MY OBSESSION

      Узнавать больше о Юнги оказалось неожиданно приятным. Пусть даже Хосок не мог узнать все подробности, он понемногу начинал видеть в вампире живое существо, а не искусную иллюзию человека.       Стало известно, что Юнги занимал высокую должность в нише правосудия, не только относящегося к людям, но и вампирам. У ночных жителей он был тем, кто карал за неповиновение — являлся чуть ли не самим законом. Для людей же, до недавнего времени, одним из чинов в верховном суде, но вынужден был уйти в отставку, так как срок службы затянулся.       Понятным стало откуда эта привычка держать спину идеально прямой, ходить с абсолютно непроницаемым выражением лица, внимательно слушать и мало говорить в ответ. Фактически Юнги являлся хранителем тайн, с которыми успешно веками справлялись также родственные кланы Чон и Мин.       Однако смущал факт того, что если покушение на людскую жизнь каралось верховным судом, тогда и сам Юнги нарушил данный закон. Уже после того, как оказался в спальне, Хосок долго обдумывал услышанное. Чонгук будто специально не акцентировал внимания на данном факте, но сам Хосок не мог думать ни о чём другом.       В голове зарождалось множество гипотез и домыслов. Ведь получалось, что он — Хосок, был жертвой и свидетелем в одном лице нападения вампира на человека. И не просто вампира, а самим карателем Мин Юнги. Из этого последовал вывод, что он всё-таки заложник, и хорошее отношение к нему не что иное, как задабривание со стороны семейства.       Долгие размышления привели и к другим выводам. При знаниях и памяти о том, при каких обстоятельствах произошла их с Юнги первая встреча, у вампира сработал инстинкт. Ведь даже водитель при угрозе столкновения уводит машину для сохранения собственной жизни, будь на соседнем сидении самый дорогой для него человек.       Инстинкты никто не отменял, и сейчас Хосок чувствовал внутри себя, как они взбушевались и обострились до предела. А потому, больше не в силах сдерживать себя, накинув куртку, он вышел из дома и беспрепятственно покинул территорию усадьбы, чтобы направиться в город.       Шестое чувство подсказывало ему, что он шёл в правильном направлении. Ведомый лишь инстинктом внутреннего зверя, Хосок, будучи уверенным, шёл в сторону того самого кафе, где впервые встретил Юнги. Подсознательно он уже был уверен, что найдёт его именно там.       Отказавшись от идеи зайти через главный вход, Хосок нырнул в проулок и, ловко забравшись по пожарной лестнице, проник в приоткрытое окно, которое вело в длинный коридор над кофейней. Где-то здесь должен располагаться офис Юнги. Не обратив внимания на то, что на улице зима и окна, обычно, закрыты в такое время года, Хосок мягкой поступью без промедлений направился к кабинету.       Несмотря на бурлящий в крови адреналин, сердце Хосока словно замедлило свой ритм. Он не был доктором и не мог объяснить, почему глупый орган не пытался вырваться наружу, ломая рёбра, как это было раньше от одной лишь мысли о Юнги. Ему было плевать и на лёгкие покалывания ледяных пальцев рук и ног, они медленно распространялись и по всему телу. Невзирая на отсутствие света, он шёл, ведомый наитием.       И вновь…       Уже привычное состояние. Будто придя в себя после потери сознания, Хосок почувствовал лёгкое покалывание во всём теле и с трудом разлепил веки. Яркий свет ударил по чувствительным к солнечным лучам глазам, от чего он зашипел и поторопился прикрыть их ладонью.       Голова раскалывалась беспощадно. В горле образовался ком. Снова хотелось пить, будто нестерпимая жажда при сильном похмелье высушила его до капли.       Стараясь не обращать внимания на дискомфорт, Хосок приподнялся. Он не понимал, что произошло в том тёмном коридоре, почему опять произошёл провал в памяти. Но больше всего его беспокоило то, где он проснулся. Вместо привычной комнаты и широкой кровати с пологами Хосок лежал на узкой тахте, бережно укрытый светлым мягким покрывалом.       Хосок понемногу приходил в себя. Он осматривал просторную комнату, обставлены массивными шкафами полностью забитыми толстыми книгами, на корешках которых выведены незнакомые символы золотой прописью. Через панорамные окна просачивались пронзающие лучи солнца, от которых не спасали даже задёрнутые шторы. Они шевелились, пропуская свет, будто в зимний день кто-то открыл окна, но холодна не ощущалось. Наоборот, хотелось вдохнуть полной грудью и вновь прикрыть глаза, провалившись в сон.       Вскочив на ноги, Хосок наконец осознал, что находился не у себя дома и не в зеркальном особняке. Он не знал, что это за место. Пол из белого мрамора, свободные участки стен, которые не заполняли полки с книгами, украшала лепнина, а на высоком потолке величественно висело паникадило.       