Его Атомное Сердце

Предприятие 3826, кабинет Сеченова Апрель, 1945 год Не знал Дмитрий, выдался ли сегодня хороший день или, всё же, плохой. Не видел он ни вчера ни сегодня ни Сергея, ни Михаэля. Ничьё милое лицо перед ним не маячило, вызывая самые трепетные чувства, заставляя передёргиваться от всех самых лучших мыслимых ощущений. Иногда хотелось отдохнуть от обоих, закрыться в кабинете или лаборатории. И пусть Захаров порой правда докучал какой-нибудь ерундой, вызывало это только улыбку, в конце концов, настоящую дружбу мало чем испортишь. А с другой стороны, неимоверное он по ним скучал, будто находились они на разных континентах. Безумно хотелось придумать наиглупейший повод вызвать их к себе, просто ради того, чтобы увидеть родные лица. Дмитрий Сергеевич зашёл в свой, сейчас слишком тёмный, личный кабинет, пытался читать он какой-то из отчётов, пачкой покоившийся у него в руках. В темноте делать это было слишком уж неудобно, даже несмотря на бледный свет луны, бившийся в громадные панорамные окна, и он недовольно щурился. Дойдя до обширного стола, он уместил на него бумаги, зевнув. Можно было и домой. Взгляд его упал на окно и его дёрнуло, с губ слетел короткий встревоженный вздох. На секунду он испугался, ведь там спиной к нему неподвижно стоял человек. Но он тут же успокоился, узнав в кудрявой голове своего личного ассистента. Картинка была красивая, свет луны отражался на тёмных волосах, Михаэль прислонился плечом к стеклу, сложив руки в карманы. Сеченов улыбнулся, но в груди закралось непонятное чувство. Было довольно поздно и одинокий человек, видно было прячущийся от мира в темноте кабинета, не мог быть чем-то хорошим. Он медленно двинулся в его сторону и когда отделял их десяток метров, тиxо позвал мягким тоном, не желая напугать. - Михаэль? Ты что здесь делаешь? - Дмитрий Сергеевич? - Штокхаузен развернулся, на лице смущение, но он успокоился, не заметив осуждения. - Извините, что я у Вас здесь... в кабинете. - Михаэль, это и твой кабинет тоже. - Нет, шеф, это кабинет директора Предприятия. - А также его заместителя. - Я не... - немец хмыкнул. - Я ассистент, Дмитрий Сергеевич. - Да? А вот бумага, которую я вчера вечером подписал, говорит, что ты заместитель генерального директора. - Так ведь... я же. - Ты что же? Совсем Дмитрий заулыбался, подойдя ближе, разглядывая теперь потерявшегося помощника, не знающий, какие эмоции ему выразить. - Не думаю, что я способен шеф. - Михаэль. - произнёс он мягко, но твёрдо. - Ты как никто этого заслуживаешь, о лучшем помощнике я мечтать не могу. С тех пор, как ты здесь появился, всё идёт только в гору и ты освобождаешь меня от кучи дел, где одному бы мне было совершенно не справиться. - Спасибо, Дмитрий Сергеевич. - прошептал немец, отвернувшись обратно в окно. - Надеюсь, что я Вас не подведу. Выглядел он странно и Сеченов слегка нахмурил брови. - С тобой всё хорошо? - Да, да, не волнуйтесь. А Вы то что здесь так поздно делаете? - Михаэль, я не помню, когда в последний раз следил за временем. Просыпаюсь, не успею развернуться, как снова полночь. Штокхаузен усмехнулся, а ведь и правда. - За Вами действительно нужен глаз да глаз. Вы только не превратитесь в товарища Захарова. - Постараюсь. А ты не превратись в нас. Не очень это правильный и здоровый образ жизни. - Это Вы мне это говорите. Вы же врач, зачем Вы так не уважаете своё здоровье? Сеченов отвернулся к окну, прячась от пронизывающего до костей взгляда. Если бы только знал Михаэль, насколько директор своё здоровье действительно не уважает. - Так что ты здесь делаешь так поздно? - вновь перевёл он тему к своему объекту интереса. - Смотрите, как красиво. - прошептал вирусолог, проигнорировав вопрос начальника, теперь всматриваясь в ночное небо. - Здорово у Вас тут, шеф, в кабинете. Люблю иногда здесь просто постоять. - Ты здесь часто так остаёшься? - тихо удивился Сеченов, пытаясь рассмотреть чужое лицо. - Иногда... Учёный всё же взглянул в окно, присоединяясь к