[Изуку]: Приходи ко мне в субботу?
[Изуку]: Я нашёл топовый корейский рецепт, хочу его приготовить *-*
[Каччан]: Ахахаха, это самоубийство [Каччан]: Ты в готовке так себе, Деку[Изуку]: Именно поэтому мне нужно, чтобы ты стал моей подопытной свинкой, Каччан
[Каччан]: Я, конечно, не прочь подхватить кишечную инфекцию от твоих шедевров кулинарии, но [Каччан]: та выставка, о которой ты говорил, будет как раз в эту субботу [Каччан]: я пойду на неё с Ураракой Мои онемевшие пальцы задрожали над клавиатурой мобильного телефона. Хотелось что-то ответить, но я не знал, что именно. Всё, о чём я думал, казалось натянутым, как будто, неважно, что именно я напишу, Кацуки уловит истинный посыл моих чувств. Горечь, тяжесть в груди, разочарование. Я поджал губы. Внутри всё похолодело. Значок онлайн — зелёный кругляшок у аватарки Каччана на странице, вызывал у меня беспокойство. Я чувствовал, что обязан что-то сказать, прежде чем он бы подумал, что я расстроен, но больше меня волновал тот факт, что он мог разговаривать с Очако в этот самый момент. Тогда совсем не удивительно, что он не сразу ответил мне, хоть и был в сети. Мне кое-что хотелось. Нечто простое: встать под струи горячего души, который смог бы выжечь и растопить образовавшуюся в животе глыбу льда; раздирать собственными криками горло, надеясь потопить эти звуки за шумом воды. Было безумное желание смыть свой телефон в унитаз, утопить его на дне канализации, лишь бы больше не читать всё это дерьмо, не видеть, как он «в сети». Вместо этого я лишь глубже погрузился в постель, уткнулся головой в подушку и одеревенело набрал:[Изуку]: Гррр [Изуку]: Поверить не могу, что ты упустишь шанс посмотреть, как я сожгу кухню. Блин
Он был онлайн, но не сразу прочёл сообщение. Эти пять минут ожидания показались долгими. Прошла целая вечность, пока я ожидал от него ответ. [Каччан]: Сорян, чел, давай в понедельник И это было всё, что он сказал. Мне не нравилось, как это звучало. Вроде, ничего из ряда вон выходящего, но мол с этим ничего не попишешь. Меня бесило, что Каччан, если бы и пришёл, то вынужденно, а не потому что сам этого желал. Конечно, в других обстоятельствах я бы не нашёл ничего криминального в этих словах, отнёсся бы ровно. Однако это были особые обстоятельства. Почему ты игнорируешь воскресенье? Или ты планируешь и этот день с ней провести? Как? Будете смотреть фильм, а после уснёте? У неё или у тебя? Ты сводишь её в ресторан, чтобы поужинать, или приготовишь что-то собственными руками? Слишком много вопросов без ответа. Однако на самый главный вопрос ответ у меня всё же был. Да, он определённо настроен на серьёзные отношения с ней. Я представлял, как бы он себя повёл, будь на её месте я. Вообразил его запал, то, как ему было невтерпёж. Наверняка он бы старался сделать всё по высшему разряду ради встречи с ней. Если бы я только мог стать ею… Потому что он никогда не отодвинет Урараку на второй план. Я нахмурился, плотно сжав губы. Дрожащими от ярости пальцами я напечатал последнее сообщение: [Изуку]: В понедельник у меня есть другие дела. И выключил мобильный телефон.***
С того дня прошла целая неделя. Неделя, в которой мне больше не было места рядом с Бакуго Кацуки. Похоже, Бакуго решил закончить прикидываться идиотом рядом с тобой? Это именно то, что я слышал на постоянке, когда бродил по коридорам в полном одиночестве. Не рыдай, Изуку. Ты уже давно должен был подготовиться, что ему надоест лапать твой волосатый зад. Каччан был занят своей девушкой, так что мы больше не тусовались вместе. Больше мне не с кем было ходить, поэтому окружающие без зазрения совести могли высказывать всё, что думали обо мне; всё, что у них накопилось за это время. Ты ведь не успел поверить в то, что стал особенным, верно? Возможно, он бы не бросил тебя, сделай ты операцию, чтобы на месте твоего бесполезного члена появилась пизда. Не то чтобы эти комментарии меня сильно ранили. Я просто был поражён тем, что все они будто кайфовали от своего поведения, не испытывая ни капельки зазрения совести. Я был уверен, что если бы вдруг я сказал нечто подобное, то корил бы себя до конца своих дней. Больнее всего было видеть, как Кацуки отдаляется от меня всё сильнее. Похоже, он даже не замечал этого. Я знал, что это неизбежно, знал, что не потребуется много времени, но всё равно оказался не готов. Вероятно, никто никогда не будет готов видеть, как любимый лобызается, засунув свой язык в чужой рот, прямо у них на глазах. Первый раз я увидел его в понедельник. В выходные я с ним не переписывался, да и он мне не писал, так что кто знает, чем они занимались в субботу. Ну конечно, он ведь был очень занят. Тогда я просто шёл на баскетбольную площадку, но увидел издалека, как они миловались возле трибун: пока они целовались и весело щебетали, команда Кацуки уже вовсю играла без своего капитана. Я следил за его руками, оглаживающими её бёдра, сама Очако зарывалась пальцами в его светлые волосы. Это впервые, когда он кого-то целовал, и я это увидел. Впервые, когда он целовался с девушкой в школе на глазах у