We were born to die

— Нанами! Нанами! — с трудом выбравшись из-под его руки, Мори хрипловатым шепотом начала звать мужчину. Тот ее желания просыпаться не разделял.   Девушка заворочалась, попыталась вылезти из-под одеяла. Ее взгляд был прикован к незашторенному окну, к легким снежинкам, пикирующим мимо и слепящим своей белизной. Снег.   Они проспали снег!   Увидеть его было достаточной редкостью, Токио не славился сугробами, искрами вспыхивающими под фонарями. Классические рождественские украшения казались насмешкой на фоне голого асфальта, не полысевших деревьев и пробивающейся травы. Не так, как в фильмах. Без вороха снежинок на шарфе, снеговиков в округе и желтых проблесков гирлянд и фонарей среди припорошенных витрин магазинов.   Слегка приподнявшись, перегнувшись через вздохнувшего мага, Аямэ потянулась к окну, пытаясь разглядеть дорогу. Там обязаны быть сугробы, даже если совсем маленькие — не страшно! Мори даже ради жалкой горстки не успевшего растаять снега пулей влетит а ботинки и понесется наружу.   — Аямэ, под елкой не будет подарков, ты все вчера распаковала, — обреченно промычал маг, с трудом разлепляя глаза и всматриваясь в циферблат часов. Восемь утра. А легли они вчера почти в пять.   Но девушка не прекращала, ворочалась на Кенто, топталась, руками упиралась ему в живот и завороженно смотрела в окно. Мужчина взглянул следом и мягко усмехнулся. Снег. Совсем как ребенок.   — Там снег идет! Пошли, — она запрыгала на нем, как жизнерадостная собачонка, поднимающая своего хозяина на прогулку. Склонилась над ним, заглянула в глаза, улыбкой ослепляя не хуже искрящегося под электрическим светом фонаря снега.   Кенто не сдержался от легкой улыбки в ответ. Хотя спать все равно хотелось неимоверно.   — Там холодно. Если снег не тает, значит, очень близко к нулю.   Но Мори все было ни по чем. Она продолжала топтаться сверху, руками переминаться на груди, животе и смотреть. Не отрывать взгляда от искр снежинок, будто приглашающих ее выйти на улицу. Такого подарка на рождество она получить не ожидала.   Когда она вытащила его на улицу, Нанами с едва тронувшей губы улыбкой взглянул на сереющее небо, низвергающее из себя снопы снежинок. Мори бегала по узкой улице, поднимала руки, ловя снег, и безумно улыбалась. Будто вправду впервые его видела.   Когда девушка подбежала с ворохом начавших таять искр на ладони и сунула их магу под нос, он ничего не сказал. Просто застегнул повыше куртку, расправил сползший, наспех наброшенный шарф и прикрыл горло. Одернул шапку почти на нос, засунул руки в карман и достал перчатки. Игнорируя недовольные возгласы, всунул пальцы Аямэ и удовлетворенно кивнул.   — Так таять медленнее будут.   Аямэ с прищуром посмотрела на него, задрав голову, не до конца уверенная, что ее прямо сейчас через плечо не перекинут и в дом не занесут. Но Нанами продолжал изваянием стоять, с облеченным в камень спокойствием, и просто смотреть.   На щеке у Мори отпечаталась подушка.   А когда поднялся ветер и взметнул вверх снежинки, выросла очередная улыбка.   Кенто не сдержался и растянул губы в ответ, наблюдая, как девушка пытается слепить из холодного хрусткого снега снежок и с непередаваемой эмоцией расстраивается, когда непослушные снежинки отказываются держать форму.   Мужчина ощущал себя отцом-одиночкой с бойкой и беспокойной девчушкой. Но был несказанно рад видеть улыбку и искреннее счастье на лице той, кого жизнь не пощадила и судьба скидку не сделала.   — Ты не замерзла? — голос все еще звучал хрипловато, глаза приходилось щурить на слишком яркий свет фонаря, но Кенто продолжал стоять. Пока Мори бегала вокруг него чуть ли не с воплями, соскребая со всех поверхностей снег и смахивая его в кучку. Как жаль, что для снежного ангела не хватит.   — Не-а, — и снова улыбка, от которой щеки уже болели, но с лица сходить она не переставала.   