созиданию. - Красиво. - промолвил он, улыбнувшись. - Когда полетим, Дмитрий Сергеевич? Сеченов повернул голову к ассистенту, сразу же смутившись. Тёплая пара глаз смотрела на него в упор, на щеке блестел белёсый свет отражаемой луны. - Полетим? - не понял учёный. - Ну конечно, шеф. Вы же собираетесь нас туда отправить, правда? - Может... может когда-нибудь.. - пролепетал он, завороженно глядя на лицо напротив. - С собой меня возьмёте? - Ты бы правда хотел, Михаэль? - профессор перешёл на полушёпот. - С Вами хоть куда, Дмитрий Сергеевич. Хоть на марс, хоть на луну. В другую галактику. - немец мило моргнул, обнажая белые зубы. Штокхаузен улыбался так, что перехватило дыхание. И не сомневался Сеченов, что правда полетит с ним парень, стоит только позвать. Вспомнилось ему, как говорили они об этом же вместе с Сергеем. Были эти двое слишком разными, но не менее желанными, интересными. - Действительно хочется тебе? - Спрашиваете. Может, там и останусь. - Это для чего же? - Дмитрий даже испугался, будто правда мог сейчас Штокхаузен махнуть наверх и уже не вернуться. - Иногда кажется, что тут мне места нет. - Это кто же тебе такое сказал? - Сеченов слегка нахмурился, прекрасно он знал, кто мог такое сказать. - Никто, шеф, просто так чувствую. - врач пожал плечами. - Будто не в своей тарелке.. так по-русски говорится? Пытался Дима понять, что творилось у этого человека на душе. Явно что-то не очень приятное, а он и не замечал никогда. Хорош начальничек. - Михаэль. - Да? - Надеюсь, это не из-за того, что ты из другой страны. Немец не ответил, лишь пробуждая больше подозрений в голове учёного. - Здесь никому до этого нет дела, слышишь? Особенно на Предприятии ценят в первую очередь усердие и целеустремлённость. Здесь нет места глупым распрям, строилось оно, чтобы люди могли творить и делать мир и человечество лучше, и когда-нибудь мы в этом преуспеем. Михаэль не хотел отвечать. Хоть и появилась на его лице приятная смущённая улыбка, внутри всё равно всё словно рокотало. Не мог он сказать Сеченову правду о самом себе, боялся. Собственное враньё терзало его сознание. Отчаянно хотелось выдать свой секрет, рассказать о прошлом, назвать своё настоящее имя. И будь тогда, что будет. Пообещал он Нечаеву, что шефа их никогда не тронет, ведь сам ему и угрожал, только посмеет офицер Сеченова тронуть. Но никакого абсолютно права он на это не имел. Всё это время Нечаев был прав. Йозеф действительно что-то скрывал, и от солдата, на той войне побывавшего, это было не спрятать. Видно и правда Гольденцвайг здесь быть не достоин. Не достоин быть с Дмитрием Сергеевичем Сеченовым. Фашист. Надо было признаться и перестать так гнусно врать самому дорогому человеку на свете. Но боязнь потерять его была сильнее. Прогонит его Сеченов, и повезёт, если просто выкинет, ведь может и доложить повыше, и тогда пиши пропало. Но не это пугало его. Только тёплые глаза, которые посмотрели бы на него с отвращением. Он прикрыл веки, прислонив голову к прохладному стеклу. - Мой мальчик, ты меня слышишь? Осторожная ладонь коснулась лба, остужая. Мой мальчик? Не могло же это быть сказано в его адрес. Глаза резко распахнулись. Но не было никого рядом, лишь директор, с беспокойством на него смотревший. Чужая ладонь приятно ласкала горевшую огнём кожу и он не собирался отодвигаться. - Михаэль, ты весь горишь! Ты давно у меня температуришь? Кто здесь врач ещё! Сеченов, было видно, действительно забеспокоился, посылая приятные мурашки по и так трясущемуся от озноба телу. - Три дня, Дмитрий Сергеевич. - Что значит три дня?! - Вы извините, шеф. Я старался сократить наши с Вами контакты до минимума, чтобы не заразить. - Да не в этом дело! Ты почему не в кровати? - Ну, у меня бы хороший учитель. - немец по-доброму усмехнулся. - Если хочу быть на Вас похожим, или хотя бы быть Вам полезным, то следует стиснуть зубы и двигаться вперёд несмотря ни на что. - Михаэль, ты мне нужен живой и здоровый, а если собрался быть похожим на меня, то в могиле окажешься уже