всех. Я не знаю, как лучше охарактеризовать свои ощущения в тот миг, но вспоминать и думать об этом совершенно не хотелось. Это причиняло мне боль. Увиденное ослепило меня так, словно я посмотрел на солнце. Я продрог: зубы стучали так, будто я находился на вершине горы, окружённый леденящей стужей. На глаза навернулись слёзы, принёсшие странное облегчение. Мне не удалось их остановить. Глаза горели так сильно, что хотелось поскорее умыться, лишь бы их перестало обжигать слезами. С тех пор, как всё это началось, я впервые позволил себе заплакать. И казалось, что это не последний раз. Наверное, хуже был даже не сам поцелуй, а то, как он смотрел на Очако. Меня вдруг осенило. Я не осознавал, насколько сильно мне нравился Каччан. Раньше казалось, что это безобидное влечение… Но нет. Это совсем не так. Я впервые чувствовал к кому-то нечто подобное. Это первый раз, когда мне действительно кто-то столь сильно нравился. Все говорят, что первую любовь не забыть… Неужели я запомню эту боль в груди до конца своих дней? Я опустил взгляд в пол, прижимая к себе рюкзак, а затем развернулся на каблуках и побежал. Я всё бежал и бежал. Так разогнался, что врезался в нескольких человек по пути, но не остановился, несмотря на полученные от них оскорбления. В тот день Кацуки написал мне, интересуясь о моём отсутствии на их тренировке. Я ответил, что был занят, а ещё отменил нашу встречу. Я не мог позволить нам увидеться и сказал, что сегодня не получится попробовать этот дурацкий корейский рецепт, который собирался приготовить. Чтобы мои сообщения не показались сухими, я отправил первый попавшийся мем, так что в ответ Кацуки лишь посмеялся и ответил раздражающим «Понял». Я закатил глаза и пытался сдержать слёзы. Я чуть ни кинул телефон об стену, вместо этого швырнул его на кровать, но с такой силой, что он соскользнул до самого края и упал на пол. К счастью, он не разбился, потому что я был в такой ярости, что ворвался бы прямиком домой к Кацуки, чтобы потребовать возместить ущерб. Однако помимо раздражения мне было грустно. Теперь, когда Каччан был увлечён другими делами, я больше не получал от него сообщений. Если не считать мою мать и чат худкружка, то больше мне никто не писал. Кацуки был единственным, с кем я на постоянке общался. И хоть я об этом никогда не заикался, но был уверен — он об этом знал. Моя собственная реакция обескуражила меня. Мне казалось, что я не столь ранимый, что я буду готов, ведь у меня изначально не было и шанса. Я не жил ожиданиями и не собирался о себе заявлять, потому что знал, что не получу нужной отдачи. Я также знал, что наступит день, когда он начнёт с кем-то встречаться… Так почему же я так страдаю? Зачем мчался домой как идиот? Я выплакал всё, что накопилось с субботы, когда они ходили на выставку, на которую хотел пойти я. Всю ночь мне не удавалось сомкнуть глаз, я не прекращал думать о том, чем они занимались, и как сильно мне хотелось оказаться на её месте. Я завернулся в одеяло, как в кокон, и разрыдался. Я чувствовал себя таким разбитым внутри, что это даже пугало. Я не осознавал, насколько сильно успел влюбиться в него. Раньше я не ощущал того же, когда он встречался с другими девушками. Да, было дискомфортно, чуть обескураживало, но сейчас всё было по-другому. Кацуки расценивал Урараку не просто как проходную девицу. Я всегда гордился своим умением рационально мыслить и контролировать свои эмоции. Даже притом, что я знал, что у меня нет и шанса быть с Кацуки, но даже одной ночи мне хватило бы с лихвой. Получать от него внимание, даже в мелочах, мне тоже было достаточно. Мне было комфортно просто быть рядом с ним. Однако теперь всё по-другому. Я чувствовал, что, оставшись рядом с ним, потеряю всё это. В тот понедельник я так сильно плакал, что в какой-то момент каждый мой вдох отдавался болью в груди. Я не горжусь тем, что целый день рыдал, будто последний неудачник, но мне так сильно хотелось кричать, всё внутри меня бурлило. Я старался не издавать лишних звуков, потому что мама была дома и могла услышать меня. Она дважды стучалась в мою дверь, потому что та была заперта: первый раз она интересовалась, всё ли в порядке, потому что я моментально скрылся в комнате, стоило мне вернуться со школы. Я ответил, что всё в норме и я играю, старался звучать как можно естественнее. Второй раз она приглашала меня поужинать, но я притворился спящим. Я вышел лишь ранним утром на цыпочках и забрал из холодильника то, что она для меня оставила. Я никогда не говорил матери, что я гей. Я знал, что она знает. И она знала, что об этом знаю я. Это было чем-то самим собой разумеющимся, о чём нам не нужно было говорить. Однако я не собирался рассказывать ей, какие страстные чувства испытывал к своему лучшему другу-натуралу. Я и без того мысленно разрушал себя — её жалостливый взгляд мне был не нужен. Конечно, возможно, она уже догадывалась обо всём: пусть я и из тех, кто всё держит в себе, но я также не всегда могу это скрыть. После того дня Урарака всюду следовала за нами, не оставляла ни на секунду. Это было так