. Ничего страшного ведь не произойдёт, если они немного покружатся в танце, вытянув руки. Ведь так? И никакой Макс не притянет Дюпэн-Чэн ближе за талию?.. Не судьба. Её пальцы на плече, прикрытом белой рубашкой. Его рука поднялась выше, к лопаткам на её спине. Голубые глаза отведены куда-то в пол. Так не годится. — Я пойду к ней, — вслух произнёс Агрест и Нино, уже собравшийся спросить будет ли друг еще напиток и сделавший шаг к столу, посмотрел на него. — К той девушке? — кажется, они оба не были в курсе того, как её звали. — Угу, — прогудел блондин, имея в виду совсем не мадмуазель с нелепыми кудрями, но ноги уже несли его к блядской колонне. По мере того, как он приближался, улыбка на лице блондинки становилась всё шире, а в темных глазах заискрилось ликование от того, что он сам к ней подошёл. Будто она не подавала всех возможных сигналов, чуть ли не задирая облегающее розовое платье, длина которого еле достигала середины бедра. — Потанцуем? — Адриан вытянул вперёд правую руку, игнорируя то, что по правилам этикета, ему стоило немного склониться и отставить левую руку за спину. Но девушке было откровенно плевать и она сразу же коснулась ладонями лацканов его пиджака, позволяя опустить руки ей на талию. Очень тонкую, к слову, талию. Они начали делать шаги под начавшуюся композицию, выбранную, наверное, мадам Менделеевой, которая прикрыла глаза, поставив локти со спины на подъем сцены, вслушиваясь в ноты. Но когда зазвучали слова, Агрест готов был засмеяться, вспомнив Нино в подобии костюма Супермена на пуфе. Вместо него, заливистый смех раздался из уст Сезар, ообнявшей своего парня и зашептавшей тому что-то на ухо. Похоже, сегодня тому ещё придется нарядиться героем Нью-Йорка, когда парочка останется наедине. — Так неожиданно, что ты меня пригласил, Адриан, — проговорила девушка в самое ухо, опалив дыханием. От неё пахло лаком для волос пудровыми духами, что были вполне сносными. По крайней мере, от них не хотелось открыть окно и вдохнуть поглубже запах вечерней осени, избавляясь от послевкусия. — Меня зовут Виктория, — добавила она. — Хотя, может, ты знаешь. Мы пересекались на программировании. — Да, — ответил он, не вслушиваясь и наблюдая за Канте, который как раз наступил на ногу Маринетт и она пискнула, помотав головой в знак того, что парень не причинил ей боль. Как же. Виктория попыталась незаметно изогнуться, чтобы ладони Агреста съехали ей на задницу, но он вытянул правую руку, сжав ладонь девушки и отступив, прокрутил её вокруг оси, отчего она разулыбалась пуще прежнего и врезалась обратно в его тело. — Будь добра, Виктория, держи дистанцию. Это прозвучало грубовато, но ему было плевать, если учесть то, что глаза всё ещё отслеживали движения другой девушки. Дюпэн-Чэн с Максом как раз проковыляли ближе к ним, отделяемые только двумя парами. Неподалёку Джулека качалась в одиночку под музыку в своих эирподсах, выставив в стороны руки и выглядя просто потрясающе, во всей красе показывая свою независимость от общества. За ней виднелся явно прилично подвыпивший Марк, предпринимающий попытку схватить за руку Натаниэля, который третий раз к ряду выдергивал кисть, а его щеки не теряли красноты. Несколько поворотов и вот по плечу Агреста мазнуло объективно женское плечо, находящееся намного ниже и точно открытое, с лежащей на нëм косой. Голубые глаза мелькнули на мгновение, просканировавшие расстояние между его и лицом Виктории. В груди поднялась внезапно появившаяся злость от того, что он не поймал её взгляд, сбитый с толку прозвучавшими словами партнёрши по танцу: — Почему ты ни с кем не встречаешься? — блондин повернулся на голос. — Хочу сказать, что Хлоя, — Виктория прикусила губу, задев слой нюдовой помады. — Она ведь уехала, а ты так никого себе не нашёл… — Без обид, но какое тебе дело? — полегче, Адриан. — Хочешь предложить свою кандидатуру? — он сузил глаза, но девушка не торопилась