Перчатки промокли насквозь, постоянно опускаемые в снежные покровы; пальцы под ними начало покалывать, Аямэ под заклад побиться была готова, что они еще и покраснели. Но проверять было чревато, ведь Нанами не повременит с тяжелым взглядом и приглашением пройти домой, на которое отказ не принимается.   Девушка собрала снег со всей округи. Смахнула с машин, с бордюров и крышек почтовых ящиков; намела себе неплохую такую горку и теперь стояла, разглядывая ее и совершенно не зная, что с ней делать. Снеговика не слепишь, в снежки не поиграешь. Разровнять ровным слоем и сделать ангела? Тогда дном у него будет сырой и грязный асфальт, а мотивацией загнать Мори в дом — недовольный промокшей курткой Нанами.   Немного поколебавшись, девушка бросила быстрый взгляд на мага. Тот стоял, повернув голову, и медитативно разглядывал падающий снег. Снова нервно посмотрела на кучку, потом на все еще стоящего в пол-оборота мужчину. Прикинула, какая ее участь или кара небесная ждет за то, что она планирует вытворить. Посчитала преступление недостаточным для смертной казни, поэтому, зачерпнув хорошую горсть снега, замахнулась.   Секунда и все содержимое ладони влетело в Нанами, засыпалось за шиворот, опало на волосах и начало таять на лице. Кенто медленно повернул голову и ранее цветущая шкодливая улыбка на губах Мори тут же испарилась. Сменившись на визги и крики, потому что девушка со всей доступной ей скоростью сорвалась с места, а Нанами припустил за ней.   Аямэ смеялась, захлебываясь воздухом, летела мимо нетронутых снежных покровов города, пока маг наступал. Ему хватило десяти секунд, чтобы нагнать ее и с такой же заботливой улыбкой утрамбовать горсть снега ей в капюшон. Еще немного присыпал сверху, для проформы перехватив сопротивляющуюся девушку поперек груди.   Она отфыркивалась и смеялась, когда мужчина скурпулезно сыпал ей снег на волосы, стараясь и лишней льдинки за воротник не уронить. У самого при этом по спине тек таявший снег, холодивший кожу, но одной здравой мысли было достаточно: ему от горстки ничего не будет, зато вот Мори может заболеть. Но наказать надо было.   — Все-все, я сдаюсь. Ты победил, — устав от смеха, она повисла на его руках, прижавшись щекой к теплой груди, не скрытой под расстегнутой курткой. Вытерла сырые волосы, оставила пятно на кофте и довольно, чуть ли не облизываясь как деревенский кот, посмотрела на Кенто снизу вверх. — Ты теперь точно весь сырой.   Нанами опустил взгляд вниз и приподнял бровь. Ее целью было его просто намочить или что?   — А ты вся холодная. Пошли домой, — это было не приглашение, а констатация факта. Кенто как стоял с ней, повисшей на его плечах, так и пошел ко входу в дом, перехватив поудобнее и подкинув повыше. Чтобы к сырой ткани не жалась.   По возвращении все промокшее отправили сушиться, замерзшую Аямэ — греться, а недоспавшего Нанами — отсыпаться.   — У тебя не руки, а ледышки, — вернувшись в вожделенную кровать, маг накрыл их обоих одеялом и повернулся на бок.   Набегавшаяся исподволь Мори спрятала под покрывалом нос и продолжила подниматься пальцами вверх по слишком горячему торсу Кенто. Который по температуре не был похож на человека, только что вернувшегося с промозглой улицы, да еще и попавшего под обстрел снегом.   По его коже от каждого касания взбегали мурашки, но он терпел, притворно спокойно продолжая смотреть на Аямэ, хотя хотелось сморщиться и прекратить эту пытку. К холодным рукам добавились еще и ледяные ноги.   — Ты об меня греться собралась? — перехватив ее лодыжку, поползшую вверх от бедра к кромке боксеров, спросил он.   — Ага, — кивнув со слишком хитрой ухмылкой, Мори повела руки ещё выше, под грудь. Пальцы на ногах сжала, чувствуя, что там, где ее стопу остановил маг, твердела далеко не мышца бедра.   Кенто прикрыл глаза и тяжело вздохнул. Хуже ребенка, который своим родителям в одиннадцать утра воскресенья спать не дает. Аямэ хихикнула и придвинулась ближе, почти переложив голову на его подушку. Пальцы двинулись обратно вниз, помогать ногам стимулировать батарею имени Нанами Кенто становиться еще горячее.   