обыденно, словно так было всегда. Кацуки между нами двумя, мы по обе стороны от него. Я чувствовал себя униженным, видя ухмылки на лицах окружающих. Словно они всё знали: о всей ситуации, о моих чувствах к лучшему другу и самому популярному парню в школе по совместительству, который хоть и шёл рядом со мной, но его рука больше не лежала на моём плече. Мы с Каччаном больше не проводили перемены в худкружке, виделись только в столовой, потому что Урарака предпочитала ходить туда. Если раньше находиться в столовой было неприятно, то сейчас стало просто невыносимо. Мы больше не проводили время наедине, потому что, где бы мы ни были, она всегда была с нами. И пусть Кацуки пытался как-то одарить вниманием обе стороны, у него ничего не выходило. Конечно, это так не работает. Очако ему нравится, поэтому очевидно, что с ней он будет проводить времени больше. Даже несмотря на то, что она любит поболтать, тот факт, что у нас нет общих тем, автоматически исключает меня из любого разговора. Иногда Каччан пытался вовлечь меня в разговор, но это не приносило результата. Всё, что я хотел — уйти от них и не возвращаться, но я боялся, что это будет выглядеть слишком подозрительно и драматично. Да и мне нечего было сказать им. Вероятно, у меня не столь хорошо выходит скрывать свои истинные чувства. Я не из тех, кто может долго улыбаться несмотря ни на что. Если бы Кацуки задержал на мне более пристальное внимание, он бы наверняка всё понял. Они наверняка счастливы. Должно быть, приятно любить кого-то и получать от него взаимность. Я ужасный человек? Сначала меня тронул рассказ Урараки о Кацуки, но теперь я чувствовал лишь злость. Гневался на её улыбку, волосы, тонкий мелодичный голос, её милый сладкий смех. Гневался на то, как идеально куртка Каччана смотрелась на её миниатюрном теле. Мне же он её больше ни разу не одолжил. Я не хотел отдаляться от Каччана. Я думал, что справлюсь с этим, что пребывание рядом с ним сможет подпитывать моё одностороннее чувство, и этого будет достаточно, как бы удручающе это ни выглядело со стороны. Однако я пришёл к выводу, что не смогу больше этого выносить. Стоило повторить, что это первый раз, когда Каччан разгуливал с девушкой на всеобщее обозрение; все только и говорили о них. После появились насмешки в мою сторону, что я рогоносец, но я знал, что так будет. Не ровен час, как он официально попросит её стать его девушкой. Учитывая, что я застал их целующимися, я знал, что не готов к продвижению их отношений. Вероятно, я сломаюсь как жалкий слабак. Впрочем, им я и так являюсь. Всё происходило так быстротечно, что я не поспевал за этим. Я чувствовал, что всё сильнее становлюсь помехой, обузой, которая просто мельтешит где-то поблизости. По итогу, люди правы. Я не особенный. Возможно, Кацуки удивился бы, пропади я внезапно, но вряд ли бы он сильно воспротивился этому. Хотелось расстаться с жизнью каждый раз, когда Очако проходила мимо кампуса, улыбаясь до ушей, и Каччан прекращал разговаривать со мной, загипнотизированный этим видом. Я хотел умереть, когда он обнимал её за плечи, заставляя меня ощутить пронзающий холод. И так хотелось сдохнуть, когда они расплывались в улыбках перед очередным поцелуем. Сдохнуть, когда он одалживал ей свою командную куртку. Я хотел убить её: она выглядела такой счастливой, полностью завладев вниманием Кацуки. Кацуки никогда не целовал Урараку с языком, когда я был рядом. Обычные недолгие поцелуи, так что я понимал, что он это делает, чтобы я не почувствовал себя обделённым. И из-за этого было ещё паршивее. Я действительно помеха. Мы сидели за столом в столовой в окружении людей, которых я даже никогда не встречал. Каччан поднялся из-за стола и пошёл к буфету после того, как Очако сказала, что хотела бы поесть конфет, которые там продавались. Я сидел на стуле и еле подавил желание сказать ей: «у тебя что, ног нет, чтобы самой дойти?» — Ох, да он джентельмен, — прокомментировала она так громко, чтобы я мог услышать. Она так широко улыбалась, что казалось, эта улыбка способна разорвать её красные щёки. Её большие яркие глаза сосредоточились на его фигуре, удаляющейся в буфет лишь для того, чтобы приобрести то, что ей так сильно хотелось. Я мог поклясться, что слышал, как скоро бьётся её сердце, пока моё не издавало ни звука. — Он выглядит как герой, вышедший к нам прямо из фильма. Иногда мне кажется, что это всё сон. — Она сладко рассмеялась. — Я не знала, что он настолько идеален… Я отвёл взгляд, сдерживая порыв фыркнуть. Каждый раз, как Кацуки оставлял нас одних, Очако заводила одну и ту же шарманку. Я знал, что в этом не было ничего ужасного просто потому, что она была такой из-за переполняющих её эмоций. Ей хотелось поделиться ими со всем миром. А я просто хотел умереть. — Ты всегда это говоришь… — измотанный всем этим, я выпалил эти слова, сам того не желая, поэтому надеялся, что она не услышала этого. Очевидно, мне не повезло. — Ой, прости, — смущённо пробормотала она, заправляя чёртову прядь за ухо. Все её малейшие жесты капец как раздражали меня. Всё, чем я раньше