через год. Какая температура? - Сейчас не знаю. До парацетамола несколько часов назад была почти тридцать восемь. Не страшно, Дмитрий Сергеевич, с утра буду бодрым. - Будешь. В постели. - Не могу, у нас с Вами завтра планёрка. - К чёрту твою планёрку. Идём. Такого Сеченова он ещё не видел, ругающегося тем более, это умиляло и он улыбнулся. - Довезу тебя, поехали. - Не стоит, Дмитрий Сергеевич, я доберусь, честно. - Штокхаузен слегка опешил. - Мой мальчик, я не оставлю тебя такого одного. Пойдём. Тон Сеченова был непререкаем и ослушаться он не смел. Мой мальчик. - Знобит? - Немного. - а было и неважно, хоть и трясло, в груди разливалось самое лучшее лекарство. - Вам не стоит тратить своё личное время, уже поздно... - Ты мне предлагаешь оставить моего заместителя в таком состоянии? - Ваш заместитель в состоянии справиться с маленьким недомоганием самостоятельно. - Штокхаузен медленно направился в сторону выхода, следуя за начальником. - Видимо не в состоянии, раз третий день подряд переносит болезнь на ногах. Спорить с ним немец не стал, лишь ухмыляясь каким-то своим мыслям себе под нос. До машины они добирались в тишине и он рассматривал чужую спину, шагающую впереди него самого. К спине той хотелось прижаться, развернуть к себе лицом, поцеловать в губы, на которые он постоянно втихаря поглядывал. Отчаянно хотелось признаться в своих чувствах, объяснить, насколько учёный был ему дорог, как никто никогда не был и больше не будет. Мой мальчик. Ведь называл так Сеченов только мальчишку Нечаева, никого больше. Видимо, забылся он, устал, слова невольно сорвались с его губ, по обыкновенной привычке. Но ему невероятно хотелось, чтобы и правда адресовано ему это было сознательно. Из-за собственных мыслей и уплывавшего от болезни рассудка, не заметил Михаэль, что добрались они до транспорта, налетел он на ту самую спину. - Прошу прощения, шеф, я не хотел. - он отшатнулся, стабилизируя своё болезненное тело, нелепо ухватившись за начальника, в попытке его удержать. - Тише, Михаэль, всё нормально. Садись. Директор казался даже немного довольным, будто не в него только что впечатались крепким, хоть и неуклюжим, телом. Штокхаузен уселся на пассажирское сиденье, позволяя своему начальнику себя увезти. Он помассировал глаза пальцами, прикоснулся прохладными ладонями к шее, где отчётливо пульсировали жилки, разгоняя бурлящую кровь. Выдохнул, наслаждаясь небольшим облегчением. - Не нужно так делать, хорошо? Раздался в салоне мягкий успокаивающий голос, приятно мазнувший по слуху, заставляя трепетать. - Чего не нужно, Дмитрий Сергеевич? - Так над собой издеваться. - Это не Вы ли собирались с сотрясением сразу и на работу бежать? - немец хмыкнул, с нежностью взглянув на мужчину. - Я - дело другое. - Какое же это другое? Дмитрий не знал, какое другое. На себя ему было давно наплевать, но близким людям, особенно тем, кого он без памяти любит, страдать он беспричинно не позволит. - Мне моё здоровье уже не вернуть, а ты молодой, не губи себя раньше времени. - Вам всего-лишь сорок с хвостиком, о чём Вы? - брови его слегка нахмурились, он поднял отяжелевшую голову со спинки кресла, всматриваясь в начальника. - Шеф, с Вами что-то случилось?! Я могу как-то помочь?! Штокхаузен заволновался, сердце забилось быстрее. В голову залезли самые отвратительные мысли. Злокачественная опухоль, рак, ишемическая болезнь сердца. Могло быть что угодно, что заставляло теперь врача перебирать все энциклопедии мира у себя в голове. - Михаэль, успокойся. - Дмитрий издал весёлый выдох, поразившись такой реакции. - Ничего особенного, хроническая усталость, недосып, порой бессонница. Не хочу, чтобы эта работа превратила тебя в такое же безобразие, как и меня. Он соврал, коря себя за такую безалаберность. Упомянул он то, что ото всех пытался скрывать, сейчас чуть ли не выдав себя с потрохами. - Шеф... Вы же в обмороки часто падали, Вы уверены, что Вам не нужна медицинская помощь? - Уверен, всего лишь усталость. - Сеченов утвердительно