Маг рефлекторно напряг живот, когда холодные пальцы задержались у резинки трусов. Свободной рукой схватил запястье и дернул на себя, вплотную прижимая грудью к груди, нос к носу сталкивая.   — Нет, с такими ледяными руками можешь туда даже не лезть, — в губы выдохнул ей он, схваченную ногу перекидывая себе через бедро, а руку заводя за спину. И глаза еще закрыл, будто спать собрался.   Мори недовольно запыхтела, распластанная по груди, прижатая намертво, что даже не шелохнешься. Руки ему холодные, видите ли, не нравятся, зато кое-чему ниже пояса очень даже нравится!   Осторожно, на пробу потянулась к губам, прикусила нижнюю и потянула. Пальцы очертили спину под лопатками, плашмя прижались, чтобы всю температуру отдать, и двинулись ниже, к ложбинке копчика и заветной резинке боксеров.   Нанами дернулся, когда холодная ладошка сжала ягодицу под аккомпанемент самодовольного хихиканья. Глаза строго взглянули из-под нахмуренных бровей, пытаясь пристыдить, но Аямэ бедром чувствовала твердость того, как магу это "не нравится".   — Ты спать днем собираешься? — хрипловато уточнил, на что получил утвердительный кивок. Под зрачком у Аямэ хитрые бесы в собственном танце выплясывали, пока она в упор смотрела на Кенто, ни капли не смущаясь его прерванной попытке поспать.   Ладонь, все еще скрытая под тканью трусов и начавшая потихоньку отогреваться, снова сжала ягодицу и огладила. Мори попыталась отдалиться, вылезти из стального кольца рук и дать себе чуточку больше свободы, намного больше движения.   Нанами не позволил, руки сжал сильнее, притянул почти вплотную и начал переворачиваться сам. Губами припал к ее, языком сразу же скользнул внутрь, явно выведенный из себя выходками девушки. Мори же довольно улыбнулась, разводя ноги шире и обхватывая мага. Он кусался, языком оглаживал зубы, к небу тянулся, еще дальше, глубже, чуть ли не до самых гланд.   Отставать или сдавать позиции она отказывалась, впивалась в рот в ответ, зубы сжимала, когда вглубь пробраться пытался, языком отталкивала его собственный, чувствуя, как густеет слюна и крепнет мужское возбуждение, упирающееся ей в промежность. Аямэ двинулась на пробу, попыталась руки просунуть между телами и дотянуться до трусов. Но Кенто был неумолим в своем наказании, прижался животом еще ближе, почти придавил, запястья перехватил и потянул ввысь.   Раз его лишили сна, значит, игра будет идти по его правилам.   Он вжал руки в подушку над ее головой, одной ладони хватило, чтобы пальцами перехватить, а свободную спустить ниже. Мори горела, не в силах игнорировать упирающуюся чуть выше клитора головку, пыталась двинуться, всего на сантиметр, даже на миллиметр, лишь бы прижаться к нему так, чтобы звёзды из глаз полетели.   Но Кенто был тяжелее, недовольнее и, конечно же, непреклоннее, поэтому двинуться не позволил, почти на груди ей распластался, воздух выжимая. А кислорода и без того не хватало. Аямэ дернула головой, тяжело задышала ему в подбородок и заскулила, когда мужская рука дошла до груди и сжала. Маг приподнялся, перестав давить всем телом, но пальцев не расцепил, губами за ладонью двинулся следом.   Влажными мазками прошелся по подбородку, шее, припал к ключицам, оставляя засосы. Ему глаза жмурить хотелось от тяжести внизу живота, от желания толкнуться, двинуться вскользь, освободиться от оков столь мизерной одежды, которая разделяла их тела.   Пальцы сжались на соске в то же мгновение, когда зубы сомкнулись на коже. У Мори под сердцем рос пожар, а на теле — цвел укус, одним движением превращенный в темный засос. Нанами упивался властью, мини-наказанием за непослушание и, возможно, за холодный снег за шиворотом.   Выпуская воздух сквозь стиснутые зубы и дергая руками, девушка дрожала всем телом, пыталась взбрыкнуться и забрать хоть часть инициативы на себя. Ей тоже хотелось трогать, ласкать, касаться там, где под кожей рецепторов куча, от которых желание полетит ввысь, пробьет все масштабы и заставит хотеть сильнее, ближе и крепче. Но Нанами не выпускал, лишь наказывал за непослушание, стискивая зубы на подвернувшихся участках кожи. Одним из них стал сосок, покрасневший после экзекуции, но выбивший из Мори не то стон, не то всхлип. Ноги непроизвольно дернулись, обхватывая мага крепче, бедра двинулись на встречу, желая ощутить больше давления, температуры и желания.   — Нанами, — слезливо протянула девушка, губу успев прокусить, когда шершавые пальцы, наконец, прекратили эту пытку и достигли трусов. Руки у самой подрагивали от предвкушения, воображение рисовало под ними не чужую ладонь, а мышцы, твердые, в напряжении перекатывающиеся под кожей от каждого ее касания.   — Да? — она редко видела улыбку такого оттенка на его губах. Что-то среднее между самодовольством, упоением и вожделением. Один уголок был выше, глаза — темнее раз в тридцать от последнего взгляда в них. А голос глубже и рокочуще, словно ему рычать хотелось, раскатами грома плеваться.   Рука сдвинула трусы в сторону, огладила влажные складки, вскользь прошлась по клитору и слегка надавила. Мори ногтями царапала держащую ее ладонь, губы кусала и натягивалась струной, ожидая больше касаний, глубже проникновение.   Сначала он ввел один палец, так и не дождавшись ответа, толкнулся им глубже, стенки изнутри огладил, попытался нажать туда, от чего ее в крупную дрожь бросить должно было. Промахнулся.   — Выше, выше, — в исступлении хрипло молила девушка, извиваясь под ним, пытаясь самостоятельно насадиться, ближе с его рукой стать, в одно целое срастись.   Кенто в первый и последний раз послушался, ладонью почти приник к промежности, еще дальше палец продвигая. Аямэ уже без шуток начала вырываться, она чувствовала его внутри, стенки сжимать пыталась, чтобы внутрь себя целиком засосать; ощущала касания уже промочившей ткань трусов предъэякулятом головки, твердость ствола, его готовность. Такие вещи ей трогать хотелось до странного цвета пелены перед глазами, скрипящих зубов и острых ногтей, все полосующих и полосующих руку.   — Я не слышу, — Нанами ухмылялся, хоть девушка этого и не видела, глазами ее ел, раскрасневшуюся, разнузданную и готовую ко всему.   Добавил второй палец, словно и не хотел услышать что-то конкретное в ее неразборчивом бормотании, хотя ему явно бы понравилось. Там Мори себя в сексуальное рабство сдавала со склоненной головой и готовностью подданного короля, на десять, нет, двадцать лет, если он ее выпустит и позволит также трогать его в ответ.   Нанами развел пальцы, обратно свел вместе, толкнулся ритмичнее, хотя голова уже гудела вслед за членом и мечтала так двигать далеко не рукой, а чем пониже. Выдержка с терпением на пару трещала и дымом исходилась, но пока держалась — пару минут, может, секунд.   Аямэ двинулась бедрами ему навстречу, изогнулась, напрягла живот и почти дугой вывернулась, готовая насаживаться на него до скончания века. Трепещущая нега внизу живота за рекордные двадцать секунд превратилась в нешуточную угрозу для стен и ушей соседей, потому что губы от укусов уже болели и сдерживаться Мори больше не хотела, да и сил не имела.   Маг вынул пальцы и широко усмехнулся в ответ на ее не то что обиженный взгляд — Аямэ преданной себя чувствовала, словно ее врагу продали за три гроша и напоследок даже ручкой не помахали. До оргазма ей оставалось совсем чуть-чуть, жалкие крошки, пара толчков, ритмичных движений; от обиды и так и не раскрывшегося бутона возбуждения слезы накатывали, хныкать хотелось и умолять.   Понимая, что еще немного и Мори и вправду в государственных изменников его запишет, Кенто расцепил пальцы, дергая девушку за бедра на себя. Тепла ее тела ему хотелось не меньше.   Осознав, что ее больше не держат, девушка дернулась, почти пружиной выстрелила, волной имени себя снося мага. Зацеловывая, закусывая, насаживаясь на него сквозь ткань, мстила бурыми засосами, фиолетовыми синяками и алеющими царапинами.   