мог восхититься, теперь вызывало во мне отвращение. Я злился сам на себя, потому что она ни в чем не виновата. Ей нравился Кацуки вот уже шесть лет, она заслуживала этого больше, чем кто-либо ещё… но я не мог противиться. Я сидел здесь и ненавидел её изо всех сил. — Должно быть, звучит нудно, да? Извини. Я понимал, что мне нужно уйти, прежде чем я сорвусь, потому что я уже переставал узнавать себя. Я был настолько морально истощён, что это начинало сказываться и на моём внешнем виде. Хотя, казалось, этого никто не заметил. И, хуже того, этого не заметил даже он. Я чувствовал себя хуже дерьма, размазанного по земле. — Забей, — сухо ответил я, даже не взглянув в её сторону. Атмосфера была ужасно угнетающей, и обычно это заставляло меня нервничать. Как правило, я всегда старался разрядить обстановку, но сейчас меня это абсолютно не волновало. Я хотел отгородиться от всего, проще говоря, пойти нахуй. Люди, сидящие с нами за одним столом, взволнованно расспрашивали Урараку об их с Каччаном отношениях, и она делилась с ними эмоциями, улыбаясь во все тридцать два. Я закатил глаза, сложил руки на груди и отвернулся. Чёртовы лицемеры. Что я вообще здесь забыл? Эта ситуация длилась ровно до того момента, пока Кацуки не вернулся, вновь заняв место между нами двумя. — Держи, — он положил конфеты перед ней, а его свободной руке не потребовало много временя для того, чтобы занять место над спинкой её стула. Она открыто улыбнулась и поблагодарила его, чмокнув в губы, прежде чем приступить к еде. — Я бы поделилась с тобой, но ты сказал, что не хочешь, — сказала она в мою сторону. Ешь сама. Я лишь пожал плечами, оглядываясь. Я был на пределе и больше не мог притворяться. Возбуждённый гвалт за столом действовал мне на нервы. Одна моя нога нервно задёргалась. — Всё хорошо? — Я был удивлён, когда Кацуки повернулся ко мне и спросил это чуть тише. За всю эту неделю, казалось, он впервые обратил внимание на то, что я веду себя странно. Возможно, это потому, что в этот день я действительно потерял всякое терпение. — Просто хочу спать. — Мои ответы были сухими и резкими. Я не смотрел в его сторону, потому что знал, что, стоит это сделать, как я больше не смогу лгать. — Я знаю, что тебе не по нраву в столовке. Обещаю — завтра останемся в нашем худкружке… Если ты собираешься и её туда притащить, то даже не вздумай. — Это не из-за этого. Я просто хочу спать, — я даже не пытался быть милым. Больше Кацуки ничего не сказал, но, пусть я и не смотрел на него, боковым зрением я видел, что его взгляд всё ещё прикован ко мне. Внезапно моё сердце пропустило удар. В начале недели я притворялся, однако теперь я, похоже, был похож на открытую книгу. До этого времени я был спокоен, убеждённый, что, как бы дерьмово я ни выглядел, он не обратит внимание. Неужели он заметил? Я облегчённо выдохнул, когда он отвлёкся на позвавшую его Урараку. Она в красках описывала, насколько божественны эти конфеты. После они стали говорить тише, так что я ничего более не смог разобрать. Спусковым крючком стал звук поцелуев. Вопреки испытанному ранее облегчению, мне вдруг захотелось, чтобы Кацуки хоть чуть-чуть поразмышлял своими немногочисленными извилинами и осознал, насколько сильно я сломлен и разбит. Больше я не мог дружить с ним как прежде, так что я собирался дать понять ему это. Мне нечего было терять. Однако Кацуки сделал вид, что не заметил, как мне плохо. Или же просто проигнорировал это. Больше вариантов у меня не было. Я не знал, что хуже. Я осторожно огляделся и заметил, как надо мной посмеиваются, перешёптываясь и скользя по мне взглядами. Мой и без того полный стакан с терпением окончательно переполнился. Я встал из-за стола прямо с подносом в руках, после чего ушёл пообедать в кабинете худкружка. Мне всегда было интересно, заметит ли он моё исчезновение. Мысли о том, что он заметит и сочтёт моё поведение странным, всегда удерживали меня. Однако… Как я и думал… Он этого даже не заметил. [Каччан]: эй [Каччан]: почему ушёл? [Каччан]: Что-то случилось? Это высветилось в окне уведомлений, но я не стал открывать. Сообщения пришли после того, как прозвенел звонок об окончании перемены, так что все уже находились в своих аудиториях. К счастью, здесь не было Кацуки или Урараки. Если бы я снова с ними столкнулся, то прошёл бы мимо. Я отключил телефон и бросил его на дно рюкзака. В классе было тихо, все внимательно слушали учителя по химии. Я же вперился в него безжизненным взглядом и выглядел совсем как робот: без эмоций, без какой-либо выраженной мимики. Возможно, учитель даже посчитает, что я впервые такой сосредоточенный на его уроке, но на самом деле он бы даже и предположить не смог, что именно творилось в моей голове. То, о чём я думал, никак не относилось к его предмету. Однако кое-что всё же привлекло моё внимание. — Влюблённость — это своего рода наркотик. — Речь заставила меня изогнуть бровь. — Научно доказано, что во время влюблённости мы настолько зависим от понравившегося нам человека, что это сравнимо с принятием наркотических веществ. Главную роль в формировании любовного влечения играет дофамин. Дофамин даёт нам ощущение эйфории, подталкивает нас к большему взаимодействию с партнёром. Поэтому, расставаясь с ним на какое-то время, мы грустим, у нас возникает абстинентный синдром или, проще говоря, ломка. Как итог, мы можем утверждать, что любовь воздействует на наш мозг таким же образом, как и наркотики. — Он чуть улыбнулся, заканчивая. Студенты удивлённо переглянулись. — Интересные выводы, не так ли? Я тяжело выдохнул и отвёл взгляд. Да уж, именно это мне нужно было услышать, чтобы этот день стал ещё краше, нежели он был.***