Озаряясь по сторонам, сильнее кутаясь в покрывало, будто оно смогло бы защитить, Хосок поспешил к приоткрытой массивной двери. Впервые он не чувствовал страха, лишь замешательство, и всё тот же рой вопросов, словно кожный зуд после укусов, не давал покоя. Ступая тихо, быстрым шагом Хосок добрался до двери и тут же замер, вглядываясь в пространство за ней и прислушиваясь.       Впереди был длинный партер. Белые колонны в тон перилам выглядели так, будто он находился театре, будто через пять шагов вперёд увидит огромный зал. Хосок несколько раз моргнул, стараясь прийти в себя и понять, что всё это происходит наяву. Он сделал всего два шага вперёд и затих, услышав приглушённые голоса, доносящиеся откуда-то снизу. Быстро сориентировавшись, Хосок спрятался за тяжёлым пологом и прислушался, аккуратно выглядывая из-за своего укрытия.       Внизу всё же оказался не театр. Никаких там сидений для зрителей и сцены. Это была большая полукруглая белоснежная зала с кучей книг, как и в предыдущей комнате, и большим массивным изготовленным из тёмного дерева столом, за которым сидел знакомый ему человек и спокойно говорил с тем, кто стоял напротив.       — Мне не могло показаться, ты приехал за ним в мой дом! — в голосе недовольство, и европейский акцент ещё сильнее резанул слух. Хосок понял, что вторым человеком был никто иной, как Ха, и он был недоволен.       — Прикажи людям из клана покинуть здание, — спокойно, будто не слушая, о чём говорил собеседник.       После чего послышался тихий звук отодвигающегося стула, и Юнги встал на ноги — очевидно, это вызвало смех со стороны Ха, потому что хохот раздался по всему помещению отскакивая эхом от стен.       — О нет, Мин Юнги. Я пришёл заявить о совершённом преступлении, — продолжал глумиться Ха.       — Тогда обратись в палату секретарей и пройди процедуру, как заявитель, — всё так же сдержанно отвечал Юнги, и по спине Хосока пробежал табун мурашек. Пусть голос и был спокойным, но в нём чувствовались власть и угроза. Они были ощутимы, будто обволакивали всё пространство. — Ты знаешь правила…       — А ты, видимо, забыл их! — резко выкрикнул Ха.       Хосок уже хотел вскочить на ноги и броситься инстинктивно вперёд. Неприятное скулящее чувство внутри и неконтролируемая тревога требовали немедленно защитить того, кто являлся каждую ночь. Встать между ним и угрозой, закрыть собственной грудью, прижать к себе. Но не успел Хосок выйти из-за своего укрытия, как встретился с тёмными глазами — они смотрели настолько пристально, что казалось, всего мгновение — и этот взгляд пригвоздил бы его к месту. Но стоило моргнуть, как зрительный контакт исчез, будто его и не было вовсе. Юнги вновь смотрел на Ха.       — Ха Чоным, вы, видимо, забываете с кем говорите, — третий голос, человека, которого было не видно, так как он стоял где-то под балконом. — Мин Юнги является верхо…       — Да-да, вот и верный пёс появился, — зашипел Ха. — Чон, не надоело третий век прислуживать этой одинокой собаке?..       — Попрошу замолчи, — грозно предупреждая.       Чонгук наконец появился в поле зрения Хосока. Его голос был твёрдым, привычные нотки ребячества исчезли, сейчас он был серьёзен, направляясь прямиком к столу.       — Ты пытаешься прикрывать лжеца! — никак не успокаиваясь, стоял на своём Ха, и Хосок, кажется, всё понимал. Ведь они говорили о том дне в переулке, и, получается, он был тем самым подтверждением преступления Юнги.       — Я сделаю вид, что не слышал этого, а ты немедленно выйдешь за дверь и покинешь здание, — вновь спокойно попросил Юнги.       — А то…       — А то, что клан Чон уже тут и мы готовы исполнить свой долг в любой момент. Ты станешь тем, кто оскорбил без основания и доказательств главу священного клана Мин, и будешь уничтожен, а это, в свою очередь, приведёт к бессмысленной войне, как уже было много веков назад. Зачем нам проливать столько крови и терять людей в этом противостоянии? Ха, подумай над тем, что говоришь, и поступи правильно, а то твой отец будет весьма огорчен потерей единственного наследника, который при всём этом ещё и опозорил их имя! — прервал Чонгук, обойдя Ха и встав за правым плечом Юнги, после чего образовалась абсолютная тишина.       Хосок забыл, как дышать. Он уже проклинал тот день за то, что выжил, за то, что так слаб перед этими монстрами. Ему когда-то хотелось тихо жить дальше, борясь с роком своей судьбы, но при нынешних обстоятельствах в голове одно желание — просто умереть, ведь он был тем, из-за кого сейчас оказался в опасности Юнги. И плевать он хотел, что этот человек или вампир был для него чужим, сердце говорило об обратном.       