кивнул, улыбнувшись, не упомянув, что так и продолжал падать без сознания всякий раз, как двое его любимых людей доводили его до горячки своими перебранками. - Ты расслабься, пожалуйста, и так трясёт тебя. Дома есть, чем сбивать температуру? - Думаю, что есть. - Штокхаузен, немного успокоившись, вернул голову на кресло. - С кем ты живёшь? С товарищем Петровым? Могу я ему доверить своего заместителя? На упоминание своей новой должности Михаэль смутился, прикрыв на секунду глаза. - Петров давно переехал, Дмитрий Сергеевич. Где-то через полгода, как я появился на Предприятии. - Неужели? - Сеченов поднял бровь. - Куда же он переехал? - Съехался с товарищем Филатовой. Любовь у них, Дмитрий Сергеевич. - Вот как... любовь, говоришь. - Любовь. Оба замолчали, будто дальнейшие разговоры могли спугнуть что-то тёплое, теперь плавно летающее по салону машины. - И с кем же ты теперь живёшь? - Я? Ни с кем, Дмитрий Сергеевич, если не считать довольно шумных соседей. Я долго привыкал, если позволите быть откровенным. В Германии было немного не так. Выяснять отношения так громко у нас не принято. - он слегка рассмеялся, невзирая на своё состояние. - Ты извини за это. - стало профессору стыдно, почувствовав какую-то коллективную ответственность за столь вопиющее поведение. - Ничего страшного, не Вы же кричите. - И что же ты, один совсем? - Получается, что один. Оно ведь даже лучше, Дмитрий Сергеевич. - Чем же? - Не могу объяснить. Привык я, наверное. - немец пожал плечами. - Даже нравится, никто не действует на нервы после рабочего дня. Такой меланхоличный ответ учёному не совсем понравился. Получается, был Михаэль одинок. Получается, что никого у него за всё это время здесь близкого не было. - Михаэль... - Да? - У тебя день рождения через неделю. - Вы не забыли? - засветился парень неподдельной радостью. - Ну конечно не забыл. Как планируешь отмечать? - Отмечать? Да я... как-то не задумывался. - немного смутился он такого вопроса. - Не собирался я, шеф. - Почему же? - Мне как-то... не особо есть до этого дело, честное слово. На работу, домой, и спать. Самый обычный день. Штокхаузен выглядел вполне себе обычно, даже с какой-то игривой ноткой на лице, что болью отдавалось в груди у Сеченова. Не должен был так живой человек радоваться одиночеству. Правда же привык. Даже он сам, Дмитрий, одиноким себя никогда не считал. Столько лет дружбы с Харитоном, хоть и был он занозой в заднице ещё той, но положиться он мог на него всегда. А как Предприятие отстроили, так у него появилась словно одна большая семья. Кузнецов, дамы Муравьёвы, товарищи Челомей, Лебедев, Вавилов и многие другие, с кем он мог провести при желании время, к кому ходил на дни рождения, с кем мог поговорить, с кем порой и правда бывало весело. Сергей Нечаев. Михаэль Штокхаузен. Эти двое занимали особенную позицию в его угасающем сердце. Но кто был у Михаэля? - Никого не пригласил? - Куда, шеф? - молодой врач потёр красноватые, светившиеся болезнью и сильной усталостью глаза. Дальше мучать его Дима не захотел, коротко окинув бедолагу взглядом и вновь уткнувшись в лобовое стекло. Стало Михаэля по-человечески жаль, совесть разрывала на части и без того вечно напряжённое сердце. Что же был он сам за человек то такой? Михаэль бился об стены, лишь бы своему начальнику угодить, этого он не скрывал и все об этом знали. Был он буквально незаменимым и как помощник и как любимый для него человек. А что сам Сеченов за эти пару лет для него сделал? - Спасибо, что довезли, увидимся с Вами завтра на работе? Хотел сначала спросить академик, мог ли кто-то за больным присмотреть, но уже и так было понятно, что некому. Он вылез из машины, доходя до дрожащего от температуры человека. - Увидимся, конечно, я с утра заеду. - Шеф? - изумился парень, уставившись тёмными глазами. - Идём, мой мальчик, нельзя тебе больше на ногах быть. А ведь врач ещё называешься. И ведь назвал он его так за сегодня вот уже третий раз, не подумав, по инерции, от чистой души. И каждый