смущаться. — Почему нет? Хлоя когда-то сказала, что успешные парни… — Меня давно не волнует, что говорила или будет говорить Буржуа, окей? — парень отцепил руку блондинки от своей груди. — В ближайшей перспективе я не рассматриваю отношения, — он окинул её лицо взглядом. — Ты, конечно, ничего, но повторюсь: без обид, но я не заинтересован. — Эмн, окей, — ответила она с зависшей рукой в воздухе, растерявшись. — Я не собиралась навязываться. — Это как раз и сделала, — он оправил пиджак, который в этом не нуждался. За пышными кудрями девушки он увидел, как Дюпэн-Чэн взяла со стола стакан и стала жадно пить. Неужто Канте так её вымотал? — А теперь, если ты не против, — он выделил последнее слово.Перегибаешь, Адриан, — то я просто потанцую ещё с кем-нибудь. Надеюсь, другая девушка не воспримет это как предложение руки и сердца. Виктория отступила и, не сказав больше ничего, к его восторгу, пошла к компании из пяти человек, обсуждавших что-то на повышенных тонах, но слов было не разобрать из-за следующего включившегося трека. Возле импровизированного диджейского пульта уже устроился Лейф, тыкая пальцем на рычажки и давая указки Доминику, у которого уже перед глазами плыло с непривычки. Маринетт увидела его за мгновение до того, как кусок пластика коснулся скатерти на столе, когда такой полюбившийся аромат парфюма из разряда гурманских проник в ноздри, опоив орехом и океанической солью. — Добрый вечер, — произнес Адриан, скользнув взглядом по ровно заплетенной косе на плече девушки. Почему из его уст это простое приветствие отдавалось теплом на коже, будто её коснулись первые лучи на рассвете в мае? Квами помоги, ей было невдомëк. — И тебе, — ответила Маринетт, проглотив пунш и сжав губы, силясь их не облизнуть, чтобы не стëрся блеск. Справа показалась Роуз, протянувшая руку к большой миске, наполненной разноцветным драже. Такая себе закусь к проспиртованому пуншу, но какую уж смогли раздобыть. Девушка оглядела одноклассников немного окосевшими глазами и, задев стол бедром, в припрыжку пошла танцевать. Дюпэн-Чэн подумала, как бы Лавьян не подавилась от резких движений. — Нога не болит? — осведомился блондин, намекнув на навыки Канте в танцах. Но, заметив вопросительный взгляд девушки, дополнил мысль: — Ваш танец, вроде бы, не совсем удался. — А, ты про Макса? Нет, всё в порядке. Я тоже не мастер спорта, — изогнув тонкие брови в жалостливом жесте, ответила Маринетт. Она старалась говорить непринуждённо, но собственные интонации ощущались на языке до чёрта картонными, как в плохо отыгранной сцене мыльной оперы. Притворятся просто одноклассницей, просто подругой выходило из рук вон плохо. Не после того, что случилось вчера. Был ли он таким же хорошим актёром? Пока что в такое верилось, ведь она не видела в выражении его лица никаких изменений с тех пор, как он посмотрел на неё, войдя в зал. Уж то, что она придумала, остаётся тем, что она придумала. — Уютный вечер, да? — Ага, — поддакнул Адриан, заметив, как она согнула ногу и тут же выровняла колено, боясь быть в расслабленной позе. Что её тревожило? «Будто ты не знаешь», внутренний голос хихикнул как взбалмошная малолетка, укравшая виски двадцатилетней выдержки из запасов родителей. Нервозность Маринетт была более чем объяснима — он тому причина. Как и блеклый след, плохо скрытый тональной основой под её левым ухом. След от его незавершённого засоса. — Позволишь пригласить тебя на танец? — на этот раз он совершил поклон как полагается, вытянув вперёд руку ладонью вверх со слегка согнутыми пальцами, кольцо на безымянном оставалось в серой максировке. Приобняв себя, брюнетка глядела на Адриана, глаза которого очерчивали линию от её подбородка и вниз по шее, к открытым ключицам. Он терпеливо ждал её согласия. Других вариантов не могло быть. — Хорошо, — услышал Агрест и прикусил щеку изнутри, чтобы подавить улыбку, норовящую расползтись на лице, почувствовав, как