Пока Хосок пытался совладать с собственными мыслями и телом, снизу послышался хлопок с силой закрывшейся двери. Он подскочил на ноги и тут же замер. Чонгук бережно держал за плечи Юнги усаживая обратно в кресло. Казалось, что у него не осталось сил. Чёрные волосы спали на лоб, закрывая глаза. Одной рукой Юнги держался за крепкое предплечье Чонгука, а второй опирался о столешницу. Будто готовый потерять сознание, полностью опустошенный Юнги слабыми руками принял стакан с белой жидкостью от Чона и сделал глоток.       — Так продолжаться не может, Юнги, — тихо позвал его Чонгук, но Хосок всё равно прекрасно слышал, мысленно превращаясь в слух. — Ты не можешь так рисковать и находиться долгое время с ним так близко.       — Всё в порядке, — полушёпотом возразил Юнги, вышло совсем неубедительно.       — В порядке?! — повысил голос Чонгук. — Ничего не в порядке. Ты с трудом стоишь на ногах. Если кланы узнают, что твои силы испаряются, стоит ему подойти к тебе, и ты становишься таким слабым, они захотят захватить власть. А он не сможет тебя защитить. Я не могу ускорить процесс перевоплощения, его человеческая натура слишком сильна. Такого ещё не было, никогда. Понимаешь?       — Чонгук, — тихо позвал Юнги, совсем не обращая внимания на встревоженные интонации своего брата. — Я не могу сопротивляться, он сам ищет встречи, преследует. Он, может, даже не осознаёт, это не его вина. Я сотворил это с ним.       Пространство пронзил громкий звук разлетающегося стекла стакана, что упал со стола, потому что руки вампира совсем ослабли и не были способны удержать.       — Не говори так, — почти умоляя, взвыл Чонгук. — Ты знаешь, что выход есть.       — Я не хочу этого слышать, — настаивал Юнги, попытавшись встать, но ноги не держали, и лишь сильные руки Чонгука спасли от падания. Он обнял его, прижимая к себе, и Хосок больше не мог притворяться мебелью и смотреть на то, что происходило внизу.       Вбежав обратно в комнату, в которой проснулся, Хосок тут же заметил дверь на противоположенной стороне. Ему следовало бы просто вернуться и выяснить всё, но глухое сердце сжималось от боли, ведь братья друг друга так не обнимают, не прижимают к себе. Словно в бреду, спасаясь от собственных мыслей в голове, Хосок выбежал в ту дверь, очутившись в чьей-то спальне. Неожиданно комната отличалась от предыдущих двух. У неё были стандартной высоты потолки, и обставлена она по последним тенденциям современности. На стене висела большая плазма, а у противоположенной стены находилась двуспальная кровать.       Заметив ещё одну дверь впереди, Хосок направился к ней, распахнув её, он очутился в небольшой ванной комнате с туалетом и тут же замер. Почему-то стало совсем противно от самого себя. Тогда он понял, где всё то время, что он сам занимал комнату в стеклянном особняке, жил Юнги. Импровизированное жильё казалось совсем не обжитым, будто номер в отеле, идеально убранное, безликое.       А что, если Юнги спал на той самой тахте, не способный дойти до этой комнаты? Что, если из-за него, Хосока, Юнги не мог жить в собственном доме?       Вопросы сами находили ответы, он услышал достаточно. И пусть Хосок не просил о нынешней судьбе. Пусть не был виновен в том, что оказался в нетом месте и не то время и выжил. Он чувствовал в груди тяжкий груз вины, хотя никто за это время ему не сказал об этом ни слова. Всё было наоборот, они были очень добры к нему. Пытались защитить. Он верил в это, никаких других мыслей, лишь слепая вера и вернувшееся желание быть рядом, обнять, забрать себе. Но сознание упорно напоминало, насколько сам Чон слаб. Чонгук сам сказал, что Хосок не мог защитить, а значит, ему следовало уйти.       Развернувшись и намереваясь бежать куда глаза глядят, невзирая на жгучее желание остаться в этом месте, Хосок фактически врезался в крепкую грудь стоящего в проходе человека.       — Ты ведь не собрался наделять глупостей? — спокойно перехватывая сразу за оба запястья, спросил Чонгук.       — Мне нужно уйти, — молил Хосок.       — Я понимаю, что ты услышал всё, о чём мы говорили. Мне так жаль, что ты опять сделал неприятные и, скорее всего, неправильные выводы. И мне жаль, что в тот момент я не знал, что ты наверху, — пытался успокоить Чонгук, не отпуская рук, отчего слова его казались ложью.       — Если я всё неверно понял, то отпусти, — повысил голос Хосок.       — Нет, ты наделаешь глупостей, а я не могу тебе этого позволить, и на улице пока небезопасно, — покачал головой Чонгук. — А ещё я чувствую, что ты совсем не хочешь уходить, хотя это может быть наваждением после того укуса, и ты сам не можешь понять, чего хочешь. Но я тебя всё равно не отпущу, пока не расскажу тебе правду, а там ты сам решишь.