раз сам своих слов пугался, ведь было это, наверное, очень странно в свой адрес слышать от мужчины, никем тебе не приходившимся. С Сергеем было немного по-другому, да и возрастная разница куда больше. Но Штокхаузен ничего по этому поводу сегодня ни разу не сказал, развязывая своему начальнику язык. Надеялся Дмитрий, что не будет тот такого прозвища против, ведь только так он хоть как-то мог выразить свои настоящие чувства. - Дмитрий Сергеевич, зачем же Вы... - Хочу убедиться, что уляжешься ты в постель. - Ну куда же мне деться? - Михаэль усмехнулся. - Дом то у меня один. - Не паясничай. Я тебя только что в кабинете поймал, где, видимо, собирался ты сегодня ночевать. - Извините, шеф. - вот только извинение это было совсем не искреннее, озорное. Бывало и правда спал в кабинете. До комнаты Штокхаузена добрались быстро, не терпелось профессору своего нерадивого помощника наконец-то привести в лежачее положение и отправить в царство Морфея. Посетовал сам на себя за то, что не побеспокоился для него о более комфортном жилье. В конце концов, были эти общежития жильём временным, подходящим для новоприбывших, ожидавшие чего-то более приемлемого. Нет, было и здесь не грязно и не ущербно, своих жителей и работников директор уважал, строилось всё со вкусом и со знанием дела, но душа всё равно была не на месте. Как рассказывал сам Михаэль, богатым ни он ни его семья никогда не были. Прожил он всё детство без каких-либо особых привилегий и изысков. Во время войны проводил он всё своё время в лабораториях и небольших квартирках, примерно как эта, а после неё и вовсе жил какое-то время в Московском госпитале. Родители его чуму не пережили и проклинал Сеченов себя за это каждую свободную минуту. Когда-нибудь он ему об этом расскажет и потеряет его навсегда. И так он ему за его непомерную помощь оплачивал? Ведь не дал он ему кроме должности абсолютно ничего. Был Михаэль один. Но никогда ни о чём не рассказывал. Ведь даже Сергей, потерявший семью ещё ребёнком, приобрёл её здесь, на Предприятии. Да, навидался парень на войне всякого, и ещё метался во сне полгода после, просыпаясь от жутких воспоминаний, но всё это постепенно стёрлось, а юное лицо светилось счастьем и жизнелюбием. "Аргентум" был ему домом, и по его словам сам Сеченов был ему очень дорог, что приятной волной отдавалось от макушки до кончиков пальцев на ногах. Но вот у Михаэля не было даже того, кто мог бы подать стакан воды во время болезни. Может в этом и крылась причина, по которой чувствовал себя парень "чужим". Не уследил Сеченов, не углядел. А ведь любил его, ведь души не чаял. Так то он обращается с близким человеком. - Вы извините меня, больше не могу, прилягу. - Давно пора. Тебе вообще отсюда нельзя было выходить. Штокхаузен прошёл мимо него из ванной комнаты, сам улыбается, заставляя своего начальника хмурить брови. Странные у него были подчинённые. Один готов каждый месяц ломать себе все кости, второй заживо сгорает, но оба непременно должны быть на работе, как будто там им намазано мёдом. В своих спальных штанах и рубашке парень выглядел очень мило и профессор отвёл взгляд, будто совершал преступление. Комната была небольшой, Михаэль улёгся на кровать, а через три метра напротив была другая, где, видимо, раньше спал товарищ Петров. Сама общажная квартирка была довольно маленькой и хоть жили так многие на Предприятии, и даже по всему СССР, почувствовал себя Сеченов очень нехорошо. Было тут одиноко, даже как-то холодно, и поверить он не мог, что ютился здесь Михаэль всё это время. Возможно, он просто сам себя накручивал, ведь от большой любви любая вещь, будь то плохая или хорошая, всегда виделась больше, чем есть на самом деле. Его взгляд пробежался по наконец-то улёгшемуся телу, глаза Михаэля сразу же закрылись. - Михаэль, ты таблетку выпил? - М? Выпил, Дмитрий Сергеевич... - устало прошептал врач, не открывая глаз. - Принести чего-нибудь? - Сеченов присел рядом на корточки, вглядываясь в обессиленное лицо. - Нет, не