прохладные подушечки пальцев девушки робко коснулись его. Он, не спеша, повёл её за собой ближе к центру актового зала, где образовались три пары, готовые посвятить еще несколько минут жизни движениям в такт. Маринетт послушно шла, отбивая неровный ритм каблуками, пытаясь разглядеть под затылком парня то, где кончается воротник рубашки и начинается пиджак — оба предмета гардероба были идентичными по цвету. Девушка не уловила, как они уже стали в танцевальную позицию, поскольку зрачки впились в лицо Адриана, который стал уверенно вести её в вальсовом темпе, пока музыка не сменила траекторию, вынудив их замедлиться. Атласная ткань юбки хлестнула Адриана по ногам, на секунду завернувшись за колени, когда он сместил руки на талию Дюпэн-Чэн, приближая её к себе, позволяя обнять за шею. Нырнуть ладонями под одежду, если она того захочет. — Красивое платье, — произнёс Агрест, на миллиметр сдвинув большой палец на чёрной ткани лифа. — Благодарю, — ответила Маринетт, не контролируя приятное смущение, расцветающее румянцем на щеках. — Я и Алье пошила. Она вовсе не собиралась хвастаться своими скудными достижениями в мире кройки и шитья. Но нужно было как-то продолжать разговор, слышать его голос, в котором сквозило мурчание, эхом распространявшееся где-то в районе сердца. — Да, я знаю. Её наряд тоже достоин похвалы, — он бессознательно сместил руки ещё дальше, будто пытаясь незаметно притянуть брюнетку ещё ближе, что грозило выглядеть слишком интимно, если бы… — Нам очень повезло иметь такую подругу. Иметь? Подругу? Да он издевался. Если он и имел такую подругу, то в том самом смысле, который приходит на ум с сальной улыбочкой. — Не поспоришь, — выплюнула Дюпэн-Чэн не с добром, непроизвольно сжав несколько прядей светлых волос. — Твоя рука ещё не зажила, — спросил он без соответствующей интонации. Адриан заметил мелкие царапины на тыльной стороне её ладони ещё вчера, но успешно забыл об этом до момента, пока она не вложила её ему в руку. Следы от осколков бокалов для шампанского, оставшиеся с показа, с маленькими дорожками крови, похожими на царапины от когтей животного. Какая ирония. — Пустяки, — она бросила взгляд на указанную часть тела, не спеша приближать её к глазам. Ладонь отлично проводила время на плече парня. — Не думаю, что останутся шрамы. — Ладно, — он склонил голову, увидев что-то на щеке Маринетт. Во всяком случае, она была уверена, что он не просто так смотрел туда сосредоточенно и чуть не ткнулся носом, когда его оттолкнул Ким, не вписавшийся в треклятую колонну с Мишель, которую нелепо… тащил, а не вёл в танце. Он коряво извинился перед ними и несколькими другими людьми, волоча девушку дальше. — Кхм, — кашлянула Дюпэн-Чэн, ощутив руку Адриана определённо ниже своей поясницы. — I'm sorry, — не подав виду, что ему хоть отчасти неловко, произнёс блондин и вернул всё в прежнее состояние. Убаюкивающий тенор мужчины, звучащий из колонок, спадал на нет вместе с песней, в которой говорилось что-то о неосторожной лжи и неоправданных шансах; о последнем танце, который воскреснет только в памяти. А они не отпускали друг друга, обнимая. Женские руки прошлись по расстегнутому пиджаку и очутились на широкой спине, на миг сжали ткань. Мужские огладили не скрытый от чёрного лифа участок кожи. Маринетт затаила дыхание, увидев как Адриан стал склонятся к ней, точнее — к её уху, но не торопился что-то сказать. Дышал, щекоча выбившиеся из причёски пряди, что ласкали шею. — Спасибо за танец, 我的女士, * — шёпот очертил ушную раковину и девушка почувствовала, как Агрест улыбнулся. Он разогнулся и снова мягко приподнял её руку, поцеловав костяшки пальцев. Левая рука также была согнута в локте и вытянута на равном расстоянии от правой ладонью вверх. Лёгкий сквозняк прокатился по щиколоткам, когда парень обошёл её, направившись прямиком к выходу, огибая разогревающихся нарастающими битами следующего включённого трека