Прошло три дня. Прошло три дня с тех пор, как я полностью оборвал связь с Кацуки. Три дня с того самого момента. Я отвечал на его сообщения коротко. Три дня я его попросту избегал. [Каччан]: Ты где? [Каччан]: Я в столовке [Изуку]: Я не пойду туда [Каччан]: Так где ты? Я не ответил. Эти три дня я бегал в кабинет худкружка сразу же, как звенел звонок на перемену: ел там в одиночестве, переводил краски на бессмысленные каракули. Я не знал, что рисовать, да и не особо хотелось. Просто мне нужно было на что-то отвлекаться. Казалось, я с ума сойду, если не буду рисовать. Каччан спрашивал у меня, где я, но не приходил меня искать. Очевидно, что со мной было что-то не так, но он не пытался в это вникать. Эти сообщения выглядели вынужденными, как будто Кацуки на самом деле было неинтересно, где я нахожусь, и он просто спрашивал, потому что чувствовал себя обязанным это делать. Эти мысли выводили меня из себя, но я так сильно в них погряз, что не услышал, как дверь кабинета раскрылась. Я вздрогнул, когда чья-то рука легла на моё плечо. — Привет, — хриплый и низкий голос отразился эхом от стен кабинета. Я выдохнул и прикрыл глаза. Сердце совершило кульбит. Я не хотел его видеть, не хотел объясняться. У меня закончились силы на оправдания, и я боялся, что не смогу больше держаться. — Что рисуешь? Я был так зол. Он собрался делать вид, что всё великолепно? — Много чего, — безразлично ответил я, пожав плечами. — Что-то да рисую… — Мм. — Кацуки придвинул к себе стул и сел, облокотившись руками на спинку спереди. Каччан был так близко, и это сильно нервировало меня. Конечно, утешало, что смотрел он на холст, а не на меня. Только теперь до меня дошло, и я огляделся. — Где Урарака? — С подругами в столовой. — А-а. — И как же она тебя отпустила? Хотел бы я спросить. — И почему ты не с ней? — Потому что хочу поговорить с тобой. Я еле сдержался, чтобы не закатить глаза. Я был невероятно расстроен. Он правда не виноват, что влюблён в неё и хочет быть с ней рядом. Он не виноват, что я испытываю к нему чувства, но, чёрт побери, как же я паршиво себя чувствовал, настолько обделённым… А ведь он даже не скучал по мне. Я пропадал три дня, и он только сейчас созрел на разговор со мной? Гадство, я знал, что он не стремился меня ранить и действовал неосознанно, но это всё равно причинило мне боль. А ещё показало, что моё присутствие действительно не так уж много для него значило. Кацуки был не только тем, кто мне нравился, но ещё и моим другом, так что его поведение удручало меня ещё сильнее, чем могло бы. Кто я для него? Я думал, что мы с ним лучшим друзья, но теперь я сомневался, что вообще хоть что-то значу в его жизни. Возможно, я был весьма наивен, полагая, что такой популярный парень, как Бакуго Кацуки, возвысит кого-то вроде меня на такую ступень. — Ты ведь злишься на меня? — спросил он вдруг. — Только не говори, что нет. Я выдохнул, всё ещё не поворачиваясь к нему. От волнения сердце забилось быстрее. Я не знал, что ответить, потому что опасался, что мог ляпнуть больше, чем требовалось. Я промолчал и продолжил мазюкать кистью по холсту. — Почему ты соврал мне? — Я нахмурился на этот вопрос. — Ты же сказал, что она тебе не нравится. Какого хрена ты не сказал как есть? Я бы не стал мутить с ней, если бы ты мне признался. Неужели он действительно думал, что причина в ней? Я громко рассмеялся и положил кисть, наконец поворачиваясь к нему лицом. От такого резкого движения очки чуть соскользнули с переносицы. Так ты хочешь узнать правду, Каччан? Нет, не хочешь. — Ну ты и тупица, она мне не нравится. — Мне нравишься ты, чёртов придурок. — Ты думаешь, что проблема в этом? Знаешь, не всё в этом мире крутится вокруг девчонок. Кацуки нахмурился. И это вызвало во мне издевательский смешок. — Возможно, я ожидал слишком многого от суперпопулярного и великого Бакуго Кацуки. Считал, что он продолжит таскаться с таким ничтожеством, как я, когда у него появится новая девушка и все эти отношения… — Ты прикалываешься, Деку? — он прервал меня. Его лицо и чуть распахнутые глаза выражали возмущение после моих слов. — Жесть, это какой-то бред. Я изо всех сил пытался расположить тебя, чтобы ты втянулся, но тебе было плевать. — То есть хочешь сказать, что между нами ничего не поменялось и я вижу проблему там, где её нет? — я повысил голос, кровь в жилах закипала с каждым словом. Я плотно сжал зубы, тихо прорычав. — Она всегда таскается с нами! Мне надоело держать свечку над вашими