нужно. - Тебе, наверное, надо было закрыть за мной дверь. - прошептал Сеченов, подымать его совсем не хотелось. - Всё в порядке, можете меня закрыть моим ключом. - А второй у тебя есть? - Нет, да и зачем он мне? Вы же утром приедете. - Верно. Дмитрий легонько улыбнулся, слегка наклонившись, тут же одёрнув себя. Чуть было не совершил он непоправимое, чуть было не прикоснулся к чужим губам, как будто делал это миллион раз до этого. Щёки загорелись, он отстранился, в страхе разглядывая засыпающего человека, который действий его вовсе не заметил. - Михаэль. - совсем тихо позвал он. - Ты на день рождения что хочешь? Ответа он не дождался. Собеседник его был давно в мире грёз, покорившись снедающей его болезни. Ещё полчаса провёл Сеченов с ним рядом. Принёс он и воды, уместил рядом таблетки, чтобы не вставал парень больше с постели, если проснётся. - Утром заеду, обещаю. - беззвучно пролепетал он так, что и сам себя не услышал. Ещё с минуту знаменитый учёный провёл у чужой кровати, будто превратился он в статую. Хотелось ему воспользоваться моментом, совсем как тогда с Сергеем. Другого шанса ему может больше никогда не представиться. Тёплые зрачки прошлись по тёмным кудрям, к которым он так давно мечтал прикоснуться. Его рука осторожно потянулась вперёд и пальцы его нежно зарылись в чужую шевелюру. Мягкие. Он улыбнулся. Наклонился ниже, касаясь губами горячего от высокой температуры виска. - Выздоравливай, мой мальчик. Сеченов разогнулся, смущённо выдохнув воздух, который он всё это время удерживал в лёгких. Но стоило ему развернуться, как услышал сиплый голос, а за ладонь его невесомо ухватились чьи-то пальцы. - Danke... Schatz... Он застыл, в страхе рассматривая лежащего. Михаэль действительно спал. И скорее всего, видел во сне свою, возможно девушку, которая вряд ли выжила в той катастрофе, которую он и Захаров устроили этому миру. Эти немецкие слова он прекрасно знал, и теперь они эхом повторялись у него в ушах, разгоняя кровь по телу. - Н-не за что, Михаэль... - с трепетом, дрожащим голосом просипел Сеченов. Рука Штокхаузена опустилась вниз, отпуская своего "пленника". Утерев глаза тыльной стороной ладони, Дмитрий Сергеевич вышел из квартиры, закрыв её на единственный от неё ключ.

***

Неделей позже Сергей Нечаев стоял, прислонившись поясницей к огромному столу, скрестив руки. Его ступня немного дёргалась на полу, а взгляд блуждал по широкому помещению, где сейчас было достаточно людно, что совсем не было чем-то обычным для личного кабинета Дмитрия Сергеевича Сеченова. Он разглядывал людей, собственных товарищей по отряду, знаменитых учёных, был здесь даже пацан Виктор Петров, бесстыдно обнимающий Ларису Филатову за талию. Он бы тоже за подобную держался, и даже в сто раз лучше, если б ему позволили. Петров мог со своей раздражительной гримасой катиться к чёртовой матери. И все эти люди были только ради него? Ради немца? - Серёжа. - Шеф? - старший лейтенант вынырнул из своих мыслей, сразу же выпрямившись, меняя свою не совсем культурную позу. - В порядке ты? - Так точно. - улыбнулся парень, глядя на самое любимое лицо. - Хотя бы сегодня не ругайтесь, ладно? - Не будем. - Я знаю, что вы вдвоём друг друга... не особо жалуете. - Извините, Дмитрий Сергеевич, это мой долг. Показался Нечаев ему сейчас очень серьёзным. Светлые глаза заглянули в его собственные как-то по особенному глубоко, вселяя уверенность и безопасность. - Вы для меня приоритет, и я не позволю ничему с Вами случиться. Или кому. Простите, если я бываю излишне... недоверчивым. - Всё хорошо, Сергей. Я тебя за это очень ценю, знаешь? - Спасибо. - парень опустил взгляд. - Ничего не могу поделать, я всё равно ему не доверяю. И я буду рядом, шеф, всегда. Такой Нечаев заставлял учёного чуть ли не дрожать, когда делался не по годам серьёзным. Собственно, удивительного в этом было мало, не успел он вырасти, как попал на войну, а после был его же подопытным, чуть не умер от проклятой чумы, теперь же "Аргентум", где служба малиной тоже