Впиваясь в губы, в ответ пытаясь отыграться за всю отобранную на какие-то пару минут власть, выпить его до дна пыталась, если не сожрать. Пальцы сразу же потянулись туда, о чем вожделели, наплевали на прелюдии, обхватили ствол резко, равно двинулись.   Нанами задышал в поцелуй прерывисто, зажмурился сильнее и свою руку потянул к девичьей промежности взамен. Мори приподнялась, позволяя входить в нее на всю длину, больше пространства открывая, освобождая место. И сама пыталась не отставать.   Потянула резинку, случайно отпустила, щелкнув ей по колом стоящему члену. Маг дернулся, рыкнул, в отместку звонко шлепнул девушку по заднице, чтобы не хулиганила.   Извиняясь, Аямэ всю длину обработать пыталась, пальцами головку ласкала, вверх-вниз двигаясь и сжимая. У Кенто честно уже яйца гудели, в ушах кровь в барабаны била и уговаривала, приказывала заваливать. Биология требовала свое.   Движения девичьей руки стали ритмичнее, увереннее и размашистее; приглушенный поцелуем стон пытался взлететь под потолок, но опадал, сдавленный под напором не сдающего позиции Кенто. Он был готов трахать ее ладошку, кончать на тонкие пальцы, сам уже чувствуя, что доводит ее до содрогающихся коленок.   Ввел третий палец, очень по-джентельмннски пригласил ему сесть на раскрытую ладонь, и душу, и саму себя излить туда же. И Мори приглашение приняла, колени вместе свела, между бедер ему руку зажала, всем телом дрожа и думая, что если рай существует, то координаты его только в этой кровати и нигде больше.   Нанами прикусил ее за губу, глубже нырнул в приоткрытый в попытке стонать рот, будто и вправду до гланд ввинчиваться собрался. Ее пальцы бездумно сжали его слишком крепко, хватка усилилась, пока Аямэ под третий метр стратосферы улетала, совсем забыв о нем, мире и кружащемся а круг потолке.   Оргазм схлынул вместе с высвобожденными из тугого захвата влагалища пальцами. Кенто влажной от смазки рукой впился девушке в бок, словно кусок вырвать пытался, напоминая о себе и поле непаханом работы в собственных трусах.   Аямэ дважды напоминать, а уж тем более предлагать не надо было. С широкой ухмылкой, влажными припухшими губами и туманом в голове она с готовностью за плечи его схватилась, попытавшись сесть сверху. Маг направлял себя в нее, под пальцами чувствуя каждую каплю крови, прилившую в ствол, нашептывающую грешные желания и мысли. С такими покаяться даже идти стыдно, их только дьявол примет и, возможно, отпустит.   Наполовину стащенная резинка трусов мешалась, член слишком близко к животу прижимала, делала больно и сладостно одновременно. Кенто думал лишь о том, что Мори до адова пламени горячая внутри и явно делает из него извращенца.   Он придержал ее, не давая сесть, почти получил второе клеймо изменника и предателя, но, стянув трусы ниже, с тяжелым хриплым стоном наконец опустил на себя. Кенто редко о чем-то мечтал, однако, ощутив влажную и вожделенную Аямэ на себе, понял — если Бог и раздавал подарки, то ими были ее узость и звонкость стонов.   Здесь даже двигаться на пробу не надо было. Она раскрывалась перед ним лотосом, каждый лепесток с готовностью солдата принимал его до основания, втягивал внутрь, словно еще ближе стать пытался. Аямэ запрокинула голову назад, приглашая соседей этим утром не спать вместе с ними под аккомпанемент ее стонов. Чувство заполненности выбило все гайки, почти судорогой от кончиков пальцев до макушки прошлось, потому что сидеть на Нанами было равносильно испитию из святого источника.   Он заполнял ее полностью, касался там, до куда пальцы не дотягиваются, и двигался, двигался, двигался. Нанами было плевать на темп. У рваных толчков, громких в звоне шлепков, резких и потерявших любой ритм, такого термина со времен самой закладки вселенной не было. Он вдалбливался в нее быстро, размашисто, грубо, не думая ни о чем, кроме тяжести яиц, звона в ушах и одного желания — кончить.   Низ живота превратился в оголенный нерв, сделал каждый рецептор сорванной кожей, яркой в своей чувствительности, доходящей даже до болезненности. Там вились змеи, кусались, яд впускали и по венам отправляли вместе с посылом: быстрее, глубже, сильнее. И маг подчинялся, рыча на каждое движение, зубами впиваясь в девичье плечо и под губами сухожилия с костьми чувствуя.   