ребятами. Маринетт застыла на месте, прокрутив его слова в голове. Она не знала китайского, но не стоило себя накручивать — было бы дико глупо со стороны Адриана оскорблять её. Отойдя в сторону, чтобы не мешать резвящимся подросткам, и опустившись на стул, она силилась выровнять дыхание, ускорившееся вместе с пульсом. На анализ не хватало сил, но что-то было не так. Что-то из того, что укоренилось в прошедшем времени только что не давало ей покоя. Танец, зелёные глаза, ласковые руки… Не здесь. Что же?.. Свет от прожекторов, колонна, безалаберные движения Кима, извинения… Точно! Колонна. Как можно было это забыть. Её отшибло ударом к колонне в чертовом подземелье и Кот-Нуар успел оттолкнуть массивное сооружение — грохот был такой мощи, что цемент разъехался и на свет показалась ржавая труба. Пара мгновений промедления и Маринетт распрощалась бы со здоровым хребтом. Он же и поднял её, прислонив к поваленному столу, скрывшись в проёме на подиуме. Он же… Он спас ей жизнь. Глаза широко распахнулись и девушка чертыхнулась, когда руки пролетели по воздуху, не нащупав на стуле подлокотников. Она не сказала ему и слова благодарности. Ни слова, кроме тех четырёх. Я знаю, кто ты. Ей нужно было это исправить. Хотя бы одним «спасибо», которого было смехотворно мало. Это не долбанный телефон, разбившийся в суматохе. Не спортивная кофта, в которой она спала сегодняшней ночью. Такой долг не вернуть заполненным листком из чековой книжки. Маринетт должна пойти к нему прямо сейчас. Прошло всего ничего, она не опоздала с благодарностью. Куда он вообще так резко помчался? Девушка поднялась, едва не зацепившись платьем за торчащий из стула винтик и подалась к дверям, которые как раз скрипнули, закрывшись за Марком. Она махнула рукой Алье и Максу, окликнувшим её, мол, объяснит потом, и дёрнула крупную ручку деревянной створки, выныривая в коридор, где было в стократ тише и воздух казался свежее, хоть и он был приправлен никогда не выветриваемой хлоркой — технический персонал явно перебарщивал с чисткой каждого уголка лицея, пытаясь сделать из него чуть ли не святыню знаний. Буквально стерильную. Маринетт пошла наугад, отдаляясь от заглушенного дверьми, озаряющего актовый зал, гомона, силясь собрать мысли воедино и сформировать слова для Агреста. Он же не подался домой, ни с кем не попрощавшись? Глупости. Его же никто наручниками к себе не приковывал и не брал в залог паспорт, чтобы он добросовестно отсидел тусовку с соучащимися. Дюпэн-Чэн заглянула в мужской туалет, услышав сдавленные смешки и копошение, и обнаружив там девушку, с которой они в прошлом году посещали курс по истории кино, готовя парные задания — та вечно жевала жвачку, противно чавкая, чем вызвала неистовое раздражение как у Маринетт, так и у близко сидящих к ним других учеников. Её как раз прижимал к туалетной кабинке парень из класса младше, прохаживаясь ладонью по бедру в телесных колготках. Брюнетка быстро отвернулась, не успев смутиться и, не закрыв до конца дверь, пошла дальше. Повернув за угол, ведущий к выходу из корпуса, она увидела Натаниэля с Марком, которые явно только что отскочили друг от друга. У второго была выпущена рубашка из брюк и в зелёных глазах читалось возбуждение отнюдь не вызванное испугом. Он бросил взгляд на Куртцберга, волосы которого были в полнейшем беспорядке, словно их лохматили руками, и, сглотнув, немного опустил голову, дернув ею, словно отгоняя дурную мысль. Маринетт была уверена, что поняла всё правильно, поэтому сдержала порыв промолвить какую-то хрень и тактично направилась дальше. В конце-то концов, она тоже не хотела, чтобы её сейчас о чём-то спрашивали или в чём-то обвиняли. Холодный, даже можно было сказать, что морозный воздух окатил Дюпэн-Чэн, когда она остановилась на широкой площадке, обрамленном аркой, ведущей во внутренний дворик, где одиноко громоздился фонтан, присаживаться на каменистый бортик которого