не была. Сергей давно вырос. - Знаю, мой мальчик, спасибо. Нечаев по-доброму кивнул, подтверждая все свои благие намерения и обещания. - И спасибо, что согласился прийти. - Ну а как же. - старший лейтенант хмыкнул, а потом наклонился уж сильно близко к чужому уху, словно заговорщик. - Я же сказал, что буду Вас защищать. Даже если это чьё-то день рождения. И даже если это именинник. Товарищ Сеченов вспыхнул, но не отодвинулся, бесстыже наслаждаясь такой близостью, от которой подкашивались ноги. Он не знал, но Сергей думал о том же самом. Не подумал тогда он о своих действиях, теперь находившись непозволительно близко к директору Предприятия. Неимоверно хотелось мазнуть губами по щеке, по мочке уха и, слегка оттянув воротник рубашки, ласково поцеловать в шею и уже никому, никому не отдавать своего Дмитрия. Он пересилил себя, медленно возвращаясь в исходное положение, и в глазах его будто загорелась вспышка, а сердце выдало слишком сильный стук. Показалось ему всего на одно мгновение, что прикрыл Сеченов веки, а его тонкие манящие губы совсем слегка приоткрылись, будто ждал он, что Сергей его поцелует. Нелепые грёзы. Дверь кабинета распахнулась, вдалеке показался Штокхаузен и внимание всех присутствующих теперь обратилось к нему. Всех, кроме Сергея Нечаева, так и оставшегося разглядывать, теперь развёрнутое полубоком от него, лицо. В глазах его стояла то ли тоска, то ли вечная любовь, или и то и то одновременно. Михаэль медленно шагал вглубь кабинета, полностью погрузившись в чтение каких-то бумаг, поочерёдно клацая по планшету, занося информацию. На лице у него играла довольная безмятежность, ведь всё, о чём он думал, это Дмитрий Сергеевич, слегка обнявший его с утра, пожелав доброго утра и поздравив с днём рождения. И тогда, опешив, смутившись, он приобнял своего шефа одной рукой в ответ где-то посередине лопаток, совсем невесомо, боясь прикоснуться, а каштановые волосы уткнулись ему в нос. Ходил он с этой мыслью сегодня весь день и лучшего подарка ему было не нужно. Ему его уже подарили, когда всю прошедшую неделю навещали его дома, пока лежал он с температурой. До сих пор чувствовал он лёгкую ладонь, касавшаяся его лба. Он прошёл ещё несколько метров, да чуть было не выронил всё, что нёс в руках, когда раздался вокруг крик десятка голосов: "С днём рождения!". Он смутился, замер, глупо растерянно улыбался, принимая поздравления, хлопки по плечам, чьи-то дружеские объятия. - Спасибо, c-спасибо... очень приятно. Спасибо, товарищ... Михаэль мямлил слова благодарности, слегка осмелев, пожимая руки. - Мы все очень рады, что Вы теперь с нами, товарищ Штокхаузен, так держать! - сжал по-солдатски его предплечья товарищ Кузнецов. - Мне тоже неимоверно приятно здесь находиться, благодарю. Ещё какое-то время принимал он всеобщие поздравления, пока не увидел своего начальника, протягивающего ему рюмку, судя по содержанию, водки. - С днём рождения, Михаэль. - Сеченов мило улыбался, на щеках выступил небольшой румянец. - Дмитрий Сергеевич, это всё Вы? - немец выдохнул, приняв стопку подрагивающими пальцами. - Нет, это не я, это всё разные люди, которым ты не безразличен. - учёный обвёл рукой помещение, где собрался их самый близкий круг. Штокхаузен заглянул в рюмку, пытаясь скрыть стеснение, от шефа его не укрывшееся, и тот довольно улыбался, наблюдая за очаровательной картиной. - Как же, Дмитрий Сергеевич... мы же на работе. - Нет, мы у тебя на дне рождения, Михаэль. Пей. - А Вы? - Мне нельзя. - Это из-за Вашего здоровья? - Михаэль кинул обеспокоенный взгляд. - Буду плохо спать. - Сеченов кивнул. - Огурчика, товарищ Штокхаузен? Закусить то надо! - из ниоткуда взялся Харитон Радеонович с небольшой тарелкой малосольных огурцов. - Ты пей, пей! Это тебе не пиво твоё хлебать! Он опрокинул стопку, смешно морщась на потеху обоим учёным, весело друг с другом переглянувшиеся. - Посвящение в русские прошёл, поздравляю! Исчез Захаров так же внезапно, как и появился, похлопав именинника по спине, забрав