Аямэ стонала громче, хотя от звона, наверное, стекла дребезжали, тело как от вибрации отбойного молотка дрожало беспрестанно, судорогой ноги сводя, пальцы подгибая. Ее к небесам и обратно вскидывало не по разу, она сжималась вокруг него, и с каждым подобным движением Нанами становился еще разъяреннее.   Оргазм маячил на границе сознания, требовал догнать и поймать, иначе только смерть с пустотой и ничего больше. От пота скользила кожа, мокли простыни и сама Мори сверху на нем истекала соками, насквозь пропитывая мужские бедра, ткань трусов, запахом своим напитывая воздух вокруг.   Нанами захрипел в рваном дыхании, глубоко толкнулся раз, два, вошел по самые яйца, наконец-то чувствуя лопнувшую струну под подкоркой и свободу внизу живота. Узел возбуждения не развязался, его разорвало на клочки к чертям, изливая внутрь мелко подрагивающей девушки, которая не то что ног не чувствовала — со всеми остальными частями тела распрощалась.   От тяжёлого дыхания ребра почти хрустели, от оглушительных стонов барабанные перепонки если не полопались, то трещинами пошли. Кенто, вжавший в себя Мори, пальцев не чувствовал, оставляя синяки и красные пятна по талии; не выпускал, продолжал держать так близко, словно атомарно слиться пытался и срастись намертво, в изваяние каменное превратиться и гранитной статуей на выставке в Лувре стоять.   — Наверное, мы перебудили всех соседей, — спустя минуту сорванного дыхания, попыток научиться дышать и говорить нормально, а не хрипло втягивать воздух и стонать, Аямэ открыла рот. Левой ноги она не чувствовала, видя, что пальцы на ней подогнуло под гнетом судороги. Хотелось верить, что спазм мышц обошел влагалище, иначе они с Кенто и вправду вместе срастутся.   — Хотел бы сказать, что мне жаль, но совру, ведь не подумаю жалеть об этом и секунды, — ухмыльнулся маг, отнимая голову от девичьего плеча и поднимая на нее глаза.   У него радужку поволокой затопило, мутным узором недавнего возбуждения ослепило и зрачок растянуло так, что он пожрал весь цвет. Аямэ слабо улыбнулась, совсем не желая отпускать этот момент нестись дальше, в исступлении хваталась за время пальцами и просила остановиться. Но нога болела и требовала жить дальше, иначе отвалится точно.   — Мне ногу свело, — виновато проговорила Мори, не в силах больше терпеть.   — Я еще тебе плечо прокусил, кажется, — пальцем огладил сине-бордовую отметину, по которой впору слепки делать и к дантисту отправлять.   Осторожно ссадил Аямэ с себя, раскладывая на сбитых простынях и массируя подогнутую ногу. Сперма поблескивала, вытекая из слегка раскрасневшегося и припухшего влагалища, пачкая белесыми каплями темную ткань.   — Знаешь, я даже боюсь заикаться про твою спину... — девушка потерла занывшее плечо, укус на котором теперь чувствовался отчетливее стихающей боли в ноге.   — Ага, чувствую, — Кенто осторожно повел плечами, под которыми кожа горела и ссаднила до самой поясницы.   — Мимо зеркала не ходим пару дней, — со вздохом проговорила Мори и растянулась на кровати. Либо старость близилась, либо ломота по всему телу означала то, что пора заниматься сексом менее страстно и избегать лишних повреждений. Второй вариант вызывал недовольную мину. Так что лучше уж старость.   — Душ или спать? — Нанами лег рядом, поцелуями собрал те краснеющие или синеющие места, до которых смог дотянуться. Щекотку запустил от легких касаний пальцами и заставил дернуться.   — Душ и спать, — кивнула девушка, переворачиваясь на бок и наблюдая за исполосованной спиной мага, который поднялся в поисках ее трусов. Там буквально живого места не осталось, похоронив здоровую кожу под глубокими или не очень царапинами, взбухшими и начавшими алеть каплями крови.   Рождественские каникулы они проведут, обмазываясь заживляющей мазью и той, которая сводит синяки.