сейчас было равносильно поеданию кубиков льда, что непременно привело бы к простуде. Девушка обняла себя за плечи, запоздало понимая, что её тёплая шаль осталась на одном из стульев под стеной, соскользнувшая, когда она вышла танцевать с Максом, точнее — подвергать свои ступни экзекуции в виде неаккуартных шагов парня, обувшего, к её счастью, кеды, а не какие-нибудь тяжёлые берцы. Наверное, даже в своих крупных ботинках Нуар бы вел её в танце намного живее и легче. Как он и сделал, только в туфлях. И без маски на лице. Никаких признаков того, что Адриан на улице — не было. Он вполне мог выкуривать сигарету, выпуская узорчатые клубы пара, тающие в небе. Почему-то Маринетт казалось, что она сразу бы ощутила его присутствие, что прошлось бы по плечам с такой же силой, как и ночная прохлада, но ей бы не стало морозно, а скорее тепло, как от чашки мятного чая или одеяла, который был спасением, когда батарея дома барахлила и невозможно было согреться, просунув руки между её деталей. Задумавшись, она приподняла ладонь, вытянув её в арочный проём, и почувствовала прикосновение. Крохотное, размером с точку, рассмотрев которую, можно было увидеть силуэт снежинки из тонких частичек. Это и правда первый снег. На стыке двух осенних месяцев. Сжав пальцы, брюнетка превратила элемент природы в каплю воды, стекшую по складке кожи, завернувшись на предплечье и смазавшись, не дойдя до локтя. Ей нужно было возвратиться обратно, пока конечности не стали приобретать синий оттенок. Дверь хлопнула и эхо разнесло этот звук во всю длину коридора, разбивая его об стенды и единственный стеллаж с наградами, за которым поместился усыхающий цветок, совершенно нелепо смотрящийся рядом с подвешенным к стене огнетушителем. Не имея других вариантов, кроме как всовывать голову в дверные проёмы аудиторий, девушка отправилась к лестнице и стала подниматься по ступенькам на второй этаж, глупо надеясь, что найдёт парня в одной из классных комнат. Добравшись до вершины пролёта и сделав шаг в неосвещенный коридор, она — чем ты думала, не взяв с собой телефон с фонариком? Оставив клатч где-то рядом с шалью? — чуть было не взвизгнула, когда её резко схватили за руку и втащили в первый попавшийся кабинет. — На меня охотишься? — прозвучал голос Агреста, когда белая дверь со скрипом затворилась и он облокотился на неё, засунув руку в карман брюк. Девушка оступилась и её ступня изогнулась от подкосившегося каблука, отчего она едва не потеряла равновесие, вцепившись в парту. Она сразу же нашла его глаза, которые мерцали от еле достающего до них света от лампы над доской. Маринетт не удивилась бы, узнав, что мадам Менделеева мучила кого-то вопросами про щёлочи, заставляя пялиться на этот белесый свет, как на допросе вытягивают сведения из наглых преступников. — Охочусь? — Куда же без игры в вопросы. Оттягивающие время до того, что она собиралась ему сказать. Да, собиралась. Искала его для того, чтобы… — Ага, — деловито кивнул он и стал поправлять галстук. Точнее оттягивать его от верхней пуговицы рубашки, будто тот душил. — Как кошка за мышкой. Её точно не продуло во дворе? Он сказал именно так? Чудно, как для того, кто скрывает свою личность. Или это для отвода глаз? Намекнуть на правду, чтобы её восприняли как вранье? — Ты не понял, — выдала Дюпэн-Чэн. Парень нахмурился, будто в подтверждение её слов. И выглядел каким-то не таким, как обычно. Будто стоял в нетерпении, чтобы о чём-то ей сообщить, хоть и начинал издалека, прикрываясь расслабленной позой. Будто это ему нужно было отблагодарить Маринетт за спасение жизни. Или это водка в пунше стала разжижать мозги, заставляя её беспочвенно сочинять? — Чего не понял, подружка? Я не стою тебя настоящего. Произнесённая собственными губами фраза повисла перед глазами, загораживая лицо Адриана. И она закрыла рот, отталкивая фразу, уже сформировавшуюся на языке. Причина. Была причина, по которой он её