лобызаниями! Я чувствую себя лишним! Вот и всё. Я взорвался. — Ты пытаешься втянуть меня в разговор только потому, что чувствуешь себя обязанным передо мной, а не потому, что действительно хочешь поболтать! Рядом с тобой я чувствовал себя защищённым! Но сейчас, когда мы перестали общаться, как лично, так и в смс, я остался один! Все вокруг только и делают, что высмеивают меня. И ты даже не представляешь, сколько дерьма я выслушал за последнюю неделю! Бакуго распахнул глаза, не прерывая. — Да срать ты хотел на меня! Прошло три дня, и ты только сейчас пришёл извиняться! Блять, мы вообще были лучшими друзьями или нет? Тебя вообще волнует, что я чувствую?! — Естественно, волнует! Для меня это пиздецки важно! — внезапно Кацуки схватил мою руку и крепко сжал её. Я расширил глаза. — Деку… Чёрт, прости. Я никогда не думал, что услышу извинения от самого Бакуго Кацуки. Мы никогда по-настоящему не препирались, не доходили до таких ссор, но всё равно всем было известно о том, насколько он гордая личность. Он не извинялся даже когда кого-то бил по лицу. — Я не знал, правда. Не знал, что ты так себя чувствуешь. Извини, я не хотел как-то навредить. — Каччан опустил голову на долю секунды, прежде чем снова посмотреть на меня. — Ты же блин… мне как брат. В этот самый момент воздух покинул мои лёгкие. Я отвернулся. Дерьмо… Лучше бы он назвал меня просто знакомым, коллегой, нежели братом. Да что угодно бы подошло, но… Брат? Пиздец. Да ты меня вконец размазал. — Я полнейший придурок, ты прав. И ты охренеть как нравишься мне. Думаешь, стал бы я так надрываться, если бы это было не так? Ох, как же я жаждал, чтобы его «нравится» имело тот контекст, в котором я столь нуждался. — Стал бы пытаться разговорить тебя или бежать сюда, чтобы прояснить ситуацию? Я не хотел, чтобы все эти умалишённые фанатики боготворили меня. Ты прекрасно знаешь, что мне абсолютно насрать на всю эту херню. Если бы я не хотел видеть тебя, то просто избавился бы и забил на тебя хуй. Да, возможно, пару раз ты оставался в стороне, но, поверь мне, это было не намеренно. И я очень сожалею. Ты не пустое место. Этого не повторится, поэтому, пожалуйста, не говори больше таких слов. Я всё ещё был под впечатлением из-за того, что он назвал меня «братом», так что не мог как следует порадоваться за всё остальное, что он произнёс. Его рука сжала мою сильнее. Я выдавил слабую улыбку. Сердце билось неумолимо, фраза «Ты же блин… Мне как брат» продолжало эхом отдаваться в голове. Я вздохнул. — Я… Я тоже понимаю тебя, Каччан, — по итогу, я сдался и опустил голову. Несмотря ни на что, мне казалось несправедливым заставлять его испытывать чувство вины просто за то, что он хотел быть с человеком, который ему нравился. Это нормально, что он хотел проводить с ней больше времени, чем со мной, и я ничего не мог с этим поделать. Более того, винить Урараку я тоже не мог. На её месте я бы тоже вцепился в Кацуки, как ленивец в ветку дерева. Я ведь просто злился и ревновал. С этими чувствами мне придётся учиться жить, держать их в узде, поскольку я не мог вот так вымещать их на других. В конце концов Каччан не просил меня влюбляться в него. — Я знаю, что ты не пытался вредить мне, и что она тебе просто нравится… Я понимаю, — продолжил я, по-прежнему избегая зрительного контакта. И это худший итог. Потому что тебе не за что извиняться, Каччан. Я не могу злиться на тебя за твою влюблённость, так же, как и мне бы хотелось, чтобы ты не разозлился на мою. Это моя ошибка — я влюбился в того, кто не ответил бы мне взаимностью. Это не твоя вина. И не её. Мне придётся смириться с тем фактом, что мы больше не сможем дружить как раньше. Мне придётся примириться со своей беспомощностью, потому что такова жизнь. Я не мог плыть против течения. — Не хочу, чтобы ты думал, что я пытаюсь тебя как-то увести подальше от неё, потому что это не так… Да, я бы очень хотел, чтобы ты ушёл от неё. Но этого должен захотеть ты сам, а не потому что так пожелал я. — Просто… — я вновь выдохнул и выдавил очередную фальшивую улыбку, вжимая голову в плечи. — В общем, извини, если я слишком драматизировал… Я такой жалкий, да? У меня совсем не было друзей, только Кацуки. Он не виноват, что я настолько асоциален, что предпочитал прятаться в кабинете худкружка каждую перемену, а не быть среди сверстников. Теперь, когда накал гнева поугас, я понимаю, что, возможно, был слишком несправедлив. Каччан не может спокойно наслаждаться конфетно-букетным периодом, пока ему приходится метаться между девушкой и лучшим другом-одиночкой. Я всего лишь обуза. Урарака вероятно сама устала от меня, но она слишком добрая и милая, чтобы сказать об этом прямо. Он был моим единственным другом, ещё и парнем, который мне нравился. Могла ли быть эта ситуация ещё плачевнее? — Ты не драматизировал, Деку. На самом деле мне даже приятно, что ты так печёшься обо мне. Я даже и предположить не мог, — на его губах появилась полуусмешка. Я чуть растерялся, так что нахмурился и наконец посмотрел на Каччана. — Я всегда думал, что ты независимый… Типа