у него пустой стакан. - Извини, пива хорошего не будет, в следующий раз достанем с Берлина. - И без пива всё прекрасно. Дмитрий Сергеевич.. - Да? - За всё это... Спасибо. Он не удержался, от чистого сердца притянув учёного к себе, аккуратно сжимая в тёплых объятиях. И профессор, на секунду замерев, ответил тем же, чуть плотнее прижимаясь. - Ты не один, Михаэль, слышишь? - просипел Сеченов в чужое плечо. - Я знаю. У меня же есть Вы. - И я правда не знал, что тебе подарить. - Ничего не надо, это был самый лучший день рождения, что у меня когда-либо был, честное слово. Я.. не помню, когда вообще в последний раз справлял. - Будут ещё, мой мальчик. Каждый год. Штокхаузен нехотя оторвался, светясь благодарностью и настоящим человеческим счастьем, заряжая им и мужчину напротив. Ничего ему не нужно, всё, что он хотел, у него уже было. И то, что случилось через час, когда вышел за дверь последний человек, он вряд ли когда-нибудь забудет. - Уверен, что не хочешь, чтобы Сергей тебя подбросил? Он не пил. - Уверен, Дмитрий Сергеевич. Виктор уже предложил меня довезти, всё нормально. - было это правдой, а даже если бы и не было, он бы вряд ли согласился испортить себе остаток праздника поездкой с Нечаевым в одной машине. - Хорошо. Будь осторожен. Такая забота правда умиляла. Что же могло случиться после нескольких стопок? Ведь не собирался он сам быть за рулём. - Ещё раз спасибо, Дмитрий Сергеевич. - промолвил он, когда они втроём оказались на улице и он дождался, пока Сергей уйдет вперёд. - Ну что ты, совершенно не за что. Ты всем здесь очень дорог. Сеченов вдруг остановился, развернулся к нему к лицом, в глазах немного хмели, что делало его ещё более ненаглядным, а желание спрятать ото всех, особенно от товарища Нечаева, всё возрастало. - И мне тоже, Михаэль. - продолжил учёный. - Ещё раз с днём рождения. Тёплые ладони устроились на его лице, не требовательно пытаясь наклонить его голову к себе, на свой уровень, и он поддался, нагнувшись, слушая биение своего бешеного сердца. Мягкие губы коснулись его щеки и показалось Михаэлю, что мир вокруг померк, оставив только маленькую светлую точку - Дмитрия Сергеевича Сеченова. - Увидимся на работе. - промолвил учёный, улыбнувшись, удаляясь к машине. Не было в этом ничего такого, абсолютно не было. Сам товарищ Сталин бывает целуется с мужчинами, по-товарищески. Советские поцелуи такого рода были ничем иным, как выказыванием братских чувств. Никто не спросит, и никто не видел. Дима отчаянно пытался передвигать не слушающиеся ноги, уставившись в пол, предаваясь своим драгоценным мыслям. За такой шаг он себя ещё поругает, но никогда не пожалеет. Но Сеченов не прав был в одном - кто-то, всё же, это увидел. Зрачки Михаэля, наконец, сфокусировались обратно и он провожал взглядом удаляющуюся спину своего начальника. И может в какой-то момент он бы всё-таки решился сорваться с места, но порция алкоголя в его крови мешала ясно мыслить. Наверное к лучшему, иначе впился бы он в чужие губы, признаваясь во всех мыслимых чувствах, одолевающих его с самого начала. Но сам он понимал, что поцелуй этот не был чем-то выдающимся или двояко говорящим. Такие он и по телевизору видел на различных конференциях и симпозиумах, и на войне, когда начали люди понимать, что ни фашистов, ни чумы больше нет. Но это не помешало ему натянуть счастливый влюблённый лик и он зашагал к машине, совершенно не заметив Сергея, который всю эту картину видел, теперь таращась на него с какой-то безысходностью и отчаянием. Потупив взор, Нечаев поспешил за начальником, который, сам того не зная, разбивал ему сердце. В машине Сергей будет молчать, исподлобья поглядывая на Дмитрия жалобными светлыми глазами, пытаясь найти на его лице хоть какое-то логическое объяснение произошедшему. Михаэль будет сидеть на заднем сидении, мечтательно глядя в окно на проносящийся мимо пейзаж, полностью игнорируя разговоры Петрова и Филатовой, плавно ведя пальцами по своей щеке, где только что оставили нежный поцелуй.