отталкивал. Что-то, связанное с его кольцом, обычно сливающимся с чернотой перчатки, а сейчас скрытом в серой оболочке в ткани кармана. В его взгляде была нерешимость, от которой он хотел избавиться. Нерешимость, мешающая сказать Маринетт правду о том, кто он, что будет росписью под её верной догадкой. — Я просто… — Девушка заметила, как блондин перекатывал что-то во рту, возможно, одну из драже в расставленных мисках. И откуда-то взялось: — Я просто хотела попросить у тебя сигарету. Язык, скользящий по конфете, остановился, и Адриан сверху вниз оглядел Дюпэн-Чэн, которая вцепилась в металлическую деталь парты, где была размещена мойка. Казалось, она еле дышала, зажатая не таким уж и тесным лифом платья. — Сигарету? — удивлённо и с настороженностью переспросил Агрест, словно говорил с человеком, желающим прыгнуть с высотки. — И давно ты куришь? — Друзья, — пауза, чтобы придать значения произнесённому, — прививают друг другу вредные привычки, знаешь? Их разговор шёл совершенно не туда, куда хотела завернуть Маринетт, когда в одно мгновение поняла, кто втолкнул её в кабинет химии. — И правда, — он выровнялся и сделал два шага вперёд, пока на третьем не остановился, когда вскинутая рука брюнетки не коснулась его груди. Пальцы невесомо вжались в галстук. — Бери. Сладкое дыхание коснулось лица и слева от него образовался продолговатый белый предмет — сигарета, фильтр которой был невиден из-за закрывающих его пальцев. Она не заметила, как парень вытянул отраву из пачки, наверное, движение было давно отточенным. Сколько раз в день он курит? Лампа издала скрежещущий гул и затрещала, насколько раз мигнув, пока свечение не выровнялось. Если бы Маринетт была суеверной, то решила бы, что электрический прибор хочет их о чём-то предупредить. Например, о том, что если они приблизятся друг к другу ещё на миллиметр, то вся проводка лицея сгорит разом. «Если бы она была суеверной, то не связывалась бы с чёрными котами», мелькнуло в мыслях Адриана и уголок его губ потянулся вверх. Задаваться вопросом, зачем он добровольно остался с ней наедине, не имело смысла. Он просто — блять, — чувствовал, что ему это нужно. Нахуй весь тот трëп про запретность. Про котов и жуков, про целостность вселенной. Это — ничто, пока она своими глазами не увидит его перевоплощение. Пока не получит возможность носить долбанную маску сама. — Я передумала, — шёпот сорвался с её губ и говори она вслух, то послышалась бы дрожь в голосе. Рука обхватила галстук, потянув за него. Вынуждая парня всё же склониться и увидеть океанские синие точки среди мазков голубого неба, обнимающих зрачки. — Дай попробовать конфету. — Хочешь сладкого? — мужской голос существенно понизился, а женские пальцы крепче сжали чёрную ткань. В ответ на молчание, принятое за согласие, он ухватил Маринетт за подбородок и протолкнул леденец ей в рот, облизнув нижнюю губу, что была липкой от блеска. Девушка промычала на выдохе и раскусила конфету, растворяя слюной частички сладкого вещества. Распробовав, она поняла, что то была клубника, и посмотрела на парня, который оторвался от неё, всё ещё держа сигарету. — Видишь, стоит только попросить. Он улыбнулся, коснувшись кончика её носа своим, слегка наклонив голову влево. Ожидая реакции на свои слова. Маринетт всё комкала галстук, стреляя взглядом в сжатую двумя пальцами сигарету и к его глазам. А потом резко отвернулась, разжав ладонь и вырвав подбородок из хватки, что не была сильной. Адриан отступил на шаг, но не торопился уйти. Стоял и смотрел, как она дышит через раз, держа себя за запястье, будто ей повредили руку, ударили по пальцам розгой за неправильное написание исповеди в какой-нибудь воскресной школе с жёсткими мерами в случае непослушания. Это выглядело даже жутко, и войди сюда кто-нибудь, то он решил бы, что это Агрест ей чем-то навредил. — Вряд ли ты исполнишь то, что я попрошу, — ответила девушка, повернувшись