самодостаточный. Думаю, это подходило под твоё описание. Ты выглядел как человек, который ни в ком не нуждался, понимаешь? Что? Я действительно выглядел в его глазах таким образом? Мне всегда казалось, что он считал меня одиноким… Или же он просто пытался утешить меня этими словами? — Так что ты прав, не кори себя теперь. Прости, что заставил тебя подумать, что ты для меня никто. Другая его рука потянулась к моему плечу и сжала его. Я тяжело сглотнул, тепло его ладони распространилось по моей коже и вызвало покалывание. Сердце бешено колотилось. Боже мой, если я ощущал такое только лишь от простого прикосновения к плечу, через одежду, то что бы со мной было, опустись она чуть ниже?.. Что бы было без одежды? Трудно представить, что бы со мной могла сотворить эта рука, если бы вдруг опустилась на моё бедро и… — Я не должен был оставлять тебя одного. Что эти полудурки тебе наговорили? Я чуть пристыженно рассмеялся, смущённый своими мыслями. Как вообще мог думать о таком, когда объект моих мечтаний сидел прямо передо мной, считывая эмоции на моём лице? Я покраснел, подумав, что было бы, научись вдруг Кацуки читать мысли. Хватит витать в облаках, Мидория. Ты не она. — Лучше бы тебе не знать… — Как раз мне лучше узнать. — Это не так важно. Да и всё уже закончилось… Меня мало волнует, что обо мне болтают, не беспокойся. — Деку, мне плевать, важно это для тебя или нет. Для меня важно. Скажи, кто и что тебе пизданул. Назови имена. Я выбью всё дерьмо из этих ебланов. Я засмеялся и закатил глаза, лишь бы скрыть, как заколотилось сердце в груди. Как ты вообще можешь мне разонравиться, когда ты такой? Урарака была права — ты идеален. Нет смысла винить её за то, что она вздыхает о тебе на каждом углу и осмеливается на искренность лишь в твоё отсутствие. Верно. Она тебе так идеально подходит: ждала тебя шесть лет, даже и не мечтала, что когда-нибудь вы сойдётесь. Будь она на моём месте, то не посмела бы предаться таким разрушающим чувствам, как гнев, зависть и ревность. Она бы не стала вести себя как я. Наверное, она бы порадовалась за меня. Каждый раз, сравнивая нас, я понимал, что проигрывал. Она ангел, абсолютно неземная. Пришло время принять это и признать её твоей девушкой, перестать ожидать той же отдачи, которую получает она. Печально, потому что, несмотря на твои утешительные слова, я знал, что в конечном счёте мы расстанемся, Каччан. Нам не под силу это контролировать. Ведь я больше не смогу оставаться подле тебя. — Тогда тебе придется избить всех в этой школе, — ответил я, посмеиваясь. — Я бы всех отпиздил, а после нацепил на них ошейники и заставил потяфкать. Мы посмеялись над этим дежавю. — А если серьёзно, Деку, то плевать на эту падаль, они кучка дегроидов, имбецилы, которые не смогут сложить два и два, — он хохотнул, хотя на его лице не было и намёка на шутку. — Тупые отморозки, которым я бы снёс их тупые бошки, если бы мог. Ты потрясающий, братан. Впервые я смог искренне улыбнуться. Так глупо. Ох, и почему ты не мог быть типичным изнеженным натуралом? Было бы намного проще… — Я серьёзно, просто укажи на того, кто говорил всю эту хуйню, и я прикончу их. Я злюсь, потому что тоже виноват в произошедшем дерьме. Будь я с тобой, этого бы не произошло. Это было сильнее меня. Моя рука двигалась сама, мягко укладываясь на его щеке. Горячая. Глаза Кацуки чуть расширились. — Ты не виноват. Ты не мой телохранитель, понимаешь? — я тихо засмеялся, и меня посетила мысль, что он так ведёт себя, потому что видит во мне младшего брата, о котором необходимо заботиться. Моя внутренняя улыбка померкла, но внешнюю я всё ещё пытался сохранить. — Всё в порядке, правда. Хоть я и опасался его реакции, но всё же нежно погладил его лицо. Вторая моя рука была всё также зажата в его собственной, тогда как левой он сжимал моё плечо. Через пару мгновений на нас обрушилось смущение, но мы никак не акцентировали на нём внимание, продолжали мерить друг друга пристальным взглядом: таким пронзительным и безмолвным. Ещё никогда он не казался мне таким близким, как в этот момент. Я почти забыл, что он назвал меня своим «братом». Яркие лучи солнца отражались на его непослушных локонах, делая его блонд ещё более ярким. Красные радужки, горевшие как два огненных шара, были направлены только на меня. Я обманывался этим взглядом, который будто бы говорил, что я единственный человек в этом мире. Больше всего на свете мне хотелось податься вперёд и поцеловать его. Его руки так касались меня, что эти места покалывало. Мысленно я был уже где-то не здесь. До тех пор, пока дверь внезапно не открылась, заставив нас испуганно вздрогнуть. — О, Кацуки! Наконец-то я тебя нашла… Девушка замолчала на полуслове, переводя растерянный взгляд то на Кацуки, то на меня. Мы быстро отдёрнули руки. Очако мило улыбнулась. — Я что, помешала вам?.. — спросила она, посмеиваясь. — Ага, я почти пососался с Деку, а ты всё испортила. Каччан пошутил, и она засмеялась. Чтобы скрыть своё смущение и вспыхнувшие розовым щёки, я тоже постарался рассмеяться. — Мы просто обсуждали некоторые дела, — наконец уточнил он, глядя на неё с лёгкой улыбкой. — Вот как, понятно, — она улыбнулась, но я заметил кое-что… странное в её выражении лица?.. Возможно, разыгралась моя фантазия. — Вы уже закончили? Каччан на мгновение задумался, прежде чем ответить: — Я побуду здесь ещё чуток… — Мы закончили, да, — прервал его я. Кацуки посмотрел на меня чуть растерянно. Я отвернулся от Очако и улыбнулся ему, чтобы вселить уверенность. — Всё хорошо, иди. Он молчал и смотрел на меня, как будто не зная, как стоит поступить. — Ну же, я ещё немного порисую. Перемена скоро закончится… Иди, не волнуйся, — сказал я уже тише: так, что слышал только он. Кабинет был довольно просторным, так что стоявшая у двери Очако чисто физически не могла нас услышать. — Уверен? — Уверен. Он смерил меня недолгим взглядом, прежде чем улыбнулся. Хотя больше меня, конечно, изумил лёгкий чмок, который Кацуки оставил на моей щеке, прежде чем подняться со стула. Я покраснел как чёрт. Если раньше я считал, что мои щёки горели, то сейчас был уверен — на них можно было пожарить яичницу. Урарака открыто улыбнулась Кацуки, когда он приблизился к ней. Они оба помахали мне на прощание, прежде чем выйти из комнаты. Когда они повернулись ко мне спиной, Очако внезапно обернулась на меня и улыбнулась так широко, что её глаза стали похожи на полумесяцы. Я ответил взаимностью, одарив её фальшивой улыбкой. Вздохнув, я взял кисть и снова сосредоточился на рисовании. Разговор Кацуки всё не шёл из головы. Теперь я действительно почувствовал себя легче: пропал груз с плеч, а ещё я перестал испытывать гнев. Однако теперь давило нечто иное. Реальность. Пришло время обозначить своё место в этой цепи. Кацуки был с Ураракой, и она ему нравилась. Мне не следует ожидать, что наши с ним отношения останутся такими же, как прежде. Разумеется, тот, кто влюбляется, начинает всё меньше времени уделять своим друзьям, и это было естественно. Это законы жизни. Я обязан принять реальность такой, как она есть, а ещё занять себя иными вещами. Я не мог ждать от Каччана той же отдачи в общении, как было раньше. Я не хотел терять дружбы с ним, но и не мог от неё зависеть, иначе мог тронуться умом в конечном счёте. Мне нужно познакомиться с другими людьми, а после мои чувства будут понемногу угасать. [Каччан]: Я провожу Урараку до дома. [Каччан]: А потом приду к тебе, ок? Эти сообщения пришли сразу же, как прозвенел последний звонок в школе. Занятия закончились, пора было идти домой. Одноклассники побросали все свои принадлежности в рюкзаки и, взвинченные, спешили прочь. Я перекинул рюкзак через плечо, в одной руке держа сотовый телефон, а другой поправил свои круглые очки в чёрной оправе. Учитель пожелал нам хорошего дня и ушёл. Я шёл к выходу, печатая на ходу ответ для Кацуки. [Изуку]: Не надо. [Изуку]: Лучше останься с ней, Каччан. Я не хотел быть помехой для него и уж тем более не хотел, чтобы меня расценивали как бедняжку, выпрашивающую хоть толику чужого внимания. [Изуку]: Я в порядке, правда. [Каччан]: Ой, да заткнись, мелкий. [Каччан]: Мне не терпится поесть ту корейскую еду, о которой ты говорил. [Каччан]: Жду не дождусь, как выйду из твоего дома с диким расстройством кишечника. Это рассмешило меня в голос. Боже мой… И почему ты такой? [Изуку]: Придурок, я не так уж плохо готовлю!!! [Каччан]: АХХАХА, да-да, конечно! — Пытаешься смеяться, чтобы не обрыдаться, зелень? — прокомментировал моё поведение случайный парень, когда проходил мимо меня в компании своих друзей. Лица были мне знакомы, но имён я не знал. Они всегда что-то говорили, когда мы пересекались. Я чуть нахмурился и убрал телефон в рюкзак, проигнорировав их слова. Я продолжил идти дальше. — Мы только что видели, как Кацуки сосался со своей сочной цыпочкой, — он усмехнулся и незамедлительно продолжил. — Ну как, расскажешь, каково быть кинутым, а? — Если бы меня бросил Кацуки, я бы этого не пережила, — сказала одна из девушек, рассмешив подруг. — Эй, а это правда, что у него большой член? — Большой член трудно забыть, — поддразнивала её подруга. — Ах, зелень, а чего ты ожидал? Что навсегда останешься любимцем Бакуго? Что он продолжит тыкать этим всем в лицо? — Даже не глядя я чувствовал, как девушка с длинными светлыми волосами во всю улыбалась. — Ты не женщина, дебил. Я поджал губы. — И теперь ты один, кринжуля. Пойди предложи Киришиме свой зад, он тоже довольно популярен! Это ведь единственный способ, чтоб на тебя внимание обратили, а? Все они, а ещё рядом подслушивающие ученики, разразились смехом. Порой мне очень хотелось ответить им тем же, но я понимал, что оно не стоит того, что они задавят меня, если я подкину им новых причин продолжать эти издевательства. Я выдохнул, сжал ремень рюкзака в руке и ускорил шаг. — До встречи, зелень! Желаем успехов с тридцатисантиметровым дилдо, повеселись там! Сжав лямки рюкзака до боли в руках, я почти что бежал отсюда и выдохнул лишь тогда, когда оказался за огромными воротами Юэй. Мне всегда было плевать, меня никогда это не задевало… Но почему же сейчас из моих глаз текли эти горькие слёзы?