к нему обратно и он заметил, что её коса слегка растрепалась. — Это что-то криминальное? — шутливо уточнил блондин, хотя прекрасно видел, что Маринетт не настроена воспринимать его юмор. Но добавил: — То, за что можно лишиться свободы? — Не думаю, — она склонила голову, опустив руки по швам, и стала разглядывать мелкие блестки на своих чёрных туфлях. Похожие на остатки конфетти на снегу, подсвеченном Луной. Ты не признаешься. — Так просвяти меня. — Он стал сминать несчастную сигарету и несколько иссушенных частичек табака упало на плитку, пока зелёные глаза изучали подол платья Дюпэн-Чэн. — Не будь моим другом, — едва разомкнув губы, пролепетала она, ощущая ноющую боль на уровне солнечного сплетения. И через мгновение поняла, что прозвучало это не ахти. Скомканнно, как сигарета, становящаяся кашей в его кулаке. Будто она хотела, чтобы он отлип от неё, как клещ в особо тёплые сезонные дни, когда было запрещено гулять среди большого количества деревьев. Не так, будто она просила его стать… Кем? Любовником? Её парнем? Кто был для неё Кот-Нуар? Его шаг обратно к ней произошёл медленно и слишком быстро одновременно, дыхание спëрло, когда он оперся руками о стол по обе стороны от неё. Это способ показать контроль над ситуацией? Что же, у него отлично получалось. — Тебе повезло, — проговорил он над её макушкой, вынудив поднять голову, чтобы иметь возможность отчётливо видеть, что это произносит он. — Я никогда и не был твоим другом. Не дослушав до конца, Маринетт столкнулась с парнем губами, едва не застонав, когда он прижался к ней, сомкнув руки на талии и пройдясь выше по спине, сжав одной шею. Блеск стёрся с губ окончательно, когда он — так привычно — оттянул нижнюю, словно наслаждаясь выступившей кровью. Исследовал языком её небо, пропитанное отданным им вкусом клубничного леденца, от которых обычно портятся зубы по причитаниям стоматологов. Девушка стащила его пиджак, позволяя тому свалиться и прикрыть собой то, что осталось от сигареты. Впивалась ногтями в гладкую ткань рубашки, соответствующую по текстуре лифу её платья. И этот галстук… Эта удавка… черт возьми. Как он её сейчас бесил. Адриан скользнул ртом на подбородок брюнетки, но затормозил, прежде чем перейти к шее, которая была в полнейшем открытом доступе. — Что это? — хрипло спросил он и наткнулся на потерянный взгляд. Он поднял руку и кончиком указательного пальца тыкнул в точку у Маринетт на щеке. Укус, который он оставил вчера. — У кое-кого острые зубы, — шёпот в губы и последоваший за ним… укус, мягкое давление ровными зубами на линию челюсти. Поцелуй. Ещё один. Ниже, уже по его шее, обходя кадык. И руки, расстегивающие уже вторую пуговицу на рубашке. Он потянул её за косу. Не сильно, но ощутимо, заставляя поднять на него глаза в непонимании. Отвлечься на то, что юбка стала подниматься вверх, собираясь в кривые складки, которые потом не выравняются сами по себе, без утюга, из-за особенности ткани. Теплая ладонь сжала кожу бедра, а губы вернулись куда-то в выемку под ухом, отчего девушка рефлекторно попыталась вжать голову в плечи, но Агрест не позволил, проговорив в линию волос: — Неплохие узоры. — Он втянул кожу, прикусив, намереваясь оставить краснеющий след. — Это кошачьи хвосты, м? Но Дюпэн-Чэн не ответила, выдав вместо слов стон, когда блондин коснулся её через бельё. Он расстегнул короткую молнию сбоку платья, отчего уголок лифа отклонился, и оттянул ткань, высвободив правую грудь. Сжал её ладонью и укусил плечо, тут же зализав. Что он там сказал про котов? Она подтянула его за ремень ещё ближе, прочертила ногтями по ширинке, ощущая, как ту натягивала эрекция. Адриан замер, втянув живот, и почти что зашипел, когда ладонь девушки прижалась к его паху, отчего член дёрнулся. — Ты… — Шёпот в самое ухо. Поглаживание пальцами с прозрачных лаком на ногтях сверху вниз. — Ты что творишь? — Тебе не нравится? — такой же хрип в голосе. Адриан с усилием воли слегка отклонился и повернул голову, вглядевшись в глаза Маринетт, в которых был такой блеск, который ни одна запись с запуском салюта не смогла бы превзойти. — Даже не представляешь, насколько мне нравится, — ответил, с удовольствием отмечая, как тяжело она сглотнула, опуская взгляд вниз. Не толкаться ей в руку. — Но… — Парень отпустил её грудь с призывно торчащим соском и проник ею под платье, слишком быстро поднявшись до кромки белья. Чуть ли не рыча сквозь зубы от ощущения выступившей влаги. — Не всё же мне кайфовать. И он — у неё терялся рассудок? — опустил одну ногу на колено, прикрыв глаза. — Что ты?.. — прошептала, мазнув по пуговицам рубашки вверх от неожиданности, задев подбородок пальцами. — Тш, — раздалось скорее для себя самого, когда он упёрся в грязно-серую плитку и поднял подол, ныряя под него с головой. Сжал задницу Дюпэн-Чэн и, приблизившись, поцеловал туда, где сводились ноги. Услышал её громкий вздох и ударившуюся о столешницу руку. Раскрыл рот шире и повторил действие, оставляя пальцами синяки на упругой коже. Сместившись, Агрест стал стаскивать трусы, которые сворачивались от того, что были уже насквозь мокрыми. За каждым пройденным сантиметром он оставлял поцелуи на её левом бедре, пока после колена ткань не свалилась к щиколоткам. Приподняв по очереди каждую из ног девушки, он сгреб бельё в кулак и впихнул его в свой карман. Ебануться, но это спонтанное действие не поддавалось объяснению. Он выдохнул прямо в жаждущее прикосновения местечко и огладил его пальцами, задев сгусток нервов. Маринетт дёрнулась и пискнула, возможно, прикусила мизинец. У неё точно ничего не зажило, прошло ведь не больше суток, но — господи-боже-блять — ей так хотелось. И он поцеловал ещё раз, высунув язык и толкнув его внутрь, придерживая коленки, которые норовили подогнуться. — Адриан... — она тихо простонала, будто боялась повышать голос. Будто кому-то из тех, кто пьяный плясал внизу, было не всё равно. — Трогай себя, — с влажным звуком оторвавшись от покрасневшей, возбуждённой плоти, проговорил он. — Тебя так охуенно трогать. Дюпэн-Чэн, поверхностно дыша, неуверенно опустила руку с прикушенным пальцем и, как в дереализационном приходе, коснулась груди, отчётливо чувствуя выпирающую горошину, молящую о ласке. Перекатила её между пальцев, сильнее сжала кожу, улавливая где-то на подкорке, что ей до чёртиков хорошо. И плохо от того, что это не рука Адриана, который... Черт... Втянул в рот клитор и стал посасывать, давая волю своей слюне смешиваться с её жидкостью. Он делал это так, словно опять перекатывал красную конфету, углубляясь во вкус клубники. Маринетт запрокинула голову, уже ничего не соображая и сжимая край столешницы обеими руками до побелевших костяшек. Она уже вот-вот... Агрест в последний раз надавил кончиком языка на сжавшийся до предела комок нервов и мурашками удовлетворения на коже услышал на этот раз громкий стон, когда под веками, накрашенными ресницами заплясали цветные искры, ныряя к точке удовольствия и посылая дрожь по всему телу. Девушка едва не упала, но её придержали руки и из-под подола появился Адриан с хитрой улыбкой. Разровняв красную юбку с чёрными загнутыми линиями — и правда, кошачьи хвосты, он поднялся и, не отрывая взгляда от Маринетт, которая только приходила в себя от полученного впервые чувства и глядела расфокусированно, облизал губы. Долбанный Кот. Кот-Нуар. Он наклонился, провёл носом по пунцовой, горячей щеке Дюпэн-Чэн и аккуратно застегнул молнию на платье. Приподнял её за подбородок и убрал выползшую из косы прядь волос за ухо. — У меня есть догадка,— произнёс он и Маринетт, не контролируя свои действия, схватила его за предплечье, задерживая таким образом его пальцы на локоне. Посмотрела в зелёные сверкающие глаза. — О чëм? — О том, что мне тоже очень повезло. Раздался прощальный скрежет и лампа над пошарпанной доской окончательно погасла.